моей профессиональной восприимчивости было нанесено большое оскорбление.
Суть дела в том, что этот клип не выглядел настоящим.
Знаете, бывает вы смотрите по телику кино, а в этом кино кто-то смотрит по телику шоу, которого на самом деле по телику не показывают, с ведущим, который на самом деле на телевидении не работает, — все придумано и снято специально для этой картины. Этот элемент всегда смотрится ненастоящим, потому что любой американец представляет собой, в той или иной степени, машину для преобразования кофе в просмотр телепрограмм. В этом мы все специалисты. Через две секунды после включения мы уже понимаем, какой видим материал, прошлогодний или снятый в конце восьмидесятых, угадываем и жанр, и производителя, и канал — все это понятно по отложившимся в подкорке деталям, касающимся освещения, ракурсов камеры и качества видеопленки. От нас ничто не укроется, мигом все просекаем.
— Но ведь «Пунь-шам» настоящий, — произнес я, размышляя вслух.
И тут мне на глаза попалась дверь туалета; ноги сами понесли меня туда. Поставив пустой бокал на раковину, я порылся в подарочном пакете, нашел крохотный бесплатный флакончик с шампунем и выдавил капельку на палец.
Цвет, ярко-пурпурный, был не совсем обычным, но в остальном жидкость выглядела и пахла как натуральный шампунь. Пустив воду, я растер его в пену — и пенился он как настоящий шампунь. Осветленный незнакомец, явно сбитый с толку, растерянно смотрел на меня из зеркала. Я задумался. Может быть, после всех параноидальных событий сегодняшнего дня я головой повредился или это осветлитель Джен, просочившись под кожу и череп, вызвал разжижение мозгов? Ясно ведь, шампунь настоящий, просто реклама дурацкая.
Я вздохнул и стал мыть руки.
Мыл их, мыл… Пять минут.
Но они остались пурпурными.
* * *
Недаром его так назвали «Пунь-шам», то есть шампунь наоборот, перевертыш. Не моет, а красит. Вся вечеринка затеяна для того, чтобы окрасить богачей в багрянец и пурпур. Заставить их покраснеть.
— Ну, это уже вообще ни в какие ворота! — сообщил я незнакомцу в зеркале.
Выговорил, вроде, правильно, значит, чувства реальности не утратил. Чувство же голода в подтверждении не нуждалось: у меня от него руки тряслись, а сидевшие в желудке ром и шампанское угрожали головокружением. Нужно срочно поесть.
Я оставил подарочный пакет, на тот случай, если внутри него еще остались ловушки для дураков, забрал только журнал и цифровую камеру. Камера была покрыта «пунь-шамскими» логотипами и соответственно могла таить в себе потенциальную угрозу, но она была такая маленькая и аккуратная. В общем, чего объяснять — халявный цифровой фотик!
Мои свежеокрашенные пурпурные руки плохо сочетались с нарядом пингвина, поэтому я засунул их в карманы, стараясь выглядеть естественно, а не как человек, который красится дважды в день. Хорошо еще, что чертов «шампунь» не попал на мои осветленные с такими муками волосы.
Я достал телефон, набрал Джен и снова оставил ей сообщение, в сотый раз гадая, где она… Мне страшно хотелось рассказать ей о лысом, о поддельном шампуне и его фальшивой рекламе, а заодно спросить, не обнаружила ли она что-нибудь сама.
Больше всего мне хотелось узнать о ее соображениях насчет того, зачем «антиклиент» хочет выкрасить людей в пурпурный цвет?
Мимо проплыл поднос с крохотными двухэтажными сэндвичами с семгой. Я проследовал за ним обратно к залу африканских млекопитающих, думая, как бы цапнуть сэндвич, не привлекая внимания к красным рукам.
Лысый был там, где я его и оставил, в проходе между залами, продолжал болтать в свой микрофончик. Я расправил плечи, полагаясь на свою маскировку.
Но тут людской затор заставил официанта остановиться и толпа накинулась на сэндвичи — было очевидно, что скоро от них и духу не останется. Я, в меру пьяный, но страшно голодный, оскалился и решил рискнуть. Выбора не было, пан или пропал!
