Ракетница была совсем как наган, только дуло большое — три пальца можно засунуть — да мушки нет.
Юрка взвел курок, прицелился в ржавый фонарь, висевший на гвозде, и плавно нажал на собачку. Тку! — прозвучал сухой щелчок.
Он любовно замотал ракетницу портянкой, вздохнул и… засунул обратно в граммофон.
Считая голыми пятками ступеньки, спустился вниз. На всякий случай заскочил в кладовку. Выглянул из окошка и увидел на лужайке все тех же ребят. Они окружили Жорку, восседавшего на опрокинутой кадке, и, слушая его, хмуро косились на дом бабки Василисы.
— Шиш с маком вам, а не ракетницу! — прошептал Юрка, спрыгивая с ларя.
Переступая порог двери, он слышал, как бабка, вытряхивая из чугуна остатки картошки на стол, говорила: «А грязищи-то на нем было — воз! Кое-как снизу приодела, а вот рубахи мужской в доме не нашлось. Так и ходит в моей кофте. И смех и грех».
Бабка увидела Юрку и сказала ворчливо:
— Где шляешься? Садись за стол.
Позавтракав, бойцы стали собираться в путь-дорогу.
Бабка, сложив сморщенные руки на переднике, смотрела на них.
— Туда?
Усатый боец кивнул:
— Туда…
— И поезда туда, и машины валом валят… Скоро конец-то?
Бойцы молча разобрали автоматы. Командир развязал вещевой мешок, вытащил оттуда все банки консервов, полбуханки черствого солдатского хлеба, несколько кусков сахара.
— Возьми, мать!
Он глянул на бойцов: те согласно кивнули.
— Пригодится вам с мальчишкой.
— А сами-то как? — Глаза бабки Василисы увлажнились. — Вам никак нельзя не евши.
— А это тебе… автоматчик. — Седоусый боец ловко накинул на острые Юркины плечи еще крепкую гимнастерку. — А то, понимаешь, ходишь в женской кофте, позоришь наш мужской род… Не годится!
Юрка с бабкой проводили бойцов до раскрашенной зелеными и желтыми пятнами полуторки.
— Нагнись-ка, сынок, — сказала бабка.
Командир послушно нагнул большую кудрявую голову в маленькой пилотке. Худые руки обхватили могучую шею, маленькое морщинистое лицо прильнуло к его щеке.
— Храни вас бог, — всхлипнула бабка. — Такие справные, красивые… Неужто и вас? Сын у меня там. Мишенька. Ни слуху ни духу…
Командир прижал бабкину голову к широкой груди, провел ладонью по платку и поспешно вскочил в кабину.
— Береги бабушку, Юра! — уже на ходу крикнул он. — Мужчина ты, хоть и маленький. Слышишь?
Полуторку подкинуло на колдобине, тяжело грохнули ящики в кузове, бойцы схватились за борта. Сейчас и поворот. И вот нет ни машины, ни бойцов. Только сосны да ели, обступившие большак, покачивают макушками.
Юрка прижал к груди гимнастерку — подарок седоусого шофера. «Отдам Жорке ракетницу… — подумал он. — Пусть ею подавится, черт рыжий!»
ЖОРКИНА МЕСТЬ
Вышел Юрка утром на крыльцо и удивился: кругом снег. Еще вчера из-под камня, что лежал возле крыльца, выглядывал зазубренный лист молочая, а сегодня — ни камня, ни травы. На трубу поселковой больницы будто кто-то напялил пушистую белую шапку. Из-под шапки в низкое обложное небо пробивалась сизая струйка дыма. И дальше — до самого леса — над белыми крышами домов неподвижно стоял дымок.
Гусь осторожно ступил босой ногой на свежий снег. Ступню обволокло холодом. Юрка передернул плечами и заспешил в теплую избу.
— Сбегай, сынок, в лавку за хлебом.
Бабка Василиса полезла в комод за карточками.
— Только пайку-то не общипай, как давеча.
В сельпо, как всегда, народу полно. Краснощекая продавщица Тася ловко отстригает ножницами в консервную банку талоны, а потом большим ножом кромсает хлеб. Юрка сглатывает слюну.
Стоять в очереди он не любит. Царапая лоб о чужие пуговицы, потихоньку пробирается к иссеченному ножом прилавку.
— Тетенька, — тоненьким голосом просит он, — отрежь мне, пожалста, с довеском.
