— Свежая земляника! — донесся до них Жоркин голос. — Пять рублей стакан… Берите, дяденька, только что из лесу.
— Врет Рыжий, — сказал Колька. — Он сегодня и в лесу-то не был…
— Земляника? — услышали они негромкий голос.
— Свежая… — сказал Гусь. — Только что из лесу.
— Почем?
Юрка поднял голову и увидел раненого. Он лежал на верхней полке. Лица у него не было видно. Все в бинтах. На свет глядел темный, грустный глаз да узенькая щель вместо рта. Одна рука была в лубке.
— Страшный? — проговорил раненый. Глаз с любопытством уставился на ребят.
— А… чем это вас? — спросил Юрка.
— Почем, спрашиваю, ягоды? — Глаз сердито заморгал.
Юрка посмотрел на Кольку: почем?
— Пять… четыре рубля, — запинаясь, сказал Звездочкин.
Здоровая рука раненого полезла куда-то вверх, зашелестела бумажками.
— Врет он, — сказал Гусь. — Два рубля кружка.
Глаз посмотрел на Кольку, потом на Юрку.
— Почему так дешево?
— Берите… — Юрка насыпал полную кружку, протянул раненому. Тот просунул в окно руку, взял. Высыпал ягоды в тарелку.
— Еще надо? — спросил Гусь.
Раненый покачал головой. Медленно спустил кружку. В кружке лежало десять рублей.
— А сдачи? — заволновался Юрка. — У меня сдачи нет. — Он посмотрел на Кольку. Тот покачал головой.
Глаз дружелюбно смотрел на Юрку.
— Не надо сдачи, — сказал раненый. Он пальцами раздвинул щель, положил в рот ягоду. — Земляника… летняя.
Темный глаз вроде бы повеселел. Когда ребят подозвали к другому окну, раненый подмигнул Юрке и приветливо кивнул головой.
— Это что за станция? — спросил кудрявый плечистый парень в белой рубашке с повязкой на голове. Он тоже лежал на верхней полке и задумчиво смотрел поверх голов ребят.
— Лесное… — сказал Юрка и чуть было не выронил корзинку из рук. Это был лейтенант. Тот самый лейтенант, который год назад, осенью ночевал с бойцами у бабки…
— Здравствуйте, — растерянно произнес Юрка. — Вы… вы раненый?
Это был глупый вопрос. Юрка сам почувствовал. Ему хотелось обнять лейтенанта за шею, сказать ему кучу хороших слов, но он не умел.
— Гусь… Черт возьми, Гусь! — лейтенант улыбнулся. — То-то я гляжу — знакомая станция… Ну как твоя бабка поживает?
— Хорошо, — сказал Юрка. — А вы… домой?
В серых глазах раненого мелькнуло что-то тоскливое. Он сдвинул светлые брови, но, пересилив себя, снова улыбнулся.
— Вырос… чертенок. Скоро совсем большим будешь.
— Я за бабушкой сбегаю, — спохватился Юрка. — Вот обрадуется!
— Не надо, — остановил лейтенант.
— Она дома, в огороде копается.
К ребятам подошел другой раненый. Один рукав его гимнастерки был подвернут выше локтя, шея в белом воротнике из ваты и бинта.
— Никак, капитан, знакомых повстречал? — спросил он.
— Вот встретились, — сказал Юркин знакомый.
«Капитана присвоили, — подумал Гусь. — Видно, храбрый».
— Опрокинь-ка мне, паренек, пару стаканов, — однорукий снял с головы пилотку, подставил.
Юрка через край насыпал ему ягод. Встряхнул корзинку и протянул капитану.
— Это вам на дорогу.
Капитан пододвинулся ближе к окну, взял корзинку.
— Денег не надо, — быстро сказал Гусь, заметив, что раненый сунул руку под подушку.
— Спасибо… Юра. Кажется, так тебя зовут?
Юрка кивнул. Однорукий повернулся к нему боком и сказал:
— Деньги в кармане… Возьми, сколько полагается.
— Ничего с вас не полагается, — сказал Гусь. — Ешьте на здоровье… Я еще наберу.
Однорукий внимательно посмотрел на него, улыбнулся:
— И всем ты, паренек, даешь бесплатно?
— Всем, — взглянув на капитана, сказал Юрка.
К ним подошли еще несколько раненых.
— Вам ягод? — спросил Гусь.
— У тебя же нет, — сказал один из них. — С корзинкой загнал.
— Есть, — сказал Юрка и посмотрел на Кольку.
— Берите, — протянул тот раненым свою корзинку.
Послышался шум поезда. Воинский эшелон с бронетранспортерами, не сбавляя скорости, прогремел мимо станции. На перрон вышел дежурный. Под вагонами санитарного зашипели автотормоза. Раздался басистый гудок.
Раненые быстро разделили ягоды. Старший лейтенант достал из кармана пятидесятирублевку, протянул Звездочкину.
— Держи, парень.
Колька взял деньги, зажал в кулаке. Юрка, взглянув на него исподлобья, ближе подошел к окну.
— Поправитесь — и снова на фронт? — спросил он.