Я протянул руку и ухватил сэндвич, засунув в рот половину. Как и рисовые шарики, он был пересоленным, ноя продолжал жевать, стоя спиной к лысому.
Никто не обращал на меня никакого внимания. Тыльная сторона моих кистей была не такой красной, как ладони. Я решил взять еще один сэндвич, перед тем как оставлю лысого типа позади.
Оглядев народ, поглощающий семгу, я заметил, что все стоят с напитками. Языки у многих уже заплетались: я слышал, как одна женщина заговорила на «пунь-шамский» манер:
— Поросшие у них покуски. (Вместо «хорошие у них закуски».)
Ее собеседники покатились со смеху.
Конечно, гости потихоньку набирались. Соленая еда вынуждала всех налегать на напитки. «Благородный дикарь» наличествовал повсюду, и теперь по залам стали гулять вспышки — многие пустили в ход камеры из пакета.
Жадно кусая бутерброд, я все же приметил, что дареные камеры работают как-то по-особенному: перед каждой основной вспышкой зажигался и гаснул красный огонек, словно подмигивал сатанинский глаз. И сами вспышки отличались от обычных. Они были разноцветными, пульсировали то красным, то синим, совсем как тот рекламный экран. Очень скоро пульсировать стала и моя голова. Может быть, вся эта вечеринка задумана как гигантская ловушка?
Нет. Должно быть, это игра моего голодного воображения. Вот слопаю еще один сэндвич и буду в порядке.
Когда я потянулся за ним, в мои ноздри проник знакомый запах.
— Мама? — тихо произнес я, узнав один из разработанных ею ароматов, развернулся с сэндвичем в пурпурной руке и оказался лицом к лицу с Хиллари Уинстон Дефис Смит.
Она заморгала, переводя взгляд с пурпурной руки на мое неожиданно побледневшее лицо, и, хоть и не сразу, но с роковой неизбежностью пришла к изумленному узнаванию.
— Хантер? — пробормотала она.
— Заслужила медаль за догадливость, — ответил я.
Глава семнадцатая
— Это ты! — вскрикнула Хиллари. Несколько ее друзей обернулись в мою сторону, возможно ожидая увидеть какую-нибудь мелкую знаменитость или давно не появлявшуюся кузину из клана Уинстон Дефис Смит.
— Э, привет, Хиллари, — промямлил я, мысленно повторяя как заклинание: «Только не по имени! Только не по имени!»
— Хантер, боже мой! Тебя не узнать! Совсем другой человек!
Лысый тип находился напротив меня, нас разделяло всего несколько ярдов, а Хиллари выкрикивала мое имя.
— Ну, не так уж сильно я изменился.
«Не упоминай волосы!»
— В общем, да. Что ты сделал со своими волосами, Хантер?
Я почувствовал, как взгляд лысого малого остановился на мне, как он оценил мои рост и телосложение, сопоставил это с моим часто упоминаемым именем (в настоящее время тридцать вторым в списке популярности) и, наконец, с волосами.
— Тебе действительно стоит почаще заниматься собой, — сказала Хиллари, и выражение ее лица добавило еще одну пугающую мысль ко всем прочим и без того метавшимся в моей голове: похоже, на Хиллари Дефис снисходит откровение насчет того, что маленький скейтбордист Хантер вырос и стал прямо-таки красавчиком.
Потом она призадумалась.
— Но почему пурпурные руки? Это должно означать ретропанк или что-то еще?
Бывают времена, когда единственное, что приходит на ум, это:
— Мне нужно идти.
Я отчалил, проигнорировав ее удивление, отправив на автопилоте в рот последний сэндвич с семгой. Мне не было необходимости оглядываться, когда я вошел в зал млекопитающих Африки, стеклянные глаза мертвых животных следили за мной, зная, что я помечен.
У меня не было сомнений: лысый идет за мной следом.
Телефон зазвенел.
— Да? — ответил я, все еще на автопилоте.
— Привет, Хантер, — прозвучал низкий голос, от которого меня пробрало холодом. — Клевая волосня.
Петляя сквозь все еще дефилирующую вокруг слонов публику, я затравленно оглянулся. Он медленно, неуклонно приближался, мощно рассекая толпу.
— Мы хотим поговорить с тобой.
— Э, позвоните мне завтра.
— С глазу на глаз. Сегодня вечером.
И тут я, при всей своей растерянности, сам перешел в наступление.
— Где Мэнди?
— Она у нас, Хантер. — Он помолчал. — Подожди, не бойся, все не так страшно.
— Звучит угрожающе.
Разговор шел на ходу, и, случайно столкнувшись с какой-то женщиной, я виновато помахал ей пурпурной рукой и в ответ на ее сердитый взгляд пробормотал:
— Прошу прощения.
— За что? — произнес голос лысого.
— Это не тебе.
Я огляделся по сторонам, пытаясь снова найти его.
Но он исчез.
Мой взгляд заметался от газелей ко львам, к гориллам, пытаясь вновь поймать бугая, но его мощная фигура и лысая голова бесследно исчезли.
— Хантер, речь не о Мэнди, а об обувке.
Я завертелся, пытаясь смотреть во все стороны одновременно. Этот тип ничего не мог мне сделать посреди вечеринки, но я не хотел, чтобы он ко мне приближался. Переодетый в охранника, он мог оттащить меня в сторону, сделав вид, что «успокаивает» перебравшего гостя.
— И что? — спросил я.
— Мы хотим договориться. Но только чтобы все было тихо.
Среди кружащей массы «пингвинов» по-прежнему не обнаруживалось никаких его следов. Холодное стекло витрины уткнулось мне в спину, и я почувствовал себя пришпиленным к ней, как булавкой.
— Значит, вы хотите, «чтобы все было тихо». Звучит не менее угрожающе.
— Все не так страшно, как ты думаешь, Хантер. Мы хотели, чтобы ты пришел сюда и познакомился с тем, что мы пытаемся делать. Это больше, чем просто туфли.
— Понятно.
Сигнал поступления нового звонка привлек мое внимание к экрану.
Звонила Джен.
— Э, ты можешь подождать? У меня срочный вызов.
— Хантер, не…
Я переключился.
— Джен! Я так рад…
— Поверни налево, иди.
— Где ты?
— Иди. Он приближается.
Я пошел. Через двери, потом по коридору, увешанному фотографиями Антарктики, я оказался в зале хижин и костюмов, оружия и орудий труда.
— Похоже, я в зале Африки.
— Пройди сквозь него, потом поверни направо и вниз по лестнице.
Видит ли она меня? Не было времени спрашивать.
Я подошел к красной ленте, ограждавшей зону вечеринки, и оглянулся.
— Джен?
В комнате ее не было, если только она не замаскировалась под неподвижного шамана племени йоруба. А вот лысый тип был на виду: шел за мной размеренными шагами, с раздосадованной физиономией босса, чьими указаниями пренебрегли.
— Продолжай идти, — сказала Джен из моего телефона. — Я смотрю на карту. Беги.
Я поднырнул под ленточное ограждение, повернул направо и проскочил через затемненную комнату, полную витрин с чучелами птиц. Справа от меня появился пролет мраморной лестницы.
Зная, что лысый детина преследует меня, я, не оборачиваясь, помчался вниз по неосвещенной лестнице. Стук по мрамору твердых подметок моих туфель отзывался эхом, словно со всех сторон разочарованно щелкали языками.
Эх, много бы я отдал за хорошие кроссовки. Или одежду без ярлычков с впивавшимися в меня булавками.
У подножия лестницы я прошептал:
— Куда теперь?
— Опять направо. Мимо скелетов обезьян.
Я вошел в длинный зал, где был представлен весь цикл человеческой эволюции: от медлительных, похожих на ленивцев древесных приматов до таких же медлительных хомо телевизионс, смотрящих телевизор у себя в гостиной, — и все за тридцать секунд. Среди затемненных экспонатов я вдруг почувствовал, как я одинок (если не считать обезьян), и задумался, чего ради покинул относительно безопасную вечеринку.
— Видишь какие-нибудь метеориты? — спросила Джен.
— Метеориты? Подожди.
Следующий арочный проход привел в большое квадратное помещение, заполненное неправильной формы камнями на пьедесталах.
— Да, — прошептал я. — Но зачем мне метеориты?
— Я пытаюсь убрать тебя из поля его зрения, чтобы мы могли смыться, не потянув за собой хвост.
— Но мне ничто не угрожало! Они не стали бы ничего предпринимать, пока продолжается вечеринка.
— Вечеринки не продолжаются вечно, Хантер.
Я посмотрел назад в темноту, и мне послышались медленные, осторожные шаги по мраморной лестнице.
— Джен, а где ты вообще?
— Двумя этажами выше тебя, в галерее, над слонами. Ты ведь сейчас прячешься, верно?
Я оглянулся на обезьян, но никого не увидел. С тех пор как я спустился по лестнице, не было никаких признаков других человеческих существ.
И все же, когда человек спрятался, он чувствует себя лучше.
Ближе к центру зала находился метеорит размером с автомобиль, достаточно большой, чтобы за ним можно было укрыться. Что я и сделал, после чего осторожно выглянул из укрытия в сторону прохода от зала со скелетами обезьян.
— Порядок, теперь спрятался.
— Как думаешь, он последовал за тобой?
— Определенно, — прошептал я. — Правда, похоже, он не особо торопится меня сцапать. Может быть, ждет подкрепление.
— Отлично. Оставайся там, не высовывайся. Мне нужно еще кое-где кое-что проверить.
— Ой, подожди, Джен. Ты что, хочешь использовать меня, чтобы его отвлечь?
— Ты можешь пробежать мимо него?
— Не понял: как это — пробежать?
— Послушай, Хантер, позвони мне, если я буду тебе нужна. Если тебе надоест пялиться на метеориты, рядом экспозиция классных самоцветов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Суть дела в том, что этот клип не выглядел настоящим.
Знаете, бывает вы смотрите по телику кино, а в этом кино кто-то смотрит по телику шоу, которого на самом деле по телику не показывают, с ведущим, который на самом деле на телевидении не работает, — все придумано и снято специально для этой картины. Этот элемент всегда смотрится ненастоящим, потому что любой американец представляет собой, в той или иной степени, машину для преобразования кофе в просмотр телепрограмм. В этом мы все специалисты. Через две секунды после включения мы уже понимаем, какой видим материал, прошлогодний или снятый в конце восьмидесятых, угадываем и жанр, и производителя, и канал — все это понятно по отложившимся в подкорке деталям, касающимся освещения, ракурсов камеры и качества видеопленки. От нас ничто не укроется, мигом все просекаем.
— Но ведь «Пунь-шам» настоящий, — произнес я, размышляя вслух.
И тут мне на глаза попалась дверь туалета; ноги сами понесли меня туда. Поставив пустой бокал на раковину, я порылся в подарочном пакете, нашел крохотный бесплатный флакончик с шампунем и выдавил капельку на палец.
Цвет, ярко-пурпурный, был не совсем обычным, но в остальном жидкость выглядела и пахла как натуральный шампунь. Пустив воду, я растер его в пену — и пенился он как настоящий шампунь. Осветленный незнакомец, явно сбитый с толку, растерянно смотрел на меня из зеркала. Я задумался. Может быть, после всех параноидальных событий сегодняшнего дня я головой повредился или это осветлитель Джен, просочившись под кожу и череп, вызвал разжижение мозгов? Ясно ведь, шампунь настоящий, просто реклама дурацкая.
Я вздохнул и стал мыть руки.
Мыл их, мыл… Пять минут.
Но они остались пурпурными.
* * *
Недаром его так назвали «Пунь-шам», то есть шампунь наоборот, перевертыш. Не моет, а красит. Вся вечеринка затеяна для того, чтобы окрасить богачей в багрянец и пурпур. Заставить их покраснеть.
