– За Сархаддона.
Я внимательно наблюдал за императором. Интересно, он пьянеет так же быстро, как я? Может, это у нас наследственное? Но Оросий пил как любой нормальный человек и, разговаривая с нами, постепенно осушил целый бокал.
– Мой отец презирал людей воинственного склада, и его презрение следовало считать за честь. Как тебе часто говорили, Катан, ты очень на него похож. Без художественных способностей, конечно. Твой дар лежит в области океанографии – талант еще более бесполезный, чем таланты нашего отца. Его по крайней мере будут помнить по тем поэмам и полотнам, что он оставил после себя. – Оросий заговорил как знаток, обсуждающий искусство со своими коллегами-критиками. – Пусть они несколько традиционны, но тем не менее вдохновенны. Особенно, как мне говорили, портреты нашей матери, написанные в то время, когда отец впервые ее встретил. Но они, к сожалению, утеряны.
Вероятно, императрица забрала их с собой, чтобы они не достались Оросию. Возможно, он искренний поклонник некоторых видов фетийской живописи, хотя я не знаю, что обычно любил рисовать мой отец.
– Если я так бесполезен, почему ты так старался меня схватить?
– Потому что, как я сказал раньше, ты ценен не столько тем, что ты мог бы совершить, сколько тем, что видят в тебе другие. И мне не пришлось очень сильно стараться – ты так легко попадаешь в плен. Даже к туземцам.
Я проглотил резкий ответ, готовый сорваться с моих губ, не желая провоцировать императора раньше времени. К счастью, он счел это страхом, а не выдержкой.
– Ты слышал, как глупо меня сердить? – полюбопытствовал Оросий, потягивая вино. Наблюдая за ним, я почувствовал страшную жажду; я ничего не пил с тех пор, как стал взбираться на утес. Теперь это не казалось таким великим достижением. Мауриз знал, что император меня ждет, что по этому утесу можно будет подняться и что его не будут охранять. Никто из нас не подумал, как подозрительно кстати пришлась та стрела из огненного дерева.
– И поэтому ты утверждаешь, что тебе служат дураки? – взорвалась Палатина. – Потому что ты так легко приходишь в исступление? Или потому что у них есть совесть и порядочность, а у тебя и то и другое напрочь отсутствует?
– И куда привела вас ваша совесть?
– Ее отсутствие – не залог успеха для императора. Можно считать пытку необходимостью – но наслаждаться ею? Пытать людей собственноручно?
– «Если нужно сделать что-то неприятное, сделай это сам и увидишь, действительно ли это было необходимо». При всех своих недостатках Этий во многом был прав.
– Это справедливо лишь для тех, у кого есть хоть капля совести. Я не знаю, как ты обращаешься со своими наложницами, но ты – фетийский император. Неужели ты думаешь, что у людей сохранилась бы хоть крупица уважения к тебе, если бы они узнали, что ты сделал Равенне?
– Я был вправе казнить ее за нападение.
– Нет, не был! – рявкнула Палатина. – У нас есть такая вещь, как суд, знаешь ли, свидетели, закон, судья, который не является одновременно истцом. Ты это помнишь? Или ты выродился в дикаря-хэйлеттита?
– Это был бы суд по делу о государственной измене, потому что девчонка пнула меня в живот. Тебе бы это понравилось, и твоим уцелевшим еще друзьям-республиканцам? Ты не думаешь, что мой способ был лучше?
– Какой? То, что ты… – Палатина умолкла и взглянула на меня. – Есть разница между местью и пыткой, Оросий. В Фетии нет такого наказания, как пытка. Это средство для достижения цели, к которому прибегают лишь немногие.
– Опять нравоучительная проповедь. В твоих устах Фетия кажется такой просвещенной, Палатина, но все наши законы и наше милосердие только превращают нас в посмешище. Разве Этий колебался, когда пытал пленных во время войны, добывая информацию? Разве нужды многих не перевешивают нужды нескольких?
