После разговора в субботу вечером он тут же ушел из дома; она подозревала, что он ночевал у себя в кабинете. Его ярость теперь не знала границ. Казалось, им движет огромный заряд внутреннего гнева. Он шагал, крепко сжав челюсти, упорно не глядя на нее, всем своим телом, словно топором, прорубая ночь. Совершенно чужим, незнакомым голосом он произнес:
— Этот человек олицетворяет все, что я ненавижу. Все то, уничтожению чего я посвятил всю свою жизнь. Этот человек...
— Да, Майкл, я все понимаю.
— И не говори со мной так нетерпеливо...
— Я не знала, кто он.
— А и знала бы, что изменилось?
Она помолчала несколько секунд. Потом призналась:
— Не знаю.
Он резко повернулся к ней, сжав кулаки, словно хотел ударить. Она отшатнулась. Никогда еще она не видела его в такой ярости. Однако через долю секунды он овладел собой и, все еще дрожа, опустил занесенную было руку. Сегодняшним тихим, теплым вечером много народу вышло погулять по Лексингтон-авеню. Сара не сомневалась, что, не будь вокруг так много людей, он обязательно бы ее ударил. Майкл снова пошел вперед, теперь еще быстрее. Саре захотелось убежать от него, закрыться в своей квартире. Но она боялась — вдруг он погонится за ней, схватит, изобьет. Она не знала, что он может сделать. Она больше не знала этого человека. Своего мужа. Нет, этого человека.
— Я бы убил его, если бы позволял закон, — сказал он голосом, дрожащим от сдерживаемой ярости. — Но мне придется довольствоваться меньшим. Я засажу его за решетку на веки вечные и навсегда вычеркну тебя из жизни.
В субботу вечером он сообщил ей, что они вели наблюдение с начала года...
«...за сыном главы мафии, которого засадили за решетку пожизненно. Мы уверены, что теперь он возглавляет банду, и ждали только, когда наберем достаточно информации для серьезного обвинения».
Эндрю. Он говорил об Эндрю. Объектом их расследования являлся Эндрю. Эндрю — сын осужденного главы мафии и сам гангстер...
«Мы знаем, что он связан с наркотиками и ростовщичеством, но у нас нет неоспоримых свидетельств. К тому же мы полагаем, что он приказал совершить несколько убийств, но опять же доказательств нет...»
Всю ту ночь она лежала без сна и думала: неужели Майкл сказал правду? Да, конечно, правду, у них ведь есть пленки. Ей хотелось позвонить Эндрю и спросить его: неужели это правда, как такое возможно? Но нет, конечно, все верно...
— Итак, я предлагаю тебе сделку, — объявил Майкл. — Все очень просто.
Его голос вдруг изменился. В нем появилась холодная отстраненность профессионального сыщика.
— Если ты предоставишь нужную мне информацию, Молли никогда не узнает правды. Мы разведемся, поровну поделим родительские права, и каждый заживет своей жизнью. Если же ты откажешься сотрудничать...
— Не путай меня со своими бандитами, — сказала она.
— Если ты откажешься сотрудничать, я при разводе дам судьям прослушать эти пленки, и тебя признают недостойной матерью...
— Ты не сделаешь этого.
— ...лишат родительских прав...
— Послушай, — перебила она, — не смей...
— ...и ты никогда больше не увидишь Молли.
— ...угрожать мне!
Ее вдруг охватила дрожь. «Моя дочь?» — пронеслось у нее в голове.
— Ты угрожаешь, что отнимешь у меня мою дочь? Мою Молли, сукин ты сын? Что же ты за человек?..
— Теперь о том, чего хочу я, — продолжал он. — Ты...
— Не смей предлагать мне сделки! — вскричала она. — Я не преступница!
— Вот как? — переспросил он.
Конечно, она и сама знала: она преступница. Более того, она совершила самую непростительную для любого преступника оплошность — попалась с поличным. Он буквально схватил ее за руку.