— Ну, это уже вообще ни в какие ворота! — сообщил я незнакомцу в зеркале.
Выговорил, вроде, правильно, значит, чувства реальности не утратил. Чувство же голода в подтверждении не нуждалось: у меня от него руки тряслись, а сидевшие в желудке ром и шампанское угрожали головокружением. Нужно срочно поесть.
Я оставил подарочный пакет, на тот случай, если внутри него еще остались ловушки для дураков, забрал только журнал и цифровую камеру. Камера была покрыта «пунь-шамскими» логотипами и соответственно могла таить в себе потенциальную угрозу, но она была такая маленькая и аккуратная. В общем, чего объяснять — халявный цифровой фотик!
Мои свежеокрашенные пурпурные руки плохо сочетались с нарядом пингвина, поэтому я засунул их в карманы, стараясь выглядеть естественно, а не как человек, который красится дважды в день. Хорошо еще, что чертов «шампунь» не попал на мои осветленные с такими муками волосы.
Я достал телефон, набрал Джен и снова оставил ей сообщение, в сотый раз гадая, где она… Мне страшно хотелось рассказать ей о лысом, о поддельном шампуне и его фальшивой рекламе, а заодно спросить, не обнаружила ли она что-нибудь сама.
Больше всего мне хотелось узнать о ее соображениях насчет того, зачем «антиклиент» хочет выкрасить людей в пурпурный цвет?
Мимо проплыл поднос с крохотными двухэтажными сэндвичами с семгой. Я проследовал за ним обратно к залу африканских млекопитающих, думая, как бы цапнуть сэндвич, не привлекая внимания к красным рукам.
Лысый был там, где я его и оставил, в проходе между залами, продолжал болтать в свой микрофончик. Я расправил плечи, полагаясь на свою маскировку.
Но тут людской затор заставил официанта остановиться и толпа накинулась на сэндвичи — было очевидно, что скоро от них и духу не останется. Я, в меру пьяный, но страшно голодный, оскалился и решил рискнуть. Выбора не было, пан или пропал!
Я протянул руку и ухватил сэндвич, засунув в рот половину. Как и рисовые шарики, он был пересоленным, ноя продолжал жевать, стоя спиной к лысому.
Никто не обращал на меня никакого внимания. Тыльная сторона моих кистей была не такой красной, как ладони. Я решил взять еще один сэндвич, перед тем как оставлю лысого типа позади.
Оглядев народ, поглощающий семгу, я заметил, что все стоят с напитками. Языки у многих уже заплетались: я слышал, как одна женщина заговорила на «пунь-шамский» манер:
— Поросшие у них покуски. (Вместо «хорошие у них закуски».)
Ее собеседники покатились со смеху.
Конечно, гости потихоньку набирались. Соленая еда вынуждала всех налегать на напитки. «Благородный дикарь» наличествовал повсюду, и теперь по залам стали гулять вспышки — многие пустили в ход камеры из пакета.
Жадно кусая бутерброд, я все же приметил, что дареные камеры работают как-то по-особенному: перед каждой основной вспышкой зажигался и гаснул красный огонек, словно подмигивал сатанинский глаз. И сами вспышки отличались от обычных. Они были разноцветными, пульсировали то красным, то синим, совсем как тот рекламный экран. Очень скоро пульсировать стала и моя голова. Может быть, вся эта вечеринка задумана как гигантская ловушка?
Нет. Должно быть, это игра моего голодного воображения. Вот слопаю еще один сэндвич и буду в порядке.
Когда я потянулся за ним, в мои ноздри проник знакомый запах.
— Мама? — тихо произнес я, узнав один из разработанных ею ароматов, развернулся с сэндвичем в пурпурной руке и оказался лицом к лицу с Хиллари Уинстон Дефис Смит.
Она заморгала, переводя взгляд с пурпурной руки на мое неожиданно побледневшее лицо, и, хоть и не сразу, но с роковой неизбежностью пришла к изумленному узнаванию.
