Как Димыч мог тебя пригласить? У него на «матрёшек» аллергия, всем известно.
Даша обиделась.
– Спроси у него сам, раз мне всё равно не веришь.
– Спрошу, конечно…
Митя подошёл к дубу, нащёлкал на панели цифровой код. Девушка поспешно побросала своё барахло в сумку, подбежала к нему. Из динамика донёсся строгий голос:
– Пароль или пуля, пришелец.
– Курица не птица, – ответил Митя и добавил: – Видишь, кто со мной?
– Вижу… Ничего, ей можно. Входите.
– Но как же… (это может быть? – хотел спросить Митя, но вовремя осёкся.)
Щёлкнули замки, Митя нажал потайной рычажок, и дверь вобралась внутрь. Вдвоём они вошли в лифтовую кабину, дверь сама собой задвинулась, и лифт медленно, поскрипывая металлическими суставами, поплыл вниз. В кабине было тесно, они стояли почти прижавшись друг к другу. В смятении Митя вдыхал аромат женского тела. Припомнил, когда в последний раз занимался сексом: три месяца назад, и его партнёршей была одноразовая проститутка с площади Макдоналдса, которая отдавалась с энтузиазмом резиновой куклы, зато высосала из горлышка сразу полбутылки сивухи.
В бункере укрывалось много людей, по Митиным прикидкам, не меньше сорока, но мало с кем он успел познакомиться. Так здесь заведено. Ему отвели клетушку рядом с радиорубкой – железный столик, стул и деревянный лежак, – показали дорогу к лифту и проинструктировали: больше ни в какие помещения не соваться. Митя и не совался, даже плохо представлял истинные размеры бункера, понимая, чем грозит непослушание. Будь он на месте Димыча, наверное, принимал бы ещё более жёсткие меры предосторожности. В бункер возвращался ночью, чтобы покемарить в безопасности часок-другой; кормёжка, занятия и собеседования проводились на природе.
Выйдя из лифта, Митя оказался в затруднении. Никто их не встретил. От лифта коридор, экономно освещенный ультрафиолетом, тянулся в обе стороны; в одну – к радиорубке и оружейному складу, Митин маршрут, в другую – по всей видимости, к жилым помещениям, пищеблоку и апартаментам Истопника. Митя поднял голову к видеотрубе, ожидая какого-нибудь распоряжения, – тщетно. За ними, разумеется, наблюдали, но молча. Выходит, ему позволяли, вернее, его вынуждали принять самостоктельное решение, но какое? Придушить, что ли, рыжую лазутчицу прямо здесь, на бетонном пятачке?
– Иди за мной, – распорядился Митя и свернул к радиорубке. По пути никто не встретился.
В его кубрике они уселись на лежак, но на расстоянии друг от друга, и Даша с облегчением вздохнула: «У-у-уф». Потом попросила разрешения закурить.
– Нет, – сказал Митя. – В бункере не курят. Здесь забудь свои б… привычки. Давай, рассказывай.
– О чём, Митенька?
Её лукавый взгляд и давно не слышанное «Митенька» размягчили его мозги, но он не позволил себе никакой глупости. Был суров, насторожен.
– Чего будешь плести Димычу, меня не касается. Я хочу знать правду.
Даша забавно склонила набок огненную головку. Все её движения были изящны, двусмысленны и преследовали лишь одну цель – возбудить желание в партнёре. Для этого девочек натаскивали ещё в школе, и Даша Семёнова в совершенстве овладела этой наукой. Среди «матрёшек» вообще дурочек не водилось. Можно сказать, сексуальная элита, обслуживающая в основном капризных миротворцев, вынужденных жить среди дикарей. Изредка, естественно, обламывалось и соотечественникам, прислуживавшим забугорным хозяевам. Таким, как, допустим, мэр Зашибалов.
– Я не вру, Митенька. Ни словечка не соврала. Помнишь, просила взять с собой? Почему не захотел?.. С меня дурь слетела, Митенька. Так бывает у некоторых девочек, не я первая. Рано или поздно их вычисляют и ставят на правило. О-о, это страшная смерть, муки ада. Мне тоже недолго оставалось, бригадир начал подозревать. Чудо, что удалось сбежать… Можно теперь мне спросить?
