А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я сказал, мне нет дела до вашего кузена, но это не значит, что он мне не нравится. Это значит другое: пусть даже нравится, но еду я с ним не ради него. Я бы и со слабоумным поехал, если бы меня попросили об этом вы. Если бы вы попросили, я завтра же отправился бы в Сибирь. Почему вам хочется услать меня отсюда? У вас должны быть на это причины, будь вы так довольны жизнью, как стараетесь показать, вам было бы безразлично. Я предпочел бы знать о вас правду… даже самую убийственную, чем приехать вот так, понапрасну. Я не для того приехал сюда. Думал, мне будет все равно. Приехал, потому что хотел убедиться, что могу больше о вас не думать. Но ни о чем другом я думать не мог, и вы правы, желая, чтобы я уехал. Но, если я должен уехать, нет никакой беды в том, что я на минуту дам себе волю. Если вам в самом деле больно… если вам причиняет боль он – от моих слов вам больнее не станет. Когда я говорю, что люблю вас, то для этого ведь я и приехал. Я и сам не думал, что для этого, но, оказывается, – для этого. Я не сказал бы, если бы не был уверен, что больше никогда вас не увижу. Это в последний раз… так дайте же мне сорвать хотя бы один цветок. Я не вправе этого говорить, знаю, и вы не вправе меня слушать. Но вы и не слушаете; вы никогда не слушаете, вы всегда думаете о чем-то другом. Теперь, конечно, я должен уехать, но хотя бы не без причины. Не может же служить причиной, настоящей причиной, то, о чем вы попросили меня. Я не способен составить мнение о вашем муже, – продолжал он как-то беспорядочно перескакивая с одного на другое, – я его не понимаю, он говорит, вы обожаете друг друга. Зачем ему понадобилось мне это говорить? Какое мне до этого дело? Вот я повторил это сейчас вам, и у вас такой странный вид. Но у вас все время странный вид. Да, вам приходится что-то скрывать. Это не мое дело… не спорю. Но я вас люблю, – сказал Каспар Гудвуд.
Вид у нее действительно был странный. Она перевела взгляд на дверь, в которую они вошли, и как бы в знак предостережения подняла веер.
– Вы так хорошо вели себя; не портите же всего, – промолвила она мягко.
– Меня никто не слышит. Нет, подумать только, как легко вы хотели от меня отделаться! Я люблю вас, как еще не любил никогда.
– Я это знаю. Знала с той минуты, когда вы согласились ехать.
– Вы ничем тут не можете помочь… нет, нет, ничем. Вы помогли бы, если бы только могли, но, к несчастью, не можете. Я имею в виду – к моему несчастью. Я ничего у вас не прошу, то есть ничего недозволенного. Я прошу вас только об одной милости: скажите мне… скажите!..
– Сказать вам – что?
– Могу ли я вас жалеть?
– Вам этого хотелось бы? – спросила Изабелла, снова пытаясь улыбнуться.
– Жалеть вас? Еще бы! У меня по крайней мере было бы хоть какое-то занятие. Я посвятил бы этому жизнь.
Веером она закрыла лицо, но глаза ее секунду не отрывались от его глаз.
– Жизнь посвящать не надо, но иногда посвящайте этому несколько минут.
И она без промедления возвратилась к графине Джемини.
49
Мадам Мерль не появилась в палаццо Рокканера на том вечернем приеме, когда случились события, частично мною изложенные, и Изабелла, хотя обратила внимание на ее отсутствие, не была этим обстоятельством удивлена. Между ними произошло нечто такое, что отнюдь не усилило жажды общения, но понять это мы сможем, лишь оглянувшись назад. Как я уже упомянул, мадам Мерль возвратилась из Неаполя вскоре после отъезда лорда Уорбертона и во время первого же своего визита (который, надо отдать ей справедливость, она не замедлила нанести) первым делом спросила Изабеллу, куда девался сей знатный лорд, точно само собой разумелось, что дорогая ее приятельница должна быть за него в ответе.
– Прошу вас, не будем о нем говорить, – сказала Изабелла. – Мы и без того слишком много о нем за последнее время наслышались.
Мадам Мерль как бы в знак протеста склонила голову набок и улыбнулась левым уголком рта.
– Кто наслышался, а кто нет; не забывайте, я была не здесь, а в Неаполе. Я рассчитывала, что, вернувшись, застану его и смогу поздравить Пэнси.
– Пэнси вы поздравить можете – правда, не с тем, что она выходит замуж за лорда Уорбертона.
– Легко вам говорить! Разве вы не знаете, как я мечтала об этом браке, – возразила мадам Мерль, хотя и весьма горячо, но по-прежнему дружелюбным тоном.
