- Чепуху? Ну что ж, позвольте откланяться. Пойду к Пинкеру. Я быстро шагнул в сторону двери, и, как я и ожидал, она взмолилась: - Нет, нет, Берти, не ходите! Это невозможно! Я повернулся к ней. - Ну как, признаётесь, что Пинкер ничего не знает о ваших... - мне вспомнилось яркое выражение, которое употребила тетя Далия, характеризуя поступки сэра Уоткина Бассета, - о ваших непристойных махинациях под покровом тайны? - Не понимаю, почему вы называете мои поступки непристойными махинациями. - Я называю их непристойными махинациями под покровом тайны, потому что таковыми их считаю. И точно так же назовет их Пинкер, когда я все ему выложу, ведь он напичкан высокими принципами. - И я снова устремился к двери. - Прощайте, я откланиваюсь. - Берти, подождите! - В чем дело? - Берти, дорогой... Я остановил ее, строго взмахнув мундштуком. - Это еще что за "Берти, дорогой"? Надо же до такого дойти! Ко мне вы с вашим "Берти, дорогой" не подкатитесь. - Но, Берти, дорогой, позвольте объяснить. Конечно, я не посмела рассказать Гарольду о блокноте. С ним бы родимчик приключился. Он бы сказал, что это гнусное интриганство, неужели я сама этого не понимаю. Но у меня не было выхода. Как еще я могла заставить вас помочь нам? - Я и не собирался вам помогать. - Но ведь теперь поможете, правда? - Нет, не помогу. - Я надеялась, вы не откажетесь. - Можете надеяться сколько угодно, но я решительно отказываюсь. Уже в начале нашего диалога я заметил, что глаза Стиффи наполняются слезами, а губы слегка вздрагивают, и вот по щеке поползла слеза. За ней хлынул поток, словно плотину прорвало. Выразив сожаление, что она не умерла, и уверенность, что у меня будет бледный вид, когда я буду стоять у ее гроба и упрекать себя за бесчеловечность, которая убила ее, она с разбегу кинулась на кровать и бурно зарыдала. Это были те же самые неудержимые рыдания, которые она продемонстрировала нам в сцене, описанной выше, но я опять почувствовал, что мое мужество слегка поколебалось. Я стоял в нерешительности и нервно теребил галстук. Я уже рассказывал вам, как действует на Вустеров женское горе. - А-а-а-а-а-а, - неслось с кровати. - Послушайте, Стиффи.... - сказал я. - О-о-о-о-о-о-о... - Стиффи, я взываю к вашему здравому смыслу. Подумайте головой. Неужели вы могли всерьез решить, что я стану красть эту корову? - Для нас это вопрос жизни и смерти... О-о-о-о-о... - Очень может быть. Но выслушайте меня. Вы не пожелали представить себе, к каким нежелательным последствиям это приведет. Ваш дядюшка, будь он трижды неладен, следит за каждым моим шагом, так и ждет от меня какой-нибудь каверзы. Даже если бы не ждал, уже одно то, что я заодно с Пинкером, лишает меня возможности что-то предпринять. Я поделился с вами своим мнением о том, что представляет собой Пинкер в роли соучастника преступления. Уж не знаю как, но он непременно все провалит, найдет способ. Зачем далеко ходить, вы просто вспомните, что случилось пять минут назад. Ведь он даже по лестнице не мог спуститься, сорвался и упал. - А-а-а-а-а... - Попробуйте подвергнуть ваш план холодному анализу. Вы говорите, главное в том, чтобы Пинкер появился весь в крови и объяснил, что разбил мародеру нос. Предположим, так все и произошло. Что дальше? "Ха!" - восклицает ваш дядюшка, который соображает не хуже других. "Разбили ему нос, говорите? Все как один ищите человека с распухшим носом". И первое, что он видит, мой красный распухший нос. Не уверяйте меня, что он не сделает логических выводов. Я умолк. Мне казалось, я был чрезвычайно красноречив и она, конечно, все поняла. Сейчас она вздохнет, покоряясь судьбе, скажет: "Ну что ж, наверное, вы правы. Теперь я это ясно вижу". Но ничуть не бывало, Стиффи заголосила еще громче, и я обратился к Дживсу, который до сих пор не произнес ни слова: - Дживс, вы следите за развитием моей мысли? - С большим вниманием, сэр. - Вы согласны, что план, который они придумали, неминуемо привел бы к катастрофе? - Да, сэр. Он, несомненно, сопряжен с рядом серьезнейших трудностей. Вы позволите мне предложить другой? Я ушам не поверил. - Вы что же, хотите сказать, что нашли выход? - Мне кажется, да, сэр. Едва он произнес эти слова, рыдания Стиффи прекратились. Наверное, другого средства не сыскалось бы во всем мире. Она села, ее лицо горело страстным нетерпением. - Дживс, неужели? - Да, мисс. - Дживс, вы чудо, вы