– Ну?
– Почему ты мне не веришь? Ведь ты знал меня такусенькую. – Она опустила руку ниже лежака. – Мы были парой когда-то. Почему, Митенька?
Митя вдруг осознал, что не может ответить на этот вопрос. Действительно, почему? Всё, что она говорила, могло быть правдой. С него тоже слетела дурь и никак, увы, не возвращается. Да вокруг полно перевертышей и в ту и в другую сторону. Мир текуч, как прохудившееся корыто. Если она сообщила о нём Истопнику… Но точно так же вся эта история могла быть всего лишь ловким внедрением агента под бочок Димычу. Как угадаешь?
– Хорошо, – сказал он миролюбиво, – а ты сама веришь кому-нибудь, кроме себя?
Даша поёрзала, устраиваясь поудобнее, и, как-то так вышло, придвинулась вплотную к Мите.
– Пожалуй, нет. Не верю.
– Правильно делаешь. Поверить кому-нибудь – всё равно что грудь себе прострелить навылет. Закон выживания. Не нами придумано.
– Митя.
– Чего?
– Я тебе верю.
– Ты же только что сказала?..
– Только что не верила, а сейчас верю. Не пойму, что со мной творится. Может, солнышко напекло.
Она подставила пухлые губы, соблазнительно сверкнул алый язычок, Митя не смог отвертеться. Впился в её рот, как кровосос. Оторвался не скоро, чувствуя себя на грани обморока. Её сладостная энергия хлестнула по жилам покруче, чем спирт. Он забыл, а может, и не знал никогда, что такое бывает. Сдавил податливые бока так сильно, что «матрёшка» запищала.
– Больно? – спросил он, подслеповато моргая.
– Подожди, миленький, я сейчас, – пробормотала Даша и поползла с кровати вниз головой. Оказывается, ей понадобилась сумка, откуда она, покопавшись, вытащила упаковку резинок с лейблом «Сделано в США», с пляшущей негритянкой на картинке. Самые модные, по доллару за штуку.
– Нет, – сказал Митя с обидой.
– Как же нет, Митенька? Без этого нельзя, запрещено. Статья восемьдесят первая. Размножение без санкции прокурора. Публичное распыление.
– Со мной будешь без этого.
– С тобой буду без этого, – эхом откликнулась Даша, улыбаясь одними глазами. Потом движением, от которого у Мити кольнуло в затылке, расстегнула молнию на джинсах.
… Вечером Митю отвели к Димычу. После секса с «матрешкой»-одноклассницей он натурально потерял сознание, а когда очнулся, в комнате не было ни Даши, ни её сумки и чувствовал он себя так, будто рыл котлован двое суток подряд. Голова ещё кружилась от терпкого, одуряющего запаха её кожи, пропитанной специальными эротическими добавками. О, теперь он знал, что такое настоящая, дорогая любовь, а не за бутылку сивухи или фальшивый стольник. Но не успел погрезить, как явился вестовой.
Обиталище Димыча доказывало, что он ни в чём себя не ограничивал, хотя по молве слыл аскетом и бессребреником, как Иосиф Виссарионович. Просторное помещение, метров пятнадцать, сплошь застеленное коврами, с мягкой мебелью, с электрообогревом. Но главное, с пофыркивающим кондиционером, насыщающим воздух ароматами цветущего луга. Не всякий руссиянский олигарх мог себе такое позволить. Не без удовольствия Митя вдохнул глоток чужой красивой жизни. Он не завидовал Димычу. С какой стати? В этом мире каждый получает по заслугам.
Истопник усадил его в плюшевое кресло, поставил на подлокотник чашку, которую собственноручно наполнил чёрным кофе из серебряного кофейника. Спросил неопределённо:
– Нравится?
– Пример для подражания, – сказал Климов. – Как и вся ваша жизнь, Дмитрий Захарович.
– Однако, ты льстец… Ответь-ка лучше на несколько вопросов. Давно ли соскочил с иглы?