— Мне все равно, как ты это сделаешь, — говорил он. — И я не собираюсь тебе ничего советовать. Придумывай сама. — По тому, как он произнес последние слова — отчетливо и медленно, ей сразу стало ясно, что он прикрывает себя. Как опытный юрист, страхуется от возможных в будущем обвинений. — Мое дело состоит в том, чтобы отправить Фавиолу за решетку, — заявил он. — Я хочу, чтобы ты его разговорила, вот и все.
Она опять обратила внимание, что он даже мельком, даже мимоходом не посоветовал ей, как добиться цели. Казалось, он стер из памяти факт ее неверности, абсолютно забыл, что она уже занималась любовью с тем человеком, и вроде бы даже не допускает возможности, что для получения дальнейшей информации ей придется снова лечь с ним в постель. Даже здесь, на улице, где никто не мог их подслушать, он не хотел вслух признать, что в планируемой операции главным инструментом является секс, не хотел хотя бы намекнуть, что для того, чтобы направить разговор в нужное русло, Саре придется вступить в преступную связь другого сорта. Им явно руководили какие-то соображения, только она не знала какие.
— Пусть опишет все в деталях, — инструктировал ее Майкл. — Пусть опишет все замечательные вещи, к которым он имеет отношение.
— Не знаю, получится ли у меня, — сказала Сара.
— Получится, Сара. — Ее имя он произнес с непередаваемым отвращением. — Уж постарайся. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы твоя дочь узнала, что за женщина ее мать.
— Не угрожай мне! — вскричала она снова, на сей раз почти в полный голос и, сжав кулаки, повернулась к нему лицом. Она готова была его убить, если он еще раз посмеет использовать Молли для того, чтобы...
— Вот как? — саркастически приподнял бровь Майкл.
Они стояли посреди тротуара, молча и с ненавистью глядя друг на друга. Сару била мелкая дрожь, Майкл смотрел на нее сверху вниз так, как он, наверное, множество раз смотрел у себя в кабинете на преступников — пренебрежительно, осуждающе, зная, что она у него в руках, что он может делать с ней что хочет. Гневная усмешка мелькнула на миг в уголках его рта и в глазах. Толпа обтекала их со всех сторон. Никому не было до них дела в этом городе незнакомцев.
Потом Майкл повернулся и снова зашагал вперед, не сомневаясь, что она последует за ним. Побежденная, она поплелась сзади, пытаясь подстроиться под его широкие шаги.
Он объяснил ей, какого рода информацию следует получить от своего приятеля. Он называл Эндрю только так — ее приятель. Каждый раз, когда он произносил эти слова, все то, что случилось с ней за последние полгода, представало чем-то грязным и дешевым. Ее приятель. Так вот, значит, к чему все в конце концов свелось? Неужели Эндрю — просто «приятель»? И ей теперь придется сделать все, что требует ее муж ради того, чтобы утаить эту грязную и дешевую, омерзительную и позорную правду от своей дочери? Она не понимала, кем надо быть, чтобы оказаться способным на подобные угрозы. Если уж на то пошло, кем надо быть, чтобы ни на минуту не допустить, что семью еще можно спасти? Даже не допустить? Не сказать: «Я люблю тебя, Сара, я прошу тебя, помоги мне сейчас, и я прощу тебя? Но нет. Совсем наоборот. Помоги мне, иначе...»
Ей вдруг пришло в голову, что его детективы слышали все то же, что и он, видели то же, что и он. И даже если она согласится, детективы уже знают, и их дочь все равно не будет защищена от...
— Детективы, — сказала она.
— Что такое?
— Они знают. Они слышали пленки...
— Они не знают, что там ты. В Нью-Йорке миллионы женщин по имени Сара.
— Разве они не видели запись?
— Для них там только неизвестная блондинка, заходящая в дверь. А они и раньше знали, что шлюха, которая путается с Фавиолой, — блондинка.
— Пожалуйста, не надо, — взмолилась она.
— Милым человеком ты на поверку оказалась, — бросил он. — Есть чем гордиться.
