Вошел в просторную ванную, открыл стеклянную дверь душевой кабины, в которой вполне можно было бы жить. Осмотрел куски мыла, висевшие на крючках гели, шампуни, пузырьки с таблетками в распахнутой дверце аптечного шкафчика. В памяти постоянно звучали слова уборщицы:
– Мистера Бишопа тут давно не было. Вчера вечером не было. Точно знаю – я миссис Бишоп ужин готовила. Один салат. Когда мистер Бишоп дома, он ест мясо, рыбу. Тогда мне приходится готовить много еды.
Если Брайана Бишопа вчера не было дома и кто-то другой занимался с его женой извращенным сексом, то кто он?
Если тот другой убил ее, то почему?
Случайно, нечаянно?
Багровая полоска на шее решительно говорит – нет.
Инстинкт Грейса тоже.
12
Подобно многим порождениям послевоенного строительного бума, Суссекс-Хаус – хилое двухэтажное прямоугольное здание – болезненно устаревал с годами. Архитектор под явным влиянием стиля модерн видел в нем надпалубную постройку небольшого дряхлого круизного парохода.
Здание, предназначавшееся для инфекционной больницы, было построено в начале 1950-х годов на высоких дальних уединенных холмистых окраинах Брайтона, сразу за пригородом Холлингбери – архитектор несомненно считал это одиноко стоявшее сооружение великолепным и гордым, к своей вящей славе. Но прошедшие годы немилосердно с ним обошлись. Город расползался во все стороны, площадь вокруг больницы отвели под промышленную зону. По непонятным причинам больницу закрыли, строение выкупила финансовая компания, через несколько лет продала его фирме, торгующей холодильниками, та в свою очередь «Америкэн экспресс», а та в середине 1990-х годов главному полицейскому управлению Суссекса. Подновленное и приведенное в соответствие современным стандартам здание служило передовой образцовой высокотехнологичной штаб-квартирой суссекской полиции, оснащенной лучшими местными силами. Впоследствии было решено пристроить к нему корпуса предварительного и постоянного заключения. Хотя Суссекс-Хаус трещал по всем швам, там размещали все новые полицейские подразделения. Всего в девяноста рабочих кабинетах размещались четыреста тридцать человек, причем далеко не каждый имел обещанное рабочее место.
По мнению Гленна Брэнсона, помещение для снятия свидетельских показаний – слишком громкое наименование для двух комнатушек. Меньшая, где помещался лишь монитор и пара стульев, использовалась для наблюдения. Большая, где он сейчас сидел вместе с констеблем Ником Николлом и бесконечно расстроенным Брайаном Бишопом, была обставлена так, чтоб свидетели и потенциальные подозреваемые чувствовали себя непринужденно, невзирая на две направленные прямо на них видеокамеры, вмонтированные в стену.
Яркий свет заливал жесткий серый ковер и кремовые стены; сквозь большое южное окно открывался частичный вид на Брайтон и Хоув за шиферной крышей супермаркета; в комнатке стояли три круглых стула с вишнево-красной обивкой, ничем не примечательный кофейный столик с черными ножками и столешницей под сосну, словно купленный на распродаже в последний момент.
Комната пахла как новенькая, будто ковровое покрытие только что настелили, а краска на стенах еще не просохла, хотя на памяти Брэнсона в ней всегда стоял такой запах. Пробыв здесь несколько минут, он вспотел наравне с констеблем Николлом и Брайаном Бишопом. Проблема в том, что система кондиционирования в здании никуда не годится, а половина окон не открывается.
Обозначив дату и время, Брэнсон включил диктофон, объяснив Бишопу, что это стандартная процедура. Тот согласно кивнул.
Он был совсем убит. Сидел в дорогом коричневом пиджаке с серебряными пуговицами, небрежно накинутом на синюю рубашку поло от Армани с открытым воротом, с торчавшими из нагрудного кармана темными очками, поникнув, сломавшись. Вне поля для гольфа штаны из шотландки и двухцветные туфли смотрелись довольно нелепо.