— Ты это куда, довесок, без очереди?
Чья-то цепкая рука оттаскивает Юрку от прилавка.
— Ишь пролез, как вьюн.
— Пусти-и-и! — упирается Юрка. — Меня бабка послала. Она с печки упала, разбилась… Есть хочет.
— Ну, пусть берет, раз такое дело, — говорит кто-то.
— Брешет он! — слышит Юрка сварливый шепелявый голос. — Я вечор ш ней у колодца вштретилась… Ждоровехонька Вашилиша.
Юрка хотел было сказать, что бабка могла ночью с печи свалиться, но, увидев говорившую, прикусил язык. Опираясь на суковатую палку, на него сердито смотрела острыми глазами худая сгорбленная женщина. Концы серого платка у нее почему-то были завязаны на голове и торчали в разные стороны, как заячьи уши. Во рту женщины остался один-единственный зуб, а на подбородке пристроилась волосатая бородавка.
«Баба-яга! — удивился Юрка. — Такая, гляди, и клюкой огреет».
— Что? Не вышло? — хихикнула незнакомая девчонка с толстой косой поверх красной плюшевой жакетки. — «С печки-и упала-а…» Вот врать-то! Как миленький будешь стоять! За мной.
Глаза у девчонки серые, смешливые. Нос вздернутый, а из-под шапочки так и лезут на лоб вьющиеся русые паутинки. Юркина рука потянулась к косе. Но рядом вдруг оказался Жорка Ширин. С буханкой хлеба он прошмыгнул мимо и странно, как-то обещающе посмотрел на Юрку нахальными своими глазами.
Продавщица единым взмахом отсекла от буханки кусок и бросила на весы: ровно шестьсот граммов. Юрка огорченно шмыгнул носом: «Вот же не везет!» И тут Тася взяла с прилавка самый крупный поджаристый довесок и сунула Юрке.
— Больно ушиблась Василиса?
— Не очень, — обрадованно сказал Юрка, проталкиваясь к двери. — Совсем чуть-чуть шлепнулась.
Приканчивая на ходу довесок, Гусь носом к носу столкнулся с Жоркой Шириным, а за Жоркиной спиной — целая ватага. Жорка стоит, засунув кулаки в карманы.
«Влип!» — запихивая хлеб за пазуху, подумал Юрка. Мелькнула было мысль удрать, но тут эта длинноногая девчонка в красной жакетке! Она нарочно медленно плелась по другой стороне улицы и делала вид, что ничего не замечает. «Ладно, — Юрка сжал кулаки, — драться так драться!»
Прикусив нижнюю губу, он грудью пошел на Жорку. Тот растерянно захлопал короткими белыми ресницами и попятился, но здоровый губастый мальчишка с желтой челкой двинул Жорку кулаком в спину:
— Ну чего ты, рыжий? Бей в морду!
— И ударю! — неуверенно сказал Жорка. — Своровал, думаешь, мою ракетницу, и ладно?
Размахивая руками, он все ближе подступал к Юрке, то и дело оглядываясь на своих ребят. Юрка не стал дожидаться. Его кулак первым ткнулся в круглый Жоркин нос. Жорка фыркнул и стукнул Юрку по затылку, но не успел обрадоваться, как тот из-под низу удачно заехал ему кулаком в подбородок. Жорка сразу раскис и стал царапаться.
— По правилам, по правилам деритесь, — бегал вокруг них худенький курчавый мальчишка с синими и большими, как у девчонки, глазами. Но здоровый губастый парень с желтой челкой, грудью отстранив мальчишку, спокойно сказал:
— Рыжий, бей!
Жорка продолжал царапаться. Один его палец попал Юрке в рот. Юрка смачно куснул и одновременно правой рукой ткнул в толстую щеку.
— Кольк, бьют же! — завопил Жорка.
— Бьют? — сказал губастый парень. — Ну, ладно. — И, развернувшись, въехал Юрке в ухо. И сразу на Юрку навалились все. Он упал. Кулаки молотили по спине, голове, совались в закрытое руками лицо. «Только бы не обронить!» — думал Юрка, придерживая за пазухой хлеб и отбрыкиваясь обеими ногами и свободной рукой.
— Будешь чужие ракетницы красть? Будешь? — орал над головой Жорка, больно поддавая каблуками под бока.
