Еще с первого своего нормального пробуждения в больнице он ни разу ничего не попросил, но и ни разу ничему не воспротивился. После завтрака Настя укладывала его отдохнуть на часик-полтора и, пока он дремал, читала ему какую-нибудь книгу по своему выбору. Все ее попытки узнать, нравится ли ему то, что она читает, не увенчались успехом. Алеша лучезарно улыбался и говорил извиняющимся тоном:
– Мне все равно, дорогая.
Настя взялась читать ему "Историю" Карамзина прямо с первого тома. После отдыха и дремы, если позволяла погода, Настя вывозила его на коляске погулять в сад. Здесь в течение часа, но с перерывами, вместе с ним проделывала многочисленные упражнения. Охранники, прячась в разных местах, с изумлением наблюдали, как хозяйка бросает мужу мяч, а он его ловит, радостно вскрикивая. Или заставляет дотянуться руками до земли, а потом никак не может разогнуть.
Перед обедом приходила медсестра, которую порекомендовал Дехтярь, и делала Алеше массаж и перевязку. Но уже на третий день Настя отправила медсестру домой и со всеми процедурами справлялась сама, потому что заметила, что появление любого чужого человека сильно раздражает Алешу: он вздрагивал, закрывал глаза и несколько минут боролся с собой, преодолевая страх. Обедали они, если не было гостей, вдвоем, прислуживал Ваня-ключник, который старательно избегал смотреть на хозяина и поэтому частенько опрокидывал на скатерть какое-нибудь блюдо. Меню составлялось и пища готовилась под неусыпным Настиным контролем.
Опять же трудно бывало понять, какая еда нравится больному, а какая нет. Если Настя говорила: "Не добавить ли щец, Алешенька?" – он оживленно кивал, делая вид, что способен съесть хоть всю кастрюлю, но если отбирала у него недоеденную тарелку, он так же блаженно хлопал глазами. Как-то она провела эксперимент: вместо обеда сразу уложила его в постель. Алеша даже глазом не моргнул.
После дневной сиесты Настя угощала его фруктами и снова вывозила на прогулку. Постепенно она увеличивала нагрузки и заставляла его растягивать резиновый эспандер, а также по много раз поднимать и опускать полуторакилограммовые гантели. Алеша слушался ее беспрекословно, но когда уставал, то начинал плакать.
Слезы крупными градинами стекали по его худым, бледным щекам и катились за воротник. Это так поражало Настю, что она опускалась на колени и подолгу молилась, прося у Спасителя помилования для своего несчастного мужа. Алеша переставал плакать и глядел на нее с детским любопытством.
– Алеша, родной, ну скажи мне, ну скажи, что ты чувствуешь? Где тебе больно?
– Нигде не больно, – удивленно отвечал Алеша. – Почему мне должно быть больно? Мне хорошо!
Вечером, накормив Алешу, она снова ему читала или включала телевизор. Пока экран светился, Алеша не отрывал от него неподвижного взгляда, иногда вздрагивая, но с губ не сходила легкая усмешка. Когда экран гас, он еще некоторое время что-то высматривал, а потом со вздохом облегчения переводил взгляд на жену.
– Еще что-нибудь хочешь посмотреть? – спрашивала она.
– Да нет, мне все равно.
– Но чего-то ты все-таки хочешь?
– Нет, ничего не хочу. Спасибо.
– О чем ты думаешь, Алеша?
– Ни о чем. Почему я должен думать?
– У тебя что-то болит?
– Нет, ничего не болит.
Перед сном она снова отводила его в ванную, и он опирался на нее легкой рукой, как на костыль. Он испытывал трудности с тем, чтобы усесться на толчок, и терпеливо ждал, пока Настя ему поможет, косясь на нее настороженным глазом, даже с некоторой обидой. Но когда, наконец, у него все получалось и кишечник опорожнялся, он глядел на нее снизу с такой благодарной миной, словно достиг конца долгого, утомительного путешествия.
Засыпал он сразу, едва коснувшись щекой подушки.
Настя лежала рядом и пыталась разгадать в его спящем, чистом, прекрасном лице их общее будущее. Если он стал идиотом, думала она, то это слишком большое наказание даже для него. Впрочем, Настя не роптала на судьбу, напротив, все эти осенние дни, текущие безукоризненно ровной чередой, она была спокойна и счастлива, как может быть счастлива молодая женщина, которая ожидает ребенка от любимого человека и не сомневается в том, что этот человек никогда ее больше не покинет.
Местопребывание Алеши по возможности держалось в тайне, и редкие гости вносили разнообразие в их безмятежное бытование. Приезжал Губин, проверил, все ли у них в порядке, но недолго пообщавшись с Алешей, в дальнейшем предпочитал все переговоры вести с Настей по телефону. Как и обещал, через пару дней наведался доктор Георгий Степанович, отобедал с ними, внимательно осмотрел больного и нашел, что его состояние даже лучше, чем он мог надеяться.