– Да я по-настоящему и не торчал никогда. Выше травки не поднимался. Конечно, когда заметали, на пунктах прививки впрыскивали гуманитарную дозу, как положено. Но меня как-то не брало, не знаю почему. Сейчас уже около месяца чистый.
– Ломки не было?
– Тоска. Не больше того.
– Любопытно, да… – Истопник налил себе в чашку красного вина, Мите не предложил. – Что думаешь про Дарью Семёнову?
– Чего тут думать? Она вам, наверное, то же самое рассказала, что и мне. Дурь слетела, чудом оторвалась из «Харизмы» и всё такое… Я ей не верю. По-моему, засланная.
– Переспал с ней?
– Сегодня. Раньше – нет.
– И ни в чём не убедился?
– «Матрёшки» – запрограммированные, Дмитрий Захарович. У них своего сознания нет и двойная защита… Не пойму, зачем она вам?
– Тут такое дело, дружок, – засланная или нет, а на севера пойдёте вместе.
Митя поперхнулся кофе, Димыч заботливо похлопал его между лопаток. Старинный жест.
– Да-да, не удивляйся. Дорога дальняя, опасная. Цепочки все оборваны. Парой легче одолеть. Ну, и второе: коли с одним что случится, второй доковыляет. Даша не знает цели путешествия. Информацию загоним в подкорку.
– Дмитрий Захарович, да с ней нас повяжут на первом перекрёстке. Она же неуправляемая, как все они.
– Ошибаешься, Митя. По уровню выживаемости «матрёшки» дадут фору даже каликам перехожим. Статистика. Не волнуйся, проверим её на детекторе. Подчистим, если что. Но пойдёте вдвоём.
Митя догадывался: учитель недоговаривает, что-то скрывает, но иначе быть не может. Молча склонил голову, а Димыч подлил ему из кофейника.
– Причём обстановка такая, завтра надо отправляться. Как твои успехи? Алик тобой доволен, и старец хорошо отзывается.
– Я тоже всем доволен. Завтра так завтра.
– Но ты готов или нет?
– Сами сказали, обстановка. Чего тут обсуждать?
– Вот и умница.
Истопник пересел за стол, поманил Митю. Разложил несколько компьютерных карт, из тех, которые выпустили уже завоеватели – с новыми границами, названиями городов и посёлков, с указанием опасных по тем или иным причинам зон. За час детально изучили маршрут, по которому Мите предстояло двигаться.
– Память у тебя не исчерпана?
– Сберёг процентов на восемьдесят, – похвалился Митя.
На крайний случай Истопник дал две явки, одну в Петербурге, другую в Архангельске, переименованном в Агарай-сити, по имени знаменитого военачальника-албанца, много сделавшего для внедрения прогресса на гнилую руссиянскую почву. Потом проинструктировал, как вести себя с Марфой-кудесницей, если доберётся до неё.
– По всему, что о ней известно, должна принять хорошо, но не вздумай ни в чем супротивничать. Дня не проживёшь. Если хочешь о чём спросить, спрашивай сейчас, другого времени не будет.
Митя с наслаждением проглотил кофейную гущу.
– Не о чем спрашивать, Дмитрий Захарович. Всё понятно без слов. Разве что… По телику день и ночь талдычат, для руссиян, мол, обратного хода нет. Это правда? Кончилась Русь?
– Нет ответа, – скупо усмехнулся Истопник. – Когда, даст Бог, свидимся, тебя об этом спрошу.
Он взял его с собой в лабораторию, где приготовили для допроса «матрёшку» Дарью. Опутанная проводами, подключённая к аппарату, Даша мирно посапывала на клеёнчатом лежаке. Возле неё стоял пожилой человек в стерильно-белом медицинском халате, следил за показаниями приборов.
– Ну что, Данилыч? – окликнул Истопник. – Как она?
Увидев главаря, человек в халате просиял, словно глотнул веселящего газа.
– С медицинской, точки зрения вполне здоровенькая, одного, Димыч, не пойму: кровь чистая, не заражённая. Как такое может быть? Она же из «Харизмы», да?
