Задумайтесь, каковы моральные качества у прокурора, который настолько опьянен желанием запрятать за решетку моего клиента, этого ничего не подозревавшего Самсона, что готов ради достижения своей цели пожертвовать собственной женой.
Разве не кажется вам, леди и джентльмены, что представленные вам свидетельства собраны не человеком, заинтересованным в торжестве правосудия, а жестоким и безжалостным фанатиком. Я прошу вас задуматься...
Нет.
* * *
Даже если доказательства будут приняты, что еще далеко не факт, ему никогда не позволят вести это дело. Более того, учитывая близкие отношения между главным свидетелем обвинения и сотрудником окружной прокуратуры, не только Майкл, но и любой другой государственный обвинитель вполне может его проиграть. Значит, надо ухитриться прижать Фавиолу, не доводя дело до суда. А для этого...
Из-за угла показалась машина. Голубая «акура». Майкл дождался, пока ее фары не осветили бежевые ворота гаража, которые сразу же начали раздвигаться. Когда Фавиола завел «акуру» в гараж, Майкл уже дошел до середины улицы. Фавиола нажал кнопку, и ворота стали закрываться. И тут он понял, что рядом есть кто-то еще. Створка ворот едва не ударила его. Он увернулся и сжал кулаки, словно ожидая немедленного нападения.
— Кто здесь? — выкрикнул он.
— Помощник окружного прокурора Уэллес, — ответил Майкл.
Он ожидал увидеть мальчишку. Со старых фотографий в журнале «Пипл» смотрел хорошенький студентик, голос Фавиолы на пленках тоже звучал очень молодо. Но сейчас напротив него сидел мужчина. Красивый, да, и держащийся с самоуверенной раскованностью, какую может себе позволить только очень молодой человек, но в его опытных голубых глазах и насмешливо изогнутых уголках рта угадывалась зрелость. Наконец-то Майкл встретился с ним лицом к лицу и тотчас почувствовал, как в его душе закипает темная холодная ярость. Сознание того, что соблазнитель его жены оказался зрелым и опытным человеком, расчетливым сукиным сыном, отлично понимавшим все возможные последствия своих действий, оказалось совершенно невыносимым. Майкл хотел убить его. Только усилием воли он удержался от того, чтобы не вцепиться ему в глотку. Задушить негодяя, насладиться его предсмертным хрипом, посмотреть, как вылезут из орбит его глаза, и потом бросить серое безжизненное тело на толстый ковер, застилавший пол комнаты.
Они сидели друг против друга в парчовых креслах, посреди роскошно обставленной гостиной, освещенной только лампой с абажуром, что стояла на мраморном столе. Майкл пришел на встречу в своей обычной рабочей одежде — синий костюм, белая рубашка, темный галстук, темные носки, черные ботинки. Эндрю был в легких кремовых слаксах, голубом двубортном клубном пиджаке, голубых мокасинах и белоснежной рубашке с расстегнутым воротом. Он не сводил с Майкла удивленных глаз. Выпить он ему не предложил. Впрочем, Майкл и сам бы не согласился. Он пришел сюда, чтобы проиграть пленку. И заключить сделку с человеком, лишившим его жены.
Они сидели в полумраке и слушали запись.
Когда она закончилась, Эндрю встал, подошел к бару и налил себе выпить.
— Итак? — спросил он.
— Итак, вы отправляетесь в тюрьму, — сказал Майкл. — И за вами потянется весьма много народу.
— Тогда что вы здесь делаете?
— Я предлагаю сделку.
— Зачем? У вас есть ваша пленка...
— Не пленка, а золотая жила.
— Где у нее был спрятан микрофон?
— Какая разница?
— Думаю, никакой, — пожал плечами Эндрю.
Внезапно его вопрос приобрел новое значение.
Они занимались любовью в номере коннектикутской гостиницы. Она была голая, он был внутри нее. Так где же находился микрофон? Совершенно естественный вопрос. Куда она его спрятала? Перед внутренним взором Майкла внезапно промелькнули сцены из предыдущих пленок.
