Слишком истощенные, чтобы двигаться иначе, мы ползком добрались до шлюза, как только я растворил костюмы, и рухнули на ковер.
– О Стихии, вот бедняги, – раздался низкий голос Бамалко. – Быстрее, им нужно сохранить тепло.
Нас подняли и закутали в толстые плащи Гвардии. Интересно, где они их нашли? Я огляделся и увидел Бамалко, Палатину, Персею… и Текрея, лежащего без сознания на полу и укрытого такими же плащами.
– Остальные не выжили, – печально сообщила Персея. – Мы с Бамалко уцелели только потому, что эти ублюдки приковали нас к передней стене. Текрей в тяжелом состоянии, но жить будет.
Те смерти лежали на моей совести. Это я придумал тот план, потому что хотел спасти Равенну.
– Они знали, что могут погибнуть, – сказала Персея с лицом печальным, но спокойным. – За Калатар. А больше никого живых нет? Мы тут ломали голову, куда вы делись.
– Были, – ответил я. – Я потом вам расскажу. Но никто из них не выжил.
– Потом может и не настать, – вмешался Бамалко. – Реактор переходит в критическое состояние, а отсюда никак не выбраться, не затопляя корабль. Еще ничего не кончилось.
– Проверьте в последний раз, что снаружи никого нет, и задраивайте люк. Катер цел?
– Насколько мы можем судить, – откликнулась Персея. Они с Бамалко не казались такими избитыми, как мы, если не считать синевато-багровых следов на запястьях и лодыжках от цепей, которые, по иронии судьбы, спасли им жизнь. – И надеяться, – добавила она с кривой улыбкой.
Палатина крикнула в темноту, но ответа не было, только дрожь сотрясла весь корабль. Невыносимо было думать, сколько еще потенциально выживших мы сейчас бросим на верную смерть. Но если мы сейчас не выберемся, не выживет вообще никто.
– Никого, – объявила Палатина, закрывая люк.
Тем временем я проковылял на мостик и сел в штурманское кресло. Двери ангара должны действовать в любой ситуации, даже когда все остальные системы корабля разрушены. Или это всего лишь парадное судно, а не спасательный катер? Я спросил об этом у Бамалко.
– Нет, он снаряжен, как положено, чтобы сам главный убийца мог в нем спастись. Имеется провизия, эти гвардейские плащи и еще кое-что. А на корме две маленькие спальные каюты и уборная, в которой есть даже душ. Оросий не привык себя ущемлять.
– Хорошо, потому что все это нам понадобится. Кто у нас самый лучший штурман?
– Ты, – ответила Палатина. – Мы под водой, помни. Никто из нас и в подметки тебе не годится.
– Спасибо, но мне нужно обеспечить, чтобы вода не поступала в ангар, пока мы выбираемся.
– Тогда я поведу, – предложила Палатина. – Если ты, Бамалко, не справишься с этим лучше, что вполне вероятно.
– Я инженер, не штурман. Я сяду рядом и помогу тебе. – На мостике хватало места на четыре кресла, по одному дополнительному справа от навигатора и слева от штурмана. Палатина скользнула в кресло навигатора, а Персея помогла Равенне сесть рядом со мной. После чего они с Бамалко понесли Текрея в одну из коек на корме.
– Двигатели готовы? – спросила Палатина. Она, как и все мы, выглядела очень неуместно – оборванка среди роскоши императорского катера, хотя у нее были мокрыми только штаны, а мы с Равенной вымокли сверху донизу. Совсем не обязательно терпеть неудобство, понял я, удивляясь, как я мог забыть такую базовую часть магии.
Высушить всю нашу одежду, как сделал тогда Оросий, было бы минутным делом, но моя энергия достигала предела. Магия существует, только пока тело способно поддерживать ее. Избитый и усталый, я мало на что годился.
Однако я сумел сотворить эти чары и в благодарность полу: чил от девушек признательные улыбки. Теперь осталась только одна вещь, которую я должен сделать, для которой мне нужно было достаточно силы. Когда Бамалко вернулся на свое место, а Персея устроилась в императорском кресле позади нас, Палатина запустила двигатели. От языка выхлопа в ангаре стало светлее.
– Готова отстыковаться, как только ты скажешь, Катан.
– Через минуту.