– Я не знала, что ты в войне с Калатаром, – вставила Равенна.
В течение всего этого диалога я безмолвствовал, стиснув кулаки у боков, и старался ни на что не реагировать. Палатина знала, что Оросий сделал с Равенной, и не говорила мне. Уже одно это грозило лишить меня хрупкого самообладания, которое я изо всех сил пытался сохранить перед лицом этого гнусного негодяя.
– Мы придерживаемся диаметрально противоположных взглядов, Палатина, но именно мои действия каждый раз приносят победу. Отныне религиозные законы имеют абсолютную власть по всей Империи, поэтому обвиненным в ереси больше не удастся выкрутиться, как Мауризу. Считать, что Империя была бы лучше без благословенного Рантасом правителя, божьего помазанника – это, несомненно, ересь. Тем, кто до сих пор придерживается подобных экзотических верований, придется на горьком опыте убедиться в их ошибочности. Но и не важно – эти люди не стоят того, чтобы жить. Не пройдет и пары месяцев, как ваши верования исчезнут. И Фетия без них станет только богаче.
– Почему все, что ты делаешь, должно нести кровь и смерть? – надломленно спросила Палатина. – Ты восхищался моим отцом – разве он так поступил бы?
– Твой отец был хотя и заблуждающимся, но человеком дела – в отличие от своей дочери. Ты хоть понимаешь, как мало ты совершила в своей жизни, Палатина? Великий лидер среди мелких людишек, лидер с планами, которые удавались, пока ты сражалась в инсценированных битвах в военной академии или на отдаленном острове. Но всякий раз, пытаясь подняться выше этого уровня, ты терпела неудачу. Республиканцы уважали тебя только потому, что ты дочь Рейнхарда, Танаис учил тебя только потому, что ты – моя кузина. Что реального ты сделала, пока была в Фетии? Добилась чего-нибудь, обратила кого-нибудь в свою республиканскую веру? – Оросий покачал головой и, допив вино, поставил бокал на стоящий неподалеку широкий, низкий стол со столешницей из слоновой кости. Стол, как и вся тяжелая мебель, был привинчен к полу на случай качки. Император пододвинул ближайшее легкое кресло и уселся в него. Я этого ждал: это укрепит его чувство превосходства. – Может быть, потом ты что-нибудь совершила, за ее пределами? Нет. От казни в Лепидоре тебя спас какой-то безвестный трибун-океанин. Здесь ты тоже потерпела неудачу, и Равенну не спасла. Полный провал. Тебе следовало остаться в Океании и сражаться с туземцами – как раз твой уровень.
– Лучше быть забытой всем миром, чем остаться в памяти таким, как ты!
– Восстановителем Фетии? Действительно, мелочь. Возможно, твое имя встретится разок-другой в хрониках, где-нибудь в сноске. Катан не хочет даже этого, не правда ли? Он хочет жить и умереть в безвестности – его желание исполнится. – Оросий засмеялся, и в этом смехе не было ни капли веселья. – Ты ведь этого жаждал в последние месяцы, не правда ли, брат мой? Отделаться от того кланового имени, в котором ты никогда не признавался. Я исполню для тебя это желание – пусть только экзарх поставит свою подпись под моим указом, лишающим тебя королевского достоинства, которого ты явно не заслуживаешь. А ты, Равенна, – ты фараон, которого никогда не было. Единственный раз, когда твой народ увидит тебя, будет завтра, когда ты отречешься от престола и сдашь мне себя и свою корону. Более славный конец, чем заслуживает твоя династия: единственный выскочка с двадцатилетним царствованием, а потом девчонка, которая правит полчаса. Все вы неудачники.
– Тогда зачем ты тратишь на нас время? – спросил я. – Зачем оставил нас в живых, коль мы такие никчемные? Я думал, тебе в твоем прекрасном новом мире нужно только самое лучшее. Не проще ли нас убить и избавиться навсегда от нашей угрозы?