прелесть, вы душка! - Благодарю вас, мисс. - Выкладывайте, Дживс, - попросил я, садясь в кресло и закуривая новую сигарету. - Конечно, хочется надеяться, что вы действительно нашли выход, хотя лично я никаких возможностей не вижу. - Может статься, мы найдем их, сэр, если сыграем на особенностях психологии. - Ах вот как, на особенностях психологии? - Да, сэр. - Вы имеете в виду психологию индивидуума? - Именно так, сэр. - Понятно. Дживс - тончайший знаток психологии индивидуума, - объяснил я Стиффи, которая, естественно, ничего не знала о Дживсе, для нее он был всего лишь безмолвная тень, которая незаметным движением подавала ей картофель, когда она у меня обедала. - Он видит людей насквозь. И о каком индивидууме вы подумали, Дживс? - О сэре Уоткине Бассете, сэр. Я в сомнении нахмурился. - Вы предлагаете попытаться смягчить старого человеконенавистника? По-моему, это дело безнадежное, разве что кастет применить. - Вы правы, сэр. Смягчить сэра Уоткина нелегко, вы правильно заметили, что он чрезвычайно упрям и его характер не поддается формированию. Мне пришло в голову другое: попробовать сыграть на его отношении к вам. Сэр Уоткин терпеть вас не может, сэр. - Я тоже его терпеть не могу. - Верно, сэр. Тут важно, что он испытывает по отношению к вам сильнейшую неприязнь, и, если вы объявите ему, что вы и мисс Бинг помолвлены и желаете как можно скорее соединиться в супружеском союзе, для него это будет тяжелый удар. - Как! Вы хотите, чтобы я сказал ему, что мы со Стиффи любим друг друга? - Совершенно верно, сэр. Я затряс головой. - Не вижу в этом никакого смысла, Дживс. Конечно, неплохо посмеяться, глядя, как осатанеет старый прохвост, но в плане практическом такой шаг ничего не дает. Стиффи тоже была явно разочарована. Она ожидала едва ли не чуда. - По-моему, Дживс, полная чепуха, - сказала она. - Ну, и что будет потом? - Если позволите, мисс, я объясню. Реакция сэра Уоткина, как правильно предположил мистер Вустер, будет иметь определенный и ярко выраженный характер. - Да он на потолке повиснет. - Совершенно верно, мисс. Очень выразительный образ. А если в это время появитесь вы и убедите дядю, что мистер Вустер ввел его в заблуждение и на самом деле вы помолвлены с мистером Пинкером, я думаю, с его души свалится камень и он благосклонно примет ваш союз с этим джентльменом. Лично я в жизни не слышал подобного бреда и всем своим видом это показал. Зато Стиффи пришла в восторг и закружилась в вальсе. - Дживс, это потрясающе, потрясающе! - Мне кажется, мисс, успех обеспечен. - Конечно, обеспечен. Гениальный план! Вы только представьте, Берти, дорогой, как он разъярится, когда вы скажете ему, что я согласилась выйти за вас замуж. А потом я признаюсь: "Нет, дядя Уоткин, вы, пожалуйста, не волнуйтесь, на самом деле я хочу выйти замуж за чистильщика сапог", да он заключит меня в объятия и пообещает прийти на свадьбу и плясать до упаду. А когда узнает, что мой избранник - дивный, изумительный, необыкновенный человек по имени Гарольд Пинкер, он будет на седьмом небе от счастья. Дживс, вы лапочка, вы ласточка, вы симпампушка. - Благодарю вас, мисс. Я доволен, что доставил радость. Я встал с кресла. Все, с меня хватит. Я спокойно терплю, когда в моем присутствии несут чушь, но нельзя же доходить до полного идиотизма. И я ледяным тоном объявил Стиффи, которая продолжала в упоении кружиться: - Стиффи, я возьму блокнот с собой сейчас. Она на минуту остановилась. - Ах, блокнот. Он вам нужен? - Да. И немедленно. - Я отдам вам его после того, как вы поговорите с дядей Уоткином. - Вот как? - Да. Не подумайте, что я вам не доверяю, Берти, дорогой, но мне будет гораздо приятнее, если вы будете знать, что он все еще у меня. Я уверена, вам приятно доставить мне радость. Так что в путь, сразите дядю наповал, а потом поговорим. - В путь я, конечно, отправлюсь, - холодно сказал я,- но сражать его наповал - благодарю покорно. Представляю себе картину - я сразил старого хрыча наповал! Она захлопала глазами. - Берти, вы так говорите, будто отказываетесь принять участие в этом плане. - Слава Богу, догадались. - Неужели вы предадите меня? Нет, не верю! - Еще как предам. И получу от этого большое удовольствие. - Вам не нравится план? - Не нравится. Дживс давеча сказал: он доволен, что доставил радость. Так вот, мне он никакой радости не доставил. Я считаю, мысль, которую он высказал, не