Снова пустота. На этот раз было труднее, чем даже минуту назад. Я начал собирать магию со всех сторон, чувствуя, как мою кожу покалывает, обжигает от этого усилия, пока сознание Равенны внезапно не присоединилось ко мне, пассивно оставаясь в стороне, чтобы дать мне черпать ее энергию. Это была целиком моя магия… или нет? Я мысленно позвал Равенну присоединиться и помочь мне вытолкнуть из-под нас воду, под контролем…
– Давай! – велел я и услышал, словно издалека, глухой звук расцепляемых захватов и скрип открывающихся дверей. Не зная, как поведет себя вода на этой глубине, я просто держал барьер поперек постепенно расширяющегося отверстия, не давая воде идти дальше. Возможно, это было совершенно ни к чему, но я не собирался рисковать.
Мы вместе держали барьер, когда катер опускался сквозь люк ангара, пока он полностью не вышел из корпуса «Валдура». Тогда я отпустил воду, мою магию, отпустил все, кроме руки Равенны, и тяжело откинулся на спинку кресла, глядя, как Палатина включает двигатели и уводит нас от подорванного имперского флагмана.
Овальный изостол между нами и передними иллюминаторами сам собой ожил, и на нем появился удаляющийся от нас «Вал-дур». Ряд цифр вдоль края стола и изодисплеи показывали, среди прочего, нашу глубину.
– Восемь с половиной миль, – объявила Равенна, и мы посмотрели вверх, на корпус. Сможет ли катер долго выдерживать такое давление? Если не сможет, мне снова придется использовать магию.
– У них тут есть какое-то реактивное устройство, – сказала Палатина. – Придает обтекаемость катеру, должно помочь нам немного… О Стихии, течения!
Мы все еще были глубоко под Берегом Гибели, вероятно, всего в нескольких милях от могилы «Откровения». Поперечное течение. Я потянулся к изопульту и дал максимальное увеличение на сенсор.
Кошмарный пейзаж каньонов, маленьких гор, искривленных скал окружал нас со всех сторон. Мы находились даже глубже, чем некоторые из тех затопленных островков, которые я видел на уютной океанографической станции Тандариса. Всего два дня назад. А кажется – целую жизнь. Теперь понятно, почему этот Берег так опасен, но откуда поперечное течение? Откуда…
«Охраняемый морем». Пещеры.
Палатина сражалась с катером, пытаясь удержать его под контролем, но терпела неудачу: течения были слишком сильны для этих двигателей. «Валдур» по-прежнему неумолимо сносило вниз, затягивало в зияющую черноту на изодисплее. Вход в пещеру сотни ярдов шириной.
Мы все еще находимся не так глубоко, как «Откровение» во время последней передачи, понял я. Они опустились мимо края шельфа, не на него… а значит, в нескольких милях под нами есть еще одна пещера, вероятно, поистине колоссальных размеров, в основании самого Калатара. Обращенная входом к открытому морю. И в нее намного проще попасть в огромном корабле, чем в фетийские пещеры, хотя они весьма пригодились для флота мант. Акватория Фетии была по большей части мелководной. Я нащупал ремни и пристегнулся в кресле.
– Палатина, передай мне управление, – тихо велел я. Кузина посмотрела на меня так, будто хотела возразить, но перевела управление на меня. Я повернул катер кругом, направляя его все глубже и глубже. Остальные торопливо пристегнулись, следуя моему примеру, чтобы не выпасть из кресел.
– Что ты делаешь? – воскликнул Бамалко. – Чтобы выбраться, нам нужно подниматься, а не опускаться!
– Мы идем туда, где безопасно, – ответил я. – Я проведу нас через течения.
И так началось бесконечное, молчаливое погружение через сплошную черноту, все дальше и дальше от мира света и воздуха. Погружение в пучину, которая сорок лет назад поглотила самый передовой корабль в мире, а теперь поглотит и нас.
Вернее, поглотила бы, не будь я тем, чем сделали меня природа и случай. Кроме изосенсоров я использовал и свои собственные ощущения. Это была моя стихия, в буквальном смысле слова, и меняющаяся конфигурация течений и водоворотов имела идеальный смысл. Представьте, что вы видите клубок черных ниток, и вдруг все нитки становятся разного цвета, и их так легко распутать.
Я петлял, направляя гигантский «скат» то внутрь, то наружу, плыл по течениям, словно на доске по волнам, как летом на побережье Океании, скользил от одного к другому, следуя за выбранной нитью, которая приведет нас вниз. Здесь течения уходили в неведомую никому глубину. «Откровение» исчезло в милях от шельфа, захваченное каким-то из тысяч потоков. Все они вели в одно и то же место, словно вертелся здесь гигантский водоворот, опрокинутый набок.
