«Моллюски, конечно, недурны, если бы только не пурпурные зубы», но на том все и заканчивалось.
Пока одному древнему инноватору не пришла в голову безумная идея.
Представьте себе, что вы живете-поживаете в Древней Греции, Египте или Персии и тогдашних денег у вас хоть завались. Оливкового масла, золота, самоцветов, зерна — сколько угодно. Но при этом вы всю жизнь щеголяете в одежде бежевого цвета — в светло-бежевом, средне-бежевом, темно-бежевом. Вы смотрели фильмы на библейскую тему? Там все носят одежду земляных тонов, только разных оттенков. Ничего другого у вас в обиходе нет, да вы ни о чем другом и не думаете.
И вот в один прекрасный день к берегу причаливает финикийский корабль, и купцы начинают торговать пурпурными одеяниями. Пурпурными!
Долой надоевшие бежевые шмотки! Пурпур попадает в струю, входит в моду, приобретает безумную популярность. И то сказать, после того как всю жизнь носил дюжину оттенков бежевого, каждый встанет в очередь за новым, крутым пурпурным прикидом.
Цена безумно высока, отчасти из-за пошлин, а отчасти потому, что для получения одной унции красителя требуется около двухсот тысяч моллюсков. Очень скоро финикийцы катались как сыр в масле. (В оливковом. Катались они и в золоте, и в драгоценностях, и в зерне, но принято почему-то говорить о масле. И при чем тут сыр, не знаю.)
Родилась торговая империя. Слово «Финикия» приобрела в древнегреческом языке значение «пурпур». Вы ассоциируетесь с тем, что продаете.
Через некоторое время, однако, произошло нечто интересное. Важные люди решили, что пурпурные шмотки слишком круты, чтобы в них щеголял кто попало. Поначалу они обложили пурпур зверскими налогами, потом выпустили закон, запрещавший ношение пурпура «хой полой» (как будто они могли себе это позволить!), и наконец объявили пурпурные облачения знаком отличия коронованных особ.
По прошествии столетий этот цвет-символ так широко распространился и так глубоко укоренился, что даже в наши дни, тысячу лет спустя, в Европе пурпур ассоциируется с королевским достоинством. И все только потому, что какой-то инноватор, живший четыре тысячи лет назад, додумался, что проблему пурпурных зубов можно преобразовать во что-то крутое. Неплохо!
Но к чему я вам все это рассказываю?
Через несколько дней после памятной вечеринки «Хой Аристой», когда слухи о ребятах с голубой кровью и пурпурными головами распространились по Нью-Йорку, а заметная часть богатейших представителей высшего общества, напротив, исчезла из города, чтобы пересидеть срок действия краски в королевском уединении загородных вилл, кто-то из обеспокоенных родителей направил флакон с остатками содержимого в лабораторию для исследования.
Выяснилось, что шампунь содержит воду, какой-то сульфат и, в чудовищной концентрации, безопасный для здоровья, но чрезвычайно стойкий природный краситель, добываемый из моллюсков.
Еще один штрих относительно «антиклиента»: знание истории.
* * *
Хиллари Уинстон Дефис Смит гостей не принимала.
Мы находились в холле здания в верхней части Пятой авеню, где жили выдающиеся спортсмены-миллионеры, программисты-миллиардеры и один деятель из мира искусства, которому хватало одного лишь имени. (Впрочем, имя его, если подумать, было в своем роде королевским, и этот деятель явно любил пурпурный цвет.) Есть о чем поразмыслить.
Консьерж здания носил сшитую со вкусом пурпурную униформу, как нельзя лучше гармонировавшую с богатой пурпурной обивкой кресел, стоявших в мраморном с золотом фойе, словно демонстрируя, что перемены в жизни общества, произошедшие за последние четыре тысячи лет, были не так уж велики.
— Мисс Уинстон-Смит неважно себя чувствует, — сообщил консьерж.
— Какой ужас! — воскликнул я. — Скажите, а вы ее сегодня, случайно, не видели?
— Она не спускалась, — покачал он головой.
— Вы уверены, что не можете позвонить ей насчет нас? — спросила Джен.
— Тут перед вами уже приходили ее друзья, и она сказала, что сегодня вниз не спустится. — Консьерж прокашлялся. — То есть, если быть точным, мисс Уинстон-Смит сказала, что вообще не спустится в этом году. Думаю, вы ее знаете.
Я знал. И если Хиллари действительно пострадала от «Пунь-шама», мне стоило лишь порадоваться тому, что меня не допускают к ее августейшей особе.
— Очень жаль… — заговорил я, вежливо отступив на шаг.
И тут до моего слуха донеслись клики — Джен набирала номер. Мы с консьержем, оба парализованные изумлением, обернулись к ней. Я и не знал, что Джен перенесла из адресного списка в свою телефонную книгу номер Хиллари, а он, наверное, был поражен тем, что кто-то позволяет себе говорить с мисс Уинстон-Смит в таком тоне.
— Хиллари? Это Джен, мы встречались два дня назад, на тестировании у Мэнди. Так вот, мы с Хантером стоим в холле твоего дома, у стойки консьержа, и у нас имеются кое-какие соображения насчет того, как найти контрагент для шампуня, которым ты пользовалась сегодня утром.
Нам нужно, чтобы ты уделила нам немного времени, и тогда мы, может быть, сможем помочь тебе в решении этого… пурпурного вопроса. Но нам сейчас указывают на дверь, так что, если ты не…
Позади стойки ожил интерком, и в помещении зазвучал скрипучий, надломленный голос Хиллари.
— Реджинальд? Отправьте, пожалуйста, их наверх.
Привратник заморгал и даже не сразу ответил мисс Уинстон-Смит, однако, совладав с собой, хотя глаза его округлились от изумления, указал пальцем на лифт.
— Одиннадцатый этаж.
* * *
Хиллари находилась в саду, разбитом на огромном балконе, откуда открывался вид на Центральный парк. Она была в купальном халате, с тюрбаном из полотенца на голове и, судя по тому, как морщинилась на всех открытых местах, включая подушечки пальцев, кожа, провела целый день под душем и в ванне. Глаза ее припухли от слез. Лицо, руки, предплечья до локтей, несколько локонов, выбивавшихся из-под тюрбана, — все было окрашено в необычайный, трепещущий, королевский пурпур.
Вид у нее был потрясающий. Краска равномерно распределилась по коже и ошеломляюще контрастировала с голубыми глазами. Репутация Хиллари как крутого интервьюера одного известного музыкального кабельного ТВ-канала во многом и была создана этими ледяными глазами. Весь ее облик нес такой же несомненный отпечаток «голубой крови», как и ее социальные связи, и, хотя, на мой взгляд, в нем всегда ощущался некоторый избыток коммерциализма, пурпурный цвет придал ее особое, присущее деловому центру, правдоподобие.
— Хантер, как вышло, что ты остался нормальным? — спросила она, как только мы с Джен выступили на солнце.
Служитель, проводивший нас сквозь дебри многоэтажных апартаментов, быстро исчез.
— В каком смысле нормальным? — не въехал я.
— Не пурпурным!
Я поднял руки, несмотря на все мои старания, еще хранившие следы кратковременного соприкосновения с «Пунь-шамом».
— Погоди, а ведь точно.
Ее пурпурные брови сдвинулись, указывая на мучительную попытку припомнить вчерашние события.
— Точно, я ведь уже спрашивала у тебя про это вчера вечером.
— Правильно, — согласился я, не врубаясь, к чему она клонит.
— Хантер! Вчера вечером, когда мы встретились, эта гадость уже была у тебя на руках. Почему ты не предупредил меня?
Я отрыл было рот, да и закрыл обратно. Хороший вопрос. Вообще-то меня больше волновало, как не оказаться пленником за компанию с Мэнди, чем как не дать кучке обладателей «голубой» крови не обзавестись к ней в придачу пурпурными волосами. (Честно говоря, мысль о том, чтобы поднять тревогу вообще, меня не посещала.)
— Ну, вчера вечером все так перепуталось, и…
— Мы выполняли тайную миссию, — встряла Джен. — Пытались выяснить, кто за всем этим стоит.
— Тайная миссия? — Хиллари подняла пурпурные брови. — Что за чушь ты городишь? И кто ты вообще такая?
— Мы встречались на…
— Я знаю, где мы встречались, но откуда ты такая взялась? И почему с тех пор, как ты появилась, всюду творится какая-то дурь?
Фиолетовая ярость Хиллари прямо-таки дырявила меня. Да, с того момента, как мне повстречалась Джен, со мной стали происходить всякие странности — на это я и сам пару раз обращал внимание, но только в момент ментального прояснения до меня дошло, что, не встретившись с ней, я, конечно, не попал бы на эту презентацию и в «Оперативную рекламку».
В этом смысле, не влезь Джен на той встрече со своими словами насчет формата отсутствующей чернокожей, Мэнди не пригласила бы нас в расселенный дом, а возможно, и сама не пропала бы в то утро, а продолжала бы вести свои дела, собирая «фокус-группы» и фотографируя ребят в беретах, вместо… вместо того, что произошло.
Но на самом деле Джен нисколько не была виновата в том, что Хиллари приобрела такое обличье. Вечеринка «Хой Аристой» планировалась не один месяц, и Джен вовсе не обладала какой-то зловредной способностью заставлять такие события случаться. Просто у нее было на них особое чутье: она представляла собой что-то вроде компаса, безошибочно направлявшего меня навстречу всяческим странностям.
Примерно так.
Я решил, что с этим разберусь позже.
— Как сказала Джен, мы работаем тайно. Вчера пропала Мэнди, и мы пытаемся ее разыскать.
— Мэнди?
Хиллари подняла со стоявшего рядом с ее шезлонгом столика «Кровавую Мэри» и допила до дна. Даже выкрашенная в пурпурный цвет, Хиллари казалась какой-то зеленоватой: надо полагать, сказывался избыток выпитого накануне «Благородного дикаря».
— А она-то тут с какого боку?
— Мы не вполне уверены, — пробормотал я. — По правде, так вовсе не уверены.
Хиллари закатила глаза.
— Ну, Хантер! Вы, ребята, меня заинтриговали.
— Как я уже говорил, это дело запутанное, но мы думаем, что можем выяснить, что за люди учудили этот прикол с «Пунь-шамом». Нам просто нужна от тебя кое-какая информация.
— Но ты даже не…
Она заморгала, и на мгновение мне даже показалось, что вот-вот заплачет. Я отвел глаза, глядя мимо экзотических растений и деревьев в кадках, глядя за парк, на зазубренный силуэт небесной линии Среднего Манхэттена, небоскребы которого торчали над зеленью, словно зубы.
Хиллари ограничилась тем, что всхлипнула.
— Ты просто взял и ушел, Хантер. Ничего мне не сказал, а ведь знал же, что это краска.
— Ну, наверное, да. Но я действительно не имел ни малейшего представления о том, что там на самом деле происходит. Я хочу сказать, все эти мелькающие вспышки вконец меня заморочили…
— Хиллари, позволь спросить, — встряла Джен. — Выйдя из душа и увидев себя в зеркале, ты сразу начала обзванивать своих друзей, чтобы предупредить их?
— Я, — начала было она, но ее слова растворились в пурпурном смущении. — Ну, может быть, не сразу. Но это было этим утром. А Хантер знал о том, чем все обернется еще вчера, на вечеринке.
— И ты считаешь, что…
Она отмахнулась от Джен, как от надоедливого комара.
— Вам бы это не показалось таким смешным, окажись вы сами пурпурными.
— Не думаю… — начала Джен, но развела руками.
— И все-таки у всего этого имелись смешные аспекты.
Хиллари тяжело вздохнула.
— Да, это было смешно, Хантер. Но я думаю, вам обоим лучше уйти.
Она постучала по клавише беспроводного интеркома рядом с пустым бокалом из-под «Кровавой Мэри», и из внутренних помещений донесся звук зуммера.
— Послушай, Хиллари, — сказал я. — Мне жаль, что я не предупредил тебя насчет краски. Но мы можем найти людей, которые это устроили.
— Поздно. Чем это поможет? — буркнула она, наградив меня сердитым взглядом.
— Но если мы найдем этих ребят, — указала Джен, — то, возможно, найдем и антидот.
Вернувшийся официант маячил у двери в сад, в то время как Хиллари норовила прожечь в Джен дырку своими прищуренными глазами.
— Антидот?
Джен пожала плечами.
— Раз они возились с этим красителем, то наверняка пачкались сами и позаботились о способе смыть краску.
— Еще «Кровавую Мэри», — распорядилась Хиллари, встряхнув лед в пустом бокале и не отрывая глаз от Джен. Официант испарился.
После нескольких мгновений пурпурного раздумья она сказала:
— Чего ты хочешь?
— Узнать имена всех тех, кто платит за список подписчиков «Хой Аристой», — ответил я.
— Список? Ладно, я кое-куда позвоню.
Она подалась вперед, вынула соломинку из своего пустого бокала и грозно указала ею на меня.
— Но с этого момента, Хантер, тебе лучше держаться от меня подальше. Иначе ты рискуешь проснуться с чем-нибудь похуже, чем пурпурная голова.
Глава двадцать восьмая
Мы ждали звонка в деловом квартале поблизости, в дальнем углу нашей излюбленной кофейни, сидя на пыльной кушетке, соприкасаясь плечами. Ощущение было восхитительное.
— Что тебя беспокоит? — спросила Джен.
Я посмотрел на свои пурпурные руки.
— Хиллари права. Мне следовало бы сказать кому-нибудь про шампунь прошлым вечером, после того как я понял, что это краска. Вся вечеринка представляла собой ловушку, и мы просто позволили всем в нее угодить.
Джен успокаивающе прислонилась ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Пока одному древнему инноватору не пришла в голову безумная идея.
Представьте себе, что вы живете-поживаете в Древней Греции, Египте или Персии и тогдашних денег у вас хоть завались. Оливкового масла, золота, самоцветов, зерна — сколько угодно. Но при этом вы всю жизнь щеголяете в одежде бежевого цвета — в светло-бежевом, средне-бежевом, темно-бежевом. Вы смотрели фильмы на библейскую тему? Там все носят одежду земляных тонов, только разных оттенков. Ничего другого у вас в обиходе нет, да вы ни о чем другом и не думаете.
И вот в один прекрасный день к берегу причаливает финикийский корабль, и купцы начинают торговать пурпурными одеяниями. Пурпурными!
Долой надоевшие бежевые шмотки! Пурпур попадает в струю, входит в моду, приобретает безумную популярность. И то сказать, после того как всю жизнь носил дюжину оттенков бежевого, каждый встанет в очередь за новым, крутым пурпурным прикидом.
Цена безумно высока, отчасти из-за пошлин, а отчасти потому, что для получения одной унции красителя требуется около двухсот тысяч моллюсков. Очень скоро финикийцы катались как сыр в масле. (В оливковом. Катались они и в золоте, и в драгоценностях, и в зерне, но принято почему-то говорить о масле. И при чем тут сыр, не знаю.)
Родилась торговая империя. Слово «Финикия» приобрела в древнегреческом языке значение «пурпур». Вы ассоциируетесь с тем, что продаете.
Через некоторое время, однако, произошло нечто интересное. Важные люди решили, что пурпурные шмотки слишком круты, чтобы в них щеголял кто попало. Поначалу они обложили пурпур зверскими налогами, потом выпустили закон, запрещавший ношение пурпура «хой полой» (как будто они могли себе это позволить!), и наконец объявили пурпурные облачения знаком отличия коронованных особ.
По прошествии столетий этот цвет-символ так широко распространился и так глубоко укоренился, что даже в наши дни, тысячу лет спустя, в Европе пурпур ассоциируется с королевским достоинством. И все только потому, что какой-то инноватор, живший четыре тысячи лет назад, додумался, что проблему пурпурных зубов можно преобразовать во что-то крутое. Неплохо!
Но к чему я вам все это рассказываю?
Через несколько дней после памятной вечеринки «Хой Аристой», когда слухи о ребятах с голубой кровью и пурпурными головами распространились по Нью-Йорку, а заметная часть богатейших представителей высшего общества, напротив, исчезла из города, чтобы пересидеть срок действия краски в королевском уединении загородных вилл, кто-то из обеспокоенных родителей направил флакон с остатками содержимого в лабораторию для исследования.
Выяснилось, что шампунь содержит воду, какой-то сульфат и, в чудовищной концентрации, безопасный для здоровья, но чрезвычайно стойкий природный краситель, добываемый из моллюсков.
Еще один штрих относительно «антиклиента»: знание истории.
* * *
Хиллари Уинстон Дефис Смит гостей не принимала.
Мы находились в холле здания в верхней части Пятой авеню, где жили выдающиеся спортсмены-миллионеры, программисты-миллиардеры и один деятель из мира искусства, которому хватало одного лишь имени. (Впрочем, имя его, если подумать, было в своем роде королевским, и этот деятель явно любил пурпурный цвет.) Есть о чем поразмыслить.
Консьерж здания носил сшитую со вкусом пурпурную униформу, как нельзя лучше гармонировавшую с богатой пурпурной обивкой кресел, стоявших в мраморном с золотом фойе, словно демонстрируя, что перемены в жизни общества, произошедшие за последние четыре тысячи лет, были не так уж велики.
— Мисс Уинстон-Смит неважно себя чувствует, — сообщил консьерж.
— Какой ужас! — воскликнул я. — Скажите, а вы ее сегодня, случайно, не видели?
— Она не спускалась, — покачал он головой.
— Вы уверены, что не можете позвонить ей насчет нас? — спросила Джен.
— Тут перед вами уже приходили ее друзья, и она сказала, что сегодня вниз не спустится. — Консьерж прокашлялся. — То есть, если быть точным, мисс Уинстон-Смит сказала, что вообще не спустится в этом году. Думаю, вы ее знаете.
Я знал. И если Хиллари действительно пострадала от «Пунь-шама», мне стоило лишь порадоваться тому, что меня не допускают к ее августейшей особе.
— Очень жаль… — заговорил я, вежливо отступив на шаг.
И тут до моего слуха донеслись клики — Джен набирала номер. Мы с консьержем, оба парализованные изумлением, обернулись к ней. Я и не знал, что Джен перенесла из адресного списка в свою телефонную книгу номер Хиллари, а он, наверное, был поражен тем, что кто-то позволяет себе говорить с мисс Уинстон-Смит в таком тоне.
— Хиллари? Это Джен, мы встречались два дня назад, на тестировании у Мэнди. Так вот, мы с Хантером стоим в холле твоего дома, у стойки консьержа, и у нас имеются кое-какие соображения насчет того, как найти контрагент для шампуня, которым ты пользовалась сегодня утром.
Нам нужно, чтобы ты уделила нам немного времени, и тогда мы, может быть, сможем помочь тебе в решении этого… пурпурного вопроса. Но нам сейчас указывают на дверь, так что, если ты не…
Позади стойки ожил интерком, и в помещении зазвучал скрипучий, надломленный голос Хиллари.
— Реджинальд? Отправьте, пожалуйста, их наверх.
Привратник заморгал и даже не сразу ответил мисс Уинстон-Смит, однако, совладав с собой, хотя глаза его округлились от изумления, указал пальцем на лифт.
— Одиннадцатый этаж.
* * *
Хиллари находилась в саду, разбитом на огромном балконе, откуда открывался вид на Центральный парк. Она была в купальном халате, с тюрбаном из полотенца на голове и, судя по тому, как морщинилась на всех открытых местах, включая подушечки пальцев, кожа, провела целый день под душем и в ванне. Глаза ее припухли от слез. Лицо, руки, предплечья до локтей, несколько локонов, выбивавшихся из-под тюрбана, — все было окрашено в необычайный, трепещущий, королевский пурпур.
Вид у нее был потрясающий. Краска равномерно распределилась по коже и ошеломляюще контрастировала с голубыми глазами. Репутация Хиллари как крутого интервьюера одного известного музыкального кабельного ТВ-канала во многом и была создана этими ледяными глазами. Весь ее облик нес такой же несомненный отпечаток «голубой крови», как и ее социальные связи, и, хотя, на мой взгляд, в нем всегда ощущался некоторый избыток коммерциализма, пурпурный цвет придал ее особое, присущее деловому центру, правдоподобие.
— Хантер, как вышло, что ты остался нормальным? — спросила она, как только мы с Джен выступили на солнце.
Служитель, проводивший нас сквозь дебри многоэтажных апартаментов, быстро исчез.
— В каком смысле нормальным? — не въехал я.
— Не пурпурным!
Я поднял руки, несмотря на все мои старания, еще хранившие следы кратковременного соприкосновения с «Пунь-шамом».
— Погоди, а ведь точно.
Ее пурпурные брови сдвинулись, указывая на мучительную попытку припомнить вчерашние события.
— Точно, я ведь уже спрашивала у тебя про это вчера вечером.
— Правильно, — согласился я, не врубаясь, к чему она клонит.
— Хантер! Вчера вечером, когда мы встретились, эта гадость уже была у тебя на руках. Почему ты не предупредил меня?
Я отрыл было рот, да и закрыл обратно. Хороший вопрос. Вообще-то меня больше волновало, как не оказаться пленником за компанию с Мэнди, чем как не дать кучке обладателей «голубой» крови не обзавестись к ней в придачу пурпурными волосами. (Честно говоря, мысль о том, чтобы поднять тревогу вообще, меня не посещала.)
— Ну, вчера вечером все так перепуталось, и…
— Мы выполняли тайную миссию, — встряла Джен. — Пытались выяснить, кто за всем этим стоит.
— Тайная миссия? — Хиллари подняла пурпурные брови. — Что за чушь ты городишь? И кто ты вообще такая?
— Мы встречались на…
— Я знаю, где мы встречались, но откуда ты такая взялась? И почему с тех пор, как ты появилась, всюду творится какая-то дурь?
Фиолетовая ярость Хиллари прямо-таки дырявила меня. Да, с того момента, как мне повстречалась Джен, со мной стали происходить всякие странности — на это я и сам пару раз обращал внимание, но только в момент ментального прояснения до меня дошло, что, не встретившись с ней, я, конечно, не попал бы на эту презентацию и в «Оперативную рекламку».
В этом смысле, не влезь Джен на той встрече со своими словами насчет формата отсутствующей чернокожей, Мэнди не пригласила бы нас в расселенный дом, а возможно, и сама не пропала бы в то утро, а продолжала бы вести свои дела, собирая «фокус-группы» и фотографируя ребят в беретах, вместо… вместо того, что произошло.
Но на самом деле Джен нисколько не была виновата в том, что Хиллари приобрела такое обличье. Вечеринка «Хой Аристой» планировалась не один месяц, и Джен вовсе не обладала какой-то зловредной способностью заставлять такие события случаться. Просто у нее было на них особое чутье: она представляла собой что-то вроде компаса, безошибочно направлявшего меня навстречу всяческим странностям.
Примерно так.
Я решил, что с этим разберусь позже.
— Как сказала Джен, мы работаем тайно. Вчера пропала Мэнди, и мы пытаемся ее разыскать.
— Мэнди?
Хиллари подняла со стоявшего рядом с ее шезлонгом столика «Кровавую Мэри» и допила до дна. Даже выкрашенная в пурпурный цвет, Хиллари казалась какой-то зеленоватой: надо полагать, сказывался избыток выпитого накануне «Благородного дикаря».
— А она-то тут с какого боку?
— Мы не вполне уверены, — пробормотал я. — По правде, так вовсе не уверены.
Хиллари закатила глаза.
— Ну, Хантер! Вы, ребята, меня заинтриговали.
— Как я уже говорил, это дело запутанное, но мы думаем, что можем выяснить, что за люди учудили этот прикол с «Пунь-шамом». Нам просто нужна от тебя кое-какая информация.
— Но ты даже не…
Она заморгала, и на мгновение мне даже показалось, что вот-вот заплачет. Я отвел глаза, глядя мимо экзотических растений и деревьев в кадках, глядя за парк, на зазубренный силуэт небесной линии Среднего Манхэттена, небоскребы которого торчали над зеленью, словно зубы.
Хиллари ограничилась тем, что всхлипнула.
— Ты просто взял и ушел, Хантер. Ничего мне не сказал, а ведь знал же, что это краска.
— Ну, наверное, да. Но я действительно не имел ни малейшего представления о том, что там на самом деле происходит. Я хочу сказать, все эти мелькающие вспышки вконец меня заморочили…
— Хиллари, позволь спросить, — встряла Джен. — Выйдя из душа и увидев себя в зеркале, ты сразу начала обзванивать своих друзей, чтобы предупредить их?
— Я, — начала было она, но ее слова растворились в пурпурном смущении. — Ну, может быть, не сразу. Но это было этим утром. А Хантер знал о том, чем все обернется еще вчера, на вечеринке.
— И ты считаешь, что…
Она отмахнулась от Джен, как от надоедливого комара.
— Вам бы это не показалось таким смешным, окажись вы сами пурпурными.
— Не думаю… — начала Джен, но развела руками.
— И все-таки у всего этого имелись смешные аспекты.
Хиллари тяжело вздохнула.
— Да, это было смешно, Хантер. Но я думаю, вам обоим лучше уйти.
Она постучала по клавише беспроводного интеркома рядом с пустым бокалом из-под «Кровавой Мэри», и из внутренних помещений донесся звук зуммера.
— Послушай, Хиллари, — сказал я. — Мне жаль, что я не предупредил тебя насчет краски. Но мы можем найти людей, которые это устроили.
— Поздно. Чем это поможет? — буркнула она, наградив меня сердитым взглядом.
— Но если мы найдем этих ребят, — указала Джен, — то, возможно, найдем и антидот.
Вернувшийся официант маячил у двери в сад, в то время как Хиллари норовила прожечь в Джен дырку своими прищуренными глазами.
— Антидот?
Джен пожала плечами.
— Раз они возились с этим красителем, то наверняка пачкались сами и позаботились о способе смыть краску.
— Еще «Кровавую Мэри», — распорядилась Хиллари, встряхнув лед в пустом бокале и не отрывая глаз от Джен. Официант испарился.
После нескольких мгновений пурпурного раздумья она сказала:
— Чего ты хочешь?
— Узнать имена всех тех, кто платит за список подписчиков «Хой Аристой», — ответил я.
— Список? Ладно, я кое-куда позвоню.
Она подалась вперед, вынула соломинку из своего пустого бокала и грозно указала ею на меня.
— Но с этого момента, Хантер, тебе лучше держаться от меня подальше. Иначе ты рискуешь проснуться с чем-нибудь похуже, чем пурпурная голова.
Глава двадцать восьмая
Мы ждали звонка в деловом квартале поблизости, в дальнем углу нашей излюбленной кофейни, сидя на пыльной кушетке, соприкасаясь плечами. Ощущение было восхитительное.
— Что тебя беспокоит? — спросила Джен.
Я посмотрел на свои пурпурные руки.
— Хиллари права. Мне следовало бы сказать кому-нибудь про шампунь прошлым вечером, после того как я понял, что это краска. Вся вечеринка представляла собой ловушку, и мы просто позволили всем в нее угодить.
Джен успокаивающе прислонилась ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28