* * *
— Современная техника, — говорил Бобби Триани. — Телефоны теперь делают все, разве что полы не моют. Спасибо, — поблагодарил он официантку и, пока она отходила от стола, осмотрел с головы до ног. Не упустил ничего из того, что выставлено напоказ, а выставляла она немало.
Вторник, одиннадцатое мая, клонился к вечеру. Позади оставался еще один яркий солнечный день. Они сидели за столиком под открытым небом рядом с маленькой итальянской забегаловкой на Малберри-стрит, ели пирожные и пили кофе «капуччино». Выбор места принадлежал Бобби. Эндрю подозревал, что тому уже доводилось здесь бывать. Еще он подозревал, что его родственник вернулся сюда из-за официантки. Возможно, придется сделать своему заместителю дружеское предупреждение. Избегай пялиться на ножки и сиськи, дружище Бобби, и не вынимай рук из карманов.
— Сынишка Ленни установил мне новые телефоны, — продолжал Бобби, не отводя глаз от кофеварки, около которой колдовала официантка. — Помнишь Ленни Кампанья?
— Вроде бы.
— Его сын работает в телефонной компании AT&T, и оборудования у него там — навалом. Понимаешь? — Бобби подмигнул. — Хочешь я пошлю его к тебе?
— Зачем?
— Пусть посмотрит твои телефоны. — Бобби по-прежнему не отрывал взгляда от официантки.
— Мои телефоны в полном порядке.
— Поставь новые, — пожал плечами Бобби. — Ты себе не представляешь, на какие штучки способны нынешние телефоны. Он работает с хорошим оборудованием, — снова подмигнул Бобби. — В любом случае все, что связано с офисом, — это деловые расходы, разве не так? Я послал его в ресторан «Ла Луна» — знаешь? На Пятьдесят восьмой. Он поставил новые аппараты везде — на кухне, рядом с кассиром, за столом, где сидит Парикмахер Сэл, в конторе — словом, везде. Сэл дал ему пару сотен баксов и ржавое черное кольцо, которое, как он утверждает, сделали в Риме во времена императоров. Пускай придет к тебе, посмотрит, что и как.
— Меня устраивают мои нынешние телефоны, — возразил Эндрю.
Бобби подозвал официантку. Она тут же подошла к столу.
— Не угостите ли меня «капуччино»? — улыбнулся он.
— Конечно, сэр.
— Эндрю, ты как? Еще чашечку?
— Нет, спасибо.
— Значит, одну, — заключила официантка.
— Как вас зовут, мисс? — спросил Бобби. — Чтобы мне не приходилось больше орать: «Эй, как вас там»?
— Банни.
— Банни. Чудесное имя. Банни. Это твое настоящее имя или ты его выдумала?
— Ну, на самом деле меня зовут Бернис.
— Бернис, — тяжело задумался он. — Еврейка?
— Нет, я итальянка.
— Мне всегда казалось, что Бернис — имя еврейское.
— Ну, не знаю, — ответила официантка. — Мои родители итальянцы, а назвали меня Бернис. Так что, наверное, оно еще и итальянское.
— Банни, а скажи-ка мне, сколько тебе лет?
— Двадцать два года.
— А я думал, девятнадцать.
— Спасибо.
— Скажи, Банни, ты живешь здесь, в Маленькой Италии?
— Нет, в Бруклине.
— А как твоя фамилия?
— Таталья.
— В самом деле? — осклабился Бобби. — Очень милое имя. Банни Таталья. Очень мило.
— Ну, — промямлила она, переминаясь с ноги на ногу.
— Банни Таталья из Бруклина, — повторил Бобби.
— М-м-м, — сказала она.
— Меня зовут Бобби Триани, — протянул он ей руку.
— Очень приятно, мистер Триани, — ответила она и обменялась с ним рукопожатием.
На пальце у него красовался перстень с огромным розовым бриллиантом. Банни его заметила.