Я услышал, как кто-то ахнул, когда мы описали дугу над краем пропасти. Я сам в благоговейном страхе уставился на чудовищную пещеру, открывшуюся внизу в утесе, протянувшуюся на три или четыре мили вдаль и вширь и не меньше двух миль вглубь. Однако только я видел течения, охранявшие ее со всех сторон, изогнутые скалы, скрытые опасности, наслоенные друг на друга, насколько охватывал мой взор. Даже этот проход в открытое море между двумя несимметричными выступами скалы перекрещивался коварными течениями, достаточно сильными, чтобы разбить на куски любой корабль меньше «Эона».
Катер трясся и подпрыгивал, когда я вел его по огромной окружности в самый центр пещеры. Корпус тревожно заскрипел, но не подался. И не подастся, потому что в крайнем случае я снова смогу почерпнуть магию у Равенны, чтобы ослабить давление. Но я не был уверен, что мы сможем пережить подъем, если я окажусь неправ. Однако я чувствовал «Эон». Он был где-то здесь, внизу.
Крошечным пятнышком в необъятной черноте мы вплыли в середину пещеры, стены и свод отрезали нас от открытого моря. Даже здесь, внутри, море сторожило свою тайну: имелись боковые камеры, трещины в стенах и потолке, ведущие в стороны или вверх, к основанию Берега. И сильнее, чем когда-либо раньше, я ощутил связь с океаном.
Никто не вымолвил ни слова. Все взгляды были прикованы к голографическому образу над столом. Тем временем стены снова раздвинулись, и мы поплыли по огромной галерее, окруженные со всех сторон совершенно мертвым, черным камнем. Жизни здесь не было и быть не могло: никто не бывал здесь в течение двух веков. А может быть, и вообще никогда.
Она тянулась на мили, эта галерея или туннель. То сужалась, то расширялась, иногда превращаясь в гигантские пещеры, и только очень мягко изгибалась. По-прежнему не было никаких признаков «Эона», но даже такой большой корабль мог бы здесь проплыть.
Наконец, в одиннадцати с половиной милях от поверхности океана, прямо под колоссальными горами Техамы, стены, пол, потолок – все раздвинулось, образуя пещеру столь огромную, что она не поддавалась воображению. Течения кончились, и я медленно остановил «скат», дрейфуя в абсолютной черноте исполинского подводного зала, противоположные стены которого не видны были даже на изосенсорах.
И именно здесь, в самом темном месте в целом мире, тени в моем уме разлетелись прочь, когда я увидел, когда мы все увидели вселяющую благоговейный ужас безмерность корабля, такого же старого, как его название, висящего в темноте. Он не поддавался описанию, и никакие рассказы не могли подготовить меня к моей первой встрече с ним.
Я нашел «Эон».
Эпилог
На экране манты возник фетийский моряк – седовласый человек лет пятидесяти с небольшим. Он стоял на мостике, держась со спокойной уверенностью кадрового военного. Офицеры и старшины вокруг него делали вид, что заняты своими приборами, а сами исподтишка поглядывали на экран.
– Говорит «Меридиан»! Я адмирал Каридемий, командующий Имперским военно-морским флотом Восточной Фетии. Прошу вас сообщить вашу национальную принадлежность и цель прибытия.
– Адмирал, это «Наяда».
Адмирал Каридемий широко улыбнулся:
– Тогда прошу для моей эскадры разрешения стать вашим почетным эскортом.
Капитан «Наяды» обернулся и вопросительно посмотрел на человека, стоящего в тени в глубине мостика. Тот кивнул и вышел вперед, на свет.
– Ваше императорское величество! – поклонился Каридемий. – Для меня огромная честь первым приветствовать вас. Да будет ваше царствование долгим и славным.
– Благодарю, адмирал. Ваш эскорт – это честь для меня. – Император с удовлетворением отметил взгляды, устремленные на него с мостика «Меридиана». Даже военная дисциплина не могла побороть желание моряков стать первыми фетийцами, увидевшими своего нового императора. В этих взглядах была надежда, и он знал это заранее.
Этим людям многое предстоит узнать, но и ему тоже. Император впервые переплыл через море, но если те, кого он знал всю свою жизнь, волновались, то император чувствовал себя так, будто возвращался в свою стихию. Он умел командовать армиями и, милостью Рантаса, так же хорошо или еще лучше научится командовать флотами. Этот вызов император принимал с наслаждением.
– Мы будем дома через несколько часов, ваше величество. Ваша империя ждет.