Опять в глазах капитана появилось тоскливое выражение. Он поправил на голове повязку, нахмурился.
— Отвоевался я, Гусь… — негромко сказал он.
— Голова? — чуть слышно спросил Юрка.
— Ноги, — сказал капитан и отшвырнул от себя одеяло.
Юрка прикусил губу: под одеялом ничего не было. На застланной чистой простыней полке в длинной рубахе лежала половина человека. Другой половины не было.
— Твоя бабушка говорила, что богу будет молиться за нас, — угрюмо сказал капитан. — Как видишь, Гусь, и бог не помог. Скажи ей, пусть зря не молится.
Юрка широко раскрытыми глазами смотрел на капитана и молчал. Да и говорить-то было нечего. Что сделали с человеком! Когда этот красавец лейтенант вошел к ним, Юрке, помнится, сразу изба показалась тесной. А сейчас его можно на стол положить, и еще место пустое останется.
— Пулеметной очередью, — сказал капитан. — В упор. В атаку ходили. А тех ребят, что со мной были, — всех положил. Всех до одного… — Он посмотрел на Юрку и, с трудом дотянувшись рукой до одеяла, натянул на себя. — Гонят их наши… Кончится война. Хорошее время наступит, Гусь. Будь она трижды проклята, эта война!
У капитана задергалась щека. Он замолчал, глядя вверх на зеленую полку.
Непрошеная слеза выкатилась из Юркиных глаз. Нет, это была не жалость! Лютая злость к тем, кто сделал капитана таким.
Вагон дернулся, прошел немного и снова остановился. Видно, паровоз с первого раза не взял.
— Прощай, Юра, — все так же глядя вверх, сказал капитан. — Больше не увидимся… Какой теперь из меня ходок? Вроде чурбака… Где поставят, там и буду стоять…
— У меня собака была, — сказал Юрка. — Дик… Я отдал ее на фронт.
Вагон снова дернулся и на этот раз с тихим шумом покатился.
— Прощай, Гусь, — повторил капитан. Он натянул одеяло на голову, отвернулся к стене. Юрка растерянно стоял на месте и смотрел на вагон. И тут он увидел Жорку Ширина. Жорка шел навстречу и кричал:
— Покупайте землянику… Остатня-я. По четыре за кулек отдам!
Юрка подскочил к нему, вырвал блюдо и, догнав вагон, в тамбуре которого стояли раненые, протянул им:
— Ягоды… Земляника. Ешьте на здоровье!
Санитарный поезд ушел. Юрка стоял на перроне и смотрел вслед. Последний вагон, вздрагивая и покачиваясь, уменьшался. Вот он стал со спичечный коробок и, наконец, совсем исчез, растворился в сумраке, надвигающемся со стороны леса.
— У него собаки теперь нет, — услышал Юрка вкрадчивый Жоркин голос. — Собака в гарнизоне.
К нему, во главе с Жоркой, приближались сельские ребята. Успел, гад рыжий, собрать компанию… Опять десять на одного. Юрку охватил гнев. Нет, на этот раз им не удастся его отколотить. Он оглянулся вокруг, ища что-либо подходящее. Внизу, рядом с рельсом, лежал гладкий голыш. Гусь спрыгнул с перрона на путь, схватил камень.
— Кто первый сунется — череп напополам, — предупредил он, взбираясь на перрон.
Ребята остановились.
— Говори, Гусь, — сказал Жорка, — отобрал у меня мамкино блюдо с ягодами?
— Ну?
— Слышите? — повернулся Жорка к ребятам. — Не отпирается.
— Ты чего тут командуешь? — спросил Петька Петух, высокий черноволосый мальчишка с якорем, выколотым на руке.
— Жулик ваш Жорка, — сказал Юрка. — Продает раненым малюсенькие кулечки по пятерке. А в кульке и полстакана не будет.
— Будет стакан! — взвизгнул Рыжий. — Брешет он!
— По пятерке за кулек? — поглядел на Жорку Петька.
— Говорю, брешет… По четыре.
— И по четыре дорого, — сказал Петух. — По три — в самый раз.
— А кто ему дал право чужие ягоды отбирать? — заныл Жорка. — Он их мне в лесу собирал, да?
Петух посмотрел на Юркин камень, почесал затылок.
— Чего ты командуешь? — снова спросил он. — Хочешь, чтобы рожу набили?
— А ну-ка сунься! — сказал Гусь.
Петух морщил лоб, раздумывая, ввязаться в драку или нет. Остальные молчали. Юрку Гуся уже хорошо знали на станции. И связываться с ним не очень-то хотелось. Все смотрели на Петьку и ждали, что он скажет. Петух был самый длинный и старше всех. Но Петух молчал. Молчали и другие. Жорка подбежал к Петьке и, приподнявшись на цыпочки, что-то быстро зашептал ему на ухо.
— Не обманешь? — спросил Петух.
Рыжий отрицательно замотал головой. Петух расстегнул пряжку и стал медленно наматывать на ладонь широкий ремень. Жорка стоял за его спиной и злобно сверкал своими глазами. Гусь весь подобрался и первым шагнул навстречу Петуху.