Брэнсон не мог не испытывать к нему жалости и сочувствия. Как ни старался, он не мог выбросить из головы Клайва Оуэна в фильме «Крупье». В других обстоятельства он спросил бы у Бишопа, не родня ли они. Хотя к делу это не относилось, ему не давала покоя мысль, почему членам гольф-клуба, где строго соблюдаются излишние, на его взгляд, формальности и устаревшие правила моды – скажем, непременный выход на поле в галстуке, – дозволяется смахивать на участников пантомимы.
– Когда вы в последний раз видели свою жену? – спросил Брэнсон и отметил легкое замешательство Бишопа перед ответом.
– В воскресенье вечером, часов в восемь. – Бишоп отвечал покорно и вежливо, но голос его звучал бесстрастно, невыразительно, ничего не говоря о его общественном положении, словно он специально старался избавиться от каких-либо примет. Невозможно сказать, то ли он выходец из привилегированной семьи, то ли самостоятельно добился успеха. Сверхскоростной темно-красный «бентли», оставшийся на стоянке у клуба, больше ассоциировался в представлении Брэнсона с футболистами, чем с классовой принадлежностью.
Дверь открылась, вошла нервная, аккуратная, подтянутая любимая помощница Роя Грейса Элинор Ходжсон с круглым подносом, на котором стояли три чашки кофе и стакан воды. Бишоп выпил воду, прежде чем она успела выйти из комнаты.
– Не видели ее с воскресенья? – с некоторым удивлением переспросил Брэнсон.
– Не видел. Я всю неделю живу в Лондоне в собственной квартире. Уезжаю из Брайтона вечером в воскресенье, обычно возвращаюсь в пятницу к концу дня. – Бишоп уставился в чашку с кофе, осторожно помешивая его ложечкой, принесенной Элинор Ходжсон.
– Значит, вы с ней виделись только по выходным?
– Если не встречались в Лондоне. Кэти иногда приезжала обедать или за покупками… или по другим делам.
– По каким?
– Театры… подруги… подопечные… Она бывала там с удовольствием, но…
Он надолго умолк.
В ожидании продолжения Брэнсон оглянулся на Николла, но ничего не добился от младшего коллеги.
– Но – что?.. – настойчиво переспросил он.
– У нее были свои дела. Бридж, гольф, благотворительность…
– Уточните.
– Ну… она сотрудничала со многими организациями. Особенно с Национальным комитетом защиты детей от жестокого обращения. И с прочими фондами. Финансировала местное общество помощи избиваемым женам. Очень добрая, щедрая женщина… – Брайан Бишоп закрыл лицо ладонями. – Черт побери… О боже… Что произошло? Пожалуйста, расскажите!
– У вас есть дети, сэр? – неожиданно спросил Ник НИКОЛЛ.
– Общих нет. У меня двое от первого брака. Сыну Максу пятнадцать, дочке Карли тринадцать… Макс сейчас с приятелем на юге Франции, а Карли у кузенов в Канаде.
– Кого следует оповестить о случившемся? – продолжал Николл.
Бишоп недоуменно тряхнул головой.
– Мы пришлем офицера из отдела семейных проблем, и она вам поможет уладить дела. Боюсь, вы сможете вернуться домой только через несколько дней. Вам есть где остановиться?
– У меня квартира в Лондоне.
– Нам еще надо будет с вами поговорить. Лучше в ближайшие дни не уезжайте из Брайтона. Может, устроитесь у друзей или в гостинице…
– А вещи, одежда? Мне много чего нужно… туалетные принадлежности…
– Сообщите сотруднику отдела семейных проблем, и получите необходимое.
– Пожалуйста, расскажите, что произошло?
– Мистер Бишоп, вы давно женаты?
– Пять лет… В апреле была годовщина.
