Обман зрения и души. Миры создаются не здесь и не грешными людишками.
На этом месте глуповатых, обычных для меня размышлений за столик вернулась зеленовласая Нателла. Была она ещё больше возбуждена, чем в первый раз.
– А этот гад где?
– Владислав Андреевич?
– Где он? В кабинете его нет.
– Не знаю. Вроде туда пошёл.
– Виктор, да?
– Можно и так.
– Ты его друг? Можешь на него повлиять?
– А в чём дело?
– Мне фельетон в субботу нужен вот так. – Она почему-то ткнула себя в живот. – И всё от него, от гада, зависит.
Девушка мне нравилась: тугая грудь, молодое ловкое тело. Но слишком перехлёстнутая. Интеллектуалка. Ведь тоже чего-то накропала. Тоже писатель.
– Что могут изменить три дня?
Придвинулась ближе, зеленоватые глаза пылали чистосердечным безумием.
– Между нами, Вить. Я подписалась. Если выйдет в субботу, получу штуку зелёных. Во вторник – ноль. Понял?
Конечно, я понял. Обычные журналистские приколы. Всё на продажу.
– Почему прямо не сказала Владу?
– Он не в теме.
– А почему у тебя зелёные волосы?
– От природы такие. Я не виновата.
– Может, тогда дунем ко мне?
Моя логика ей понравилась, но к предложению она отнеслась без энтузиазма. В её воображении маячила штука зелёных, которая могла уплыть.
– За кого ты меня принимаешь, Витя?
– Ни за кого. За красивую молодую женщину-фельетонистку.
– Ладно, проехали… В принципе, я не против развлечься, не барыня. Но услуга за услугу. Сперва пойдём к твоему корешу. Если он тебе кореш.
Я, как идиот, попёрся за ней опять на верхний этаж, в кабинет к Владику. Но опять тут вышла странность. Он на сей раз оказался на месте и ничуть не удивился моему появлению, да ещё вдвоём с его сотрудницей. И даже не дал Нателле открыть рот.
– Давай так, девушка. Подрежешь на сто строк – и ставим в информационную полосу.
– Влад, ты хоть иногда думай, что говоришь, пусть ты и большой начальник. Там уже и так осталась половина.
– Не мути, Ната. Я ведь прекрасно знаю, отчего у тебя такая творческая прыть.
– Я и не скрываю. Да, просил Егудов. В понедельник заседание суда. Надо успеть до этого. Егудов, кстати, вам, Владислав Андреевич, не раз помогал.
– Пигалица! – психанул Владик. – Заткнись и катись отсюда. Подожди в приёмной.
Зеленовласая послушно покинула кабинет, а у меня Владик заботливо поинтересовался, не шизанулся ли я.
– Так заметно?
– Да чего-то тебя всё тянет на приключения. То Оболдуев, то эта. Ты хоть знаешь, чья она протеже?
– Влад, ты сам сказал: бери бутылку и так далее.
Мой старый товарищ немного поник головой.
– Бери бутылку… да… однако… Не нравится мне твоё настроение, Витюша. С Нателкой переспать – ладно, святое дело, но Оболдуй… Я тут успел сделать пару звонков… Не советую, Вить. Последнее моё слово: не советую.
– Что – не советуешь?
– Мы с тобой двадцать лет в обозе, верно? Имеем право на откровенность. Ты художник, Витя. Ты настоящий художник. Я редко тебе говорил, но я это знаю. Я все твои вещи читал. Там много воды, но ты всё равно художник, следовательно, человек не от мира сего. Я – другое дело. Я раньше тоже… А потом понял: не моё. Я бизнесмен, мелкая щучка рынка. А он – удав. Один из самых прожорливых. Удавы питаются мечтателями, это для них деликатес. Вот зачем ты ему понадобился. И ещё… Мы друзья и сейчас одни в кабинете, прослушки здесь нет, а мне страшновато. Потому что речь идёт именно об удаве. Заговори с кем угодно – и почувствуешь то же самое. Страх. Понимаешь меня?