– Вы не сможете мне угрожать. Вы никогда не сможете даже попытаться мне угрожать, и этого достаточно. Со временем из вас могут выйти хорошие дворцовые слуги.
Его слова меня не убедили. Желание помучить нас не могло быть единственной целью Оросия. Должно быть что-то еще, чего он хочет от нас, какая-то другая причина, чтобы сохранить нам жизнь. Император достаточно умен и наверняка понимает, что смерть – это единственное средство не дать нам причинить ему неприятности. Но по какой-то причине он не хочет нашей смерти. По какой? Холодок пробежал по моей спине, когда я вспомнил «Эон». Дело в корабле? Оросий решил не упоминать его, пока не убедится, что мы сломлены? Нет, император не произвел на меня впечатления настолько терпеливого человека. Если дело в «Эоне», то Оросий очень скоро его захочет, чтобы усилить свою власть на время чисток.
– Мы входили в цену, которую ты взял со Сферы за право ее участия, – заметила Палатина. – Надеюсь, передо мной купец, не расходующий зря товар, за который заплачено?
– Вот это слова хорошего товара. Да, я купил вас, правда ведь? – Оросий весело улыбнулся.
– Я польщена, что ты счел нас достойными этого. Уверена, что инквизиция не отдала бы нас бесплатно.
– Инквизиция хотела убрать вас с дороги, – ответил император, пожимая плечами. – Или я забирал вас, или море.
Он резко встал и подошел к окнам, обойдя нас. В каюте повисла тишина.
– Мы как раз проходим вход в залив, хотя вам это никак не заметно. Теперь, когда наша связь больше не блокирована, мы найдем корабли сопровождения и отправимся в путь. Если, конечно, им не придется остановиться для ремонта, что могло бы немного задержать выполнение наших планов. – Оросий пошел обратно к двери, но остановился позади нас.
– Твой страх передо мной уже сильнее твоей привязанности к ней, не правда ли, Катан? Такой рыцарь – и не ослабил на ней веревки? Я разочарован. Или ей так больше нравится?
К счастью, от ответа нас избавило жужжание изоэкрана, установленного на стене и замаскированного под картину. Оросий подошел к нему, что-то нажал, и картина сменилась видом огромного мостика «Валдура». Прямо перед камерой стоял капитан.
– Ваше величество, мы получили сигнал бедствия от «Дикой кошки». Их снесло на запад, в море, но они говорят, что засекли местоположение «Пелея». Связи с ним нет, «Пелея» все глубже и глубже затягивает под Берег Гибели.
– Почему? – грозно спросил император. – Неужели так трудно оставаться на месте?
– Второй корабль Сферы тоже удаляется. Они думают, что их затягивает, как «Пелея».
– Идем за ними, – объявил Оросий. – Я не стану терять корабли попусту. Взять курс на;«Пелей», передать «Дикой кошке», чтобы держалась подальше от берега. Сообщите Сархаддону о наших действиях.
– Есть, ваше величество. – Экран опустел, но через минуту капитан вернулся. – Домин Сархаддон предлагает свою помощь в нахождении вашего эскорта, хотя и предупреждает, что море очень коварно.
– Поблагодари его и прими помощь. Я спускаюсь. – Император отключил связь и снова повернулся к нам. – Оставайтесь на месте. Вы свое время растратили на болтовню.
И тут же вышел без церемоний, даже не бросив прощальной колкости.
– Очевидно, его магия не так сильна, как он думает, – заметила Палатина с мрачным удовлетворением. – Берег Гибели не подчиняется его приказам.
Я посмотрел в окна и увидел манту Сферы, входящую в поле зрения примерно в сотне ярдов от конца нашего правого крылаи немного ниже нас. Рядом с «Валдуром» ее нельзя было назвать внушительной, но огневая мощь, у нее будет резко усилена магами. Правда, здесь не в кого стрелять, и на несколько тысяч миль вокруг вряд ли найдется хоть кто-нибудь, желающий атаковать имперский флагман.