– Можете назвать удачным свой брак? Бишоп распрямился:
– Вы меня допрашиваете?
– Сэр, мы вас не допрашиваем. Просто задаем общие вопросы. Стараемся составить более полное представление о вашей семейной жизни. Это часто приносит следствию реальную пользу, стандартная процедура, сэр.
– По-моему, я вам уже все сказал. Хочу увидеть… свою девочку. Увидеть Кэти. Прошу вас…
Дверь открылась, и Бишоп увидел подходившего к нему плохо выбритого симпатичного доброжелательного мужчину ростом около пяти футов десяти дюймов, с внимательным и проницательным взглядом голубых глаз, светлыми короткими волосами, загорелыми и обветренными руками с аккуратно подстриженными ногтями, одетого в мятый синий костюм и белую рубашку с галстуком в синюю и белую полосу.
– Суперинтендент Грейс, – представился он. – Старший следователь по делу. Сочувствую вам всей душой, мистер Бишоп.
Бишоп крепко пожал ему руку костлявыми длинными пальцами, на одном из которых было кольцо с гербовой печаткой.
– Пожалуйста, расскажите, что случилось.
Рой Грейс взглянул на Брэнсона, на Николла. Он какое-то время следил за беседой из комнаты наблюдения, но не собирался этого выдавать.
– Вы нынче утром играли в гольф, сэр? Глаза Бишопа на миг сверкнули.
– Да… Играл.
– А когда играли в прошлый раз, разрешите спросить? Вопрос его озадачил. Грейс отметил, как взгляд Бишопа метнулся вправо-влево, потом решительно остановился на нем.
– В прошлое воскресенье.
Грейс мог точно сказать, врет допрашиваемый или говорит правду, прибегая к искусному эффективному способу наблюдения за глазами. Он обучился ему, интересуясь нейролингвистическим программированием. Мозг человека состоит из двух полушарий. В одном сохраняется истинная память, другое – творческое, сочинительское – питает воображение… и производит ложь. У каждого человека два этих мозговых полушария развиты по-разному. Выяснить степень развития можно с помощью контрольных вопросов, на которые собеседник, скорее всего, не станет давать ложный ответ, вроде того невинного с виду вопроса, который он только что задал Бишопу. Теперь если Бишоп при очередном вопросе скосит глаза влево, значит, скажет правду, если вправо, на сочинительскую сторону, – то соврет.
– Где вы провели вчерашнюю ночь?
Решительно глядя прямо перед собой и тем самым абсолютно ничего не выдав, ни сознательно, ни бессознательно, Бишоп ответил:
– В своей лондонской квартире.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
Глаза взволнованно метнулись влево – в область памяти.
– По-моему, консьерж Оливер.
– Когда вы с ним виделись?
– Вчера вечером, часов в семь, когда я вернулся из офиса. А потом утром.
– Во сколько вы нынче утром пили чай в гольф-клубе?
– В девять с небольшим.
– Выехали на машине из Лондона?
– Да.
– В котором часу?
– Около половины шестого. Оливер грузил в машину вещи – мою сумку с клюшками.
Грейс на секунду задумался.
– Может кто-нибудь засвидетельствовать, где вы были с семи часов вечера прошлого дня и до нынешнего утра?
Бишоп вновь взглянул влево, в сторону памяти, – стало быть, собирался сказать правду.
– Ужинал со своим финансовым консультантом в ресторане на Пикадилли… в «Уолсли».
– Консьерж видел, как вы ушли и пришли?
– Нет. Обычно он после семи не выглядывает до самого утра.
– Когда ужин закончился?
– Около половины одиннадцатого. А что вообще происходит? Охота на ведьм?
– Нет, сэр. Простите за некоторый педантизм, но мы сможем снять с вас все подозрения, если вы нам поможете. Не расскажете ли, что было после ужина?
– Я приехал к себе на квартиру и полностью отключился.
Грейс кивнул.
Бишоп, нахмурившись, твердо взглянул на него, потом на Брэнсона и Николла.
– А что? Думаете, будто я в полночь в Брайтон поехал?
– Маловероятно, сэр, – подтвердил Грейс. – Не дадите ли нам телефоны консьержа и вашего финансового консультанта? И, пожалуйста, повторите название ресторана.
Бишоп покорно продиктовал, а Брэнсон записал.
– Еще мне хотелось бы получить номер вашего мобильного телефона, сэр. И несколько последних фотографий вашей жены.
– Конечно, пожалуйста.
– Не возражаете против очень деликатного личного вопроса? – спросил Грейс. – Отвечать не обязаны, но если ответите, то весьма нам поможете.
Бишоп беспомощно пожал плечами.
– Вы с женой занимались какими-то… необычными видами секса?
Бишоп резко вскочил:
– Что это за чертовщина? Моя жена убита! Я хочу знать, как это произошло, детектив… супер… супер… как вас там…
– Суперинтендент Грейс.
– Почему вы не можете ответить на простой вопрос, суперинтендент Грейс? Разве нельзя ответить на один простой вопрос? – Впадая в истерику, Бишоп расходился все сильнее: – Разве нельзя? Сначала сообщаете, что моя жена мертва, а теперь намекаете, что я ее убил? Это вы мне хотите сказать?
Глаза бегали во все стороны. Грейс понимал, что надо его успокоить, и пристально оглядел Бишопа сверху вниз, вплоть до смешных штанов и ботинок, напоминающих обувь гангстеров тридцатых годов. Горе на каждом сказывается по-разному. За время службы и в личной жизни Грейс вполне это усвоил.
Тот факт, что этот мужчина живет в омерзительно шикарном доме и ездит в гоночном автомобиле, не делает его убийцей или безответственным гражданином. Надо отбросить всякие предубеждения. Владелец дома стоимостью в пару миллионов вполне может оставаться достойным и законопослушным субъектом. Даже если тумбочка у кровати битком набита сексуальными причиндалами, а в рабочем кабинете лежит каталог фетишей, это вовсе не означает, будто он силой надел на жену противогаз, а потом ее задушил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Мистера Бишопа тут давно не было. Вчера вечером не было. Точно знаю – я миссис Бишоп ужин готовила. Один салат. Когда мистер Бишоп дома, он ест мясо, рыбу. Тогда мне приходится готовить много еды.
Если Брайана Бишопа вчера не было дома и кто-то другой занимался с его женой извращенным сексом, то кто он?
Если тот другой убил ее, то почему?
Случайно, нечаянно?
Багровая полоска на шее решительно говорит – нет.
Инстинкт Грейса тоже.
12
Подобно многим порождениям послевоенного строительного бума, Суссекс-Хаус – хилое двухэтажное прямоугольное здание – болезненно устаревал с годами. Архитектор под явным влиянием стиля модерн видел в нем надпалубную постройку небольшого дряхлого круизного парохода.
Здание, предназначавшееся для инфекционной больницы, было построено в начале 1950-х годов на высоких дальних уединенных холмистых окраинах Брайтона, сразу за пригородом Холлингбери – архитектор несомненно считал это одиноко стоявшее сооружение великолепным и гордым, к своей вящей славе. Но прошедшие годы немилосердно с ним обошлись. Город расползался во все стороны, площадь вокруг больницы отвели под промышленную зону. По непонятным причинам больницу закрыли, строение выкупила финансовая компания, через несколько лет продала его фирме, торгующей холодильниками, та в свою очередь «Америкэн экспресс», а та в середине 1990-х годов главному полицейскому управлению Суссекса. Подновленное и приведенное в соответствие современным стандартам здание служило передовой образцовой высокотехнологичной штаб-квартирой суссекской полиции, оснащенной лучшими местными силами. Впоследствии было решено пристроить к нему корпуса предварительного и постоянного заключения. Хотя Суссекс-Хаус трещал по всем швам, там размещали все новые полицейские подразделения. Всего в девяноста рабочих кабинетах размещались четыреста тридцать человек, причем далеко не каждый имел обещанное рабочее место.
По мнению Гленна Брэнсона, помещение для снятия свидетельских показаний – слишком громкое наименование для двух комнатушек. Меньшая, где помещался лишь монитор и пара стульев, использовалась для наблюдения. Большая, где он сейчас сидел вместе с констеблем Ником Николлом и бесконечно расстроенным Брайаном Бишопом, была обставлена так, чтоб свидетели и потенциальные подозреваемые чувствовали себя непринужденно, невзирая на две направленные прямо на них видеокамеры, вмонтированные в стену.
Яркий свет заливал жесткий серый ковер и кремовые стены; сквозь большое южное окно открывался частичный вид на Брайтон и Хоув за шиферной крышей супермаркета; в комнатке стояли три круглых стула с вишнево-красной обивкой, ничем не примечательный кофейный столик с черными ножками и столешницей под сосну, словно купленный на распродаже в последний момент.
Комната пахла как новенькая, будто ковровое покрытие только что настелили, а краска на стенах еще не просохла, хотя на памяти Брэнсона в ней всегда стоял такой запах. Пробыв здесь несколько минут, он вспотел наравне с констеблем Николлом и Брайаном Бишопом. Проблема в том, что система кондиционирования в здании никуда не годится, а половина окон не открывается.
Обозначив дату и время, Брэнсон включил диктофон, объяснив Бишопу, что это стандартная процедура. Тот согласно кивнул.
Он был совсем убит. Сидел в дорогом коричневом пиджаке с серебряными пуговицами, небрежно накинутом на синюю рубашку поло от Армани с открытым воротом, с торчавшими из нагрудного кармана темными очками, поникнув, сломавшись. Вне поля для гольфа штаны из шотландки и двухцветные туфли смотрелись довольно нелепо.
Брэнсон не мог не испытывать к нему жалости и сочувствия. Как ни старался, он не мог выбросить из головы Клайва Оуэна в фильме «Крупье». В других обстоятельства он спросил бы у Бишопа, не родня ли они. Хотя к делу это не относилось, ему не давала покоя мысль, почему членам гольф-клуба, где строго соблюдаются излишние, на его взгляд, формальности и устаревшие правила моды – скажем, непременный выход на поле в галстуке, – дозволяется смахивать на участников пантомимы.
– Когда вы в последний раз видели свою жену? – спросил Брэнсон и отметил легкое замешательство Бишопа перед ответом.
– В воскресенье вечером, часов в восемь. – Бишоп отвечал покорно и вежливо, но голос его звучал бесстрастно, невыразительно, ничего не говоря о его общественном положении, словно он специально старался избавиться от каких-либо примет. Невозможно сказать, то ли он выходец из привилегированной семьи, то ли самостоятельно добился успеха. Сверхскоростной темно-красный «бентли», оставшийся на стоянке у клуба, больше ассоциировался в представлении Брэнсона с футболистами, чем с классовой принадлежностью.
Дверь открылась, вошла нервная, аккуратная, подтянутая любимая помощница Роя Грейса Элинор Ходжсон с круглым подносом, на котором стояли три чашки кофе и стакан воды. Бишоп выпил воду, прежде чем она успела выйти из комнаты.
– Не видели ее с воскресенья? – с некоторым удивлением переспросил Брэнсон.
– Не видел. Я всю неделю живу в Лондоне в собственной квартире. Уезжаю из Брайтона вечером в воскресенье, обычно возвращаюсь в пятницу к концу дня. – Бишоп уставился в чашку с кофе, осторожно помешивая его ложечкой, принесенной Элинор Ходжсон.
– Значит, вы с ней виделись только по выходным?
– Если не встречались в Лондоне. Кэти иногда приезжала обедать или за покупками… или по другим делам.
– По каким?