– Могу я пригласить вас на ленч, адмирал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– О Стихии, вот бедняги, – раздался низкий голос Бамалко. – Быстрее, им нужно сохранить тепло.
Нас подняли и закутали в толстые плащи Гвардии. Интересно, где они их нашли? Я огляделся и увидел Бамалко, Палатину, Персею… и Текрея, лежащего без сознания на полу и укрытого такими же плащами.
– Остальные не выжили, – печально сообщила Персея. – Мы с Бамалко уцелели только потому, что эти ублюдки приковали нас к передней стене. Текрей в тяжелом состоянии, но жить будет.
Те смерти лежали на моей совести. Это я придумал тот план, потому что хотел спасти Равенну.
– Они знали, что могут погибнуть, – сказала Персея с лицом печальным, но спокойным. – За Калатар. А больше никого живых нет? Мы тут ломали голову, куда вы делись.
– Были, – ответил я. – Я потом вам расскажу. Но никто из них не выжил.
– Потом может и не настать, – вмешался Бамалко. – Реактор переходит в критическое состояние, а отсюда никак не выбраться, не затопляя корабль. Еще ничего не кончилось.
– Проверьте в последний раз, что снаружи никого нет, и задраивайте люк. Катер цел?
– Насколько мы можем судить, – откликнулась Персея. Они с Бамалко не казались такими избитыми, как мы, если не считать синевато-багровых следов на запястьях и лодыжках от цепей, которые, по иронии судьбы, спасли им жизнь. – И надеяться, – добавила она с кривой улыбкой.
Палатина крикнула в темноту, но ответа не было, только дрожь сотрясла весь корабль. Невыносимо было думать, сколько еще потенциально выживших мы сейчас бросим на верную смерть. Но если мы сейчас не выберемся, не выживет вообще никто.
– Никого, – объявила Палатина, закрывая люк.
Тем временем я проковылял на мостик и сел в штурманское кресло. Двери ангара должны действовать в любой ситуации, даже когда все остальные системы корабля разрушены. Или это всего лишь парадное судно, а не спасательный катер? Я спросил об этом у Бамалко.
– Нет, он снаряжен, как положено, чтобы сам главный убийца мог в нем спастись. Имеется провизия, эти гвардейские плащи и еще кое-что. А на корме две маленькие спальные каюты и уборная, в которой есть даже душ. Оросий не привык себя ущемлять.
– Хорошо, потому что все это нам понадобится. Кто у нас самый лучший штурман?
– Ты, – ответила Палатина. – Мы под водой, помни. Никто из нас и в подметки тебе не годится.
– Спасибо, но мне нужно обеспечить, чтобы вода не поступала в ангар, пока мы выбираемся.
– Тогда я поведу, – предложила Палатина. – Если ты, Бамалко, не справишься с этим лучше, что вполне вероятно.
– Я инженер, не штурман. Я сяду рядом и помогу тебе. – На мостике хватало места на четыре кресла, по одному дополнительному справа от навигатора и слева от штурмана. Палатина скользнула в кресло навигатора, а Персея помогла Равенне сесть рядом со мной. После чего они с Бамалко понесли Текрея в одну из коек на корме.
– Двигатели готовы? – спросила Палатина. Она, как и все мы, выглядела очень неуместно – оборванка среди роскоши императорского катера, хотя у нее были мокрыми только штаны, а мы с Равенной вымокли сверху донизу. Совсем не обязательно терпеть неудобство, понял я, удивляясь, как я мог забыть такую базовую часть магии.
Высушить всю нашу одежду, как сделал тогда Оросий, было бы минутным делом, но моя энергия достигала предела. Магия существует, только пока тело способно поддерживать ее. Избитый и усталый, я мало на что годился.
Однако я сумел сотворить эти чары и в благодарность полу: чил от девушек признательные улыбки. Теперь осталась только одна вещь, которую я должен сделать, для которой мне нужно было достаточно силы. Когда Бамалко вернулся на свое место, а Персея устроилась в императорском кресле позади нас, Палатина запустила двигатели. От языка выхлопа в ангаре стало светлее.
– Готова отстыковаться, как только ты скажешь, Катан.
– Через минуту.
