В последний раз Фрэнки спросил, не следует ли убрать и телку тоже, прежде чем она побежит к братцу жаловаться. Эндрю не одобрил эту идею.
— Кто такие Картер и Голдсмит? — продолжила Сара.
— Владельцы фирмы, — ответил Эндрю. — Сейчас они практически удалились от дел. Я вроде как веду все их дела.
Ложь.
Даже двойная ложь.
А точнее, тройная.
Владельцем являлся сам Эндрю, и он не вел чьи-то дела, а полностью их контролировал теперь, когда его отец сошел со сцены. Ни «Картер», ни «Голдсмит» ни от каких дел не удалялись. Оба были действующими капо в семье Фавиола. Картера звали Ральф Карбонарио, а еще Ральфи Картер, или Рыжий Ральфи. Голдсмитом назывался Кармин Орафо. Официально они считались, соответственно, президентом и финансовым директором абсолютно законной инвестиционной корпорации, которая — как Эндрю совершенно верно сообщил Саре — подыскивала фирмы, нуждающиеся во вливании финансовых средств и во внимании, и пестовала их до тех пор, пока они не начинали приносить стабильный доход.
Эти вполне «чистые» сферы деятельности, принадлежащие семье и контролируемые семьей Фавиола, включали в себя рестораны (самое удобное из законных помещений капитала), бары и таверны (тоже верняк!), доставку продуктов питания, торговлю недвижимостью, производство одежды, мастерские по проявке фотопленки, кофейные бары (в одном Сиэтле — шесть штук), туристические агентства, сети мотелей, автоматы для торговли мелочами типа сигарет и жвачки, уборку мусора, поставку тканей, а также множество магазинов — спортивных, обувных, книжных, музыкальных, дамских и хозяйственных.
Все они приносили вполне ощутимый доход, а их счета принимали во всех банках Соединенных Штатов Америки. Часто у какого-нибудь магазина имелись отделения в других штатах, и по бухгалтерским книгам проходили взаиморасчеты за товары между членами одной цепочки. Подобные вполне законные операции отследить было просто невозможно, так же как найти связь между какими-либо противоправными действиями и нормальными рабочими расходами, оплачиваемыми через банк одной из совершенно законных фирм. Множество чеков, выданных в качестве зарплаты или оплаты за услуги, обменивались на большие, но еще не отмытые суммы наличными.
Деньги сами по себе не говорят ни о чем. Вот почему при большинстве незаконных сделок используются наличные. Но приобретенная таким способом наличка — тоже проблема, ее хорошо иметь, но толку от нее мало, пока не удастся придать ей вид законно заработанных денег. Отмывка денег — это преступление, единственная цель которого состоит в том, чтобы получить возможность воспользоваться плодами других преступлений. Полученные преступным путем деньги, пройдя через цепочку «чистых» предприятий, волшебным образом превращались в деньги, заработанные в поте лица честным трудом. Правда, прежние владельцы предприятий, требующих, по словам Эндрю, инвестиций и внимания, часто становились со временем нежелательными партнерами, что иной раз влекло за собой угрозу насилием или само насилие, то есть новые преступления. Но преступления были и оставались основным бизнесом семьи Фавиола.
Отца Эндрю бросили за решетку по четырем эпизодам, связанным с убийствами, но все знали, что семья замешана еще и в торговле наркотиками, и в азартных играх, и в ростовщичестве, и в отмывке денег, и в рэкете, и в скупке краденого, и в проституции. Концерн «Картер и Голдсмит» и создавался с целью скрыть за респектабельным фасадом все это многообразие преступной деятельности. Хотя и Карбонарио, и Орафо — оба жили на северо-востоке страны — Карбонарио на Стейтен-Айленде, а Орафо в Нью-Джерси, — официальные деловые обязанности заставляли их много путешествовать, и домой они попадали весьма редко. Когда всем заправлял Энтони Фавиола, они подчинялись непосредственно ему. Затем они перешли в подчинение Эндрю.