— Пойду принесу кофе, — сказала она наконец и пошла, раскачиваясь на высоких каблуках, чрезвычайно соблазнительная в своей коротенькой черной юбочке в оборках и белой блузке с глубоким вырезом.
— Не звони ей, — сказал Эндрю.
— Что?
— Я сказал: не звони ей.
— Что? — растерялся Бобби. — Что?
— Если ты обманешь мою кузину, я тебе башку отвинчу, — отчеканил Эндрю. — Усек?
— Да брось ты, Эндрю...
— Достаточно.
— Да за кого ты меня...
— Я сказал: достаточно, Бобби.
Бобби покачал головой и постарался напустить на себя удивленный и обиженный вид. Когда Банни принесла ему «капуччино», он даже не поглядел на нее. Вот у кого был по-настоящему удивленный и обиженный вид, так это у нее.
— Так ты хочешь, чтобы я прислал его к тебе? — спросил Бобби. — Парнишку Ленни? Пусть посмотрит твои телефоны.
Платный телефон-автомат в лавке портного оказался древним монстром с дисковым набором. Независимо от того, захочет мистер Фавиола устанавливать у себя новую коммуникационную систему или нет, Сонни Кампанья обязательно предложит ему связаться с городской телефонной службой и попросить их заменить аппарат. Конечно, в том случае, если он решит включить телефоны в лавке в число тех, которые надо посмотреть, — если он вообще решит чего-либо делать.
Мистер Фавиола сказал ему, что придет в час и проведет его наверх, где и располагается его система. Сейчас, в четверть второго, он еще не появился, и старик, хозяин мастерской, уже в третий раз предложил Сонни чашечку "кофе. Однако Сонни видел, какие у него сальные чашки, и решительно отказался.
Осматривая настенный телефон, он сделал первое открытие. Какой-то странный провод выходил из аппарата и скрывался за плинтусом. Сонни прошел вдоль плинтуса и увидел, что провод вновь появился около двери, обошел ее по косяку и снова исчез за плинтусом с другой стороны и, наконец, вышел на поверхность под длинным столом. Там оказался блок подключения телефона, но ни один телефон туда не подключался. Сонни стоял на четвереньках и изучал странный феномен, когда в комнату вошел Эндрю.
— Извини за опоздание, — бросил он на ходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Этот человек олицетворяет все, что я ненавижу. Все то, уничтожению чего я посвятил всю свою жизнь. Этот человек...
— Да, Майкл, я все понимаю.
— И не говори со мной так нетерпеливо...
— Я не знала, кто он.
— А и знала бы, что изменилось?
Она помолчала несколько секунд. Потом призналась:
— Не знаю.
Он резко повернулся к ней, сжав кулаки, словно хотел ударить. Она отшатнулась. Никогда еще она не видела его в такой ярости. Однако через долю секунды он овладел собой и, все еще дрожа, опустил занесенную было руку. Сегодняшним тихим, теплым вечером много народу вышло погулять по Лексингтон-авеню. Сара не сомневалась, что, не будь вокруг так много людей, он обязательно бы ее ударил. Майкл снова пошел вперед, теперь еще быстрее. Саре захотелось убежать от него, закрыться в своей квартире. Но она боялась — вдруг он погонится за ней, схватит, изобьет. Она не знала, что он может сделать. Она больше не знала этого человека. Своего мужа. Нет, этого человека.
— Я бы убил его, если бы позволял закон, — сказал он голосом, дрожащим от сдерживаемой ярости. — Но мне придется довольствоваться меньшим. Я засажу его за решетку на веки вечные и навсегда вычеркну тебя из жизни.
В субботу вечером он сообщил ей, что они вели наблюдение с начала года...
«...за сыном главы мафии, которого засадили за решетку пожизненно. Мы уверены, что теперь он возглавляет банду, и ждали только, когда наберем достаточно информации для серьезного обвинения».
Эндрю. Он говорил об Эндрю. Объектом их расследования являлся Эндрю. Эндрю — сын осужденного главы мафии и сам гангстер...