Снова пустота. На этот раз было труднее, чем даже минуту назад. Я начал собирать магию со всех сторон, чувствуя, как мою кожу покалывает, обжигает от этого усилия, пока сознание Равенны внезапно не присоединилось ко мне, пассивно оставаясь в стороне, чтобы дать мне черпать ее энергию. Это была целиком моя магия… или нет? Я мысленно позвал Равенну присоединиться и помочь мне вытолкнуть из-под нас воду, под контролем…
– Давай! – велел я и услышал, словно издалека, глухой звук расцепляемых захватов и скрип открывающихся дверей. Не зная, как поведет себя вода на этой глубине, я просто держал барьер поперек постепенно расширяющегося отверстия, не давая воде идти дальше. Возможно, это было совершенно ни к чему, но я не собирался рисковать.
Мы вместе держали барьер, когда катер опускался сквозь люк ангара, пока он полностью не вышел из корпуса «Валдура». Тогда я отпустил воду, мою магию, отпустил все, кроме руки Равенны, и тяжело откинулся на спинку кресла, глядя, как Палатина включает двигатели и уводит нас от подорванного имперского флагмана.
Овальный изостол между нами и передними иллюминаторами сам собой ожил, и на нем появился удаляющийся от нас «Вал-дур». Ряд цифр вдоль края стола и изодисплеи показывали, среди прочего, нашу глубину.
– Восемь с половиной миль, – объявила Равенна, и мы посмотрели вверх, на корпус. Сможет ли катер долго выдерживать такое давление? Если не сможет, мне снова придется использовать магию.
– У них тут есть какое-то реактивное устройство, – сказала Палатина. – Придает обтекаемость катеру, должно помочь нам немного… О Стихии, течения!
Мы все еще были глубоко под Берегом Гибели, вероятно, всего в нескольких милях от могилы «Откровения». Поперечное течение. Я потянулся к изопульту и дал максимальное увеличение на сенсор.
Кошмарный пейзаж каньонов, маленьких гор, искривленных скал окружал нас со всех сторон. Мы находились даже глубже, чем некоторые из тех затопленных островков, которые я видел на уютной океанографической станции Тандариса. Всего два дня назад. А кажется – целую жизнь. Теперь понятно, почему этот Берег так опасен, но откуда поперечное течение? Откуда…
«Охраняемый морем». Пещеры.
Палатина сражалась с катером, пытаясь удержать его под контролем, но терпела неудачу: течения были слишком сильны для этих двигателей. «Валдур» по-прежнему неумолимо сносило вниз, затягивало в зияющую черноту на изодисплее. Вход в пещеру сотни ярдов шириной.
Мы все еще находимся не так глубоко, как «Откровение» во время последней передачи, понял я. Они опустились мимо края шельфа, не на него… а значит, в нескольких милях под нами есть еще одна пещера, вероятно, поистине колоссальных размеров, в основании самого Калатара. Обращенная входом к открытому морю. И в нее намного проще попасть в огромном корабле, чем в фетийские пещеры, хотя они весьма пригодились для флота мант. Акватория Фетии была по большей части мелководной. Я нащупал ремни и пристегнулся в кресле.
– Палатина, передай мне управление, – тихо велел я. Кузина посмотрела на меня так, будто хотела возразить, но перевела управление на меня. Я повернул катер кругом, направляя его все глубже и глубже. Остальные торопливо пристегнулись, следуя моему примеру, чтобы не выпасть из кресел.
– Что ты делаешь? – воскликнул Бамалко. – Чтобы выбраться, нам нужно подниматься, а не опускаться!
– Мы идем туда, где безопасно, – ответил я. – Я проведу нас через течения.
И так началось бесконечное, молчаливое погружение через сплошную черноту, все дальше и дальше от мира света и воздуха. Погружение в пучину, которая сорок лет назад поглотила самый передовой корабль в мире, а теперь поглотит и нас.
Вернее, поглотила бы, не будь я тем, чем сделали меня природа и случай. Кроме изосенсоров я использовал и свои собственные ощущения. Это была моя стихия, в буквальном смысле слова, и меняющаяся конфигурация течений и водоворотов имела идеальный смысл. Представьте, что вы видите клубок черных ниток, и вдруг все нитки становятся разного цвета, и их так легко распутать.
Я петлял, направляя гигантский «скат» то внутрь, то наружу, плыл по течениям, словно на доске по волнам, как летом на побережье Океании, скользил от одного к другому, следуя за выбранной нитью, которая приведет нас вниз. Здесь течения уходили в неведомую никому глубину. «Откровение» исчезло в милях от шельфа, захваченное каким-то из тысяч потоков. Все они вели в одно и то же место, словно вертелся здесь гигантский водоворот, опрокинутый набок.