Изабелла была очень взволнована, но твердо решила оставаться дружелюбной тоже.
– Зачем же вы тогда уехали в Неаполь? Вам надо было задержаться здесь и следить за ходом событий.
– Я слишком доверилась вам. Как вы считаете, теперь уже слишком поздно?
– Спросите лучше Пэнси, – ответила Изабелла.
– Я спрошу у нее, что ей сказали вы.
Слова эти, пожалуй, вполне могут служить оправданием проснувшегося у Изабеллы инстинкта самозащиты, ибо она сразу же почувствовала, что гостья склонна ее осуждать. Мадам Мерль, как мы знаем, вела себя крайне осмотрительно, никогда ничего не осуждала, подчеркнуто ни во что не вмешивалась. Но, по-видимому, она просто до поры до времени приберегала силы, так как теперь в ее глазах появился опасный блеск, да и вообще весь вид достаточно свидетельствовал о раздражении, – даже восхитительная непринужденность мадам Мерль бессильна была тут что-либо изменить. Ее постигло разочарование, для Изабеллы совершенно неожиданное: она никак не предполагала, что приятельница ее принимает так близко к сердцу замужество Пэнси, и то, в каких формах это обнаружилось, усилило тревогу миссис Озмонд. Яснее, чем когда-либо раньше, слышала Изабелла в окружавшей ее пустой мгле неизвестно откуда доносившийся бесстрастный издевательский голос, который твердил, что эта блестящая, сильная, решительная, умудренная жизнью женщина, это олицетворение трезвого, себялюбивого действенного начала, сыграла немалую роль в ее судьбе. Мадам Мерль стояла ближе к ней, чем Изабелла когда-либо предполагала; и близость эта вовсе не была, как это длительное время казалось, счастливой случайностью. Собственно говоря, ощущение случайности исчезло у нее в тот день, когда, потрясенная, она увидела, как эта замечательная женщина и ее собственный муж держатся наедине друг с другом. Правда, оно не сменилось еще сколько-нибудь отчетливым подозрением, и тем не менее этого было достаточно, чтобы приятельница предстала перед Изабеллой в другом свете, чтобы во всех предшествующих действиях этой дамы ей почудилась куда большая преднамеренность, чем она считала прежде возможным. Ну конечно же, конечно, они были преднамеренными, сказала себе Изабелла, словно пробудившись от долгого пагубного сна. Что же вдруг внушило ей мысль, что намерения мадам Мерль были недобрыми? Да не что иное, как окрепшее за последнее время недоверие, к которому присоединилось сейчас и весьма плодотворное недоумение по поводу столь вызывающей попытки гостьи защищать интересы бедной Пэнси. Что-то в брошенном ей вызове с самого начала привело Изабеллу в негодование – скорее всего, необъяснимая горячность, совершенно несвойственная, насколько она помнила, ее приятельнице, чье поведение всегда являлось образцом сдержанности и деликатности. Мадам Мерль не желала ни во что вмешиваться, спору нет, но лишь пока в этом не было необходимости. Читателю, возможно, покажется, что Изабелла слишком уж спешила на основании одного только подозрения усомниться в искренности, доказанной несколькими годами. Она в самом деле двигалась быстро, но у нее были на то причины, ибо сознание ее постепенно проникалось некой странной истиной: интересы Озмонда и мадам Мерль совпадают. Этого было достаточно.
– Думаю, то, что вы услышите от Пэнси, вряд ли разозлит вас еще больше, – сказала она в ответ на последнюю реплику гостьи.
– Я вовсе не злюсь. Просто очень хочу как-то поправить дело. Вы считаете, лорд Уорбертон уехал от нас навсегда?
– Откуда мне знать? Я вас не понимаю; с этим вопросом покончено, не надо к нему возвращаться. Озмонд столько толковал со мной по этому поводу, что ничего нового я уже не могу ни сказать, ни услышать. Убеждена, – добавила Изабелла, – Озмонд будет счастлив обсудить это с вами.
– Мне его мнение известно; он у меня вчера был.
– Сразу же, как вы приехали? Тогда вам, вероятно, все известно и незачем обращаться за сведениями ко мне.
– Мне не сведения нужны, скорее мне нужно сочувствие. Редко что вдохновляло меня так в последнее время, как мысль об этом браке.
– Вас она вдохновляла, но не вдохновляла заинтересованных лиц.
– Под этим вы, конечно, подразумеваете, что я к их числу не принадлежу. Что ж, в прямом смысле, конечно, не принадлежу, но многолетняя дружба имеет свои права, и невольно чувствуешь себя задетой за живое. Не забывайте, как давно я знаю Пэнси. И конечно, вы в то же время подразумеваете, что сами вы к числу заинтересованных лиц принадлежите.