– Есть смысл попытаться убить или скрутить Оросия? – прошептал я Равенне. – Нам ведь отсюда никуда не деться. Вокруг целый корабль Императорской гвардии и эта черная ворона-стюард.
– Нам предстоит пробыть на этой манте несколько недель, – ответила Равенна. – За это время всякое может случиться. Думаю, нам вполне по силам справиться с командой, но не знаю, выдержит ли корабль. К тому же мы будем не одни, или ты забыл про наших?
– Захватить имперский флагман? Ты сумасшедшая.
– Катан, я не сумасшедшая. Это Оросий сумасшедший. – Равенна закрыла глаза и сделала глубокий, содрогающийся вдох. Я внезапно заметил, как она бледна и напряжена. – Его разум болен, помешан, и мне невыносима мысль остаться в его власти даже на лишний час. Я думала, я смогу это вынести, но мне никогда в жизни не было так больно. Мы должны решать – сейчас, пока его здесь нет.
Гудение реактора, всегда присутствующее на любой манте, до сих пор было почти неслышным – скорее легкая вибрация, которую я ощущал коленями, чем звук. Но теперь оно усилилось как раз настолько, чтобы восприниматься слухом.
– Мы набираем скорость, – сказала Палатина. – Я думаю, здесь должен быть двойной реактор – иначе эта манта была бы неповоротливым китом, – поэтому она должна быть довольно быстроходной.
Биения крыла за окнами участились, и через минуту манта Сферы тоже быстрее заработала крыльями. Мы уходили все дальше под Берег Гибели, в коварные воды, которые проглатывали корабли задолго до «Откровения» и будут проглатывать, пока существует мир.
И хотя до возвращения Оросия у нас внезапно появилось время поговорить, никто из нас не мог ничего предложить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Я внимательно наблюдал за императором. Интересно, он пьянеет так же быстро, как я? Может, это у нас наследственное? Но Оросий пил как любой нормальный человек и, разговаривая с нами, постепенно осушил целый бокал.
– Мой отец презирал людей воинственного склада, и его презрение следовало считать за честь. Как тебе часто говорили, Катан, ты очень на него похож. Без художественных способностей, конечно. Твой дар лежит в области океанографии – талант еще более бесполезный, чем таланты нашего отца. Его по крайней мере будут помнить по тем поэмам и полотнам, что он оставил после себя. – Оросий заговорил как знаток, обсуждающий искусство со своими коллегами-критиками. – Пусть они несколько традиционны, но тем не менее вдохновенны. Особенно, как мне говорили, портреты нашей матери, написанные в то время, когда отец впервые ее встретил. Но они, к сожалению, утеряны.
Вероятно, императрица забрала их с собой, чтобы они не достались Оросию. Возможно, он искренний поклонник некоторых видов фетийской живописи, хотя я не знаю, что обычно любил рисовать мой отец.
– Если я так бесполезен, почему ты так старался меня схватить?
– Потому что, как я сказал раньше, ты ценен не столько тем, что ты мог бы совершить, сколько тем, что видят в тебе другие. И мне не пришлось очень сильно стараться – ты так легко попадаешь в плен. Даже к туземцам.
Я проглотил резкий ответ, готовый сорваться с моих губ, не желая провоцировать императора раньше времени. К счастью, он счел это страхом, а не выдержкой.
– Ты слышал, как глупо меня сердить? – полюбопытствовал Оросий, потягивая вино. Наблюдая за ним, я почувствовал страшную жажду; я ничего не пил с тех пор, как стал взбираться на утес. Теперь это не казалось таким великим достижением. Мауриз знал, что император меня ждет, что по этому утесу можно будет подняться и что его не будут охранять. Никто из нас не подумал, как подозрительно кстати пришлась та стрела из огненного дерева.