– Влад, что ты узнал?
На лице друга появилась гримаса, которая меня всегда раздражала: ну что, дескать, взять с малохольного?
– Он уже троим предлагал написать о нём бестселлер, и все трое отказались. Один из этих троих – драматург Кумаров. Знаешь такого?
Да, я знал старика Кумарова. Добродушный старый пьяница, вечный сиделец ЦДЛ. Неделю назад на него напали в подъезде и изуродовали до неузнаваемости. Тёмная история. Брать у него нечего, денег у него отродясь, с советских времён, не водилось. Писали: скинхеды, фашисты. Возможно, приняли за кавказца. У Кумарова была характерная еврейская физиономия. Ещё писали, что началась давно ожидаемая охота на интеллигенцию. Старик умер в машине «скорой помощи», не приходя в сознание.
– Ладно, – сказал я. – Спасибо за информацию, Влад. Честное слово, спасибо. А вот если с Нателкой?..
– С Нателкой можешь, – устало разрешил друг. – Это не смертельно.
Глава 4 Год 2024. Поиски преступника (продолжение)
Ближе к ночи в клуб «Харизма» подтянулся Дима Истопник со своими ребятишками, хотя обычно он избегал риска. Бывший учитель пения, а ныне некоронованный ночной король Раздольска и его окрестностей, Димыч сознавал ответственность, которую взвалил на свои плечи, поэтому не только не совершал непродуманных поступков, но и был предельно немногословен. Даже побратимам иногда трудно было добиться от него вразумительного ответа на какой-нибудь самый простой вопрос.
В «Харизму» он явился, чтобы публично подтвердить свою неприкасаемость. Время от времени это было необходимо делать. Днём по голубиной почте пришло известие, что ожидается большая сходка с участием мэра Зашибалова, а главное – генерала Анупряка-оглы из миротворческого корпуса. Видимо, готовилось что-то грандиозное, коли в маленький обезлюдевший городок слетелись такие господа. Истопник догадывался, что именно. Давно шёл слух, что их территория подлежит затоплению и превращению в экспериментальный полигон для выращивания белковых кормов. Раздольск, самой природой опущенный в низину, окружённый лесами, по многим параметрам прекрасно подходил для этой цели. Ещё год назад лазутчики добыли для Истопника копию проекта Мичиганского научного центра, где доказывалась безусловная коммерческая ценность предприятия. Скорее всего, Зашибалова прислали для последней прикидки, а генерал-миротворец прибудет в качестве куратора. Истопника забавляло, что для такого важного дела придумали несуразный повод: якобы разыскивали вольнодумца и опасного государственного преступника Митьку Климова. Это тоже давняя традиция, идущая ещё со времён всеобщей умственной стерилизации. Чтобы устроить глобальную пакость, обязательно придумывали мизерную, нелепейшую причину. Что и говорить, это всегда действовало. Митька Климов – враг государства, представляющий угрозу свободе слова. Можно сочинить что-нибудь более нелепое, но трудно. Значит, попали в яблочко. Климова Истопник помнил, когда-то тот был его учеником. У него были неплохие вокальные данные, но дело не в этом. Митька Климов давно стал мутантом и врос в новую среду, как в свою родную. Он теперь почти бессмертен, как останкинская крыса. Сам по себе, один он ничего не значит, но много митек, много переродившихся руссиян – вот главная проблема миротворцев. Как их уничтожить? Каким ядом вытравить с земли?
В «Харизму» Истопник приехал с тремя подручными – Цюбой Малохольным, Жориком Сверлом и Аликом Петерсоном. Из всей троицы, пожалуй, самым опасным был Алик. Он был единственный по настоящему выхолощенный. Это означало, что его реакции доведены до предела интуитивного всечувствия, а психика не подвержена никакому воздействию, кроме прямого разрушения. Но чтобы разрушить психику Алика, понадобилось бы по меньшей мере прямое попадание кумулятивного заряда, что не так просто устроить в интимной обстановке ночного клуба. Все трое были вооружены плазменными пистолетами «Рекорд», сам Истопник оружия не носил никогда.