Настя отвела доктора в сад и прямо спросила:
– Скажите откровенно, Георгий Степанович, он что же, таким и останется навсегда?
– Каким – таким? – не понял Дехтярь, уже привычно млея под Настиным взглядом.
– Вот таким, какой он сейчас?
Доктор не знал, каким Михайлов был прежде.
– А чем он вам не нравится? Да я бы дочери своей не пожелал другого мужа. Корректный, предупредительный молодой человек. Вполне разумный. Уверяю вас, в сравнении с другими… Если вас волнует, прошу прощения, сексуальная сторона, то тут нужно время, голубушка, нужно время… Уж вы потерпите…
– Господи, да он же совершенно впал в детство, – вырвалось у Насти. – Он же лунатик, доктор. Разве вы не видите?
– Нет, не вижу. Алексей Петрович вполне контактен – рассуждает здраво, адекватен своему состоянию…
Не гневите судьбу, Настя. Однако если вас что-то смущает в этом ключе, могу порекомендовать прекрасного специалиста. Психиатр с мировым именем. Пускай проконсультирует, вреда не будет.
– Пожалуйста, порекомендуйте, – дрожащей рукой Настя записала телефон и фамилию.
* * *
За кофе, дабы развеять Настины страхи, доктор с заговорщицкой улыбкой обратился к Михайлову:
– А что, батенька, не опрокинуть ли нам по чарке?
Пора, пожалуй, начинать нормальную жизнь.
Алеша засиял самой своей восторженной улыбкой, какая была у него теперь только на толчке.
– Конечно, доктор! Еще бы!
– Ему разве можно? – усомнилась Настя.
– Теперь ему все можно, – многозначительно ответил врач.
После одной рюмки Алеша уснул прямо за столом, и чтобы дотащить его до постели, пришлось звать Ванюключника.
Вечером приехал Вдовкин, и они с Настей устроили маленький консилиум. Решили все же действительно пригласить психиатра, хотя у Вдовкина были большие сомнения: он ни в каких психиатров не верил.
– В сущности, кто такой психиатр? Это человек, который заявляет, что изучил законы человеческой психики. Но это же вранье. Это большое вранье. Я психиатров не осуждаю, каждый зарабатывает чем может. Я в другом не уверен: стоит ли понапрасну тревожить Алешу. Ты погляди на него. Был ли он когда-нибудь таким удовлетворенным? Зачем же пытаться вернуть его в эту грязь, которую мы по заблуждению называем разумным существованием?
– Не надо умствовать, – сказала Настя. – Ему очень плохо.
– А тебе или мне хорошо? Человек так или иначе всегда несчастен. Если хочешь знать, я бы с удовольствием с ним поменялся.
– Я с тобой поссорюсь, Женечка, если будешь так говорить.
Ссориться с Настей Вдовкин не хотел. У него так жизнь повернулась к пятидесяти годам, что никого вокруг не осталось из близких, кроме Насти и этого чокнутого бандита.
Психиатр приехал через день, за ним послали машину. Его звали Валерий Яковлевич Сушко. Он был шупл, высок, опирался на палочку и поминутно странно, погусиному вскрикивал – кхе-е-к! – радуясь, что живой.
За период перестройки Валерий Яковлевич достиг высоких степеней в своем врачебном искусстве, и поговаривали, что был вхож в правительство наравне с легендарной Джуной, причем ходили они к одним и тем же пациентам. Прежде чем познакомиться с больным, он присел на крылечке отдохнуть, внимательно изучая пейзаж. Вдовкин любезно предложил ему сигарету.
– Какая тут у вас благодать, однако, – заметил Валерий Яковлевич, от сигареты брезгливо отказавшись. – Что за прелесть эти подмосковные делянки. И какие забавные поселяне. Но почему они прячутся?
Как раз двое охранников с рациями и с автоматами нырнули за деревья.
– Приезжих избегают, – пояснил Вдовкин. – Много обид им приезжие чинят.
– Вы сами местный или как?
– Я тут вроде бедного родственника. На подхвате.
– Раньше у меня не лечились?
– Нет, не приходилось. Хотя много раз собирался.
Психиатр Вдовкину понравился, видно было, что вреда от него особого не будет – слишком стар.
– Ну что ж, – вздохнул Валерий Яковлевич, – давайте сюда больного.
– Именно прямо сюда его вынести?
– Зачем же, – Валерий Яковлевич вскрикнул – кхее-к! – прикрыв рот ладошкой. – А вы, я вижу, насмешливый юноша. Но пьете много, это нехорошо…
– Неужели так заметно?
