Это был не сам Оросий, я уже не сомневался в этом. Сегодня он держался и говорил немного иначе, и я не мог представить себе, чтобы император стерпел оплеуху.
– Однако вы во враждебном городе и в моей власти, – ответил агент после минутного молчания. – Не говоря уже о том, что вы носите цвета, которые сами по себе – ордер на арест.
– В таком случае мы пойдем обратно и переоденемся, – сказала Равенна. – Пошли, Катан?
То, что случилось дальше, очень трудно описать, но когда я начал двигаться, я ощутил туман, накрывающий мой ум, и мои мышцы отказались мне повиноваться. Секунду казалось, что Равенна бредет в патоке, затем мы оба остановились.
– Я просто заморозил вас, чтобы не дать вам сделать что-нибудь неблагоразумное, – спокойно заявил агент. – Сакри рыщут по всему городу, и у всех есть приказ арестовывать всех сбегающих океанографов. Сомневаюсь, что вы доберетесь до своей гостиницы.
Меня снова заткнули за пояс. Но теперь я чувствовал себя гораздо хуже, потому что в нескольких футах от меня стояла Равенна, ярость и изумление были написаны на ее лице. Еще обиднее было то, что император, очевидно, не хотел ждать. Я заслужил ту пощечину, я был не прав, и кто знает, во что нам обойдется теперь моя раненая гордость?
– Ну и как мы сбежим из этой ловушки, которую ты так любезно для нас расставил? – резко спросила Равенна. – Или мы не должны сбегать?
Вместо ответа агент подошел к одному из складов и дважды постучал в квадратную деревянную дверь. Она распахнулась, и я вдруг ощутил непреодолимое желание войти внутрь. Желание, которое спустя тридцать секунд, когда агент закрыл за нами дверь, я смог наконец объяснить.
– Я думал, все психомаги должны становиться жрецами.
– Там, где дело касается императора, правил не существует, – молвил агент, мрачно улыбаясь.
Этот склад очень напоминал тот, из которого мы только что ушли, но был побольше и потемнее. Его освещали только два маленьких иллюминатора в потолке. И факел в руках приземистого мужчины в алой тунике с серебряной эмблемой.
Но не факельщик заслуживал внимания. Среди сложенных ящиков и тюков стояли еще три человека. Одна – служанка, судя по ее грубой тунике, хотя в ней не чувствовалось ни робости, ни самоуничижения.
Остальные двое совершенно точно не были слугами.
– О боже! – произнес Мауриз Скартарис – начальственная фигура в трепещущем свете факела. У него был голос певца, голос, сделавший бы честь любому оперному театру на Аквасильве. – Ты был прав. Сходство несомненно.
Его слова не заглушили резкого вдоха его спутницы, незнакомой фетийки, одетой во все черное, с золотыми блестками на воротнике. Не скажу, чтобы для меня это что-то значило – я пребывал пока в полной растерянности.
– Если это сходство истинное, – медленно проговорила женщина, – оно бросает тень сомнения на массу вещей, в которые все мы верили очень долгое время. И оно затягивает нас в очень глубокую пучину, Мауриз.
– В самой глубокой пучине скрываются самые высокие горы, – ответил Скартарис. Это могла быть цитата. Он улыбнулся как человек, который только что нашел сокровище и знает об этом, его мрачное аристократическое лицо вдруг стало очень довольным. – И факелы ярче всего светят в темнбте. Я очень редко видел, чтобы мечты сбывались, Телеста, но здесь и сейчас я вижу сон, сон наяву, в котором сбывается то, о чем мы грезили в течение поколений.
– Сон… или кошмар? – тихо спросила женщина, которую он назвал Телестой.
– Ты всегда во всем видишь только плохую сторону? Каркаешь, как ворона.
Женщина не казалась оскорбленной.
– Не все знамения добрые, Мауриз, не забывай.