– И поэтому ты утверждаешь, что тебе служат дураки? – взорвалась Палатина. – Потому что ты так легко приходишь в исступление? Или потому что у них есть совесть и порядочность, а у тебя и то и другое напрочь отсутствует?
– И куда привела вас ваша совесть?
– Ее отсутствие – не залог успеха для императора. Можно считать пытку необходимостью – но наслаждаться ею? Пытать людей собственноручно?
– «Если нужно сделать что-то неприятное, сделай это сам и увидишь, действительно ли это было необходимо». При всех своих недостатках Этий во многом был прав.
– Это справедливо лишь для тех, у кого есть хоть капля совести. Я не знаю, как ты обращаешься со своими наложницами, но ты – фетийский император. Неужели ты думаешь, что у людей сохранилась бы хоть крупица уважения к тебе, если бы они узнали, что ты сделал Равенне?
– Я был вправе казнить ее за нападение.
– Нет, не был! – рявкнула Палатина. – У нас есть такая вещь, как суд, знаешь ли, свидетели, закон, судья, который не является одновременно истцом. Ты это помнишь? Или ты выродился в дикаря-хэйлеттита?
– Это был бы суд по делу о государственной измене, потому что девчонка пнула меня в живот. Тебе бы это понравилось, и твоим уцелевшим еще друзьям-республиканцам? Ты не думаешь, что мой способ был лучше?
– Какой? То, что ты… – Палатина умолкла и взглянула на меня. – Есть разница между местью и пыткой, Оросий. В Фетии нет такого наказания, как пытка. Это средство для достижения цели, к которому прибегают лишь немногие.
– Опять нравоучительная проповедь. В твоих устах Фетия кажется такой просвещенной, Палатина, но все наши законы и наше милосердие только превращают нас в посмешище. Разве Этий колебался, когда пытал пленных во время войны, добывая информацию? Разве нужды многих не перевешивают нужды нескольких?
– Я не знала, что ты в войне с Калатаром, – вставила Равенна.
В течение всего этого диалога я безмолвствовал, стиснув кулаки у боков, и старался ни на что не реагировать. Палатина знала, что Оросий сделал с Равенной, и не говорила мне. Уже одно это грозило лишить меня хрупкого самообладания, которое я изо всех сил пытался сохранить перед лицом этого гнусного негодяя.
– Мы придерживаемся диаметрально противоположных взглядов, Палатина, но именно мои действия каждый раз приносят победу. Отныне религиозные законы имеют абсолютную власть по всей Империи, поэтому обвиненным в ереси больше не удастся выкрутиться, как Мауризу. Считать, что Империя была бы лучше без благословенного Рантасом правителя, божьего помазанника – это, несомненно, ересь. Тем, кто до сих пор придерживается подобных экзотических верований, придется на горьком опыте убедиться в их ошибочности. Но и не важно – эти люди не стоят того, чтобы жить. Не пройдет и пары месяцев, как ваши верования исчезнут. И Фетия без них станет только богаче.
– Почему все, что ты делаешь, должно нести кровь и смерть? – надломленно спросила Палатина. – Ты восхищался моим отцом – разве он так поступил бы?
– Твой отец был хотя и заблуждающимся, но человеком дела – в отличие от своей дочери. Ты хоть понимаешь, как мало ты совершила в своей жизни, Палатина? Великий лидер среди мелких людишек, лидер с планами, которые удавались, пока ты сражалась в инсценированных битвах в военной академии или на отдаленном острове. Но всякий раз, пытаясь подняться выше этого уровня, ты терпела неудачу. Республиканцы уважали тебя только потому, что ты дочь Рейнхарда, Танаис учил тебя только потому, что ты – моя кузина. Что реального ты сделала, пока была в Фетии? Добилась чего-нибудь, обратила кого-нибудь в свою республиканскую веру? – Оросий покачал головой и, допив вино, поставил бокал на стоящий неподалеку широкий, низкий стол со столешницей из слоновой кости. Стол, как и вся тяжелая мебель, был привинчен к полу на случай качки. Император пододвинул ближайшее легкое кресло и уселся в него. Я этого ждал: это укрепит его чувство превосходства. – Может быть, потом ты что-нибудь совершила, за ее пределами? Нет. От казни в Лепидоре тебя спас какой-то безвестный трибун-океанин. Здесь ты тоже потерпела неудачу, и Равенну не спасла. Полный провал. Тебе следовало остаться в Океании и сражаться с туземцами – как раз твой уровень.