«Давай проверим, насколько твердым он у тебя может стать. Посмотрим, что с ним может сделать мое древнеримское кольцо. Моя рука твердо сжимает его, кольцо все плотнее и плотнее...»
Майклу снова захотелось убить его.
— Вот мое предложение, — объявил он. — Либо вы являетесь с повинной, либо я все это на вас вешаю.
— В каких преступлениях я должен признаться?
— Два убийства, от двадцати пяти до пожизненного.
— Не говорите глупостей.
«Сатир и птица... Ты ведь мой сатир, не правда ли, Эндрю? А я твоя птица, верно? Нет, нет, еще рано, милый. Только когда я тебе разрешу. Я скажу, когда можно. А пока не отвода взгляда от кольца. Моя рука и кольцо, оно движется, движется...»
Убить их обоих.
— Если я обнародую коннектикутскую пленку, — объяснил Майкл, — вы покойник. Когда ваши люди узнают, что вы рассказали женщине все об их делах, они вас на дне моря достанут. Даже если вас не выпустят под залог, они и в тюрьме до вас доберутся. С другой стороны, если вы явитесь с повинной, я позабуду о существовании этой пленки...
— Кто еще ее слышал?
— Только я один.
— Кто еще знает о ее существовании?
— Только Сара.
— А в полиции никто?
— Никто.
— А детективы, ведущие расследование?
— Я же сказал: никто.
— Почему я должен вам верить?
— Потому что я сказал.
— Вы предлагаете, чтобы я поверил человеку, готовому скрыть доказательства по делу...
— Эта пленка — пока не доказательство. Доказательством она станет только после того, как ее таковой признают. Пока что это просто запись разговора некоего мужчины и некоей женщины.
Эндрю слушал.
— Для того чтобы превратить ее в доказательство, — продолжал Майкл, — я должен вызвать в суд Сару. Без ее свидетельства ничего не выйдет. Как только я сообщу о существовании пленки, я обязан...
— Есть и другие пленки.
— Но никто не знает, что там записан именно ее голос.
— Вы же знаете.
"Ты когда-нибудь делаешь так своему мужу?
— Конечно, постоянно.
— Врешь.
— Нет, делаю. Причем каждую ночь.
— А я говорю, врешь.
— Да, вру.
— О Боже, что ты со мной делаешь!"
— Никто никогда даже не поинтересуется, кто она такая.
— Почему вы так уверены?
— Потому что для дела ее личность не имеет значения. На тех пленках она всего лишь субъект. Нам она не нужна. По поводу тех пленок присягать будут детективы, которые вели наблюдение.
— Но вы лично ведь знаете, кто она.
— Это не имеет значения, — повторил Майкл.
"Чья это штучка?
— Твоя.
— Да, моя. И я буду сосать ее, пока ты не закричишь.
— Сара...
— Я хочу, чтобы ты взорвался! Дай его мне!
— О Боже, Сара!
— Да, да, да, да!"
— Она говорила, что вы записали ее на видеопленку.
— Ее там невозможно узнать.
— Значит, вы хотите сказать...
— Я хочу сказать, что вызову ее в суд только в том случае, если представлю в качестве доказательств коннектикутские пленки. Она пошла на свидание с магнитофоном, что автоматически делает ее осведомителем. Но если следствия не будет, то не потребуется вообще ничего представлять. Вы признаетесь по двум эпизодам...
— А вам какой резон во всем этом? Если вы можете засадить нас всех, почему вы готовы довольствоваться мной одним?
— Я не хочу, чтобы пострадала моя дочь. Если я вызову Сару, все выйдет наружу.
— Немного поздно думать об этом, а?
— Для нас всех немного поздно, — тихо сказал Майкл.
В комнате воцарилось молчание.
— Я готов пожертвовать большей частью дела только ради Молли... Чтобы моя дочь не пострадала, — повторил Майкл.
— И никаких других причин?
— Нет.
— Я вам не верю.
— Тем не менее. Вы признаетесь в двух эпизодах, я произношу небольшую речь, звучит приговор, вы получаете от двадцати пяти до пожизненного. И никто не узнает о существовании этой пленки. Ни моя дочь, ни ваши громилы. Что скажете?
— Я признаюсь в одном эпизоде. И срок буду отбывать в федеральной тюрьме.
— Нет. Вы отправитесь в Аттику.
— Тогда мы не договоримся.
— Значит, вы хотите, чтобы я использовал Сару?
— Вы ее уже использовали.
Они снова замолчали.
— Я признаюсь в одном эпизоде, — повторил Эндрю, — или подавайте материалы в суд. Когда присяжные узнают, что вы сделали собственную жену шлюхой, кто знает — может, я еще выйду из зала суда свободным человеком.
— А я-то думал, что вы ее любите, — пробормотал Майкл.
Эндрю ничего не ответил.
— Я не думал, что вы захотите подвергать ее всему этому.
Эндрю по-прежнему хранил молчание.
— Ну что ж, — сказал Майкл, — подумайте на досуге.
Он тяжело поднялся с кресла и направился к двери.
Эндрю остался в гостиной один. Он слышал, как за окном завелась машина, затем звуки мотора затихли в ночи...
* * *
Сон не шел к нему.
Он лежал на втором этаже, в большой кровати в главной спальне, слово за словом вспоминал весь разговор с мужем Сары и обдумывал единственный оставшийся у него выход из положения.
Разумеется, ее придется убить.
Во-первых, потому, что она еще раз его предала...
Но она так поступила ради дочери.
«К чертям ее дочь, — подумал он. — Она обманула меня, она пришла с магнитофоном. Это не случайность, а заранее спланированный шаг, направленный против меня! Предупредила мужа, что мы поедем не на прослушиваемую квартиру, а в какой-то ресторан»:
«В самом деле, дорогая? Нет проблем. Вот тебе маленький магнитофончик, и все будет в порядке».
Ее надо убить.
Позвони Парикмахеру Сэлу.
«Сэл, дружище, помнишь, что случилось с тем типом с Вашингтон-Хейтс, который всучил нам краденое кольцо? Ну так вот, есть похожее дельце».
Причем срочное.
Позвони ему прямо сейчас, чтобы ее пришили уже завтра утром, по пути в школу.
Сейчас же!
Ну, решайся!
Эндрю представлял его совсем другим.
Восемьдесят пять штук в год. Он ожидал увидеть жалкого неудачника.
Вообще-то довольно симпатичный парень. Сдерживал себя, Эндрю это заметил. Но руки дрожали. Наверняка ему хотелось убить меня. Неудивительно, я ведь трахал его жену...
Но я люблю ее.
Наплевать. Звони Сэлу.
Она должна умереть.
Потому что без нее дело развалится. Он сам признал, что не может использовать коннектикутскую пленку, если не призовет ее в качестве свидетеля. А если бы ему хватало остальных записей, он не пришел бы сюда предлагать сделку. Что бы у него там ни было, без коннектикутской пленки этого недостаточно, а без Сары он не сможет представить пленку в суде. На самом деле все очень просто. Если вдуматься, пустяковый вопрос...
Но я люблю ее.
Он смотрел в потолок и думал: как она могла так с ним поступить — прийти с магнитофоном, а потом сказать, что хочет выйти за него замуж. Ну хоть здесь-то она не врала? Знает ли она, как больно ему сейчас, в эту самую минуту, когда он думает, что и насчет замужества она тоже, возможно, наврала? Наврала только затем, чтобы он раскрылся, чтобы разговорить его?
Придется звонить Сэлу.
А кстати, сколько сейчас времени? Два часа, три? Сэл уже спит, ну ничего, можно отложить до утра. Перехватить ее, когда она будет выходить из школы, когда она...
Завтра — среда.
Она понадеется, что Билли будет ждать ее, как обычно, на Пятьдесят седьмой. Или муж предупредил ее, что собирается заключить сделку?
«Я приду поздно, дорогая. Надо проиграть пленку твоему дружку. Пока, киска, можешь ложиться, не дожидаясь меня».
Да нет, он вовсе не такой.