– Еще бы незаметно. Вы ведь, друг мой, водку с пивом смешиваете, оттого залах ядреный, устоявшийся.
Я бы вам посоветовал закусывать лимонной корочкой.
Исключительно отбивает сивушный аромат.
На крылечко вышла Настя. Валерий Яковлевич, кряхтя, поднялся и поцеловал ей руку. Галантно заметил:
– Мечтаю, чтобы все мои пациенты выглядели именно так, сударыня!
– Спасибо, доктор! Где бы вы хотели осмотреть мужа?
– Лучше всего там, где он чувствует себя в безопасности.
Настя вопросительно глянула на Вдовкина:
– Такого места больше нет.
– Да и раньше не было, – добавил Вдовкин. Старичок, который поначалу показался ему безобидным шарлатаном, все больше его занимал. Это было ему чудно хотя бы потому, что в последнее время встречи с новыми людьми вообще не вызывали у него никаких эмоций. Он привык к мысли, что запас его любопытства к миру, слава Богу, исчерпан окончательно. Сумрачный сон наяву, в терпких парах винного спирта его вполне устраивал. В сегодняшнем госте была какая-то симпатичная бодрость, соотносимая, может быть, с задержкой земного пребывания. В его старческом взгляде посверкивала зоркость, которая дается человеку лишь за пределом бытия.
Алеша отдыхал после завтрака, но не спал, а глядел любимый мультик про черепашек ниндзя. Увидя незнакомого человека, которого привела Настя, он попытался укрыться одеялом с головой, но не успел. Настя села рядом, поймала его руки и мягко укорила:
– Ну не ребячься, милый. Это же к тебе пришли.
– Ко мне? А кто это?
Вдовкин выключил телевизор, а Валерий Яковлевич представился:
– Я врач. Зовут меня Валерий Яковлевич. Хочу вас осмотреть, если не возражаете.
– Даже не знаю, – усомнился Алеша. – У меня ведь уже есть врач. Он меня оперировал. Очень хороший.
Его все уважают. Настя, ты разве не помнишь Георгия Степановича? Он ведь вчера приходил.
– Не волнуйся, милый! Это я пригласила Валерия Яковлевича. Он с тобой поговорит, и все.
– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Алеша. – Я просто подумал, что если я здоров, то зачем тратиться на новых врачей. Извините меня, доктор, но сейчас такое дорогое лечение, не всем по карману.
Валерий Яковлевич, пару раз вскрикнув, благополучно устроился в кресле напротив кровати.
– Какие деньги, юноша! Просто визит дружбы. Не беспокойтесь ни о чем.
Алеша вытянулся под одеялом поудобнее. С хитрой улыбкой покосился на Вдовкина:
– Денег не жалко, доктор. Но пока я на иждивении у жены, поневоле приходится учитывать каждую копеечку.
– Похвальное здравомыслие, – одобрил Валерий Яковлевич. – Копеечка, известно, рубль бережет.
Настя испытывала неодолимое желание бухнуться на колени и немедленно воззвать к Спасителю. Полтора месяца она не слышала от мужа столь долгих и проникновенных речей, и уж лучше бы не слышала вовсе.
– Сегодня воскресенье, – невозмутимо продолжал Валерий Яковлевич, – вот я и решил прогуляться за город, заодно и к вам завернул. – – Сегодня не воскресенье, – поправил его Михайлов. – Сегодня пятница. В воскресенье по утрам не показывают черепашек. "Зов джунглей" – это да. Вы ошиблись, доктор. Как бы вас не хватились на работе.
– Ничего, я предупредил. Скажите, пожалуйста, Алеша, по ночам вам что-нибудь снится?
Алеша сделал слабую попытку вырваться из ласковых рук жены.
– Если вам неудобно при посторонних, – сказал доктор, – попросим их выйти.
– Не надо, – испугался Михайлов. – Какие же это посторонние? Настя моя жена, а это Вдовкин. Женя, хочешь выпить? Позови Ваню-ключника, от тебе нальет.
– Потерплю, – у Вдовкина вся эта нелепая сцена вызывала что-то вроде изжоги.
– Я не случайно спросил про сны, – пояснил Валерий Яковлевич. – В наших снах множество отгадок к физическому и душевному состоянию. Уверяю вас, это не бабушкины сказки.
– А где ваша бабушка? – спросил Алеша.
– Померла, голубчик, давно померла… Так что же вас беспокоит по ночам?
– Вы не будете смеяться?
– Нет, голубчик, не будем.
– Во сне приходит Елизар Суренович, и мы с ним летаем.
– На чем летаете? На самолете?
– Нет, просто так, как будто на крыльях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52