Лежа на земле, отплевываясь снегом и кровью, Юрка где-то все время слышал взволнованный отчаянный голосок:
— Не по правилам, ребята, не по правилам!..
— Что придумали, стервятники! — вдруг закричал кто-то рядом. — Семеро на одного спикировали… А ну, брысь!
И сразу — никого! Юрка встал на ноги. Огромная черная с желтым овчарка мчалась за убегающими ребятами.
— Ко мне, Дик! — крикнул невысокий худощавый человек в летном шлеме с наушниками и в толстой кожаной куртке «Летчик», — подумал Юрка. И вдруг ему стало жалко себя.
— Кому я говорю, Дик? — сердито сказал летчик. — Ко мне!
Собака нехотя вернулась. Юрка схватился за пазуху — хлеб! На растоптанном пополам с грязью снегу валялась раздавленная горбушка. Дик понюхал ее и отошел. Заплывшими и слезящимися глазами Юрка смотрел на летчика.
— Кабы не собака, я бы и сам…
И тут увидел стоявшего у забора курчавого мальчишку. Он почему-то не удрал вместе со всеми и теперь, склонив набок большую лобастую голову, пристально смотрел на собаку. Юрка подскочил к нему и влепил звонкую затрещину. Он было замахнулся еще, но тут увидел глаза курчавого мальчишки и опустил руку.
— Балда ты, вот кто! — сказал мальчишка. — Во-первых, я тебя и пальцем не тронул, а во-вторых, я пока и драться-то не могу… А то бы…
Летчик молча смотрел на них. Дик, вздрагивая чуткими ушами, обнюхивал Юркину фуфайку.
— За что же вы дружка своего этак отделали? — спросил летчик. — Тебя как зовут?
— Стасик. Я его не отделывал. — Мальчишка потрогал покрасневшую щеку. — А зачем он у рыжего Жорки ракетницу стащил? Жорка обещал ребятам по куску сахару, если они отколотят этого… Гуся. Ну, ребята подкараулили и всыпали ему… Только это не по правилам! Нужно драться один на один, правда?
— Точно! — согласился летчик. — А то, как «мессершмитты», налетели на одного. Крепко они тебя намолотили… Гусь?
Юрка исподлобья взглянул на летчика. Лицо совсем молодое. Под носом черненькие усики, от подбородка до самой губы тянется светлый шрам. Во рту под шрамом блестят два золотых зуба. Темные насмешливые глаза.
— Ничего… Я их теперь тоже по одному подкараулю, — проворчал Юрка, облизывая распухшие губы. — А гада Жорку из этой ракетницы… прикончу.
— И правильно! — вдруг сказал курчавый. — Пускай в другой раз дерется по правилам… И ракетницу не отдавай ему.
— Про какую это вы ракетницу толкуете? — спросил летчик.
— Испорченная… без курка, — быстро сказал Юрка и выразительно посмотрел на Стасика. Стасик опустил глаза и стал ногой ковырять землю. Сильный, натянутый, как струна, Дик равнодушно повел носом в сторону курчавого мальчишки и снова с непонятным любопытством потянулся к Юркиной фуфайке.
— Не кусается? — спросил Юрка, отодвигаясь.
— Нет… Целиком глотает.
— У нас в Ленинграде тоже была овчарка, — вздохнул курчавый. — Байкал. Только его съели.
— Как съели? — вытаращил глаза Юрка. — Прямо так взяли и съели?
— Не знаю. Она пропала. Говорят, съели. В Ленинграде блокада. Ну, и голод… У нас из дому даже все мыши убежали: есть нечего. А потом мама умерла. А папа до сих пор ничего не знает. Он на фронте. Я три дня на кровати лежал. Никак не встать было. Подниму руку, а она — бух! — обратно падает.
Мальчишка сжал тонкие пальцы в кулак и согнул руку в локте.
— Потрогай-ка! — повернулся он к Юрке. — Уже мускулы появились, а раньше одна кость была.
— Плохо, говоришь, в Ленинграде? — спросил летчик.
— В нашем доме десять человек умерли с голоду.
Юрка подобрал с земли корку хлеба и протянул Дику. Тот заворчал и отвернулся.
— Не надо, — сказал летчик. — Не берет он из чужих рук.
— И Байкал не брал.
— Давно из Ленинграда? — спросил летчик.
— Сначала меня в лазарет положили, потом на самолете эвакуировали… Я очень слабый был и ничего не запомнил. А тут у меня тетя. Я у нее живу. А вы какой летчик? Истребитель?