– Всё бывает, – заметил Истопник. – Ладно, начинай, включай свою игрушку… Митя, садись вон туда, на стул.
– Глубина заброса? – уточнил Данилыч.
– Пожалуй, последние пять дней. Думаю, достаточно.
Митя впервые видел, как работает знаменитый дознаватель «Скорцеум», разработка японской фирмы «Акутагава». Данилыч пощёлкал тумблерами, загорелся монитор. Сначала экран был перегружен сверкающими разноцветными спиралями, не несущими никакой информации, потом Данилыч перевёл стрелку на табло, и возникла первая живая картинка – «матрёшка» Даша ублажала негра-миротворца в голубом джакузи. У Мити перехватило дыхание – до того неправдоподобно ярким и чётким было изображение похабной сцены, сопровождаемое утробным рычанием негра и профессиональным постаныванием «матрёшки». Данилыч, морщась, умерил звук.
– Крути побыстрее, – распорядился Истопник. – Мы тут не собираемся всю ночь сидеть. Верно, Митя? – В его взгляде Климов прочитал что-то похожее на сочувствие.
Оператор отрегулировал настройку, и картинки, высасываемые из Дашиной подкорки, замелькали со скоростью перемотки. Некоторые кадры Истопник требовал вернуть, прокрутить помедленнее. Просмотр занял около двух часов, ничего компрометирующего они не обнаружили. Зато многое узнали о жизни «матрёшки» в фешенебельном ночном клубе. В основном она состояла из бесконечной случки, прерываемой для сна и жратвы. Между «матрёшками» иногда возникали драки, кончавшиеся, как правило, покаянными слезами. Нашлось кое-что, подтверждающее Дашину легенду. Несколько раз было отчётливо видно, как она только делала вид, что вкалывает шприц в вену, это была лишь искусная имитация. Один из Дашиных клиентов заинтересовал Истопника. Оператор по его указке зафиксировал и укрупнил кадр. Истопник долго вглядывался в нарумяненное, подгримированное лицо пожилого бодренького сладострастника, наконец уверенно объявил:
– Братцы, да это же Зиновий Германович!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Даша обиделась.
– Спроси у него сам, раз мне всё равно не веришь.
– Спрошу, конечно…
Митя подошёл к дубу, нащёлкал на панели цифровой код. Девушка поспешно побросала своё барахло в сумку, подбежала к нему. Из динамика донёсся строгий голос:
– Пароль или пуля, пришелец.
– Курица не птица, – ответил Митя и добавил: – Видишь, кто со мной?
– Вижу… Ничего, ей можно. Входите.
– Но как же… (это может быть? – хотел спросить Митя, но вовремя осёкся.)
Щёлкнули замки, Митя нажал потайной рычажок, и дверь вобралась внутрь. Вдвоём они вошли в лифтовую кабину, дверь сама собой задвинулась, и лифт медленно, поскрипывая металлическими суставами, поплыл вниз. В кабине было тесно, они стояли почти прижавшись друг к другу. В смятении Митя вдыхал аромат женского тела. Припомнил, когда в последний раз занимался сексом: три месяца назад, и его партнёршей была одноразовая проститутка с площади Макдоналдса, которая отдавалась с энтузиазмом резиновой куклы, зато высосала из горлышка сразу полбутылки сивухи.
В бункере укрывалось много людей, по Митиным прикидкам, не меньше сорока, но мало с кем он успел познакомиться. Так здесь заведено. Ему отвели клетушку рядом с радиорубкой – железный столик, стул и деревянный лежак, – показали дорогу к лифту и проинструктировали: больше ни в какие помещения не соваться. Митя и не совался, даже плохо представлял истинные размеры бункера, понимая, чем грозит непослушание. Будь он на месте Димыча, наверное, принимал бы ещё более жёсткие меры предосторожности. В бункер возвращался ночью, чтобы покемарить в безопасности часок-другой; кормёжка, занятия и собеседования проводились на природе.