И вот теперь Сара Уэллес, лежа голышом в объятиях Эндрю Фавиолы, в то время как он чувствовал первые признаки нового прилива желания, принялась расспрашивать его о том, сколько часов в день он работает и не скучно ли проводить в одиночестве дни напролет...
— Ну, я постоянно получаю рапорты с поля боя, — пошутил он. — Постоянно кто-нибудь приходит или уходит.
— Разве не следует инвестиционной компании располагаться в финансовых кварталах?
— Что ты сочинила про сегодняшний вечер? — перебил он.
Пора было возвращать разговор на практические рельсы. Если их связь будет продолжаться — а таково его твердое намерение, — ей нельзя попадаться. Еще не хватало, чтобы ее дуралей-муж обнаружил...
— Я на встрече с другими учителями, — ответила она.
— Где?
— Мы якобы обедаем вместе. Все шесть преподавателей английского.
— Где?
— Не знаю. Я не по...
— Прежде чем прийти домой, придумай где. А лучше всего придумай сейчас. Ну... — Он ждал.
— "У Байса", — наконец выпалила она.
— Где это?
— На углу Пятьдесят четвертой и Пятой.
— Около школы, — одобрил он. Затем выдвинул ящик тумбочки у постели, открыл телефонный справочник по Манхэттену и набрал номер.
— Здравствуйте, — произнес он. — Вы сегодня работаете? До какого часа? Большое спасибо.
— Удачный выбор, — сказал он, положив трубку. — Они закрываются в четверть двенадцатого.
Он потянулся к ней, но тут Сара встрепенулась:
— Кстати, сколько сейчас времени? — Села и схватила часы. — Ой, — воскликнула она. — Без десяти восемь!
— Я вызову машину, не волнуйся, — успокоил ее Эндрю.
— Правда?
— Стоит только трубку снять.
— Но мне все равно надо идти, — заявила она.
— Еще полчаса. Я позвоню сейчас и скажу, чтобы тебя забрали в полдевятого.
— Получается не полчаса, а сорок минут, — заметила Сара.
— Домой приедешь в девять.
— Слишком поздно.
— Нет, если вы назначили обед в шесть тридцать...
— Эндрю...
Он уже взялся за телефонную трубку.
— Нет, пожалуйста, подожди.
Он ждал со снятой трубкой в руке.
— Пожалуйста, положи трубку. Мне надо с тобой поговорить.
«Интересно, а чем мы занимались все это время?» — усмехнулся про себя он, но послушно опустил трубку. Сара сидела на кровати, обернув простыню вокруг талии и оставив грудь неприкрытой.
Она заговорила, опустив глаза на свои руки, на переплетенные пальцы с золотой полоской обручального кольца.
— Мне сегодня стоило больших трудов выбраться к тебе, — начала она.
— Понимаю, я действительно живу очень далеко от тебя.
— Я не расстояние имела в виду.
— А что?..
— Мне было неприятно врать в понедельник и сегодня тоже. Мне трудно врать, Эндрю.
— Понимаю. Прости. Я вызову машину сейчас же.
— Когда ты вынуждаешь меня задержаться дольше, чем нужно, ты вынуждаешь меня... Ну неужели ты не понимаешь, Эндрю? Если я прихожу домой позже, чем обещала, мне приходится врать еще раз, чтобы объяснить...
— Извини. Ты права. Мне не следовало...
— Но дело даже не в этом. Главное... Эндрю, — сказала она, повернувшись лицом к нему, — главное заключается в том, что я не уверена, могу ли я и дальше продолжать лгать.
Она низко опустила голову. Он взял ее за подбородок. Развернул лицом к себе. Она посмотрела на него глазами, уже подернутыми поволокой.
— Так что ты хочешь сказать? — спросил он.
— Сама не знаю.
— Уж не хочешь ли ты сказать...
— Говорю тебе, я сама не знаю, что я...
— Если все дело в том...
— Я вру мужу, я вру дочке.
— А раньше ты никогда не врала?
— Я не такой человек. Я не вру. Не вру, и все.
— Никогда-никогда?
— Мужу — никогда.
— Ни в чем?
— Ни в чем действительно важном.