Едва они поднялись на второй этаж и обосновались за столиком в красном (представительском) зале ресторана, как началось представление. Свет померк, по стенам поплыли красочные сцены голографического стриптиза, сопровождаемого зомбирующей музыкой кантри. И тут же Дима Истопник увидел генерала Анупряка-оглы, сидящего неподалёку от подиума. За столом генерала кучковались несколько полуголых девиц незатейливого пошиба из разряда «русских матрёшек», мода на которых держалась уже пятый год, что было своеобразным рекордом.
Генерал выглядел внушительно. Чем-то походил на мумию Тутанхамона, если бы её вдруг оживили и насытили чрезмерной, апоплексической кровью. Среди руководителей миротворческого корпуса были в основном азиаты и турки, но Анупряк-оглы был вообще неизвестной национальности. Поговаривали, вроде англичанин, но арабского рода. Знаменит он был своей лютой непримиримостью с инакомыслием. Ходила шутка, что он даже президента Соединённых Штатов подозревал в терроризме и пренебрежении к правам человека. С другой стороны, ни для кого не было секретом, что Анупряк-оглы увлекался поэзией. Противоречивая, сложная натура, порождение межеумочной эпохи глобализации. Права над руссиянами у него были огромные. Совсем недавно по приказу Анупряка-оглы уездный город Чугуев спалили вместе с жителями по пустому подозрению, что там завелась православная ересь. Впоследствии выяснилось, что просто какая-то безумная старуха выбрела на площадь христарадничать.
Анупряк-оглы тоже заметил Истопника, выпрямился и насторожился. Пластиковая броня на нём издала характерный шорох настройки на самоотражение. Генерал подозвал одного из янычар и что-то прошептал ему на ухо, ткнув пальцем в сторону Истопника.
Янычар отдал честь и, тяжело ступая, приблизился к столу Истопника. Это был человек лет сорока, монгол и, по многим признакам, бывалый вояка.
– Добрый день, господа, – поздоровался он учтиво, прозвенев амуницией. – Привет вам от хозяина.
– Спасибо, – небрежно отозвался Истопник. – И чего надо от нас генералу?
– Убирайтесь отсюда подобру-поздорову. Вот чего надо.
– Ах вот оно что… Нет, любезный. Мы хотим посмотреть представление и пожрать. Заплатили деньги. Имеем право. По Конституции.
– Тогда покажите документы.
Истопник кивнул Жорику Сверлу, который заведовал канцелярией, и тот вывалил перед янычаром целую груду удостоверений. Выбрал самое примечательное, кожаное, с золотым тиснением, с серпом и молотом, аббревиатурой СССР и чуть ниже – КГБ, протянул янычару. Тот раскрывать не стал.
– Можно взять с собой?
– Бери, – великодушно разрешил Истопник. – Дарю насовсем. У меня ещё такое есть.
Янычар вернулся к столу Анупряка-оглы, передал ему ксиву, оба долго её разглядывали, чуть ли не нюхали, и о чём-то переговаривались, поглядывая изредка на Истопника с соратниками.
– Если что, – сказал Истопник, – уйдём через крышу.
В этот момент в зале появился мэр. Его явление было со вкусом театрализовано, сопровождалось пением свирелей и жутчайшей голографической оргией на настенных экранах. Одновременно с помощью искусных подсветок в зале возник эффект реющего американского флага. Плюс ко всему вокруг важно шествовавшего Зиновия Германовича приплясывали гусляры и гудошники в цветастых рубахах. Все цыганского обличья. Эффектный выход, ничего не скажешь. Но не успели они обняться с Анупряком-оглы, как генерал раздражённо ткнул пальцем в сторону Истопника. Зашибалов поглядел в указанном направлении и словно в изнеможении опустился на стул. На колени к нему тут же кинулась одна из «матрёшек», он её злобно спихнул. Истопник ему не завидовал. Ситуация для мэра складывалась пикантная. Он должен рассказать о нём генералу таким образом, чтобы тот не взбеленился. Штука в том, что Зиновию невыгодно разоблачение ночного владыки Раздольска. Конечно, если бы можно было пристрелить Истопника прямо за столом, Зиновий Германович пошёл бы на это не задумываясь, но Анупряк-оглы, как культурный либерал, обязательно сперва захочет провести хоть небольшое дознание, а этого мэр не мог допустить. У Истопника, у Димыча, имелась против него такая горячая лепёшка, что… Пять лет назад он помогал Зиновию в очередной раз пробиться в мэры, официально участвовал в предвыборной кампании, накопал в ту пору много мусора про благороднейшего кандидата и, главное, имел на руках неопровержимые доказательства того, что Зиновий Германович ухнул несколько миллионов в фонд социальной защиты «Белая звезда», являющийся крышей коммунячьего лидера Прошуковича. В силу политической необходимости, разумеется, но какая теперь разница. Если неуравновешенный Анупряк-оглы узнает, что его ближайший соратник, с которым у них совместный бизнес, тайно повязан с красно-коричневым отребьем, он способен в пылу справедливого возмущения порвать Зиновию глотку. Сначала сделает, а потом, возможно, задумается, правильно ли поступил, как в случае с городом Чугуевом.
Двусмысленность положения проступила на склеротических щеках Зиновия сиреневыми пятнами. Истопник приветливо помахал ему рукой. Зиновий Германович холодно поклонился в ответ.
– Пронесёт, – сказал Истопник охране. – Мы их, сук, сегодня крепко тряханём.
* * *
Митя Климов до «Харизмы» добрался с огромными трудностями, два раза чуть не нарвался на патруль, а третий раз нарвался – и уходил под пулями, перекатом, от одного мусорного бака до другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
На этом месте глуповатых, обычных для меня размышлений за столик вернулась зеленовласая Нателла. Была она ещё больше возбуждена, чем в первый раз.
– А этот гад где?
– Владислав Андреевич?
– Где он? В кабинете его нет.
– Не знаю. Вроде туда пошёл.
– Виктор, да?
– Можно и так.
– Ты его друг? Можешь на него повлиять?
– А в чём дело?
– Мне фельетон в субботу нужен вот так. – Она почему-то ткнула себя в живот. – И всё от него, от гада, зависит.
Девушка мне нравилась: тугая грудь, молодое ловкое тело. Но слишком перехлёстнутая. Интеллектуалка. Ведь тоже чего-то накропала. Тоже писатель.
– Что могут изменить три дня?
Придвинулась ближе, зеленоватые глаза пылали чистосердечным безумием.
– Между нами, Вить. Я подписалась. Если выйдет в субботу, получу штуку зелёных. Во вторник – ноль. Понял?
Конечно, я понял. Обычные журналистские приколы. Всё на продажу.
– Почему прямо не сказала Владу?
– Он не в теме.
– А почему у тебя зелёные волосы?
– От природы такие. Я не виновата.
– Может, тогда дунем ко мне?
Моя логика ей понравилась, но к предложению она отнеслась без энтузиазма. В её воображении маячила штука зелёных, которая могла уплыть.
– За кого ты меня принимаешь, Витя?
– Ни за кого. За красивую молодую женщину-фельетонистку.
– Ладно, проехали… В принципе, я не против развлечься, не барыня. Но услуга за услугу. Сперва пойдём к твоему корешу. Если он тебе кореш.
Я, как идиот, попёрся за ней опять на верхний этаж, в кабинет к Владику. Но опять тут вышла странность. Он на сей раз оказался на месте и ничуть не удивился моему появлению, да ещё вдвоём с его сотрудницей. И даже не дал Нателле открыть рот.
– Давай так, девушка. Подрежешь на сто строк – и ставим в информационную полосу.
– Влад, ты хоть иногда думай, что говоришь, пусть ты и большой начальник. Там уже и так осталась половина.
– Не мути, Ната. Я ведь прекрасно знаю, отчего у тебя такая творческая прыть.
– Я и не скрываю. Да, просил Егудов. В понедельник заседание суда. Надо успеть до этого. Егудов, кстати, вам, Владислав Андреевич, не раз помогал.
– Пигалица! – психанул Владик. – Заткнись и катись отсюда. Подожди в приёмной.
Зеленовласая послушно покинула кабинет, а у меня Владик заботливо поинтересовался, не шизанулся ли я.
– Так заметно?
– Да чего-то тебя всё тянет на приключения. То Оболдуев, то эта. Ты хоть знаешь, чья она протеже?
– Влад, ты сам сказал: бери бутылку и так далее.
Мой старый товарищ немного поник головой.
– Бери бутылку… да… однако… Не нравится мне твоё настроение, Витюша. С Нателкой переспать – ладно, святое дело, но Оболдуй… Я тут успел сделать пару звонков… Не советую, Вить. Последнее моё слово: не советую.
– Что – не советуешь?
– Мы с тобой двадцать лет в обозе, верно? Имеем право на откровенность. Ты художник, Витя. Ты настоящий художник. Я редко тебе говорил, но я это знаю. Я все твои вещи читал. Там много воды, но ты всё равно художник, следовательно, человек не от мира сего. Я – другое дело. Я раньше тоже… А потом понял: не моё. Я бизнесмен, мелкая щучка рынка. А он – удав. Один из самых прожорливых. Удавы питаются мечтателями, это для них деликатес. Вот зачем ты ему понадобился. И ещё… Мы друзья и сейчас одни в кабинете, прослушки здесь нет, а мне страшновато. Потому что речь идёт именно об удаве. Заговори с кем угодно – и почувствуешь то же самое. Страх. Понимаешь меня?
– Влад, что ты узнал?
На лице друга появилась гримаса, которая меня всегда раздражала: ну что, дескать, взять с малохольного?
– Он уже троим предлагал написать о нём бестселлер, и все трое отказались. Один из этих троих – драматург Кумаров. Знаешь такого?
Да, я знал старика Кумарова. Добродушный старый пьяница, вечный сиделец ЦДЛ. Неделю назад на него напали в подъезде и изуродовали до неузнаваемости. Тёмная история. Брать у него нечего, денег у него отродясь, с советских времён, не водилось. Писали: скинхеды, фашисты. Возможно, приняли за кавказца. У Кумарова была характерная еврейская физиономия. Ещё писали, что началась давно ожидаемая охота на интеллигенцию. Старик умер в машине «скорой помощи», не приходя в сознание.
– Ладно, – сказал я. – Спасибо за информацию, Влад. Честное слово, спасибо. А вот если с Нателкой?..
– С Нателкой можешь, – устало разрешил друг. – Это не смертельно.
Глава 4 Год 2024. Поиски преступника (продолжение)
Ближе к ночи в клуб «Харизма» подтянулся Дима Истопник со своими ребятишками, хотя обычно он избегал риска. Бывший учитель пения, а ныне некоронованный ночной король Раздольска и его окрестностей, Димыч сознавал ответственность, которую взвалил на свои плечи, поэтому не только не совершал непродуманных поступков, но и был предельно немногословен. Даже побратимам иногда трудно было добиться от него вразумительного ответа на какой-нибудь самый простой вопрос.