Глава 9
– Могу я предложить, чтобы мы поторопились? – сказал агент, нарушая молчание, воцарившееся за последними словами Телесты. – Если инквизиторы обнаружат пропажу, они начнут обыскивать этот район.
Мауриз кивнул и, не поворачиваясь, велел служанке:
– Открой люк, Матифа.
Матифа нырнула за груду ящиков, и через минуту один из них с легким скрипом скользнул в сторону.
– Текла, идешь замыкающим, – распорядился Мауриз, потом жестом велел факельщику показывать дорогу. Так вот что за имя у этого императорского агента, которое он так усердно от меня скрывал, – или по крайней мере имя, под которым он известен. Это было не фетийское имя, и я никогда раньше такого не слышал. – Катан, надеюсь, я могу доверять тебе и твоей подруге, что вы пойдете с нами без всякого дальнейшего принуждения.
Я кивнул и почувствовал, как туман, созданный психомагом у меня в голове, рассеялся. Я словно вышел из лужи меда, но не успел опомниться, как Текла уже толкнул меня клюку.
Там были ступеньки. Они вели вниз, в проход, освещенный мерцающим светом факела. Моя рука коснулась сырой каменной стены, склизкой на ощупь. Надеюсь, это был всего лишь мох, растущий из щелей. Немного пройдя по туннелю, Мауриз остановился, пока мы не услышали позади скрип и голос Матифы, говорящий, что люк снова закрыт.
Воздух в туннеле был спертый, атмосфера гнетущая, и потолок такой низкий, что факел нельзя было поднять над головой. К счастью, проход оказался довольно широким, но, окруженный Телестой и Равенной в этой полутьме, я ощутил приступ клаустрофобии. Все мои другие страхи снова всплыли на поверхность, когда я шел по подземному ходу, фактически взятый в плен императорским агентом, которого я ненавидел. Не говоря уже о Мауризе и той женщине в черном, которую он сравнил с каркающей вороной. Мы прошли не слишком много, когда туннель расширился и превратился в пещеру. В ней было немного суше, и потолок был выше, чем в туннеле. Однако наша маленькая процессия не остановилась, но продолжала двигаться к одному из двух отверстий на противоположной стороне.
– Где мы? – спросил я.
– На складе, – ответил Текла. – Определенного рода.
– В берлоге контрабандистов, он имеет в виду, – прошептала Равенна. – Чтобы клану Скартарис не приходилось платить таможенные пошлины.
Мы миновали несколько деревянных дверей, установленных в скальных расселинах и запертых на замки и засовы. Я как-то не мог представить себе, чтобы фетийские кланы занимались мелкой контрабандой, но я быстро понял, как я наивен. Это была контрабанда в огромном, фетийском масштабе, с большим комплексом складов, вырезанных в пещерах. Возможно, не кланы первоначально создали эту систему, но они несомненно пользовались ею теперь.
Мы шли дальше через бесконечную на вид сеть пещер. Единственными звуками были звуки наших шагов по истертому каменному полу, специально выровненному, чтобы поколениям клановых контрабандистов было легче транспортировать свой груз. Мауриз, могучего сложения для фетийца, задал быстрый темп и держал его, ни разу не остановившись.
Мы перешли крепкий деревянный мост над скрытым потоком и зашагали вдоль подземного озера по длинной, извивающейся галерее под свисающими со свода сталактитами. Звук капающей воды жутким эхом отражался от высокого потолка, а издали доносился слабый, но явственный шум прибоя.
Наконец мы прошли по небольшому спуску и очутились в маленькой пещере. Оглядевшись, я увидел, что большая ее часть затоплена, а у короткого причала стоит большой пришвартованный «скат». Стены пещеры исчезали в черноте над нашими головами. Я уставился на рога «ската», щурясь в свете мерцающих факелов, вставленных в металлические скобы вдоль края причала. «Красный и серебряный – цвета Скартариса», – подумал я.
– Гостей не было? – спросил Мауриз жилистого морпеха, сидящего на тускло-синей крыше «ската».
Морпех покачал головой, и Мауриз повернулся ко мне.
– Катан и… – Он посмотрел на Равенну, которая взирала на него сердитым взглядом. Ее глаза блестели, как осколки льда.
– Равенна, – с вызовом ответила девушка.
– Равенна. Ради вас самих, делайте то, что я скажу. Мы должны пробыть в Рал Тамаре еще день или два, и поскольку у инквизиторов есть ваши описания, мы собираемся вас замаскировать. Матифа этим займется.
Махнув рукой Телесте и Текле, он вышел с ними из пещеры и немного поднялся по галерее, пока их голоса не стали лишь невнятным бормотанием, заглушаемым не очень далеким прибоем. У Мауриза был вид человека, привыкшего отдавать приказы. Приказы, которые никогда не будут оспариваться.
– Идите и намочите себя, – отрывисто велела нам Матифа, прежде чем исчезнуть внутри «ската».
Мы посмотрели друг на друга. Затем Равенна пожала плечами, вытащила из кармана бумагу и кошелек и сняла туфли.
– Скоро все узнаем.
Мы прыгнули в воду прямо с причала – от деревянного настила до поверхности озера было около двух локтей – и мгновенно пожалели об этом. Вода была ужасно холодной, а глубина такая, что я не чувствовал дна. Как можно скорее мы вылезли обратно и, дрожа, встали на доски.
– Холодно? – осведомилась Матифа, улыбаясь без капли юмора. – Мы вытащили вас из пекла, и вполне нормально было вас остудить малость. Встаньте на колени, я не могу это делать, когда вы стоите.
Она подошла к нам, неся маленькие ножницы и два стеклянных флакона с темно-коричневой жидкостью. Равенна раньше меня поняла, что задумала служанка, и, прежде чем встать на колени, оттянула назад свои мокрые черные волосы, убирая их с лица. Хотя внешне она покорилась, я чувствовал, что внутри она продолжала кипеть – и еще больше закипела после того, как Матифа отрезала пару дюймов её волос. И я знал, кто будет мишенью, как только Равенна получит шанс высказать свое недовольство.
Неохотно последовав ее примеру, я стал смотреть, как Матифа откупоривает флакон и выливает изрядное количество его содержимого на волосы Равенны. Кажется, даже Равенна при этом удивилась, и я спросил себя: может, обычно их красят как-то по-другому?
Мои колени еще не оправились от вчерашнего стояния на каменном полу, и я мысленно подгонял Матифу, надеясь в то же время, что мои волосы не будут выглядеть слишком явно крашенными. Судя по тому, как она втирала краску в волосы Равенны испачканными, истертыми руками, изредка останавливаясь, чтобы подлить краски, Матифа знала свое дело. Но я уже заметил, что Мауриз не из тех, кто нанимает дилетантов.
Когда служанка перешла ко мне, все еще влажные волосы Равенны заметно посветлели, местами блестя от краски. Позаимствованная ею туника была в коричневых потеках, но я надеялся, что Мауриз и его компаньоны дадут нам новую одежду. Мне все еще было холодно, и теплая краска, налитая на мою голову – из второго флакона, – оказалась даже приятной.
К счастью, волос у меня было куда меньше, чем у Равенны, поэтому прошло не так много времени, прежде чем Матифа закупорила флаконы и отступила.
– Теперь можете встать, – разрешила она после долгого размышления. – Но это еще не все.
Дальше нам предстояло втирать тошнотворно-сладкое масло в лицо и предплечья – чтобы осветлить кожу, ответила Матифа на мой вопрос, – потом мазать какой-то гадостью кисти рук и стопы, чтобы сделать их грубее, и, наконец, изменить цвет моих глаз.
Фетийские алхимики были предметом зависти всего мира, но если их континентальные собратья все еще корпели над заумными науками и превращениями металлов, они давно перешли к более практическому применению своего искусства. Палатина однажды сказала, что алхимики и косметички ее страны могут превратить грифа в райскую птицу. Эти таланты имели другие, более зловещие, применения в игре фетийской политики. Фетийцы производили все, от ядов до афродизиаков, – включая, как я вскоре обнаружил, зелье, способное изменить цвет человеческих глаз.
Только тогда я оценил, чего стояло Равенне всю жизнь искусно менять свою внешность, выпрямляя волосы, а главное – изменяя цвет глаз. И чаще всего ей приходилось делать это самостоятельно.
– Держи глаза открытыми, не то будет намного хуже, – предупредила Матифа, когда я с некоторой тревогой лег на неровный камень. Они с Равенной отмахнулись от моих протестов, указывая, что в мире найдется мало людей с ярко-бирюзовыми глазами, и я буду привлекать внимание. Я бы прекрасно сошел за эксила, добавила служанка, но у всех у них рыжие волосы, а это еще заметнее. Равенна твердо держала мою голову, что только усилило мои дурные предчувствия.
– Ты мужчина, для тебя это будет ужасным испытанием, – заявила Матифа, склоняясь надо мной с тонкой стеклянной пипеткой.
Не успел я ответить, как что-то полилось мне в левый глаз, а через секунду в правый. Пока я недоуменно спрашивал себя, что имела в виду служанка, глаза вдруг начало мучительно жечь. Я инстинктивно вскрикнул и зажмурился, но уже через минуту заставил себя разжать веки, поскольку обнаружил, что закрыть их совершенно не помогает. В глазах все расплылось до неясного пятна, пока Матифа не завязала мне их полоской ткани.
– Следи, чтобы он не снимал повязку по крайней мере пять минут, – велела она, вставая. – Ты знаешь процедуру. Теперь мы почти закончили.
С безжалостностью, которая была абсолютно в ее характере, Равенна держала меня в лежачем положении десять минут и только потом сняла повязку и разрешила мне сесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Однако вы во враждебном городе и в моей власти, – ответил агент после минутного молчания. – Не говоря уже о том, что вы носите цвета, которые сами по себе – ордер на арест.
– В таком случае мы пойдем обратно и переоденемся, – сказала Равенна. – Пошли, Катан?
То, что случилось дальше, очень трудно описать, но когда я начал двигаться, я ощутил туман, накрывающий мой ум, и мои мышцы отказались мне повиноваться. Секунду казалось, что Равенна бредет в патоке, затем мы оба остановились.
– Я просто заморозил вас, чтобы не дать вам сделать что-нибудь неблагоразумное, – спокойно заявил агент. – Сакри рыщут по всему городу, и у всех есть приказ арестовывать всех сбегающих океанографов. Сомневаюсь, что вы доберетесь до своей гостиницы.
Меня снова заткнули за пояс. Но теперь я чувствовал себя гораздо хуже, потому что в нескольких футах от меня стояла Равенна, ярость и изумление были написаны на ее лице. Еще обиднее было то, что император, очевидно, не хотел ждать. Я заслужил ту пощечину, я был не прав, и кто знает, во что нам обойдется теперь моя раненая гордость?
– Ну и как мы сбежим из этой ловушки, которую ты так любезно для нас расставил? – резко спросила Равенна. – Или мы не должны сбегать?
Вместо ответа агент подошел к одному из складов и дважды постучал в квадратную деревянную дверь. Она распахнулась, и я вдруг ощутил непреодолимое желание войти внутрь. Желание, которое спустя тридцать секунд, когда агент закрыл за нами дверь, я смог наконец объяснить.
– Я думал, все психомаги должны становиться жрецами.
– Там, где дело касается императора, правил не существует, – молвил агент, мрачно улыбаясь.
Этот склад очень напоминал тот, из которого мы только что ушли, но был побольше и потемнее. Его освещали только два маленьких иллюминатора в потолке. И факел в руках приземистого мужчины в алой тунике с серебряной эмблемой.
Но не факельщик заслуживал внимания. Среди сложенных ящиков и тюков стояли еще три человека. Одна – служанка, судя по ее грубой тунике, хотя в ней не чувствовалось ни робости, ни самоуничижения.
Остальные двое совершенно точно не были слугами.
– О боже! – произнес Мауриз Скартарис – начальственная фигура в трепещущем свете факела. У него был голос певца, голос, сделавший бы честь любому оперному театру на Аквасильве. – Ты был прав. Сходство несомненно.
Его слова не заглушили резкого вдоха его спутницы, незнакомой фетийки, одетой во все черное, с золотыми блестками на воротнике. Не скажу, чтобы для меня это что-то значило – я пребывал пока в полной растерянности.
– Если это сходство истинное, – медленно проговорила женщина, – оно бросает тень сомнения на массу вещей, в которые все мы верили очень долгое время. И оно затягивает нас в очень глубокую пучину, Мауриз.
– В самой глубокой пучине скрываются самые высокие горы, – ответил Скартарис. Это могла быть цитата. Он улыбнулся как человек, который только что нашел сокровище и знает об этом, его мрачное аристократическое лицо вдруг стало очень довольным. – И факелы ярче всего светят в темнбте. Я очень редко видел, чтобы мечты сбывались, Телеста, но здесь и сейчас я вижу сон, сон наяву, в котором сбывается то, о чем мы грезили в течение поколений.
– Сон… или кошмар? – тихо спросила женщина, которую он назвал Телестой.
– Ты всегда во всем видишь только плохую сторону? Каркаешь, как ворона.
Женщина не казалась оскорбленной.
– Не все знамения добрые, Мауриз, не забывай.
Глава 9
– Могу я предложить, чтобы мы поторопились? – сказал агент, нарушая молчание, воцарившееся за последними словами Телесты. – Если инквизиторы обнаружат пропажу, они начнут обыскивать этот район.
Мауриз кивнул и, не поворачиваясь, велел служанке:
– Открой люк, Матифа.
Матифа нырнула за груду ящиков, и через минуту один из них с легким скрипом скользнул в сторону.
– Текла, идешь замыкающим, – распорядился Мауриз, потом жестом велел факельщику показывать дорогу. Так вот что за имя у этого императорского агента, которое он так усердно от меня скрывал, – или по крайней мере имя, под которым он известен. Это было не фетийское имя, и я никогда раньше такого не слышал. – Катан, надеюсь, я могу доверять тебе и твоей подруге, что вы пойдете с нами без всякого дальнейшего принуждения.
Я кивнул и почувствовал, как туман, созданный психомагом у меня в голове, рассеялся. Я словно вышел из лужи меда, но не успел опомниться, как Текла уже толкнул меня клюку.
Там были ступеньки. Они вели вниз, в проход, освещенный мерцающим светом факела. Моя рука коснулась сырой каменной стены, склизкой на ощупь. Надеюсь, это был всего лишь мох, растущий из щелей. Немного пройдя по туннелю, Мауриз остановился, пока мы не услышали позади скрип и голос Матифы, говорящий, что люк снова закрыт.
Воздух в туннеле был спертый, атмосфера гнетущая, и потолок такой низкий, что факел нельзя было поднять над головой. К счастью, проход оказался довольно широким, но, окруженный Телестой и Равенной в этой полутьме, я ощутил приступ клаустрофобии. Все мои другие страхи снова всплыли на поверхность, когда я шел по подземному ходу, фактически взятый в плен императорским агентом, которого я ненавидел. Не говоря уже о Мауризе и той женщине в черном, которую он сравнил с каркающей вороной. Мы прошли не слишком много, когда туннель расширился и превратился в пещеру. В ней было немного суше, и потолок был выше, чем в туннеле. Однако наша маленькая процессия не остановилась, но продолжала двигаться к одному из двух отверстий на противоположной стороне.