Выйдя из лифта, Митя оказался в затруднении. Никто их не встретил. От лифта коридор, экономно освещенный ультрафиолетом, тянулся в обе стороны; в одну – к радиорубке и оружейному складу, Митин маршрут, в другую – по всей видимости, к жилым помещениям, пищеблоку и апартаментам Истопника. Митя поднял голову к видеотрубе, ожидая какого-нибудь распоряжения, – тщетно. За ними, разумеется, наблюдали, но молча. Выходит, ему позволяли, вернее, его вынуждали принять самостоктельное решение, но какое? Придушить, что ли, рыжую лазутчицу прямо здесь, на бетонном пятачке?
– Иди за мной, – распорядился Митя и свернул к радиорубке. По пути никто не встретился.
В его кубрике они уселись на лежак, но на расстоянии друг от друга, и Даша с облегчением вздохнула: «У-у-уф». Потом попросила разрешения закурить.
– Нет, – сказал Митя. – В бункере не курят. Здесь забудь свои б… привычки. Давай, рассказывай.
– О чём, Митенька?
Её лукавый взгляд и давно не слышанное «Митенька» размягчили его мозги, но он не позволил себе никакой глупости. Был суров, насторожен.
– Чего будешь плести Димычу, меня не касается. Я хочу знать правду.
Даша забавно склонила набок огненную головку. Все её движения были изящны, двусмысленны и преследовали лишь одну цель – возбудить желание в партнёре. Для этого девочек натаскивали ещё в школе, и Даша Семёнова в совершенстве овладела этой наукой. Среди «матрёшек» вообще дурочек не водилось. Можно сказать, сексуальная элита, обслуживающая в основном капризных миротворцев, вынужденных жить среди дикарей. Изредка, естественно, обламывалось и соотечественникам, прислуживавшим забугорным хозяевам. Таким, как, допустим, мэр Зашибалов.
– Я не вру, Митенька. Ни словечка не соврала. Помнишь, просила взять с собой? Почему не захотел?.. С меня дурь слетела, Митенька. Так бывает у некоторых девочек, не я первая. Рано или поздно их вычисляют и ставят на правило. О-о, это страшная смерть, муки ада. Мне тоже недолго оставалось, бригадир начал подозревать. Чудо, что удалось сбежать… Можно теперь мне спросить?
– Ну?
– Почему ты мне не веришь? Ведь ты знал меня такусенькую. – Она опустила руку ниже лежака. – Мы были парой когда-то. Почему, Митенька?
Митя вдруг осознал, что не может ответить на этот вопрос. Действительно, почему? Всё, что она говорила, могло быть правдой. С него тоже слетела дурь и никак, увы, не возвращается. Да вокруг полно перевертышей и в ту и в другую сторону. Мир текуч, как прохудившееся корыто. Если она сообщила о нём Истопнику… Но точно так же вся эта история могла быть всего лишь ловким внедрением агента под бочок Димычу. Как угадаешь?
– Хорошо, – сказал он миролюбиво, – а ты сама веришь кому-нибудь, кроме себя?
Даша поёрзала, устраиваясь поудобнее, и, как-то так вышло, придвинулась вплотную к Мите.
– Пожалуй, нет. Не верю.
– Правильно делаешь. Поверить кому-нибудь – всё равно что грудь себе прострелить навылет. Закон выживания. Не нами придумано.
– Митя.
– Чего?
– Я тебе верю.
– Ты же только что сказала?..
– Только что не верила, а сейчас верю. Не пойму, что со мной творится. Может, солнышко напекло.
Она подставила пухлые губы, соблазнительно сверкнул алый язычок, Митя не смог отвертеться. Впился в её рот, как кровосос. Оторвался не скоро, чувствуя себя на грани обморока. Её сладостная энергия хлестнула по жилам покруче, чем спирт. Он забыл, а может, и не знал никогда, что такое бывает. Сдавил податливые бока так сильно, что «матрёшка» запищала.
– Больно? – спросил он, подслеповато моргая.
– Подожди, миленький, я сейчас, – пробормотала Даша и поползла с кровати вниз головой. Оказывается, ей понадобилась сумка, откуда она, покопавшись, вытащила упаковку резинок с лейблом «Сделано в США», с пляшущей негритянкой на картинке. Самые модные, по доллару за штуку.