В «Харизму» он явился, чтобы публично подтвердить свою неприкасаемость. Время от времени это было необходимо делать. Днём по голубиной почте пришло известие, что ожидается большая сходка с участием мэра Зашибалова, а главное – генерала Анупряка-оглы из миротворческого корпуса. Видимо, готовилось что-то грандиозное, коли в маленький обезлюдевший городок слетелись такие господа. Истопник догадывался, что именно. Давно шёл слух, что их территория подлежит затоплению и превращению в экспериментальный полигон для выращивания белковых кормов. Раздольск, самой природой опущенный в низину, окружённый лесами, по многим параметрам прекрасно подходил для этой цели. Ещё год назад лазутчики добыли для Истопника копию проекта Мичиганского научного центра, где доказывалась безусловная коммерческая ценность предприятия. Скорее всего, Зашибалова прислали для последней прикидки, а генерал-миротворец прибудет в качестве куратора. Истопника забавляло, что для такого важного дела придумали несуразный повод: якобы разыскивали вольнодумца и опасного государственного преступника Митьку Климова. Это тоже давняя традиция, идущая ещё со времён всеобщей умственной стерилизации. Чтобы устроить глобальную пакость, обязательно придумывали мизерную, нелепейшую причину. Что и говорить, это всегда действовало. Митька Климов – враг государства, представляющий угрозу свободе слова. Можно сочинить что-нибудь более нелепое, но трудно. Значит, попали в яблочко. Климова Истопник помнил, когда-то тот был его учеником. У него были неплохие вокальные данные, но дело не в этом. Митька Климов давно стал мутантом и врос в новую среду, как в свою родную. Он теперь почти бессмертен, как останкинская крыса. Сам по себе, один он ничего не значит, но много митек, много переродившихся руссиян – вот главная проблема миротворцев. Как их уничтожить? Каким ядом вытравить с земли?
В «Харизму» Истопник приехал с тремя подручными – Цюбой Малохольным, Жориком Сверлом и Аликом Петерсоном. Из всей троицы, пожалуй, самым опасным был Алик. Он был единственный по настоящему выхолощенный. Это означало, что его реакции доведены до предела интуитивного всечувствия, а психика не подвержена никакому воздействию, кроме прямого разрушения. Но чтобы разрушить психику Алика, понадобилось бы по меньшей мере прямое попадание кумулятивного заряда, что не так просто устроить в интимной обстановке ночного клуба. Все трое были вооружены плазменными пистолетами «Рекорд», сам Истопник оружия не носил никогда.
Едва они поднялись на второй этаж и обосновались за столиком в красном (представительском) зале ресторана, как началось представление. Свет померк, по стенам поплыли красочные сцены голографического стриптиза, сопровождаемого зомбирующей музыкой кантри. И тут же Дима Истопник увидел генерала Анупряка-оглы, сидящего неподалёку от подиума. За столом генерала кучковались несколько полуголых девиц незатейливого пошиба из разряда «русских матрёшек», мода на которых держалась уже пятый год, что было своеобразным рекордом.
Генерал выглядел внушительно. Чем-то походил на мумию Тутанхамона, если бы её вдруг оживили и насытили чрезмерной, апоплексической кровью. Среди руководителей миротворческого корпуса были в основном азиаты и турки, но Анупряк-оглы был вообще неизвестной национальности. Поговаривали, вроде англичанин, но арабского рода. Знаменит он был своей лютой непримиримостью с инакомыслием. Ходила шутка, что он даже президента Соединённых Штатов подозревал в терроризме и пренебрежении к правам человека. С другой стороны, ни для кого не было секретом, что Анупряк-оглы увлекался поэзией. Противоречивая, сложная натура, порождение межеумочной эпохи глобализации. Права над руссиянами у него были огромные. Совсем недавно по приказу Анупряка-оглы уездный город Чугуев спалили вместе с жителями по пустому подозрению, что там завелась православная ересь. Впоследствии выяснилось, что просто какая-то безумная старуха выбрела на площадь христарадничать.
Анупряк-оглы тоже заметил Истопника, выпрямился и насторожился. Пластиковая броня на нём издала характерный шорох настройки на самоотражение. Генерал подозвал одного из янычар и что-то прошептал ему на ухо, ткнув пальцем в сторону Истопника.