Я услышал, как кто-то ахнул, когда мы описали дугу над краем пропасти. Я сам в благоговейном страхе уставился на чудовищную пещеру, открывшуюся внизу в утесе, протянувшуюся на три или четыре мили вдаль и вширь и не меньше двух миль вглубь. Однако только я видел течения, охранявшие ее со всех сторон, изогнутые скалы, скрытые опасности, наслоенные друг на друга, насколько охватывал мой взор. Даже этот проход в открытое море между двумя несимметричными выступами скалы перекрещивался коварными течениями, достаточно сильными, чтобы разбить на куски любой корабль меньше «Эона».
Катер трясся и подпрыгивал, когда я вел его по огромной окружности в самый центр пещеры. Корпус тревожно заскрипел, но не подался. И не подастся, потому что в крайнем случае я снова смогу почерпнуть магию у Равенны, чтобы ослабить давление. Но я не был уверен, что мы сможем пережить подъем, если я окажусь неправ. Однако я чувствовал «Эон». Он был где-то здесь, внизу.
Крошечным пятнышком в необъятной черноте мы вплыли в середину пещеры, стены и свод отрезали нас от открытого моря. Даже здесь, внутри, море сторожило свою тайну: имелись боковые камеры, трещины в стенах и потолке, ведущие в стороны или вверх, к основанию Берега. И сильнее, чем когда-либо раньше, я ощутил связь с океаном.
Никто не вымолвил ни слова. Все взгляды были прикованы к голографическому образу над столом. Тем временем стены снова раздвинулись, и мы поплыли по огромной галерее, окруженные со всех сторон совершенно мертвым, черным камнем. Жизни здесь не было и быть не могло: никто не бывал здесь в течение двух веков. А может быть, и вообще никогда.
Она тянулась на мили, эта галерея или туннель. То сужалась, то расширялась, иногда превращаясь в гигантские пещеры, и только очень мягко изгибалась. По-прежнему не было никаких признаков «Эона», но даже такой большой корабль мог бы здесь проплыть.
Наконец, в одиннадцати с половиной милях от поверхности океана, прямо под колоссальными горами Техамы, стены, пол, потолок – все раздвинулось, образуя пещеру столь огромную, что она не поддавалась воображению. Течения кончились, и я медленно остановил «скат», дрейфуя в абсолютной черноте исполинского подводного зала, противоположные стены которого не видны были даже на изосенсорах.
И именно здесь, в самом темном месте в целом мире, тени в моем уме разлетелись прочь, когда я увидел, когда мы все увидели вселяющую благоговейный ужас безмерность корабля, такого же старого, как его название, висящего в темноте. Он не поддавался описанию, и никакие рассказы не могли подготовить меня к моей первой встрече с ним.
Я нашел «Эон».
Эпилог
На экране манты возник фетийский моряк – седовласый человек лет пятидесяти с небольшим. Он стоял на мостике, держась со спокойной уверенностью кадрового военного. Офицеры и старшины вокруг него делали вид, что заняты своими приборами, а сами исподтишка поглядывали на экран.
– Говорит «Меридиан»! Я адмирал Каридемий, командующий Имперским военно-морским флотом Восточной Фетии. Прошу вас сообщить вашу национальную принадлежность и цель прибытия.
– Адмирал, это «Наяда».
Адмирал Каридемий широко улыбнулся:
– Тогда прошу для моей эскадры разрешения стать вашим почетным эскортом.
Капитан «Наяды» обернулся и вопросительно посмотрел на человека, стоящего в тени в глубине мостика. Тот кивнул и вышел вперед, на свет.
– Ваше императорское величество! – поклонился Каридемий. – Для меня огромная честь первым приветствовать вас. Да будет ваше царствование долгим и славным.
– Благодарю, адмирал. Ваш эскорт – это честь для меня. – Император с удовлетворением отметил взгляды, устремленные на него с мостика «Меридиана». Даже военная дисциплина не могла побороть желание моряков стать первыми фетийцами, увидевшими своего нового императора. В этих взглядах была надежда, и он знал это заранее.
Этим людям многое предстоит узнать, но и ему тоже. Император впервые переплыл через море, но если те, кого он знал всю свою жизнь, волновались, то император чувствовал себя так, будто возвращался в свою стихию. Он умел командовать армиями и, милостью Рантаса, так же хорошо или еще лучше научится командовать флотами. Этот вызов император принимал с наслаждением.
– Мы будем дома через несколько часов, ваше величество. Ваша империя ждет.
– Могу я пригласить вас на ленч, адмирал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73