— Один на один будем? — спросил он, с угрозой поглядев на ребят.
Петух молчал. Он гладил ладонью медную пряжку и о чем-то думал.
— Драться будем до конца, — сказал Гусь. — До смерти.
Петух, не спуская с Юрки глаз, все еще о чем-то раздумывал.
Из толпы ребят вышел Колька Звездочкин и встал рядом с Юркой. Лицо у него было бледное, но маленькие глаза блестели отвагой.
— Я тоже буду драться, — сказал он. — За Гуся.
Юрка изумленно посмотрел на него, пожал плечами, но ничего не сказал.
— Гусь — человек. А Жорка жулик. Он всех покупает за сахар и деньги. И тебя, Петух, купил. Думаешь, я не слышал? Он тебе десятку посулил и кусок сала.
— И врешь ты! — крикнул Жорка. — Про сало и разговору не было…
— Про сало ничего не говорил, — подтвердил Петух.
— Гусь даром свои ягоды раненым отдал, — продолжал Колька. — А Жорка обдирала… С раненых по пятерке?!
— По пятерке дорого, — сказал Петух и стал разматывать с ладони ремень.
— Значит, можно у человека ягоды и блюдо отнимать? — чуть не плача, спросил Жорка.
Ребята молчали.
— Погодите, он и у вас отнимет…
— Сколько у тебя было кульков? — спросил Юрка.
— Штук восемь!
Юрка достал из кружки десятку (эх, забыл отдать забинтованному!) и швырнул Жорке в толстое веснушчатое лицо.
— Подавись своими деньгами… Спекулянт!
Жорка на лету схватил деньги, разгладил, спрятал в карман.
— А блюдо? — спросил он.
Но на него никто не смотрел. Петух ладонью стукнул Юрку по плечу, улыбнулся:
— Не сердись, Гусь… Думаешь, я и вправду стал бы из-за него с тобой драться?
— А зачем ремень снимал?
— А это так… для форсу, — засмеялся Петух. — Я видел, так морячки дерутся.
Юрка размахнулся и далеко забросил камень, а потную руку обтер о штанину.
— Приходи завтра на речку, Гусь, — сказал Петух. — Придешь?
— Ладно, скупнемся, — кивнул Юрка.
Петух с ребятами ушел.
Жорка сначала побежал за ними, потом подумал и все-таки вернулся.
— А как же блюдо? — спросил он. — Мне мамка житья не даст…
— Катись, — посоветовал Юрка. — А то…
Жорка послушался и ушел.
Колька Звездочкин проводил Юрку до калитки, сунул на прощанье руку.
— Отдал я ему… — сказал он.
— Что отдал? — не понял Юрка.
— Да деньги, — сказал Колька. — Поезд тронулся. Я побежал и отдал… Раненые ведь. Воевали.
Юрка широко улыбнулся и подтолкнул Кольку плечом.
— И не жалко?
— Жалко, — сознался Колька. — Стаканов десять было… Раненые ведь. А знаешь, как старший лейтенант удивился? Пока вагон видно было, все время мне руками махали.
ТУЧА И СОЛНЦЕ
На другой день с утра ударил дождь. Небо над вокзалом потемнело. Солнце зарылось в облака. Ветер вырвался из-за леса и стал раскачивать сосны. Сначала осторожно, потом все сильнее. Бедные сосны скрипели, склоняя свои макушки. Ветер трепал ветви, отдирал кору. С деревьев сыпались иглы, падали сухие прошлогодние шишки.
Облака стремительно пролетали над крышей вокзала. Туча закрыла полнеба. Последний солнечный луч, прорубив окно в синем боку тучи, исчез. На какой-то миг стало сумрачно и тихо. Но вот туча неровно, зигзагом треснула, осветив землю ярким голубоватым пламенем. Близкий громовой раскат оглушил поселок.
Юрка и Стасик сидели на крыльце. Их обоих тянуло уйти в избу, но никто первый не хотел подниматься. Бабка Василиса вышла на крыльцо, глянула на почерневшее небо, притихшее перед новым грозовым ударом, перекрестилась, пробормотав:
— Господи помилуй, экая страсть… А вы чего тут сидите? — спросила она. — В избу!
Юрка посмотрел на Стасика и сказал:
— Идем, тут крыша дырявая — замочит.
В избе было гораздо темнее, чем на улице. Бабка закрыла окно, набросила платок на зеркало, укутала медный самовар полотенцем. Ребята примостились на подоконнике. Они молча ждали новой вспышки. Молния сверкнула над водонапорной башней. Конец изломанной стрелы воткнулся в куриную лапу громоотвода. И темный бок башни, в том месте, где висел толстый плетеный провод, озарился желто-голубоватым пламенем. Это молния по громоотводу ушла в землю. Громыхнуло так, будто на крыше разорвалась фугаска. Дом вздрогнул, окно с треском распахнулось. Влажный грозовой ветер ворвался в избу, сорвал с самовара полотенце. При каждой новой вспышке круглый бок самовара зловеще сиял.
— Затвори окно, — сказала бабка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35