– Лучше быть забытой всем миром, чем остаться в памяти таким, как ты!
– Восстановителем Фетии? Действительно, мелочь. Возможно, твое имя встретится разок-другой в хрониках, где-нибудь в сноске. Катан не хочет даже этого, не правда ли? Он хочет жить и умереть в безвестности – его желание исполнится. – Оросий засмеялся, и в этом смехе не было ни капли веселья. – Ты ведь этого жаждал в последние месяцы, не правда ли, брат мой? Отделаться от того кланового имени, в котором ты никогда не признавался. Я исполню для тебя это желание – пусть только экзарх поставит свою подпись под моим указом, лишающим тебя королевского достоинства, которого ты явно не заслуживаешь. А ты, Равенна, – ты фараон, которого никогда не было. Единственный раз, когда твой народ увидит тебя, будет завтра, когда ты отречешься от престола и сдашь мне себя и свою корону. Более славный конец, чем заслуживает твоя династия: единственный выскочка с двадцатилетним царствованием, а потом девчонка, которая правит полчаса. Все вы неудачники.
– Тогда зачем ты тратишь на нас время? – спросил я. – Зачем оставил нас в живых, коль мы такие никчемные? Я думал, тебе в твоем прекрасном новом мире нужно только самое лучшее. Не проще ли нас убить и избавиться навсегда от нашей угрозы?
– Вы не сможете мне угрожать. Вы никогда не сможете даже попытаться мне угрожать, и этого достаточно. Со временем из вас могут выйти хорошие дворцовые слуги.
Его слова меня не убедили. Желание помучить нас не могло быть единственной целью Оросия. Должно быть что-то еще, чего он хочет от нас, какая-то другая причина, чтобы сохранить нам жизнь. Император достаточно умен и наверняка понимает, что смерть – это единственное средство не дать нам причинить ему неприятности. Но по какой-то причине он не хочет нашей смерти. По какой? Холодок пробежал по моей спине, когда я вспомнил «Эон». Дело в корабле? Оросий решил не упоминать его, пока не убедится, что мы сломлены? Нет, император не произвел на меня впечатления настолько терпеливого человека. Если дело в «Эоне», то Оросий очень скоро его захочет, чтобы усилить свою власть на время чисток.
– Мы входили в цену, которую ты взял со Сферы за право ее участия, – заметила Палатина. – Надеюсь, передо мной купец, не расходующий зря товар, за который заплачено?
– Вот это слова хорошего товара. Да, я купил вас, правда ведь? – Оросий весело улыбнулся.
– Я польщена, что ты счел нас достойными этого. Уверена, что инквизиция не отдала бы нас бесплатно.
– Инквизиция хотела убрать вас с дороги, – ответил император, пожимая плечами. – Или я забирал вас, или море.
Он резко встал и подошел к окнам, обойдя нас. В каюте повисла тишина.
– Мы как раз проходим вход в залив, хотя вам это никак не заметно. Теперь, когда наша связь больше не блокирована, мы найдем корабли сопровождения и отправимся в путь. Если, конечно, им не придется остановиться для ремонта, что могло бы немного задержать выполнение наших планов. – Оросий пошел обратно к двери, но остановился позади нас.