— Я важен для тебя?
— Какая связь?..
— Я задал тебе вопрос. Я важен?
— Да.
— Тогда соври, — приказал он и снова взялся за трубку. — Билли? Мне нужна машина где-то около полдевятого. Ехать в район пересечения Восемьдесят первой и Лекса. Не опаздывай. Все нормально? — спросил он, положив трубку.
Она снова посмотрела на свое обручальное кольцо.
— В следующий раз я пошлю за тобой машину, — продолжал он. — Так тебе будет легче. Куда-нибудь подальше от школы. Может, на Пятьдесят седьмую. Там всегда много народу.
— Кто такой Билли?
— Наш шофер.
— И других женщин он тоже возит?
— Среди моих деловых партнеров много женщин. Да, он возит и других женщин тоже.
— Потому что я не хотела бы, чтобы он подумал...
— Он привык. Тебе не о чем беспокоиться.
«Привык», — отметила про себя она.
— Может, мне лучше взять такси? — предложила Сара.
— Если хочешь — пожалуйста.
— Да, я так хочу.
— Отлично. — Он снова набрал прежний номер. — Билли? Все отменяется. Ты довольна? — спросил он.
— Да, — кивнула Сара. — Пожалуй, мне пора одеваться.
— У нас еще есть время.
— Опять ты начинаешь. Я говорю, что мне пора, а ты...
— Извини. Когда мы снова увидимся?
— Не знаю.
Она встала с кровати и направилась к стулу, на котором висела ее одежда.
— В следующую среду, вечером?
— Не знаю.
— Сара, — сказал он — пожалуйста, не поступай со мной так, о'кей? Я люблю тебя...
— Это невозможно! — воскликнула она. — Ты не любишь меня, ты не можешь любить меня. И прошу, не говори так больше.
— Я говорю правду.
— Я отлично знаю, что нет.
— Да.
Она покачала головой и со вздохом отвернулась. Он молча смотрел, как она одевается.
— Когда можно позвонить тебе? — спросил он.
— Нельзя мне звонить.
— Во сколько ты уходишь на работу?
— В семь тридцать.
— А твой муж?
— Вскоре после меня.
— Когда он возвращается домой?
— Около шести.
— А ты?
— Между половиной пятого и шестью. Но к тому времени моя дочка уже, как правило, дома. Я никогда не бываю одна, Эндрю, неужели ты не понимаешь? Это невозможно. Я не могу продолжать вести такую жизнь. Правда не могу. Мне слишком...
— Где ты обедаешь днем?
— В учительской столовой.
— Там есть телефон?
— Телефон-автомат. Но там полно других преподавателей...
— Когда у тебя перерыв?
— На пятой перемене.
— Это во сколько?
— В двенадцать тридцать.
— Я позвоню тебе завтра. Какой там номер?
— Не знаю. Не звони, не надо.
— Значит, ты позвони мне. И продиктуй номер того телефона. Тогда я смогу связываться с тобой, когда мне понадобится.
Она промолчала.
— Потому что я люблю тебя, — пояснил Эндрю.
Сара по-прежнему молчала.
— А ты любишь меня? — спросил он.
— Не задавай мне таких вопросов.
— А я задаю. Так ты любишь меня?
— Я с понедельника ни о чем другом не думала, кроме тебя, — вырвалось у нее. Она застегивала блузку. Ее пальцы остановились. — С понедельника мне в голову ничего не лезло, только ты. Мне казалось, что я схожу с ума.
Сара тряхнула головой, застегнула последнюю пуговицу, села в кресло и потянулась за туфлями.
— И я тоже, — признался он.
Сара резко встала, одернула юбку и направилась к шкафу за пальто.
— Ты еще не сказала, — напомнил Эндрю.
— Мне надо идти, — ответила она, надевая пальто.
— Сейчас я оденусь и поймаю для тебя такси, — объявил он.
— Ничего, я уже большая девочка.
— Но недостаточно большая, чтобы лгать ради меня, да?
Она промолчала.
— Даже несмотря на то что ты меня любишь, — продолжал он.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а затем он кивнул, встал с кровати и начал одеваться. Они вместе вышли из квартиры в четверть девятого. В это время улица Бауери всегда пустела, все лавки закрывались, и только фонари разгоняли тьму. Стоял лютый мороз, из-под люков выбивался пар. Ни одного такси. Сара уже подумывала о том, что ей следовало позволить Билли, кем бы он ни был, довезти ее до дома. Она уже подумывала о том, что ей вообще не стоило сюда приходить. Впрочем, она твердо решила, что никогда не встретится с Эндрю. Если ей удастся сегодня обмануть Майкла, она никогда больше...
В конце улицы показалось такси.
Эндрю взмахнул рукой.
Машина остановилась.
Эндрю распахнул перед Сарой заднюю дверцу.
— Я позвоню завтра, — сказал он.
— Не надо.
— Я найду номер и позвоню.
— Я не хочу.
— Жди.
— Не надо, — повторила она, захлопнула дверь и назвала водителю адрес. Такси тронулось с места, но она так и не оглянулась на Эндрю.
* * *
Алонсо Морено вырядился как для тропиков. «Очевидно, никто не предупредил его, что в Нью-Йорке температура около нуля», — подумал Эндрю. Для встречи Морено выбрал клуб на перекрестке Шестнадцатой улицы и Восьмой авеню. Оркестр играл испанские мелодии, и на стол подавали блюда испанской кухни. Морено явился в бежевом летнем костюме, кричащем галстуке в цветочек и рубашке перламутрового оттенка. Шлюхи у барной стойки из кожи вон лезли, чтобы обратить на себя его внимание, но Морено был полностью поглощен едой. Когда-то Эндрю видел по телевизору фильм «Генрих Восьмой». Так вот, герой Чарльза Лаутона ел там точно так же, как мистер Морено. Запивал пищу он вином из графина. Два амбала-охранника сидели за соседним столиком и не сводили глаз с хозяина. Морено не желал, чтобы они присутствовали при разговоре, но считал необходимым, чтобы собеседник вообще-то не забывал о них.
— Вы тогда поступили очень храбро, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Кто такие Картер и Голдсмит? — продолжила Сара.
— Владельцы фирмы, — ответил Эндрю. — Сейчас они практически удалились от дел. Я вроде как веду все их дела.
Ложь.
Даже двойная ложь.
А точнее, тройная.
Владельцем являлся сам Эндрю, и он не вел чьи-то дела, а полностью их контролировал теперь, когда его отец сошел со сцены. Ни «Картер», ни «Голдсмит» ни от каких дел не удалялись. Оба были действующими капо в семье Фавиола. Картера звали Ральф Карбонарио, а еще Ральфи Картер, или Рыжий Ральфи. Голдсмитом назывался Кармин Орафо. Официально они считались, соответственно, президентом и финансовым директором абсолютно законной инвестиционной корпорации, которая — как Эндрю совершенно верно сообщил Саре — подыскивала фирмы, нуждающиеся во вливании финансовых средств и во внимании, и пестовала их до тех пор, пока они не начинали приносить стабильный доход.
Эти вполне «чистые» сферы деятельности, принадлежащие семье и контролируемые семьей Фавиола, включали в себя рестораны (самое удобное из законных помещений капитала), бары и таверны (тоже верняк!), доставку продуктов питания, торговлю недвижимостью, производство одежды, мастерские по проявке фотопленки, кофейные бары (в одном Сиэтле — шесть штук), туристические агентства, сети мотелей, автоматы для торговли мелочами типа сигарет и жвачки, уборку мусора, поставку тканей, а также множество магазинов — спортивных, обувных, книжных, музыкальных, дамских и хозяйственных.
Все они приносили вполне ощутимый доход, а их счета принимали во всех банках Соединенных Штатов Америки. Часто у какого-нибудь магазина имелись отделения в других штатах, и по бухгалтерским книгам проходили взаиморасчеты за товары между членами одной цепочки. Подобные вполне законные операции отследить было просто невозможно, так же как найти связь между какими-либо противоправными действиями и нормальными рабочими расходами, оплачиваемыми через банк одной из совершенно законных фирм. Множество чеков, выданных в качестве зарплаты или оплаты за услуги, обменивались на большие, но еще не отмытые суммы наличными.