— Хантер? — пробормотала она.
— Заслужила медаль за догадливость, — ответил я.
Глава семнадцатая
— Это ты! — вскрикнула Хиллари. Несколько ее друзей обернулись в мою сторону, возможно ожидая увидеть какую-нибудь мелкую знаменитость или давно не появлявшуюся кузину из клана Уинстон Дефис Смит.
— Э, привет, Хиллари, — промямлил я, мысленно повторяя как заклинание: «Только не по имени! Только не по имени!»
— Хантер, боже мой! Тебя не узнать! Совсем другой человек!
Лысый тип находился напротив меня, нас разделяло всего несколько ярдов, а Хиллари выкрикивала мое имя.
— Ну, не так уж сильно я изменился.
«Не упоминай волосы!»
— В общем, да. Что ты сделал со своими волосами, Хантер?
Я почувствовал, как взгляд лысого малого остановился на мне, как он оценил мои рост и телосложение, сопоставил это с моим часто упоминаемым именем (в настоящее время тридцать вторым в списке популярности) и, наконец, с волосами.
— Тебе действительно стоит почаще заниматься собой, — сказала Хиллари, и выражение ее лица добавило еще одну пугающую мысль ко всем прочим и без того метавшимся в моей голове: похоже, на Хиллари Дефис снисходит откровение насчет того, что маленький скейтбордист Хантер вырос и стал прямо-таки красавчиком.
Потом она призадумалась.
— Но почему пурпурные руки? Это должно означать ретропанк или что-то еще?
Бывают времена, когда единственное, что приходит на ум, это:
— Мне нужно идти.
Я отчалил, проигнорировав ее удивление, отправив на автопилоте в рот последний сэндвич с семгой. Мне не было необходимости оглядываться, когда я вошел в зал млекопитающих Африки, стеклянные глаза мертвых животных следили за мной, зная, что я помечен.
У меня не было сомнений: лысый идет за мной следом.
Телефон зазвенел.
— Да? — ответил я, все еще на автопилоте.
— Привет, Хантер, — прозвучал низкий голос, от которого меня пробрало холодом. — Клевая волосня.
Петляя сквозь все еще дефилирующую вокруг слонов публику, я затравленно оглянулся. Он медленно, неуклонно приближался, мощно рассекая толпу.
— Мы хотим поговорить с тобой.
— Э, позвоните мне завтра.
— С глазу на глаз. Сегодня вечером.
И тут я, при всей своей растерянности, сам перешел в наступление.
— Где Мэнди?
— Она у нас, Хантер. — Он помолчал. — Подожди, не бойся, все не так страшно.
— Звучит угрожающе.
Разговор шел на ходу, и, случайно столкнувшись с какой-то женщиной, я виновато помахал ей пурпурной рукой и в ответ на ее сердитый взгляд пробормотал:
— Прошу прощения.
— За что? — произнес голос лысого.
— Это не тебе.
Я огляделся по сторонам, пытаясь снова найти его.
Но он исчез.
Мой взгляд заметался от газелей ко львам, к гориллам, пытаясь вновь поймать бугая, но его мощная фигура и лысая голова бесследно исчезли.
— Хантер, речь не о Мэнди, а об обувке.
Я завертелся, пытаясь смотреть во все стороны одновременно. Этот тип ничего не мог мне сделать посреди вечеринки, но я не хотел, чтобы он ко мне приближался. Переодетый в охранника, он мог оттащить меня в сторону, сделав вид, что «успокаивает» перебравшего гостя.
— И что? — спросил я.
— Мы хотим договориться. Но только чтобы все было тихо.
Среди кружащей массы «пингвинов» по-прежнему не обнаруживалось никаких его следов. Холодное стекло витрины уткнулось мне в спину, и я почувствовал себя пришпиленным к ней, как булавкой.
— Значит, вы хотите, «чтобы все было тихо». Звучит не менее угрожающе.
— Все не так страшно, как ты думаешь, Хантер. Мы хотели, чтобы ты пришел сюда и познакомился с тем, что мы пытаемся делать. Это больше, чем просто туфли.