– Где мы? – спросил я.
– На складе, – ответил Текла. – Определенного рода.
– В берлоге контрабандистов, он имеет в виду, – прошептала Равенна. – Чтобы клану Скартарис не приходилось платить таможенные пошлины.
Мы миновали несколько деревянных дверей, установленных в скальных расселинах и запертых на замки и засовы. Я как-то не мог представить себе, чтобы фетийские кланы занимались мелкой контрабандой, но я быстро понял, как я наивен. Это была контрабанда в огромном, фетийском масштабе, с большим комплексом складов, вырезанных в пещерах. Возможно, не кланы первоначально создали эту систему, но они несомненно пользовались ею теперь.
Мы шли дальше через бесконечную на вид сеть пещер. Единственными звуками были звуки наших шагов по истертому каменному полу, специально выровненному, чтобы поколениям клановых контрабандистов было легче транспортировать свой груз. Мауриз, могучего сложения для фетийца, задал быстрый темп и держал его, ни разу не остановившись.
Мы перешли крепкий деревянный мост над скрытым потоком и зашагали вдоль подземного озера по длинной, извивающейся галерее под свисающими со свода сталактитами. Звук капающей воды жутким эхом отражался от высокого потолка, а издали доносился слабый, но явственный шум прибоя.
Наконец мы прошли по небольшому спуску и очутились в маленькой пещере. Оглядевшись, я увидел, что большая ее часть затоплена, а у короткого причала стоит большой пришвартованный «скат». Стены пещеры исчезали в черноте над нашими головами. Я уставился на рога «ската», щурясь в свете мерцающих факелов, вставленных в металлические скобы вдоль края причала. «Красный и серебряный – цвета Скартариса», – подумал я.
– Гостей не было? – спросил Мауриз жилистого морпеха, сидящего на тускло-синей крыше «ската».
Морпех покачал головой, и Мауриз повернулся ко мне.
– Катан и… – Он посмотрел на Равенну, которая взирала на него сердитым взглядом. Ее глаза блестели, как осколки льда.
– Равенна, – с вызовом ответила девушка.
– Равенна. Ради вас самих, делайте то, что я скажу. Мы должны пробыть в Рал Тамаре еще день или два, и поскольку у инквизиторов есть ваши описания, мы собираемся вас замаскировать. Матифа этим займется.
Махнув рукой Телесте и Текле, он вышел с ними из пещеры и немного поднялся по галерее, пока их голоса не стали лишь невнятным бормотанием, заглушаемым не очень далеким прибоем. У Мауриза был вид человека, привыкшего отдавать приказы. Приказы, которые никогда не будут оспариваться.
– Идите и намочите себя, – отрывисто велела нам Матифа, прежде чем исчезнуть внутри «ската».
Мы посмотрели друг на друга. Затем Равенна пожала плечами, вытащила из кармана бумагу и кошелек и сняла туфли.
– Скоро все узнаем.
Мы прыгнули в воду прямо с причала – от деревянного настила до поверхности озера было около двух локтей – и мгновенно пожалели об этом. Вода была ужасно холодной, а глубина такая, что я не чувствовал дна. Как можно скорее мы вылезли обратно и, дрожа, встали на доски.
– Холодно? – осведомилась Матифа, улыбаясь без капли юмора. – Мы вытащили вас из пекла, и вполне нормально было вас остудить малость. Встаньте на колени, я не могу это делать, когда вы стоите.
Она подошла к нам, неся маленькие ножницы и два стеклянных флакона с темно-коричневой жидкостью. Равенна раньше меня поняла, что задумала служанка, и, прежде чем встать на колени, оттянула назад свои мокрые черные волосы, убирая их с лица. Хотя внешне она покорилась, я чувствовал, что внутри она продолжала кипеть – и еще больше закипела после того, как Матифа отрезала пару дюймов её волос. И я знал, кто будет мишенью, как только Равенна получит шанс высказать свое недовольство.