Деньги сами по себе не говорят ни о чем. Вот почему при большинстве незаконных сделок используются наличные. Но приобретенная таким способом наличка — тоже проблема, ее хорошо иметь, но толку от нее мало, пока не удастся придать ей вид законно заработанных денег. Отмывка денег — это преступление, единственная цель которого состоит в том, чтобы получить возможность воспользоваться плодами других преступлений. Полученные преступным путем деньги, пройдя через цепочку «чистых» предприятий, волшебным образом превращались в деньги, заработанные в поте лица честным трудом. Правда, прежние владельцы предприятий, требующих, по словам Эндрю, инвестиций и внимания, часто становились со временем нежелательными партнерами, что иной раз влекло за собой угрозу насилием или само насилие, то есть новые преступления. Но преступления были и оставались основным бизнесом семьи Фавиола.
Отца Эндрю бросили за решетку по четырем эпизодам, связанным с убийствами, но все знали, что семья замешана еще и в торговле наркотиками, и в азартных играх, и в ростовщичестве, и в отмывке денег, и в рэкете, и в скупке краденого, и в проституции. Концерн «Картер и Голдсмит» и создавался с целью скрыть за респектабельным фасадом все это многообразие преступной деятельности. Хотя и Карбонарио, и Орафо — оба жили на северо-востоке страны — Карбонарио на Стейтен-Айленде, а Орафо в Нью-Джерси, — официальные деловые обязанности заставляли их много путешествовать, и домой они попадали весьма редко. Когда всем заправлял Энтони Фавиола, они подчинялись непосредственно ему. Затем они перешли в подчинение Эндрю.
И вот теперь Сара Уэллес, лежа голышом в объятиях Эндрю Фавиолы, в то время как он чувствовал первые признаки нового прилива желания, принялась расспрашивать его о том, сколько часов в день он работает и не скучно ли проводить в одиночестве дни напролет...
— Ну, я постоянно получаю рапорты с поля боя, — пошутил он. — Постоянно кто-нибудь приходит или уходит.
— Разве не следует инвестиционной компании располагаться в финансовых кварталах?
— Что ты сочинила про сегодняшний вечер? — перебил он.
Пора было возвращать разговор на практические рельсы. Если их связь будет продолжаться — а таково его твердое намерение, — ей нельзя попадаться. Еще не хватало, чтобы ее дуралей-муж обнаружил...
— Я на встрече с другими учителями, — ответила она.
— Где?
— Мы якобы обедаем вместе. Все шесть преподавателей английского.
— Где?
— Не знаю. Я не по...
— Прежде чем прийти домой, придумай где. А лучше всего придумай сейчас. Ну... — Он ждал.
— "У Байса", — наконец выпалила она.
— Где это?
— На углу Пятьдесят четвертой и Пятой.
— Около школы, — одобрил он. Затем выдвинул ящик тумбочки у постели, открыл телефонный справочник по Манхэттену и набрал номер.
— Здравствуйте, — произнес он. — Вы сегодня работаете? До какого часа? Большое спасибо.
— Удачный выбор, — сказал он, положив трубку. — Они закрываются в четверть двенадцатого.
Он потянулся к ней, но тут Сара встрепенулась:
— Кстати, сколько сейчас времени? — Села и схватила часы. — Ой, — воскликнула она. — Без десяти восемь!
— Я вызову машину, не волнуйся, — успокоил ее Эндрю.
— Правда?
— Стоит только трубку снять.
— Но мне все равно надо идти, — заявила она.
— Еще полчаса. Я позвоню сейчас и скажу, чтобы тебя забрали в полдевятого.
— Получается не полчаса, а сорок минут, — заметила Сара.
— Домой приедешь в девять.
— Слишком поздно.
— Нет, если вы назначили обед в шесть тридцать...
— Эндрю...