– Нет, – сказал Митя с обидой.
– Как же нет, Митенька? Без этого нельзя, запрещено. Статья восемьдесят первая. Размножение без санкции прокурора. Публичное распыление.
– Со мной будешь без этого.
– С тобой буду без этого, – эхом откликнулась Даша, улыбаясь одними глазами. Потом движением, от которого у Мити кольнуло в затылке, расстегнула молнию на джинсах.
… Вечером Митю отвели к Димычу. После секса с «матрешкой»-одноклассницей он натурально потерял сознание, а когда очнулся, в комнате не было ни Даши, ни её сумки и чувствовал он себя так, будто рыл котлован двое суток подряд. Голова ещё кружилась от терпкого, одуряющего запаха её кожи, пропитанной специальными эротическими добавками. О, теперь он знал, что такое настоящая, дорогая любовь, а не за бутылку сивухи или фальшивый стольник. Но не успел погрезить, как явился вестовой.
Обиталище Димыча доказывало, что он ни в чём себя не ограничивал, хотя по молве слыл аскетом и бессребреником, как Иосиф Виссарионович. Просторное помещение, метров пятнадцать, сплошь застеленное коврами, с мягкой мебелью, с электрообогревом. Но главное, с пофыркивающим кондиционером, насыщающим воздух ароматами цветущего луга. Не всякий руссиянский олигарх мог себе такое позволить. Не без удовольствия Митя вдохнул глоток чужой красивой жизни. Он не завидовал Димычу. С какой стати? В этом мире каждый получает по заслугам.
Истопник усадил его в плюшевое кресло, поставил на подлокотник чашку, которую собственноручно наполнил чёрным кофе из серебряного кофейника. Спросил неопределённо:
– Нравится?
– Пример для подражания, – сказал Климов. – Как и вся ваша жизнь, Дмитрий Захарович.
– Однако, ты льстец… Ответь-ка лучше на несколько вопросов. Давно ли соскочил с иглы?
– Да я по-настоящему и не торчал никогда. Выше травки не поднимался. Конечно, когда заметали, на пунктах прививки впрыскивали гуманитарную дозу, как положено. Но меня как-то не брало, не знаю почему. Сейчас уже около месяца чистый.
– Ломки не было?
– Тоска. Не больше того.
– Любопытно, да… – Истопник налил себе в чашку красного вина, Мите не предложил. – Что думаешь про Дарью Семёнову?
– Чего тут думать? Она вам, наверное, то же самое рассказала, что и мне. Дурь слетела, чудом оторвалась из «Харизмы» и всё такое… Я ей не верю. По-моему, засланная.
– Переспал с ней?
– Сегодня. Раньше – нет.
– И ни в чём не убедился?
– «Матрёшки» – запрограммированные, Дмитрий Захарович. У них своего сознания нет и двойная защита… Не пойму, зачем она вам?
– Тут такое дело, дружок, – засланная или нет, а на севера пойдёте вместе.
Митя поперхнулся кофе, Димыч заботливо похлопал его между лопаток. Старинный жест.
– Да-да, не удивляйся. Дорога дальняя, опасная. Цепочки все оборваны. Парой легче одолеть. Ну, и второе: коли с одним что случится, второй доковыляет. Даша не знает цели путешествия. Информацию загоним в подкорку.
– Дмитрий Захарович, да с ней нас повяжут на первом перекрёстке. Она же неуправляемая, как все они.
– Ошибаешься, Митя. По уровню выживаемости «матрёшки» дадут фору даже каликам перехожим. Статистика. Не волнуйся, проверим её на детекторе. Подчистим, если что. Но пойдёте вдвоём.
Митя догадывался: учитель недоговаривает, что-то скрывает, но иначе быть не может. Молча склонил голову, а Димыч подлил ему из кофейника.
– Причём обстановка такая, завтра надо отправляться. Как твои успехи? Алик тобой доволен, и старец хорошо отзывается.
– Я тоже всем доволен. Завтра так завтра.
– Но ты готов или нет?
– Сами сказали, обстановка. Чего тут обсуждать?