Неохотно последовав ее примеру, я стал смотреть, как Матифа откупоривает флакон и выливает изрядное количество его содержимого на волосы Равенны. Кажется, даже Равенна при этом удивилась, и я спросил себя: может, обычно их красят как-то по-другому?
Мои колени еще не оправились от вчерашнего стояния на каменном полу, и я мысленно подгонял Матифу, надеясь в то же время, что мои волосы не будут выглядеть слишком явно крашенными. Судя по тому, как она втирала краску в волосы Равенны испачканными, истертыми руками, изредка останавливаясь, чтобы подлить краски, Матифа знала свое дело. Но я уже заметил, что Мауриз не из тех, кто нанимает дилетантов.
Когда служанка перешла ко мне, все еще влажные волосы Равенны заметно посветлели, местами блестя от краски. Позаимствованная ею туника была в коричневых потеках, но я надеялся, что Мауриз и его компаньоны дадут нам новую одежду. Мне все еще было холодно, и теплая краска, налитая на мою голову – из второго флакона, – оказалась даже приятной.
К счастью, волос у меня было куда меньше, чем у Равенны, поэтому прошло не так много времени, прежде чем Матифа закупорила флаконы и отступила.
– Теперь можете встать, – разрешила она после долгого размышления. – Но это еще не все.
Дальше нам предстояло втирать тошнотворно-сладкое масло в лицо и предплечья – чтобы осветлить кожу, ответила Матифа на мой вопрос, – потом мазать какой-то гадостью кисти рук и стопы, чтобы сделать их грубее, и, наконец, изменить цвет моих глаз.
Фетийские алхимики были предметом зависти всего мира, но если их континентальные собратья все еще корпели над заумными науками и превращениями металлов, они давно перешли к более практическому применению своего искусства. Палатина однажды сказала, что алхимики и косметички ее страны могут превратить грифа в райскую птицу. Эти таланты имели другие, более зловещие, применения в игре фетийской политики. Фетийцы производили все, от ядов до афродизиаков, – включая, как я вскоре обнаружил, зелье, способное изменить цвет человеческих глаз.
Только тогда я оценил, чего стояло Равенне всю жизнь искусно менять свою внешность, выпрямляя волосы, а главное – изменяя цвет глаз. И чаще всего ей приходилось делать это самостоятельно.
– Держи глаза открытыми, не то будет намного хуже, – предупредила Матифа, когда я с некоторой тревогой лег на неровный камень. Они с Равенной отмахнулись от моих протестов, указывая, что в мире найдется мало людей с ярко-бирюзовыми глазами, и я буду привлекать внимание. Я бы прекрасно сошел за эксила, добавила служанка, но у всех у них рыжие волосы, а это еще заметнее. Равенна твердо держала мою голову, что только усилило мои дурные предчувствия.
– Ты мужчина, для тебя это будет ужасным испытанием, – заявила Матифа, склоняясь надо мной с тонкой стеклянной пипеткой.
Не успел я ответить, как что-то полилось мне в левый глаз, а через секунду в правый. Пока я недоуменно спрашивал себя, что имела в виду служанка, глаза вдруг начало мучительно жечь. Я инстинктивно вскрикнул и зажмурился, но уже через минуту заставил себя разжать веки, поскольку обнаружил, что закрыть их совершенно не помогает. В глазах все расплылось до неясного пятна, пока Матифа не завязала мне их полоской ткани.
– Следи, чтобы он не снимал повязку по крайней мере пять минут, – велела она, вставая. – Ты знаешь процедуру. Теперь мы почти закончили.
С безжалостностью, которая была абсолютно в ее характере, Равенна держала меня в лежачем положении десять минут и только потом сняла повязку и разрешила мне сесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73