— Не совсем. Штурмовик.
— На ИЛах летаете, да?
— Точно, — улыбнулся летчик. — А ты видел ИЛы?
— Ну да, они низко-низко летают, над самыми крышами. А высоко могут?
— Могут, — сказал летчик.
— Я видел, как наш самолет сбили, — сказал Юрка. — Фриц дал очередь — самолет и загорелся. А фриц улетел.
— Бывает и такое, — сказал летчик.
— А вы сбиваете немцев?
— А чего на них любоваться? Сбиваем.
— В Ленинграде часто сбивали «юнкерсов», — сказал Стасик.
— А что штурмовики делают? — спросил Юрка.
— Воюют, — сказал летчик. Он посмотрел на Юрку. — Не умеешь, Гусь, защищаться. Какой дурак голову подставляет под кулаки?
— Их вон сколько, — проворчал Юрка.
— Голову, Гусь, надо защищать.
— У него хлеб был за пазухой, — сказал Стасик. — Растоптали.
— У меня башка целая. — Юрка пощупал затылок. — Мою башку и камнем не прошибешь…
— По-честному надо драться, — сказал Стасик.
Юрка ничего не ответил. Он подошел поближе к летчику и потрогал кожаную куртку.
— Всем такие дают? — спросил он.
— Нравится? — усмехнулся летчик. — Будешь летать — и тебе выдадут.
— Я знаю, где ваш аэродром, — сказал Юрка. — Приду.
— В гости?
— Я люблю глядеть на самолеты.
Дик раз-другой царапнул хозяина лапой. Летчик посмотрел на черный циферблат часов.
— Что-то наша машина застряла.
Он достал из кармана плитку шоколада и, разломив на две равные части, отдал ребятам.
— Жуй, народ!
Пожал ребятам руки, хлопнул Юрку по спине.
— Не горюй, малый, заживут твои боевые раны. А ты, Стасик, не серчай на него. Сгоряча он тебя по уху… Так, Гусь?
— Понятно, сгоряча, — неохотно отозвался Юрка. — Я же не видел, кто меня лупит.
Возле них затормозила грузовая машина. В кузове — гора ящиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Юрка взвел курок, прицелился в ржавый фонарь, висевший на гвозде, и плавно нажал на собачку. Тку! — прозвучал сухой щелчок.
Он любовно замотал ракетницу портянкой, вздохнул и… засунул обратно в граммофон.
Считая голыми пятками ступеньки, спустился вниз. На всякий случай заскочил в кладовку. Выглянул из окошка и увидел на лужайке все тех же ребят. Они окружили Жорку, восседавшего на опрокинутой кадке, и, слушая его, хмуро косились на дом бабки Василисы.
— Шиш с маком вам, а не ракетницу! — прошептал Юрка, спрыгивая с ларя.
Переступая порог двери, он слышал, как бабка, вытряхивая из чугуна остатки картошки на стол, говорила: «А грязищи-то на нем было — воз! Кое-как снизу приодела, а вот рубахи мужской в доме не нашлось. Так и ходит в моей кофте. И смех и грех».
Бабка увидела Юрку и сказала ворчливо:
— Где шляешься? Садись за стол.
Позавтракав, бойцы стали собираться в путь-дорогу.
Бабка, сложив сморщенные руки на переднике, смотрела на них.
— Туда?
Усатый боец кивнул:
— Туда…
— И поезда туда, и машины валом валят… Скоро конец-то?
Бойцы молча разобрали автоматы. Командир развязал вещевой мешок, вытащил оттуда все банки консервов, полбуханки черствого солдатского хлеба, несколько кусков сахара.
— Возьми, мать!
Он глянул на бойцов: те согласно кивнули.
— Пригодится вам с мальчишкой.
— А сами-то как? — Глаза бабки Василисы увлажнились. — Вам никак нельзя не евши.
— А это тебе… автоматчик. — Седоусый боец ловко накинул на острые Юркины плечи еще крепкую гимнастерку. — А то, понимаешь, ходишь в женской кофте, позоришь наш мужской род… Не годится!
Юрка с бабкой проводили бойцов до раскрашенной зелеными и желтыми пятнами полуторки.
— Нагнись-ка, сынок, — сказала бабка.