«Мы знаем, что он связан с наркотиками и ростовщичеством, но у нас нет неоспоримых свидетельств. К тому же мы полагаем, что он приказал совершить несколько убийств, но опять же доказательств нет...»
Всю ту ночь она лежала без сна и думала: неужели Майкл сказал правду? Да, конечно, правду, у них ведь есть пленки. Ей хотелось позвонить Эндрю и спросить его: неужели это правда, как такое возможно? Но нет, конечно, все верно...
— Итак, я предлагаю тебе сделку, — объявил Майкл. — Все очень просто.
Его голос вдруг изменился. В нем появилась холодная отстраненность профессионального сыщика.
— Если ты предоставишь нужную мне информацию, Молли никогда не узнает правды. Мы разведемся, поровну поделим родительские права, и каждый заживет своей жизнью. Если же ты откажешься сотрудничать...
— Не путай меня со своими бандитами, — сказала она.
— Если ты откажешься сотрудничать, я при разводе дам судьям прослушать эти пленки, и тебя признают недостойной матерью...
— Ты не сделаешь этого.
— ...лишат родительских прав...
— Послушай, — перебила она, — не смей...
— ...и ты никогда больше не увидишь Молли.
— ...угрожать мне!
Ее вдруг охватила дрожь. «Моя дочь?» — пронеслось у нее в голове.
— Ты угрожаешь, что отнимешь у меня мою дочь? Мою Молли, сукин ты сын? Что же ты за человек?..
— Теперь о том, чего хочу я, — продолжал он. — Ты...
— Не смей предлагать мне сделки! — вскричала она. — Я не преступница!
— Вот как? — переспросил он.
Конечно, она и сама знала: она преступница. Более того, она совершила самую непростительную для любого преступника оплошность — попалась с поличным. Он буквально схватил ее за руку.
— Мне все равно, как ты это сделаешь, — говорил он. — И я не собираюсь тебе ничего советовать. Придумывай сама. — По тому, как он произнес последние слова — отчетливо и медленно, ей сразу стало ясно, что он прикрывает себя. Как опытный юрист, страхуется от возможных в будущем обвинений. — Мое дело состоит в том, чтобы отправить Фавиолу за решетку, — заявил он. — Я хочу, чтобы ты его разговорила, вот и все.
Она опять обратила внимание, что он даже мельком, даже мимоходом не посоветовал ей, как добиться цели. Казалось, он стер из памяти факт ее неверности, абсолютно забыл, что она уже занималась любовью с тем человеком, и вроде бы даже не допускает возможности, что для получения дальнейшей информации ей придется снова лечь с ним в постель. Даже здесь, на улице, где никто не мог их подслушать, он не хотел вслух признать, что в планируемой операции главным инструментом является секс, не хотел хотя бы намекнуть, что для того, чтобы направить разговор в нужное русло, Саре придется вступить в преступную связь другого сорта. Им явно руководили какие-то соображения, только она не знала какие.
— Пусть опишет все в деталях, — инструктировал ее Майкл. — Пусть опишет все замечательные вещи, к которым он имеет отношение.
— Не знаю, получится ли у меня, — сказала Сара.
— Получится, Сара. — Ее имя он произнес с непередаваемым отвращением. — Уж постарайся. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы твоя дочь узнала, что за женщина ее мать.
— Не угрожай мне! — вскричала она снова, на сей раз почти в полный голос и, сжав кулаки, повернулась к нему лицом. Она готова была его убить, если он еще раз посмеет использовать Молли для того, чтобы...
— Вот как? — саркастически приподнял бровь Майкл.
Они стояли посреди тротуара, молча и с ненавистью глядя друг на друга. Сару била мелкая дрожь, Майкл смотрел на нее сверху вниз так, как он, наверное, множество раз смотрел у себя в кабинете на преступников — пренебрежительно, осуждающе, зная, что она у него в руках, что он может делать с ней что хочет. Гневная усмешка мелькнула на миг в уголках его рта и в глазах. Толпа обтекала их со всех сторон. Никому не было до них дела в этом городе незнакомцев.