Высокий, симпатичный парень, в нем чувствуется... ну, не знаю... какая-то сила. Как он сидел здесь и глядел мне прямо в глаза. Только... когда он произносил имя Сары, у него начинали дрожать губы. Ничего странного, она его жена.
Но ведь я не хотел причинять вам зла, мистер. Правда. Честное слово, не хотел. Я даже не знал вас. Вы даже не были частью уравнения. Были мы с Сарой, и все. Вы к нам не имели никакого отношения. И вот...
Вы все знаете.
Надеюсь, вы не ожидали найти здесь какого-то... прощелыгу.
Дешевого...
Фраера.
Понимаете, я люблю ее.
О Господи, почему все так...
То есть...
Я хотел познакомить ее с Идой. Я хотел сказать: вот она. Вот женщина, о которой я рассказывал, ну разве она не прекрасна, Ида? Я люблю ее безумно, Ида, и мы собираемся пожениться.
Зачем она так поступила? Как она могла так обойтись со мной? С нами? Пришла с магнитофоном. Как она могла?
Дочь, ты же знаешь.
Если ты кого-то любишь, то делаешь все, чтобы защитить любимого. Если действительно любишь, любишь всем сердцем, то не можешь допустить, чтобы твоего любимого уничтожили. Просто не можешь, и все.
«А я-то думал, что вы ее любите».
Как трудно дались ему эти слова. Казалось, он едва ими не подавился.
«А я-то думал, что вы ее любите».
Да, вы правы, сэр, вы думали абсолютно верно. Я действительно люблю ее, сэр, но если вы думаете, что я пойду признаваться в убийстве...
«Я не думал, что вы захотите подвергать ее всему этому».
И сяду на двадцать пять лет или пожизненно только для того, чтобы вы не вызвали ее в качестве свидетеля и не огорчили тем самым свою чертову дочь...
«Я не думал, что вы захотите подвергать ее всему этому».
— Еще чего, — сказал он вслух.
«А я-то думал, что вы ее любите».
— Да, я люблю ее, — сказал он в темноту. Долго еще он лежал без сна, терзаемый противоречивыми мыслями и чувствами.
В конце концов он включил лампу, открыл ящик ночного столика, вытащил оттуда справочник и быстро набрал номер телефона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Разве не кажется вам, леди и джентльмены, что представленные вам свидетельства собраны не человеком, заинтересованным в торжестве правосудия, а жестоким и безжалостным фанатиком. Я прошу вас задуматься...
Нет.
* * *
Даже если доказательства будут приняты, что еще далеко не факт, ему никогда не позволят вести это дело. Более того, учитывая близкие отношения между главным свидетелем обвинения и сотрудником окружной прокуратуры, не только Майкл, но и любой другой государственный обвинитель вполне может его проиграть. Значит, надо ухитриться прижать Фавиолу, не доводя дело до суда. А для этого...
Из-за угла показалась машина. Голубая «акура». Майкл дождался, пока ее фары не осветили бежевые ворота гаража, которые сразу же начали раздвигаться. Когда Фавиола завел «акуру» в гараж, Майкл уже дошел до середины улицы. Фавиола нажал кнопку, и ворота стали закрываться. И тут он понял, что рядом есть кто-то еще. Створка ворот едва не ударила его. Он увернулся и сжал кулаки, словно ожидая немедленного нападения.
— Кто здесь? — выкрикнул он.
— Помощник окружного прокурора Уэллес, — ответил Майкл.
Он ожидал увидеть мальчишку. Со старых фотографий в журнале «Пипл» смотрел хорошенький студентик, голос Фавиолы на пленках тоже звучал очень молодо. Но сейчас напротив него сидел мужчина. Красивый, да, и держащийся с самоуверенной раскованностью, какую может себе позволить только очень молодой человек, но в его опытных голубых глазах и насмешливо изогнутых уголках рта угадывалась зрелость. Наконец-то Майкл встретился с ним лицом к лицу и тотчас почувствовал, как в его душе закипает темная холодная ярость. Сознание того, что соблазнитель его жены оказался зрелым и опытным человеком, расчетливым сукиным сыном, отлично понимавшим все возможные последствия своих действий, оказалось совершенно невыносимым. Майкл хотел убить его. Только усилием воли он удержался от того, чтобы не вцепиться ему в глотку. Задушить негодяя, насладиться его предсмертным хрипом, посмотреть, как вылезут из орбит его глаза, и потом бросить серое безжизненное тело на толстый ковер, застилавший пол комнаты.
Они сидели друг против друга в парчовых креслах, посреди роскошно обставленной гостиной, освещенной только лампой с абажуром, что стояла на мраморном столе. Майкл пришел на встречу в своей обычной рабочей одежде — синий костюм, белая рубашка, темный галстук, темные носки, черные ботинки. Эндрю был в легких кремовых слаксах, голубом двубортном клубном пиджаке, голубых мокасинах и белоснежной рубашке с расстегнутым воротом. Он не сводил с Майкла удивленных глаз. Выпить он ему не предложил. Впрочем, Майкл и сам бы не согласился. Он пришел сюда, чтобы проиграть пленку. И заключить сделку с человеком, лишившим его жены.
Они сидели в полумраке и слушали запись.
Когда она закончилась, Эндрю встал, подошел к бару и налил себе выпить.
— Итак? — спросил он.
— Итак, вы отправляетесь в тюрьму, — сказал Майкл. — И за вами потянется весьма много народу.
— Тогда что вы здесь делаете?
— Я предлагаю сделку.
— Зачем? У вас есть ваша пленка...
— Не пленка, а золотая жила.
— Где у нее был спрятан микрофон?
— Какая разница?
— Думаю, никакой, — пожал плечами Эндрю.
Внезапно его вопрос приобрел новое значение.
Они занимались любовью в номере коннектикутской гостиницы. Она была голая, он был внутри нее. Так где же находился микрофон? Совершенно естественный вопрос. Куда она его спрятала? Перед внутренним взором Майкла внезапно промелькнули сцены из предыдущих пленок.
«Давай проверим, насколько твердым он у тебя может стать. Посмотрим, что с ним может сделать мое древнеримское кольцо. Моя рука твердо сжимает его, кольцо все плотнее и плотнее...»
Майклу снова захотелось убить его.
— Вот мое предложение, — объявил он. — Либо вы являетесь с повинной, либо я все это на вас вешаю.
— В каких преступлениях я должен признаться?
— Два убийства, от двадцати пяти до пожизненного.
— Не говорите глупостей.
«Сатир и птица... Ты ведь мой сатир, не правда ли, Эндрю? А я твоя птица, верно? Нет, нет, еще рано, милый. Только когда я тебе разрешу. Я скажу, когда можно. А пока не отвода взгляда от кольца. Моя рука и кольцо, оно движется, движется...»
Убить их обоих.
— Если я обнародую коннектикутскую пленку, — объяснил Майкл, — вы покойник. Когда ваши люди узнают, что вы рассказали женщине все об их делах, они вас на дне моря достанут. Даже если вас не выпустят под залог, они и в тюрьме до вас доберутся. С другой стороны, если вы явитесь с повинной, я позабуду о существовании этой пленки...
— Кто еще ее слышал?
— Только я один.
— Кто еще знает о ее существовании?
— Только Сара.
— А в полиции никто?
— Никто.
— А детективы, ведущие расследование?
— Я же сказал: никто.
— Почему я должен вам верить?
— Потому что я сказал.
— Вы предлагаете, чтобы я поверил человеку, готовому скрыть доказательства по делу...
— Эта пленка — пока не доказательство. Доказательством она станет только после того, как ее таковой признают. Пока что это просто запись разговора некоего мужчины и некоей женщины.
Эндрю слушал.
— Для того чтобы превратить ее в доказательство, — продолжал Майкл, — я должен вызвать в суд Сару. Без ее свидетельства ничего не выйдет. Как только я сообщу о существовании пленки, я обязан...
— Есть и другие пленки.
— Но никто не знает, что там записан именно ее голос.
— Вы же знаете.
"Ты когда-нибудь делаешь так своему мужу?
— Конечно, постоянно.
— Врешь.
— Нет, делаю. Причем каждую ночь.