Командир послушно нагнул большую кудрявую голову в маленькой пилотке. Худые руки обхватили могучую шею, маленькое морщинистое лицо прильнуло к его щеке.
— Храни вас бог, — всхлипнула бабка. — Такие справные, красивые… Неужто и вас? Сын у меня там. Мишенька. Ни слуху ни духу…
Командир прижал бабкину голову к широкой груди, провел ладонью по платку и поспешно вскочил в кабину.
— Береги бабушку, Юра! — уже на ходу крикнул он. — Мужчина ты, хоть и маленький. Слышишь?
Полуторку подкинуло на колдобине, тяжело грохнули ящики в кузове, бойцы схватились за борта. Сейчас и поворот. И вот нет ни машины, ни бойцов. Только сосны да ели, обступившие большак, покачивают макушками.
Юрка прижал к груди гимнастерку — подарок седоусого шофера. «Отдам Жорке ракетницу… — подумал он. — Пусть ею подавится, черт рыжий!»
ЖОРКИНА МЕСТЬ
Вышел Юрка утром на крыльцо и удивился: кругом снег. Еще вчера из-под камня, что лежал возле крыльца, выглядывал зазубренный лист молочая, а сегодня — ни камня, ни травы. На трубу поселковой больницы будто кто-то напялил пушистую белую шапку. Из-под шапки в низкое обложное небо пробивалась сизая струйка дыма. И дальше — до самого леса — над белыми крышами домов неподвижно стоял дымок.
Гусь осторожно ступил босой ногой на свежий снег. Ступню обволокло холодом. Юрка передернул плечами и заспешил в теплую избу.
— Сбегай, сынок, в лавку за хлебом.
Бабка Василиса полезла в комод за карточками.
— Только пайку-то не общипай, как давеча.
В сельпо, как всегда, народу полно. Краснощекая продавщица Тася ловко отстригает ножницами в консервную банку талоны, а потом большим ножом кромсает хлеб. Юрка сглатывает слюну.
Стоять в очереди он не любит. Царапая лоб о чужие пуговицы, потихоньку пробирается к иссеченному ножом прилавку.
— Тетенька, — тоненьким голосом просит он, — отрежь мне, пожалста, с довеском.
— Ты это куда, довесок, без очереди?
Чья-то цепкая рука оттаскивает Юрку от прилавка.
— Ишь пролез, как вьюн.
— Пусти-и-и! — упирается Юрка. — Меня бабка послала. Она с печки упала, разбилась… Есть хочет.
— Ну, пусть берет, раз такое дело, — говорит кто-то.
— Брешет он! — слышит Юрка сварливый шепелявый голос. — Я вечор ш ней у колодца вштретилась… Ждоровехонька Вашилиша.
Юрка хотел было сказать, что бабка могла ночью с печи свалиться, но, увидев говорившую, прикусил язык. Опираясь на суковатую палку, на него сердито смотрела острыми глазами худая сгорбленная женщина. Концы серого платка у нее почему-то были завязаны на голове и торчали в разные стороны, как заячьи уши. Во рту женщины остался один-единственный зуб, а на подбородке пристроилась волосатая бородавка.
«Баба-яга! — удивился Юрка. — Такая, гляди, и клюкой огреет».
— Что? Не вышло? — хихикнула незнакомая девчонка с толстой косой поверх красной плюшевой жакетки. — «С печки-и упала-а…» Вот врать-то! Как миленький будешь стоять! За мной.
Глаза у девчонки серые, смешливые. Нос вздернутый, а из-под шапочки так и лезут на лоб вьющиеся русые паутинки. Юркина рука потянулась к косе. Но рядом вдруг оказался Жорка Ширин. С буханкой хлеба он прошмыгнул мимо и странно, как-то обещающе посмотрел на Юрку нахальными своими глазами.
Продавщица единым взмахом отсекла от буханки кусок и бросила на весы: ровно шестьсот граммов. Юрка огорченно шмыгнул носом: «Вот же не везет!» И тут Тася взяла с прилавка самый крупный поджаристый довесок и сунула Юрке.
— Больно ушиблась Василиса?
— Не очень, — обрадованно сказал Юрка, проталкиваясь к двери. — Совсем чуть-чуть шлепнулась.
Приканчивая на ходу довесок, Гусь носом к носу столкнулся с Жоркой Шириным, а за Жоркиной спиной — целая ватага. Жорка стоит, засунув кулаки в карманы.
«Влип!» — запихивая хлеб за пазуху, подумал Юрка. Мелькнула было мысль удрать, но тут эта длинноногая девчонка в красной жакетке! Она нарочно медленно плелась по другой стороне улицы и делала вид, что ничего не замечает. «Ладно, — Юрка сжал кулаки, — драться так драться!»
Прикусив нижнюю губу, он грудью пошел на Жорку. Тот растерянно захлопал короткими белыми ресницами и попятился, но здоровый губастый мальчишка с желтой челкой двинул Жорку кулаком в спину:
— Ну чего ты, рыжий? Бей в морду!
— И ударю! — неуверенно сказал Жорка. — Своровал, думаешь, мою ракетницу, и ладно?
Размахивая руками, он все ближе подступал к Юрке, то и дело оглядываясь на своих ребят. Юрка не стал дожидаться. Его кулак первым ткнулся в круглый Жоркин нос. Жорка фыркнул и стукнул Юрку по затылку, но не успел обрадоваться, как тот из-под низу удачно заехал ему кулаком в подбородок. Жорка сразу раскис и стал царапаться.
— По правилам, по правилам деритесь, — бегал вокруг них худенький курчавый мальчишка с синими и большими, как у девчонки, глазами. Но здоровый губастый парень с желтой челкой, грудью отстранив мальчишку, спокойно сказал:
— Рыжий, бей!
Жорка продолжал царапаться. Один его палец попал Юрке в рот. Юрка смачно куснул и одновременно правой рукой ткнул в толстую щеку.
— Кольк, бьют же! — завопил Жорка.
— Бьют? — сказал губастый парень. — Ну, ладно. — И, развернувшись, въехал Юрке в ухо. И сразу на Юрку навалились все. Он упал. Кулаки молотили по спине, голове, совались в закрытое руками лицо. «Только бы не обронить!» — думал Юрка, придерживая за пазухой хлеб и отбрыкиваясь обеими ногами и свободной рукой.
— Будешь чужие ракетницы красть? Будешь? — орал над головой Жорка, больно поддавая каблуками под бока.
Лежа на земле, отплевываясь снегом и кровью, Юрка где-то все время слышал взволнованный отчаянный голосок:
— Не по правилам, ребята, не по правилам!..
— Что придумали, стервятники! — вдруг закричал кто-то рядом. — Семеро на одного спикировали… А ну, брысь!
И сразу — никого! Юрка встал на ноги. Огромная черная с желтым овчарка мчалась за убегающими ребятами.
— Ко мне, Дик! — крикнул невысокий худощавый человек в летном шлеме с наушниками и в толстой кожаной куртке «Летчик», — подумал Юрка. И вдруг ему стало жалко себя.
— Кому я говорю, Дик? — сердито сказал летчик. — Ко мне!
Собака нехотя вернулась. Юрка схватился за пазуху — хлеб! На растоптанном пополам с грязью снегу валялась раздавленная горбушка. Дик понюхал ее и отошел. Заплывшими и слезящимися глазами Юрка смотрел на летчика.
— Кабы не собака, я бы и сам…
И тут увидел стоявшего у забора курчавого мальчишку. Он почему-то не удрал вместе со всеми и теперь, склонив набок большую лобастую голову, пристально смотрел на собаку. Юрка подскочил к нему и влепил звонкую затрещину. Он было замахнулся еще, но тут увидел глаза курчавого мальчишки и опустил руку.
— Балда ты, вот кто! — сказал мальчишка. — Во-первых, я тебя и пальцем не тронул, а во-вторых, я пока и драться-то не могу… А то бы…
Летчик молча смотрел на них. Дик, вздрагивая чуткими ушами, обнюхивал Юркину фуфайку.
— За что же вы дружка своего этак отделали? — спросил летчик. — Тебя как зовут?
— Стасик. Я его не отделывал. — Мальчишка потрогал покрасневшую щеку. — А зачем он у рыжего Жорки ракетницу стащил? Жорка обещал ребятам по куску сахару, если они отколотят этого… Гуся. Ну, ребята подкараулили и всыпали ему… Только это не по правилам! Нужно драться один на один, правда?
— Точно! — согласился летчик. — А то, как «мессершмитты», налетели на одного. Крепко они тебя намолотили… Гусь?