Он уже взялся за телефонную трубку.
— Нет, пожалуйста, подожди.
Он ждал со снятой трубкой в руке.
— Пожалуйста, положи трубку. Мне надо с тобой поговорить.
«Интересно, а чем мы занимались все это время?» — усмехнулся про себя он, но послушно опустил трубку. Сара сидела на кровати, обернув простыню вокруг талии и оставив грудь неприкрытой.
Она заговорила, опустив глаза на свои руки, на переплетенные пальцы с золотой полоской обручального кольца.
— Мне сегодня стоило больших трудов выбраться к тебе, — начала она.
— Понимаю, я действительно живу очень далеко от тебя.
— Я не расстояние имела в виду.
— А что?..
— Мне было неприятно врать в понедельник и сегодня тоже. Мне трудно врать, Эндрю.
— Понимаю. Прости. Я вызову машину сейчас же.
— Когда ты вынуждаешь меня задержаться дольше, чем нужно, ты вынуждаешь меня... Ну неужели ты не понимаешь, Эндрю? Если я прихожу домой позже, чем обещала, мне приходится врать еще раз, чтобы объяснить...
— Извини. Ты права. Мне не следовало...
— Но дело даже не в этом. Главное... Эндрю, — сказала она, повернувшись лицом к нему, — главное заключается в том, что я не уверена, могу ли я и дальше продолжать лгать.
Она низко опустила голову. Он взял ее за подбородок. Развернул лицом к себе. Она посмотрела на него глазами, уже подернутыми поволокой.
— Так что ты хочешь сказать? — спросил он.
— Сама не знаю.
— Уж не хочешь ли ты сказать...
— Говорю тебе, я сама не знаю, что я...
— Если все дело в том...
— Я вру мужу, я вру дочке.
— А раньше ты никогда не врала?
— Я не такой человек. Я не вру. Не вру, и все.
— Никогда-никогда?
— Мужу — никогда.
— Ни в чем?
— Ни в чем действительно важном.
— Я важен для тебя?
— Какая связь?..
— Я задал тебе вопрос. Я важен?
— Да.
— Тогда соври, — приказал он и снова взялся за трубку. — Билли? Мне нужна машина где-то около полдевятого. Ехать в район пересечения Восемьдесят первой и Лекса. Не опаздывай. Все нормально? — спросил он, положив трубку.
Она снова посмотрела на свое обручальное кольцо.
— В следующий раз я пошлю за тобой машину, — продолжал он. — Так тебе будет легче. Куда-нибудь подальше от школы. Может, на Пятьдесят седьмую. Там всегда много народу.
— Кто такой Билли?
— Наш шофер.
— И других женщин он тоже возит?
— Среди моих деловых партнеров много женщин. Да, он возит и других женщин тоже.
— Потому что я не хотела бы, чтобы он подумал...
— Он привык. Тебе не о чем беспокоиться.
«Привык», — отметила про себя она.
— Может, мне лучше взять такси? — предложила Сара.
— Если хочешь — пожалуйста.
— Да, я так хочу.
— Отлично. — Он снова набрал прежний номер. — Билли? Все отменяется. Ты довольна? — спросил он.
— Да, — кивнула Сара. — Пожалуй, мне пора одеваться.
— У нас еще есть время.
— Опять ты начинаешь. Я говорю, что мне пора, а ты...
— Извини. Когда мы снова увидимся?
— Не знаю.
Она встала с кровати и направилась к стулу, на котором висела ее одежда.
— В следующую среду, вечером?
— Не знаю.
— Сара, — сказал он — пожалуйста, не поступай со мной так, о'кей? Я люблю тебя...
— Это невозможно! — воскликнула она. — Ты не любишь меня, ты не можешь любить меня. И прошу, не говори так больше.
— Я говорю правду.
— Я отлично знаю, что нет.
— Да.
Она покачала головой и со вздохом отвернулась. Он молча смотрел, как она одевается.
— Когда можно позвонить тебе? — спросил он.
— Нельзя мне звонить.
— Во сколько ты уходишь на работу?
— В семь тридцать.