Потом Майкл повернулся и снова зашагал вперед, не сомневаясь, что она последует за ним. Побежденная, она поплелась сзади, пытаясь подстроиться под его широкие шаги.
Он объяснил ей, какого рода информацию следует получить от своего приятеля. Он называл Эндрю только так — ее приятель. Каждый раз, когда он произносил эти слова, все то, что случилось с ней за последние полгода, представало чем-то грязным и дешевым. Ее приятель. Так вот, значит, к чему все в конце концов свелось? Неужели Эндрю — просто «приятель»? И ей теперь придется сделать все, что требует ее муж ради того, чтобы утаить эту грязную и дешевую, омерзительную и позорную правду от своей дочери? Она не понимала, кем надо быть, чтобы оказаться способным на подобные угрозы. Если уж на то пошло, кем надо быть, чтобы ни на минуту не допустить, что семью еще можно спасти? Даже не допустить? Не сказать: «Я люблю тебя, Сара, я прошу тебя, помоги мне сейчас, и я прощу тебя? Но нет. Совсем наоборот. Помоги мне, иначе...»
Ей вдруг пришло в голову, что его детективы слышали все то же, что и он, видели то же, что и он. И даже если она согласится, детективы уже знают, и их дочь все равно не будет защищена от...
— Детективы, — сказала она.
— Что такое?
— Они знают. Они слышали пленки...
— Они не знают, что там ты. В Нью-Йорке миллионы женщин по имени Сара.
— Разве они не видели запись?
— Для них там только неизвестная блондинка, заходящая в дверь. А они и раньше знали, что шлюха, которая путается с Фавиолой, — блондинка.
— Пожалуйста, не надо, — взмолилась она.
— Милым человеком ты на поверку оказалась, — бросил он. — Есть чем гордиться.
* * *
— Современная техника, — говорил Бобби Триани. — Телефоны теперь делают все, разве что полы не моют. Спасибо, — поблагодарил он официантку и, пока она отходила от стола, осмотрел с головы до ног. Не упустил ничего из того, что выставлено напоказ, а выставляла она немало.
Вторник, одиннадцатое мая, клонился к вечеру. Позади оставался еще один яркий солнечный день. Они сидели за столиком под открытым небом рядом с маленькой итальянской забегаловкой на Малберри-стрит, ели пирожные и пили кофе «капуччино». Выбор места принадлежал Бобби. Эндрю подозревал, что тому уже доводилось здесь бывать. Еще он подозревал, что его родственник вернулся сюда из-за официантки. Возможно, придется сделать своему заместителю дружеское предупреждение. Избегай пялиться на ножки и сиськи, дружище Бобби, и не вынимай рук из карманов.
— Сынишка Ленни установил мне новые телефоны, — продолжал Бобби, не отводя глаз от кофеварки, около которой колдовала официантка. — Помнишь Ленни Кампанья?
— Вроде бы.
— Его сын работает в телефонной компании AT&T, и оборудования у него там — навалом. Понимаешь? — Бобби подмигнул. — Хочешь я пошлю его к тебе?
— Зачем?
— Пусть посмотрит твои телефоны. — Бобби по-прежнему не отрывал взгляда от официантки.
— Мои телефоны в полном порядке.
— Поставь новые, — пожал плечами Бобби. — Ты себе не представляешь, на какие штучки способны нынешние телефоны. Он работает с хорошим оборудованием, — снова подмигнул Бобби. — В любом случае все, что связано с офисом, — это деловые расходы, разве не так? Я послал его в ресторан «Ла Луна» — знаешь? На Пятьдесят восьмой. Он поставил новые аппараты везде — на кухне, рядом с кассиром, за столом, где сидит Парикмахер Сэл, в конторе — словом, везде. Сэл дал ему пару сотен баксов и ржавое черное кольцо, которое, как он утверждает, сделали в Риме во времена императоров. Пускай придет к тебе, посмотрит, что и как.
— Меня устраивают мои нынешние телефоны, — возразил Эндрю.