Юрка исподлобья взглянул на летчика. Лицо совсем молодое. Под носом черненькие усики, от подбородка до самой губы тянется светлый шрам. Во рту под шрамом блестят два золотых зуба. Темные насмешливые глаза.
— Ничего… Я их теперь тоже по одному подкараулю, — проворчал Юрка, облизывая распухшие губы. — А гада Жорку из этой ракетницы… прикончу.
— И правильно! — вдруг сказал курчавый. — Пускай в другой раз дерется по правилам… И ракетницу не отдавай ему.
— Про какую это вы ракетницу толкуете? — спросил летчик.
— Испорченная… без курка, — быстро сказал Юрка и выразительно посмотрел на Стасика. Стасик опустил глаза и стал ногой ковырять землю. Сильный, натянутый, как струна, Дик равнодушно повел носом в сторону курчавого мальчишки и снова с непонятным любопытством потянулся к Юркиной фуфайке.
— Не кусается? — спросил Юрка, отодвигаясь.
— Нет… Целиком глотает.
— У нас в Ленинграде тоже была овчарка, — вздохнул курчавый. — Байкал. Только его съели.
— Как съели? — вытаращил глаза Юрка. — Прямо так взяли и съели?
— Не знаю. Она пропала. Говорят, съели. В Ленинграде блокада. Ну, и голод… У нас из дому даже все мыши убежали: есть нечего. А потом мама умерла. А папа до сих пор ничего не знает. Он на фронте. Я три дня на кровати лежал. Никак не встать было. Подниму руку, а она — бух! — обратно падает.
Мальчишка сжал тонкие пальцы в кулак и согнул руку в локте.
— Потрогай-ка! — повернулся он к Юрке. — Уже мускулы появились, а раньше одна кость была.
— Плохо, говоришь, в Ленинграде? — спросил летчик.
— В нашем доме десять человек умерли с голоду.
Юрка подобрал с земли корку хлеба и протянул Дику. Тот заворчал и отвернулся.
— Не надо, — сказал летчик. — Не берет он из чужих рук.
— И Байкал не брал.
— Давно из Ленинграда? — спросил летчик.
— Сначала меня в лазарет положили, потом на самолете эвакуировали… Я очень слабый был и ничего не запомнил. А тут у меня тетя. Я у нее живу. А вы какой летчик? Истребитель?
— Не совсем. Штурмовик.
— На ИЛах летаете, да?
— Точно, — улыбнулся летчик. — А ты видел ИЛы?
— Ну да, они низко-низко летают, над самыми крышами. А высоко могут?
— Могут, — сказал летчик.
— Я видел, как наш самолет сбили, — сказал Юрка. — Фриц дал очередь — самолет и загорелся. А фриц улетел.
— Бывает и такое, — сказал летчик.
— А вы сбиваете немцев?
— А чего на них любоваться? Сбиваем.
— В Ленинграде часто сбивали «юнкерсов», — сказал Стасик.
— А что штурмовики делают? — спросил Юрка.
— Воюют, — сказал летчик. Он посмотрел на Юрку. — Не умеешь, Гусь, защищаться. Какой дурак голову подставляет под кулаки?
— Их вон сколько, — проворчал Юрка.
— Голову, Гусь, надо защищать.
— У него хлеб был за пазухой, — сказал Стасик. — Растоптали.
— У меня башка целая. — Юрка пощупал затылок. — Мою башку и камнем не прошибешь…
— По-честному надо драться, — сказал Стасик.
Юрка ничего не ответил. Он подошел поближе к летчику и потрогал кожаную куртку.
— Всем такие дают? — спросил он.
— Нравится? — усмехнулся летчик. — Будешь летать — и тебе выдадут.
— Я знаю, где ваш аэродром, — сказал Юрка. — Приду.
— В гости?
— Я люблю глядеть на самолеты.
Дик раз-другой царапнул хозяина лапой. Летчик посмотрел на черный циферблат часов.
— Что-то наша машина застряла.
Он достал из кармана плитку шоколада и, разломив на две равные части, отдал ребятам.
— Жуй, народ!
Пожал ребятам руки, хлопнул Юрку по спине.
— Не горюй, малый, заживут твои боевые раны. А ты, Стасик, не серчай на него. Сгоряча он тебя по уху… Так, Гусь?
— Понятно, сгоряча, — неохотно отозвался Юрка. — Я же не видел, кто меня лупит.
Возле них затормозила грузовая машина. В кузове — гора ящиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35