— Понятно.
Сигнал поступления нового звонка привлек мое внимание к экрану.
Звонила Джен.
— Э, ты можешь подождать? У меня срочный вызов.
— Хантер, не…
Я переключился.
— Джен! Я так рад…
— Поверни налево, иди.
— Где ты?
— Иди. Он приближается.
Я пошел. Через двери, потом по коридору, увешанному фотографиями Антарктики, я оказался в зале хижин и костюмов, оружия и орудий труда.
— Похоже, я в зале Африки.
— Пройди сквозь него, потом поверни направо и вниз по лестнице.
Видит ли она меня? Не было времени спрашивать.
Я подошел к красной ленте, ограждавшей зону вечеринки, и оглянулся.
— Джен?
В комнате ее не было, если только она не замаскировалась под неподвижного шамана племени йоруба. А вот лысый тип был на виду: шел за мной размеренными шагами, с раздосадованной физиономией босса, чьими указаниями пренебрегли.
— Продолжай идти, — сказала Джен из моего телефона. — Я смотрю на карту. Беги.
Я поднырнул под ленточное ограждение, повернул направо и проскочил через затемненную комнату, полную витрин с чучелами птиц. Справа от меня появился пролет мраморной лестницы.
Зная, что лысый детина преследует меня, я, не оборачиваясь, помчался вниз по неосвещенной лестнице. Стук по мрамору твердых подметок моих туфель отзывался эхом, словно со всех сторон разочарованно щелкали языками.
Эх, много бы я отдал за хорошие кроссовки. Или одежду без ярлычков с впивавшимися в меня булавками.
У подножия лестницы я прошептал:
— Куда теперь?
— Опять направо. Мимо скелетов обезьян.
Я вошел в длинный зал, где был представлен весь цикл человеческой эволюции: от медлительных, похожих на ленивцев древесных приматов до таких же медлительных хомо телевизионс, смотрящих телевизор у себя в гостиной, — и все за тридцать секунд. Среди затемненных экспонатов я вдруг почувствовал, как я одинок (если не считать обезьян), и задумался, чего ради покинул относительно безопасную вечеринку.
— Видишь какие-нибудь метеориты? — спросила Джен.
— Метеориты? Подожди.
Следующий арочный проход привел в большое квадратное помещение, заполненное неправильной формы камнями на пьедесталах.
— Да, — прошептал я. — Но зачем мне метеориты?
— Я пытаюсь убрать тебя из поля его зрения, чтобы мы могли смыться, не потянув за собой хвост.
— Но мне ничто не угрожало! Они не стали бы ничего предпринимать, пока продолжается вечеринка.
— Вечеринки не продолжаются вечно, Хантер.
Я посмотрел назад в темноту, и мне послышались медленные, осторожные шаги по мраморной лестнице.
— Джен, а где ты вообще?
— Двумя этажами выше тебя, в галерее, над слонами. Ты ведь сейчас прячешься, верно?
Я оглянулся на обезьян, но никого не увидел. С тех пор как я спустился по лестнице, не было никаких признаков других человеческих существ.
И все же, когда человек спрятался, он чувствует себя лучше.
Ближе к центру зала находился метеорит размером с автомобиль, достаточно большой, чтобы за ним можно было укрыться. Что я и сделал, после чего осторожно выглянул из укрытия в сторону прохода от зала со скелетами обезьян.
— Порядок, теперь спрятался.
— Как думаешь, он последовал за тобой?
— Определенно, — прошептал я. — Правда, похоже, он не особо торопится меня сцапать. Может быть, ждет подкрепление.
— Отлично. Оставайся там, не высовывайся. Мне нужно еще кое-где кое-что проверить.
— Ой, подожди, Джен. Ты что, хочешь использовать меня, чтобы его отвлечь?
— Ты можешь пробежать мимо него?
— Не понял: как это — пробежать?
— Послушай, Хантер, позвони мне, если я буду тебе нужна. Если тебе надоест пялиться на метеориты, рядом экспозиция классных самоцветов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28