– Твой страх передо мной уже сильнее твоей привязанности к ней, не правда ли, Катан? Такой рыцарь – и не ослабил на ней веревки? Я разочарован. Или ей так больше нравится?
К счастью, от ответа нас избавило жужжание изоэкрана, установленного на стене и замаскированного под картину. Оросий подошел к нему, что-то нажал, и картина сменилась видом огромного мостика «Валдура». Прямо перед камерой стоял капитан.
– Ваше величество, мы получили сигнал бедствия от «Дикой кошки». Их снесло на запад, в море, но они говорят, что засекли местоположение «Пелея». Связи с ним нет, «Пелея» все глубже и глубже затягивает под Берег Гибели.
– Почему? – грозно спросил император. – Неужели так трудно оставаться на месте?
– Второй корабль Сферы тоже удаляется. Они думают, что их затягивает, как «Пелея».
– Идем за ними, – объявил Оросий. – Я не стану терять корабли попусту. Взять курс на;«Пелей», передать «Дикой кошке», чтобы держалась подальше от берега. Сообщите Сархаддону о наших действиях.
– Есть, ваше величество. – Экран опустел, но через минуту капитан вернулся. – Домин Сархаддон предлагает свою помощь в нахождении вашего эскорта, хотя и предупреждает, что море очень коварно.
– Поблагодари его и прими помощь. Я спускаюсь. – Император отключил связь и снова повернулся к нам. – Оставайтесь на месте. Вы свое время растратили на болтовню.
И тут же вышел без церемоний, даже не бросив прощальной колкости.
– Очевидно, его магия не так сильна, как он думает, – заметила Палатина с мрачным удовлетворением. – Берег Гибели не подчиняется его приказам.
Я посмотрел в окна и увидел манту Сферы, входящую в поле зрения примерно в сотне ярдов от конца нашего правого крылаи немного ниже нас. Рядом с «Валдуром» ее нельзя было назвать внушительной, но огневая мощь, у нее будет резко усилена магами. Правда, здесь не в кого стрелять, и на несколько тысяч миль вокруг вряд ли найдется хоть кто-нибудь, желающий атаковать имперский флагман.
– Есть смысл попытаться убить или скрутить Оросия? – прошептал я Равенне. – Нам ведь отсюда никуда не деться. Вокруг целый корабль Императорской гвардии и эта черная ворона-стюард.
– Нам предстоит пробыть на этой манте несколько недель, – ответила Равенна. – За это время всякое может случиться. Думаю, нам вполне по силам справиться с командой, но не знаю, выдержит ли корабль. К тому же мы будем не одни, или ты забыл про наших?
– Захватить имперский флагман? Ты сумасшедшая.
– Катан, я не сумасшедшая. Это Оросий сумасшедший. – Равенна закрыла глаза и сделала глубокий, содрогающийся вдох. Я внезапно заметил, как она бледна и напряжена. – Его разум болен, помешан, и мне невыносима мысль остаться в его власти даже на лишний час. Я думала, я смогу это вынести, но мне никогда в жизни не было так больно. Мы должны решать – сейчас, пока его здесь нет.
Гудение реактора, всегда присутствующее на любой манте, до сих пор было почти неслышным – скорее легкая вибрация, которую я ощущал коленями, чем звук. Но теперь оно усилилось как раз настолько, чтобы восприниматься слухом.
– Мы набираем скорость, – сказала Палатина. – Я думаю, здесь должен быть двойной реактор – иначе эта манта была бы неповоротливым китом, – поэтому она должна быть довольно быстроходной.
Биения крыла за окнами участились, и через минуту манта Сферы тоже быстрее заработала крыльями. Мы уходили все дальше под Берег Гибели, в коварные воды, которые проглатывали корабли задолго до «Откровения» и будут проглатывать, пока существует мир.
И хотя до возвращения Оросия у нас внезапно появилось время поговорить, никто из нас не мог ничего предложить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73