Бобби подозвал официантку. Она тут же подошла к столу.
— Не угостите ли меня «капуччино»? — улыбнулся он.
— Конечно, сэр.
— Эндрю, ты как? Еще чашечку?
— Нет, спасибо.
— Значит, одну, — заключила официантка.
— Как вас зовут, мисс? — спросил Бобби. — Чтобы мне не приходилось больше орать: «Эй, как вас там»?
— Банни.
— Банни. Чудесное имя. Банни. Это твое настоящее имя или ты его выдумала?
— Ну, на самом деле меня зовут Бернис.
— Бернис, — тяжело задумался он. — Еврейка?
— Нет, я итальянка.
— Мне всегда казалось, что Бернис — имя еврейское.
— Ну, не знаю, — ответила официантка. — Мои родители итальянцы, а назвали меня Бернис. Так что, наверное, оно еще и итальянское.
— Банни, а скажи-ка мне, сколько тебе лет?
— Двадцать два года.
— А я думал, девятнадцать.
— Спасибо.
— Скажи, Банни, ты живешь здесь, в Маленькой Италии?
— Нет, в Бруклине.
— А как твоя фамилия?
— Таталья.
— В самом деле? — осклабился Бобби. — Очень милое имя. Банни Таталья. Очень мило.
— Ну, — промямлила она, переминаясь с ноги на ногу.
— Банни Таталья из Бруклина, — повторил Бобби.
— М-м-м, — сказала она.
— Меня зовут Бобби Триани, — протянул он ей руку.
— Очень приятно, мистер Триани, — ответила она и обменялась с ним рукопожатием.
На пальце у него красовался перстень с огромным розовым бриллиантом. Банни его заметила.
— Пойду принесу кофе, — сказала она наконец и пошла, раскачиваясь на высоких каблуках, чрезвычайно соблазнительная в своей коротенькой черной юбочке в оборках и белой блузке с глубоким вырезом.
— Не звони ей, — сказал Эндрю.
— Что?
— Я сказал: не звони ей.
— Что? — растерялся Бобби. — Что?
— Если ты обманешь мою кузину, я тебе башку отвинчу, — отчеканил Эндрю. — Усек?
— Да брось ты, Эндрю...
— Достаточно.
— Да за кого ты меня...
— Я сказал: достаточно, Бобби.
Бобби покачал головой и постарался напустить на себя удивленный и обиженный вид. Когда Банни принесла ему «капуччино», он даже не поглядел на нее. Вот у кого был по-настоящему удивленный и обиженный вид, так это у нее.
— Так ты хочешь, чтобы я прислал его к тебе? — спросил Бобби. — Парнишку Ленни? Пусть посмотрит твои телефоны.
Платный телефон-автомат в лавке портного оказался древним монстром с дисковым набором. Независимо от того, захочет мистер Фавиола устанавливать у себя новую коммуникационную систему или нет, Сонни Кампанья обязательно предложит ему связаться с городской телефонной службой и попросить их заменить аппарат. Конечно, в том случае, если он решит включить телефоны в лавке в число тех, которые надо посмотреть, — если он вообще решит чего-либо делать.
Мистер Фавиола сказал ему, что придет в час и проведет его наверх, где и располагается его система. Сейчас, в четверть второго, он еще не появился, и старик, хозяин мастерской, уже в третий раз предложил Сонни чашечку "кофе. Однако Сонни видел, какие у него сальные чашки, и решительно отказался.
Осматривая настенный телефон, он сделал первое открытие. Какой-то странный провод выходил из аппарата и скрывался за плинтусом. Сонни прошел вдоль плинтуса и увидел, что провод вновь появился около двери, обошел ее по косяку и снова исчез за плинтусом с другой стороны и, наконец, вышел на поверхность под длинным столом. Там оказался блок подключения телефона, но ни один телефон туда не подключался. Сонни стоял на четвереньках и изучал странный феномен, когда в комнату вошел Эндрю.
— Извини за опоздание, — бросил он на ходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48