Янычар отдал честь и, тяжело ступая, приблизился к столу Истопника. Это был человек лет сорока, монгол и, по многим признакам, бывалый вояка.
– Добрый день, господа, – поздоровался он учтиво, прозвенев амуницией. – Привет вам от хозяина.
– Спасибо, – небрежно отозвался Истопник. – И чего надо от нас генералу?
– Убирайтесь отсюда подобру-поздорову. Вот чего надо.
– Ах вот оно что… Нет, любезный. Мы хотим посмотреть представление и пожрать. Заплатили деньги. Имеем право. По Конституции.
– Тогда покажите документы.
Истопник кивнул Жорику Сверлу, который заведовал канцелярией, и тот вывалил перед янычаром целую груду удостоверений. Выбрал самое примечательное, кожаное, с золотым тиснением, с серпом и молотом, аббревиатурой СССР и чуть ниже – КГБ, протянул янычару. Тот раскрывать не стал.
– Можно взять с собой?
– Бери, – великодушно разрешил Истопник. – Дарю насовсем. У меня ещё такое есть.
Янычар вернулся к столу Анупряка-оглы, передал ему ксиву, оба долго её разглядывали, чуть ли не нюхали, и о чём-то переговаривались, поглядывая изредка на Истопника с соратниками.
– Если что, – сказал Истопник, – уйдём через крышу.
В этот момент в зале появился мэр. Его явление было со вкусом театрализовано, сопровождалось пением свирелей и жутчайшей голографической оргией на настенных экранах. Одновременно с помощью искусных подсветок в зале возник эффект реющего американского флага. Плюс ко всему вокруг важно шествовавшего Зиновия Германовича приплясывали гусляры и гудошники в цветастых рубахах. Все цыганского обличья. Эффектный выход, ничего не скажешь. Но не успели они обняться с Анупряком-оглы, как генерал раздражённо ткнул пальцем в сторону Истопника. Зашибалов поглядел в указанном направлении и словно в изнеможении опустился на стул. На колени к нему тут же кинулась одна из «матрёшек», он её злобно спихнул. Истопник ему не завидовал. Ситуация для мэра складывалась пикантная. Он должен рассказать о нём генералу таким образом, чтобы тот не взбеленился. Штука в том, что Зиновию невыгодно разоблачение ночного владыки Раздольска. Конечно, если бы можно было пристрелить Истопника прямо за столом, Зиновий Германович пошёл бы на это не задумываясь, но Анупряк-оглы, как культурный либерал, обязательно сперва захочет провести хоть небольшое дознание, а этого мэр не мог допустить. У Истопника, у Димыча, имелась против него такая горячая лепёшка, что… Пять лет назад он помогал Зиновию в очередной раз пробиться в мэры, официально участвовал в предвыборной кампании, накопал в ту пору много мусора про благороднейшего кандидата и, главное, имел на руках неопровержимые доказательства того, что Зиновий Германович ухнул несколько миллионов в фонд социальной защиты «Белая звезда», являющийся крышей коммунячьего лидера Прошуковича. В силу политической необходимости, разумеется, но какая теперь разница. Если неуравновешенный Анупряк-оглы узнает, что его ближайший соратник, с которым у них совместный бизнес, тайно повязан с красно-коричневым отребьем, он способен в пылу справедливого возмущения порвать Зиновию глотку. Сначала сделает, а потом, возможно, задумается, правильно ли поступил, как в случае с городом Чугуевом.
Двусмысленность положения проступила на склеротических щеках Зиновия сиреневыми пятнами. Истопник приветливо помахал ему рукой. Зиновий Германович холодно поклонился в ответ.
– Пронесёт, – сказал Истопник охране. – Мы их, сук, сегодня крепко тряханём.
* * *
Митя Климов до «Харизмы» добрался с огромными трудностями, два раза чуть не нарвался на патруль, а третий раз нарвался – и уходил под пулями, перекатом, от одного мусорного бака до другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57