– Театры… подруги… подопечные… Она бывала там с удовольствием, но…
Он надолго умолк.
В ожидании продолжения Брэнсон оглянулся на Николла, но ничего не добился от младшего коллеги.
– Но – что?.. – настойчиво переспросил он.
– У нее были свои дела. Бридж, гольф, благотворительность…
– Уточните.
– Ну… она сотрудничала со многими организациями. Особенно с Национальным комитетом защиты детей от жестокого обращения. И с прочими фондами. Финансировала местное общество помощи избиваемым женам. Очень добрая, щедрая женщина… – Брайан Бишоп закрыл лицо ладонями. – Черт побери… О боже… Что произошло? Пожалуйста, расскажите!
– У вас есть дети, сэр? – неожиданно спросил Ник НИКОЛЛ.
– Общих нет. У меня двое от первого брака. Сыну Максу пятнадцать, дочке Карли тринадцать… Макс сейчас с приятелем на юге Франции, а Карли у кузенов в Канаде.
– Кого следует оповестить о случившемся? – продолжал Николл.
Бишоп недоуменно тряхнул головой.
– Мы пришлем офицера из отдела семейных проблем, и она вам поможет уладить дела. Боюсь, вы сможете вернуться домой только через несколько дней. Вам есть где остановиться?
– У меня квартира в Лондоне.
– Нам еще надо будет с вами поговорить. Лучше в ближайшие дни не уезжайте из Брайтона. Может, устроитесь у друзей или в гостинице…
– А вещи, одежда? Мне много чего нужно… туалетные принадлежности…
– Сообщите сотруднику отдела семейных проблем, и получите необходимое.
– Пожалуйста, расскажите, что произошло?
– Мистер Бишоп, вы давно женаты?
– Пять лет… В апреле была годовщина.
– Можете назвать удачным свой брак? Бишоп распрямился:
– Вы меня допрашиваете?
– Сэр, мы вас не допрашиваем. Просто задаем общие вопросы. Стараемся составить более полное представление о вашей семейной жизни. Это часто приносит следствию реальную пользу, стандартная процедура, сэр.
– По-моему, я вам уже все сказал. Хочу увидеть… свою девочку. Увидеть Кэти. Прошу вас…
Дверь открылась, и Бишоп увидел подходившего к нему плохо выбритого симпатичного доброжелательного мужчину ростом около пяти футов десяти дюймов, с внимательным и проницательным взглядом голубых глаз, светлыми короткими волосами, загорелыми и обветренными руками с аккуратно подстриженными ногтями, одетого в мятый синий костюм и белую рубашку с галстуком в синюю и белую полосу.
– Суперинтендент Грейс, – представился он. – Старший следователь по делу. Сочувствую вам всей душой, мистер Бишоп.
Бишоп крепко пожал ему руку костлявыми длинными пальцами, на одном из которых было кольцо с гербовой печаткой.
– Пожалуйста, расскажите, что случилось.
Рой Грейс взглянул на Брэнсона, на Николла. Он какое-то время следил за беседой из комнаты наблюдения, но не собирался этого выдавать.
– Вы нынче утром играли в гольф, сэр? Глаза Бишопа на миг сверкнули.
– Да… Играл.
– А когда играли в прошлый раз, разрешите спросить? Вопрос его озадачил. Грейс отметил, как взгляд Бишопа метнулся вправо-влево, потом решительно остановился на нем.
– В прошлое воскресенье.
Грейс мог точно сказать, врет допрашиваемый или говорит правду, прибегая к искусному эффективному способу наблюдения за глазами. Он обучился ему, интересуясь нейролингвистическим программированием. Мозг человека состоит из двух полушарий. В одном сохраняется истинная память, другое – творческое, сочинительское – питает воображение… и производит ложь. У каждого человека два этих мозговых полушария развиты по-разному. Выяснить степень развития можно с помощью контрольных вопросов, на которые собеседник, скорее всего, не станет давать ложный ответ, вроде того невинного с виду вопроса, который он только что задал Бишопу. Теперь если Бишоп при очередном вопросе скосит глаза влево, значит, скажет правду, если вправо, на сочинительскую сторону, – то соврет.