— А я говорю, врешь.
— Да, вру.
— О Боже, что ты со мной делаешь!"
— Никто никогда даже не поинтересуется, кто она такая.
— Почему вы так уверены?
— Потому что для дела ее личность не имеет значения. На тех пленках она всего лишь субъект. Нам она не нужна. По поводу тех пленок присягать будут детективы, которые вели наблюдение.
— Но вы лично ведь знаете, кто она.
— Это не имеет значения, — повторил Майкл.
"Чья это штучка?
— Твоя.
— Да, моя. И я буду сосать ее, пока ты не закричишь.
— Сара...
— Я хочу, чтобы ты взорвался! Дай его мне!
— О Боже, Сара!
— Да, да, да, да!"
— Она говорила, что вы записали ее на видеопленку.
— Ее там невозможно узнать.
— Значит, вы хотите сказать...
— Я хочу сказать, что вызову ее в суд только в том случае, если представлю в качестве доказательств коннектикутские пленки. Она пошла на свидание с магнитофоном, что автоматически делает ее осведомителем. Но если следствия не будет, то не потребуется вообще ничего представлять. Вы признаетесь по двум эпизодам...
— А вам какой резон во всем этом? Если вы можете засадить нас всех, почему вы готовы довольствоваться мной одним?
— Я не хочу, чтобы пострадала моя дочь. Если я вызову Сару, все выйдет наружу.
— Немного поздно думать об этом, а?
— Для нас всех немного поздно, — тихо сказал Майкл.
В комнате воцарилось молчание.
— Я готов пожертвовать большей частью дела только ради Молли... Чтобы моя дочь не пострадала, — повторил Майкл.
— И никаких других причин?
— Нет.
— Я вам не верю.
— Тем не менее. Вы признаетесь в двух эпизодах, я произношу небольшую речь, звучит приговор, вы получаете от двадцати пяти до пожизненного. И никто не узнает о существовании этой пленки. Ни моя дочь, ни ваши громилы. Что скажете?
— Я признаюсь в одном эпизоде. И срок буду отбывать в федеральной тюрьме.
— Нет. Вы отправитесь в Аттику.
— Тогда мы не договоримся.
— Значит, вы хотите, чтобы я использовал Сару?
— Вы ее уже использовали.
Они снова замолчали.
— Я признаюсь в одном эпизоде, — повторил Эндрю, — или подавайте материалы в суд. Когда присяжные узнают, что вы сделали собственную жену шлюхой, кто знает — может, я еще выйду из зала суда свободным человеком.
— А я-то думал, что вы ее любите, — пробормотал Майкл.
Эндрю ничего не ответил.
— Я не думал, что вы захотите подвергать ее всему этому.
Эндрю по-прежнему хранил молчание.
— Ну что ж, — сказал Майкл, — подумайте на досуге.
Он тяжело поднялся с кресла и направился к двери.
Эндрю остался в гостиной один. Он слышал, как за окном завелась машина, затем звуки мотора затихли в ночи...
* * *
Сон не шел к нему.
Он лежал на втором этаже, в большой кровати в главной спальне, слово за словом вспоминал весь разговор с мужем Сары и обдумывал единственный оставшийся у него выход из положения.
Разумеется, ее придется убить.
Во-первых, потому, что она еще раз его предала...
Но она так поступила ради дочери.
«К чертям ее дочь, — подумал он. — Она обманула меня, она пришла с магнитофоном. Это не случайность, а заранее спланированный шаг, направленный против меня! Предупредила мужа, что мы поедем не на прослушиваемую квартиру, а в какой-то ресторан»:
«В самом деле, дорогая? Нет проблем. Вот тебе маленький магнитофончик, и все будет в порядке».
Ее надо убить.
Позвони Парикмахеру Сэлу.
«Сэл, дружище, помнишь, что случилось с тем типом с Вашингтон-Хейтс, который всучил нам краденое кольцо? Ну так вот, есть похожее дельце».
Причем срочное.
Позвони ему прямо сейчас, чтобы ее пришили уже завтра утром, по пути в школу.
Сейчас же!