– Вот и умница.
Истопник пересел за стол, поманил Митю. Разложил несколько компьютерных карт, из тех, которые выпустили уже завоеватели – с новыми границами, названиями городов и посёлков, с указанием опасных по тем или иным причинам зон. За час детально изучили маршрут, по которому Мите предстояло двигаться.
– Память у тебя не исчерпана?
– Сберёг процентов на восемьдесят, – похвалился Митя.
На крайний случай Истопник дал две явки, одну в Петербурге, другую в Архангельске, переименованном в Агарай-сити, по имени знаменитого военачальника-албанца, много сделавшего для внедрения прогресса на гнилую руссиянскую почву. Потом проинструктировал, как вести себя с Марфой-кудесницей, если доберётся до неё.
– По всему, что о ней известно, должна принять хорошо, но не вздумай ни в чем супротивничать. Дня не проживёшь. Если хочешь о чём спросить, спрашивай сейчас, другого времени не будет.
Митя с наслаждением проглотил кофейную гущу.
– Не о чем спрашивать, Дмитрий Захарович. Всё понятно без слов. Разве что… По телику день и ночь талдычат, для руссиян, мол, обратного хода нет. Это правда? Кончилась Русь?
– Нет ответа, – скупо усмехнулся Истопник. – Когда, даст Бог, свидимся, тебя об этом спрошу.
Он взял его с собой в лабораторию, где приготовили для допроса «матрёшку» Дарью. Опутанная проводами, подключённая к аппарату, Даша мирно посапывала на клеёнчатом лежаке. Возле неё стоял пожилой человек в стерильно-белом медицинском халате, следил за показаниями приборов.
– Ну что, Данилыч? – окликнул Истопник. – Как она?
Увидев главаря, человек в халате просиял, словно глотнул веселящего газа.
– С медицинской, точки зрения вполне здоровенькая, одного, Димыч, не пойму: кровь чистая, не заражённая. Как такое может быть? Она же из «Харизмы», да?
– Всё бывает, – заметил Истопник. – Ладно, начинай, включай свою игрушку… Митя, садись вон туда, на стул.
– Глубина заброса? – уточнил Данилыч.
– Пожалуй, последние пять дней. Думаю, достаточно.
Митя впервые видел, как работает знаменитый дознаватель «Скорцеум», разработка японской фирмы «Акутагава». Данилыч пощёлкал тумблерами, загорелся монитор. Сначала экран был перегружен сверкающими разноцветными спиралями, не несущими никакой информации, потом Данилыч перевёл стрелку на табло, и возникла первая живая картинка – «матрёшка» Даша ублажала негра-миротворца в голубом джакузи. У Мити перехватило дыхание – до того неправдоподобно ярким и чётким было изображение похабной сцены, сопровождаемое утробным рычанием негра и профессиональным постаныванием «матрёшки». Данилыч, морщась, умерил звук.
– Крути побыстрее, – распорядился Истопник. – Мы тут не собираемся всю ночь сидеть. Верно, Митя? – В его взгляде Климов прочитал что-то похожее на сочувствие.
Оператор отрегулировал настройку, и картинки, высасываемые из Дашиной подкорки, замелькали со скоростью перемотки. Некоторые кадры Истопник требовал вернуть, прокрутить помедленнее. Просмотр занял около двух часов, ничего компрометирующего они не обнаружили. Зато многое узнали о жизни «матрёшки» в фешенебельном ночном клубе. В основном она состояла из бесконечной случки, прерываемой для сна и жратвы. Между «матрёшками» иногда возникали драки, кончавшиеся, как правило, покаянными слезами. Нашлось кое-что, подтверждающее Дашину легенду. Несколько раз было отчётливо видно, как она только делала вид, что вкалывает шприц в вену, это была лишь искусная имитация. Один из Дашиных клиентов заинтересовал Истопника. Оператор по его указке зафиксировал и укрупнил кадр. Истопник долго вглядывался в нарумяненное, подгримированное лицо пожилого бодренького сладострастника, наконец уверенно объявил:
– Братцы, да это же Зиновий Германович!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57