сделала бы чести и пожизненному обитателю сумасшедшего дома, удивляюсь даже, как он до такого опустился. Будьте любезны, блокнот, Стиффи, и поживее. Она молчала. - Я не исключала, что вы можете так поступить, - наконец проговорила она. - А теперь знаете это точно, - отозвался я. - Блокнот, Стиффи, будьте любезны. - Никакого блокнота я вам не дам. - Прекрасно. Сейчас же иду к Пинкеру и все ему расскажу. - Великолепно. Ступайте. Но не успеете вы отойти от дома, как я уже буду в библиотеке и все расскажу дяде Уоткину. Она вздернула подбородок, явно считая, что ловко перехитрила противника, и, вдумавшись в сказанное ею, я был вынужден признать, что она и в самом деле ловко меня перехитрила. Я совершенно выпустил из виду возможность такого поворота событий. Что я мог ответить? Лишь растерянно кашлянул, на большее меня не хватило. Не скроешь жалкой истины: Бертрама Вустера загнали в угол. - Вот так-то. Что теперь скажете? Легко ли мужчине, который считает себя хозяином положения, почувствовать, что он утратил эту роль, и опуститься до позорной необходимости упрашивать? Но другого пути не было. Мой голос, который до этого звучал властно и решительно, стал выше тембром и слегка задрожал. - Какого черта, Стиффи! Неужели вы так поступите? - Непременно, если вы не умаслите дядю Уоткина. - Но как я могу его умаслить, как? Стиффи, не подвергайте меня этим страшным пыткам. - Придется. И что тут такого страшного? Не съест же он вас. С этим я согласился. - Да, разве что не съест. - Не страшнее, чем визит к дантисту. - Гораздо страшнее, чем десять визитов к десяти дантистам. - Зато какое вы почувствуете облегчение, когда все кончится. Слабое утешение. Я внимательно вгляделся в ее лицо, надеясь найти хоть слабый признак того, что она смягчилась. Увы, ни тени. Эта особа и всегда была жестка, как ресторанный бифштекс, такой и осталась. Киплинг был прав. Женщина всего лишь женщина. Никуда от этого не денешься. Я сделал последнюю попытку. - Стиффи, не будьте так жесткосердны. - Буду. - И это несмотря на то, что я устроил в вашу честь великолепный обед у себя дома, - простите, что напоминаю о нем, - не жалел расходов? - Подумаешь. Я пожал плечами. Наверно, я в тот миг был похож на римского гладиатора это были когда-то такие ребята, они в числе прочего набрасывали друг на друга связанные простыни, - который услышал, как глашатай выкрикнул на арене его номер. - Ну что ж, ладно, - сказал я. Она улыбнулась мне материнской улыбкой. - Какое мужество. Узнаю моего маленького храбреца. Не будь я столь озабочен, я, естественно, возмутился бы, как она посмела назвать меня своим маленьким храбрецом, но в тот ужасный миг махнул рукой на наглую выходку. - Где этот монстр, ваш дядюшка? - Должно быть, в библиотеке. - Отлично. Иду к нему. Не знаю, читали ли вам в детстве рассказ о писателе, чья собака слопала бесценную рукопись книги, которую он писал. И писатель, вместо того чтобы впасть в бешенство, если вы помните, печально посмотрел на пса и сказал: "Ах, Алмаз, Алмаз, если бы ты только знал, что сейчас сделал". Я слышал рассказ в своей детской, и он навсегда остался у меня в памяти. А сейчас всплыл, потому что, выходя из комнаты, я посмотрел на Дживса в точности как тот писатель на своего пса. Я ничего ему не сказал, но, уверен, он знает, что я подумал. Было очень неприятно, что Стиффи напутствует меня, издавая воинственные кличи. В сложившихся обстоятельствах это было гривуазно и свидетельствовало о сомнительном вкусе.
ГЛАВА 9
Те, кто хорошо знает Бертрама Вустера, говорят, имея на то все основания, что моя душа наделена большим запасом жизненных сил, и потому даже в самых неблагоприятных обстоятельствах я обычно поднимаюсь в высшие пределы, как бы ни были тяжелы удары судьбы. Меня не упрекнешь, что я склоняю голову и предаюсь унынию. Однако когда я двигался к библиотеке, где должен был выполнить навязанную мне отвратительную миссию, по моему виду можно было догадаться, что жизнь обошлась со мной довольно круто, у меня нет ни малейшего желания это скрывать. Я еле передвигал ноги, казалось, они налиты свинцом, - так вроде бы принято говорить. Стиффи сравнила предстоящую мне операцию с визитом к дантисту, но, приближаясь к упомянутой двери, я чувствовал себя как в школьные времена, когда шел к директору получать взбучку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32