Ну, решайся!
Эндрю представлял его совсем другим.
Восемьдесят пять штук в год. Он ожидал увидеть жалкого неудачника.
Вообще-то довольно симпатичный парень. Сдерживал себя, Эндрю это заметил. Но руки дрожали. Наверняка ему хотелось убить меня. Неудивительно, я ведь трахал его жену...
Но я люблю ее.
Наплевать. Звони Сэлу.
Она должна умереть.
Потому что без нее дело развалится. Он сам признал, что не может использовать коннектикутскую пленку, если не призовет ее в качестве свидетеля. А если бы ему хватало остальных записей, он не пришел бы сюда предлагать сделку. Что бы у него там ни было, без коннектикутской пленки этого недостаточно, а без Сары он не сможет представить пленку в суде. На самом деле все очень просто. Если вдуматься, пустяковый вопрос...
Но я люблю ее.
Он смотрел в потолок и думал: как она могла так с ним поступить — прийти с магнитофоном, а потом сказать, что хочет выйти за него замуж. Ну хоть здесь-то она не врала? Знает ли она, как больно ему сейчас, в эту самую минуту, когда он думает, что и насчет замужества она тоже, возможно, наврала? Наврала только затем, чтобы он раскрылся, чтобы разговорить его?
Придется звонить Сэлу.
А кстати, сколько сейчас времени? Два часа, три? Сэл уже спит, ну ничего, можно отложить до утра. Перехватить ее, когда она будет выходить из школы, когда она...
Завтра — среда.
Она понадеется, что Билли будет ждать ее, как обычно, на Пятьдесят седьмой. Или муж предупредил ее, что собирается заключить сделку?
«Я приду поздно, дорогая. Надо проиграть пленку твоему дружку. Пока, киска, можешь ложиться, не дожидаясь меня».
Да нет, он вовсе не такой.
Высокий, симпатичный парень, в нем чувствуется... ну, не знаю... какая-то сила. Как он сидел здесь и глядел мне прямо в глаза. Только... когда он произносил имя Сары, у него начинали дрожать губы. Ничего странного, она его жена.
Но ведь я не хотел причинять вам зла, мистер. Правда. Честное слово, не хотел. Я даже не знал вас. Вы даже не были частью уравнения. Были мы с Сарой, и все. Вы к нам не имели никакого отношения. И вот...
Вы все знаете.
Надеюсь, вы не ожидали найти здесь какого-то... прощелыгу.
Дешевого...
Фраера.
Понимаете, я люблю ее.
О Господи, почему все так...
То есть...
Я хотел познакомить ее с Идой. Я хотел сказать: вот она. Вот женщина, о которой я рассказывал, ну разве она не прекрасна, Ида? Я люблю ее безумно, Ида, и мы собираемся пожениться.
Зачем она так поступила? Как она могла так обойтись со мной? С нами? Пришла с магнитофоном. Как она могла?
Дочь, ты же знаешь.
Если ты кого-то любишь, то делаешь все, чтобы защитить любимого. Если действительно любишь, любишь всем сердцем, то не можешь допустить, чтобы твоего любимого уничтожили. Просто не можешь, и все.
«А я-то думал, что вы ее любите».
Как трудно дались ему эти слова. Казалось, он едва ими не подавился.
«А я-то думал, что вы ее любите».
Да, вы правы, сэр, вы думали абсолютно верно. Я действительно люблю ее, сэр, но если вы думаете, что я пойду признаваться в убийстве...
«Я не думал, что вы захотите подвергать ее всему этому».
И сяду на двадцать пять лет или пожизненно только для того, чтобы вы не вызвали ее в качестве свидетеля и не огорчили тем самым свою чертову дочь...
«Я не думал, что вы захотите подвергать ее всему этому».
— Еще чего, — сказал он вслух.
«А я-то думал, что вы ее любите».
— Да, я люблю ее, — сказал он в темноту. Долго еще он лежал без сна, терзаемый противоречивыми мыслями и чувствами.
В конце концов он включил лампу, открыл ящик ночного столика, вытащил оттуда справочник и быстро набрал номер телефона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48