– Где вы провели вчерашнюю ночь?
Решительно глядя прямо перед собой и тем самым абсолютно ничего не выдав, ни сознательно, ни бессознательно, Бишоп ответил:
– В своей лондонской квартире.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
Глаза взволнованно метнулись влево – в область памяти.
– По-моему, консьерж Оливер.
– Когда вы с ним виделись?
– Вчера вечером, часов в семь, когда я вернулся из офиса. А потом утром.
– Во сколько вы нынче утром пили чай в гольф-клубе?
– В девять с небольшим.
– Выехали на машине из Лондона?
– Да.
– В котором часу?
– Около половины шестого. Оливер грузил в машину вещи – мою сумку с клюшками.
Грейс на секунду задумался.
– Может кто-нибудь засвидетельствовать, где вы были с семи часов вечера прошлого дня и до нынешнего утра?
Бишоп вновь взглянул влево, в сторону памяти, – стало быть, собирался сказать правду.
– Ужинал со своим финансовым консультантом в ресторане на Пикадилли… в «Уолсли».
– Консьерж видел, как вы ушли и пришли?
– Нет. Обычно он после семи не выглядывает до самого утра.
– Когда ужин закончился?
– Около половины одиннадцатого. А что вообще происходит? Охота на ведьм?
– Нет, сэр. Простите за некоторый педантизм, но мы сможем снять с вас все подозрения, если вы нам поможете. Не расскажете ли, что было после ужина?
– Я приехал к себе на квартиру и полностью отключился.
Грейс кивнул.
Бишоп, нахмурившись, твердо взглянул на него, потом на Брэнсона и Николла.
– А что? Думаете, будто я в полночь в Брайтон поехал?
– Маловероятно, сэр, – подтвердил Грейс. – Не дадите ли нам телефоны консьержа и вашего финансового консультанта? И, пожалуйста, повторите название ресторана.
Бишоп покорно продиктовал, а Брэнсон записал.
– Еще мне хотелось бы получить номер вашего мобильного телефона, сэр. И несколько последних фотографий вашей жены.
– Конечно, пожалуйста.
– Не возражаете против очень деликатного личного вопроса? – спросил Грейс. – Отвечать не обязаны, но если ответите, то весьма нам поможете.
Бишоп беспомощно пожал плечами.
– Вы с женой занимались какими-то… необычными видами секса?
Бишоп резко вскочил:
– Что это за чертовщина? Моя жена убита! Я хочу знать, как это произошло, детектив… супер… супер… как вас там…
– Суперинтендент Грейс.
– Почему вы не можете ответить на простой вопрос, суперинтендент Грейс? Разве нельзя ответить на один простой вопрос? – Впадая в истерику, Бишоп расходился все сильнее: – Разве нельзя? Сначала сообщаете, что моя жена мертва, а теперь намекаете, что я ее убил? Это вы мне хотите сказать?
Глаза бегали во все стороны. Грейс понимал, что надо его успокоить, и пристально оглядел Бишопа сверху вниз, вплоть до смешных штанов и ботинок, напоминающих обувь гангстеров тридцатых годов. Горе на каждом сказывается по-разному. За время службы и в личной жизни Грейс вполне это усвоил.
Тот факт, что этот мужчина живет в омерзительно шикарном доме и ездит в гоночном автомобиле, не делает его убийцей или безответственным гражданином. Надо отбросить всякие предубеждения. Владелец дома стоимостью в пару миллионов вполне может оставаться достойным и законопослушным субъектом. Даже если тумбочка у кровати битком набита сексуальными причиндалами, а в рабочем кабинете лежит каталог фетишей, это вовсе не означает, будто он силой надел на жену противогаз, а потом ее задушил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61