— А твой муж?
— Вскоре после меня.
— Когда он возвращается домой?
— Около шести.
— А ты?
— Между половиной пятого и шестью. Но к тому времени моя дочка уже, как правило, дома. Я никогда не бываю одна, Эндрю, неужели ты не понимаешь? Это невозможно. Я не могу продолжать вести такую жизнь. Правда не могу. Мне слишком...
— Где ты обедаешь днем?
— В учительской столовой.
— Там есть телефон?
— Телефон-автомат. Но там полно других преподавателей...
— Когда у тебя перерыв?
— На пятой перемене.
— Это во сколько?
— В двенадцать тридцать.
— Я позвоню тебе завтра. Какой там номер?
— Не знаю. Не звони, не надо.
— Значит, ты позвони мне. И продиктуй номер того телефона. Тогда я смогу связываться с тобой, когда мне понадобится.
Она промолчала.
— Потому что я люблю тебя, — пояснил Эндрю.
Сара по-прежнему молчала.
— А ты любишь меня? — спросил он.
— Не задавай мне таких вопросов.
— А я задаю. Так ты любишь меня?
— Я с понедельника ни о чем другом не думала, кроме тебя, — вырвалось у нее. Она застегивала блузку. Ее пальцы остановились. — С понедельника мне в голову ничего не лезло, только ты. Мне казалось, что я схожу с ума.
Сара тряхнула головой, застегнула последнюю пуговицу, села в кресло и потянулась за туфлями.
— И я тоже, — признался он.
Сара резко встала, одернула юбку и направилась к шкафу за пальто.
— Ты еще не сказала, — напомнил Эндрю.
— Мне надо идти, — ответила она, надевая пальто.
— Сейчас я оденусь и поймаю для тебя такси, — объявил он.
— Ничего, я уже большая девочка.
— Но недостаточно большая, чтобы лгать ради меня, да?
Она промолчала.
— Даже несмотря на то что ты меня любишь, — продолжал он.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а затем он кивнул, встал с кровати и начал одеваться. Они вместе вышли из квартиры в четверть девятого. В это время улица Бауери всегда пустела, все лавки закрывались, и только фонари разгоняли тьму. Стоял лютый мороз, из-под люков выбивался пар. Ни одного такси. Сара уже подумывала о том, что ей следовало позволить Билли, кем бы он ни был, довезти ее до дома. Она уже подумывала о том, что ей вообще не стоило сюда приходить. Впрочем, она твердо решила, что никогда не встретится с Эндрю. Если ей удастся сегодня обмануть Майкла, она никогда больше...
В конце улицы показалось такси.
Эндрю взмахнул рукой.
Машина остановилась.
Эндрю распахнул перед Сарой заднюю дверцу.
— Я позвоню завтра, — сказал он.
— Не надо.
— Я найду номер и позвоню.
— Я не хочу.
— Жди.
— Не надо, — повторила она, захлопнула дверь и назвала водителю адрес. Такси тронулось с места, но она так и не оглянулась на Эндрю.
* * *
Алонсо Морено вырядился как для тропиков. «Очевидно, никто не предупредил его, что в Нью-Йорке температура около нуля», — подумал Эндрю. Для встречи Морено выбрал клуб на перекрестке Шестнадцатой улицы и Восьмой авеню. Оркестр играл испанские мелодии, и на стол подавали блюда испанской кухни. Морено явился в бежевом летнем костюме, кричащем галстуке в цветочек и рубашке перламутрового оттенка. Шлюхи у барной стойки из кожи вон лезли, чтобы обратить на себя его внимание, но Морено был полностью поглощен едой. Когда-то Эндрю видел по телевизору фильм «Генрих Восьмой». Так вот, герой Чарльза Лаутона ел там точно так же, как мистер Морено. Запивал пищу он вином из графина. Два амбала-охранника сидели за соседним столиком и не сводили глаз с хозяина. Морено не желал, чтобы они присутствовали при разговоре, но считал необходимым, чтобы собеседник вообще-то не забывал о них.
— Вы тогда поступили очень храбро, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48