– Нет, я совсем этого не подразумеваю. Мне все это очень наскучило. Мадам Мерль помедлила.
– Еще бы, вы свое дело сделали.
– Не произносите неосторожных слов, – сказала Изабелла серьезно.
– О, я весьма осторожна и, наверное, более всего тогда, когда это меньше всего заметно. Ваш муж очень строго вас судит.
Несколько мгновений Изабелла ничего не отвечала; ее душила горечь. И не оскорбительность самого желания мадам Мерль довести до сведения Изабеллы, что Озмонд взял ее в поверенные своих разногласий с женой, всего сильнее потрясла Изабеллу – она не сразу восприняла это как оскорбление. Мадам Мерль не склонна была оскорблять людей, а если иногда и оскорбляла, то лишь в тех случаях, когда это было вполне уместно. Сейчас это было неуместно, по крайней мере еще не стало уместным. Как капля сулемы на открытую рану, подействовало на нее известие о том, что Озмонд порочит ее не только про себя, но и вслух.
– Хотите знать, как сужу о нем я? – спросила она наконец.
– Нет; прежде всего вы никогда мне этого не скажете, а если скажете, мне будет больно это услышать.
Наступила пауза, и впервые с тех пор, как Изабелла узнала мадам Мерль, она почувствовала неприязнь к ней, захотела, чтобы гостья ее поскорее ушла.
– Вспомните, насколько Пэнси привлекательна и не отчаивайтесь, – сказала она решительным тоном, желая положить конец их разговору.
Но развернувшаяся во всю ширь мадам Мерль свернуться не пожелала; она лишь плотнее запахнула накидку, при этом в воздухе распространился еле уловимый тончайший аромат.
– Я вовсе не отчаиваюсь, напротив, полна надежд. И пришла я не с тем, чтобы вас бранить, а чтобы по возможности узнать правду. Уверена, если я попрошу вас, вы мне скажете. Какое счастье, что, когда имеешь дело с вами, на это всегда можно рассчитывать. Вы даже представить себе не можете, как это меня окрыляет.
– О какой правде идет речь? – спросила, недоумевая, Изабелла.
– А вот о какой: отказался ли лорд Уорбертон от своих намерений по собственному побуждению или послушался вас? Иными словами, сделал он это потому, что так было угодно ему или хотел угодить вам? Нет, вы подумайте, как все же велико мое доверие к вам, пусть даже оно слегка и пошатнулось, – продолжала с улыбкой мадам Мерль, – если я задаю вам подобный вопрос! – Несколько секунд она молча смотрела на свою приятельницу, желая оценить впечатление, произведенное этими словами. – Только не становитесь, пожалуйста, в героическую позу, не теряйте благоразумия, не обижайтесь. Поймите, тем, что я говорю с вами так, я оказываю вам честь. Вы единственная в мире женщина, с кем я могу себе такое позволить. Я ни на секунду не допускаю, что кто-нибудь, кроме вас, способен был бы сказать правду. А ведь вам ясно, как важно вашему мужу ее знать. Он, как видно, не проявил должного такта, когда пытался у вас ее выведать, слишком увлекся собственными необоснованными предположениями. Как бы то ни было, для того чтобы правильно расценить шансы дочери, ему необходимо знать, как все обстояло на самом деле. Очень прискорбно, если лорд Уорбертон просто остыл к бедной девочке, но это одно дело. Совсем другое дело, если он отказался от нее в угоду вам. Это тоже прискорбно, но уже по-иному. В таком случае вы, быть может, согласились бы не угождать себе… а просто выдать замуж свою падчерицу. Отпустите его… уступите его нам!
Мадам Мерль хладнокровно развивала свою мысль, не спуская при этом глаз с лица собеседницы; ей, очевидно, казалось, что она может спокойно продолжать. Изабелла же по мере того, как та говорила, все больше бледнела и все крепче сжимала лежащие на коленях руки. И не потому, что гостья ее, скорей всего, сочла, что сейчас вполне уместно нанести оскорбление, самым очевидным было не это. Все обстояло куда страшнее.
– Что вы?… Кто вы?… – прошептала Изабелла. – Что общего у вас с моим мужем? – Странно, но в эту минуту она до такой степени объединяла себя с ним, словно его любила.
– Значит, вы все же решили встать в героическую позу? Жаль! Не воображайте только, что я последую вашему примеру.
– Что общего у вас со мной? – продолжала Изабелла.
Мадам Мерль неторопливо поднялась, поглаживая муфту и по-прежнему не спуская глаз с Изабеллы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов