«Хотел бы я быть рядом, когда она примется их осуществлять», – думал Ральф.
Разумеется, обязанности хозяина дома он взял на себя; мистер Тачит был прикован к креслу, его жена предпочитала роль довольно угрюмой гостьи, так что сама судьба повелевала молодому человеку гармонично сочетать желание и долг. Он быстро уставал от ходьбы, тем не менее исправно сопровождал кузину в ее прогулках по парку; погода неизменно благоприятствовала им, вопреки ожиданиям Изабеллы с ее мрачными представлениями об английском климате, и промежуток между ленчем и чаем они, если таково было желание мисс Арчер, проводили в лодке, катаясь по Темзе, по этой милой речушке, как ее теперь величала Изабелла, любуясь противоположным берегом, простиравшимся перед ними, словно передний план пейзажа, или же кружили по окрестностям в фаэтоне – низкой, поместительной, устойчивой коляске, которая некогда так нравилась мистеру Тачиту, а теперь уже не доставляла ему удовольствия. Зато Изабелла от души наслаждалась ею и, ловко перебирая вожжи – даже кучер признавал, что она «справляется», – без устали погоняла отменных дядиных лошадей по извилистым дорогам и дорожкам, где все, что открывалось взору, оправдывало ее лучшие ожидания: крытые соломой и обшитые тесом домишки, пивные лавки с зарешеченными окнами и гравиевой площадкой у входа, общинные выгоны и безлюдные парки, живые изгороди, такие густые в разгар лета. Обычно они возвращались домой, когда на лужайке уже был сервирован чай, а миссис Тачит, подчиняясь жестокой необходимости, уже успела вручить мужу его чашку. Супруги по большей части сидели молча: мистер Тачит полулежал, откинув голову и закрыв глаза, а его жена занималась вязанием, и лицо ее хранило выражение того крайнего глубокомыслия, с каким многие дамы следят за движением спиц.
И вот однажды в Гарденкорт пожаловал гость. Возвращаясь после часовой прогулки по реке, молодые люди еще издали увидели лорда Уорбертона, который сидел в тени деревьев и непринужденно – это видно было даже на расстоянии – болтал с миссис Тачит. Он прибыл из своего поместья с дорожной сумкой и заявил, что рассчитывает на обед и ночлег, поскольку отец и сын неоднократно приглашали его погостить. Изабелла, видевшая его всего полчаса в день приезда, успела, несмотря на столь короткий срок, решить, что лорд ей нравится; он и точно оставил в ее восприимчивом воображении заметный след, и она не раз его вспоминала. Ей хотелось снова встретиться с ним – впрочем, не только с ним. Она не скучала в Гарденкорте: поместье было сказочное, дядя с каждым днем все больше напоминал ей доброго волшебника, а Ральф нисколько не походил ни на одного из известных ей кузенов, которые в ее представлении были скучнейшими личностями. К тому же она получала столько новых впечатлений и они так быстро сменялись, что в ближайшее время ее жизни вряд ли грозила пустота. Однако пора было напомнить себе, что ее занимает человеческая природа и что главная цель предпринятого ею заграничного путешествия состоит в знакомстве с множеством людей. Когда Ральф говорил ей (а говорил он это неоднократно): «Поражаюсь, как вы не умираете от скуки. Вам нужно познакомиться с нашими соседями и друзьями. Они у нас все-таки есть, хотя, вероятно, это трудно предположить», когда он предлагал пригласить, как он выражался, «тьму народа» и ввести ее в английское общество, она охотно поддерживала в нем порыв гостеприимства и, в свою очередь, грозилась броситься в «самую гущу». Однако время шло, а обещания оставались обещаниями, Ральф не торопился выполнять их, и на это существовала своя причина, которую мы доверительно раскроем: он не считал взятый на себя труд по развлечению гостьи настолько обременительным, чтобы искать посторонней помощи. Изабелла часто напоминала ему об «образчиках» – слово это заняло важное место в ее лексиконе и давала понять, что хотела бы познакомиться с английским обществом в лучших его образцах.
– Вот вам и образчик, – сказал Ральф, когда, подымаясь по береговому склону, узнал в госте лорда Уорбертона.
– Образчик чего? – откликнулась его кузина.
– Английского джентльмена.
– Вы хотите сказать, что они все в таком же роде.
– Отнюдь нет. Далеко не все.
– Значит, он принадлежит к лучшим образцам, – сказала Изабелла, – потому что, несомненно, очень мил.
– Да, очень мил. И родился под счастливой звездой.
Родившийся под счастливой звездой лорд Уорбертон пожал руку нашей героине и осведомился о ее здоровье.
– Впрочем, это излишний вопрос, – тут же добавил он, – раз вы сидели на веслах.
– Да, я гребла немного, – ответила Изабелла. – Но как вы догадались?
– Нет ничего легче. Он же не станет грести, – сказал его светлость, с улыбкой кивая на Ральфа. – Он известный бездельник.
– У него серьезная причина для безделья, – возразила Изабелла, слегка понизив голос.
– О да! У него на все серьезные причины, – воскликнул лорд Уорбертон все также весело и звонко.
– Причина, по которой я не стал грести, проста – моя кузина сама гребет превосходно, – сказал Ральф. – Она все делает превосходно. Эти руки украшают все, чего бы они ни коснулись.
– Остается лишь пожелать, чтобы они и нас коснулись, – заявил лорд Уорбертон.
– Когда человека что-нибудь по-настоящему трогает, это ему только на пользу, – сказала Изабелла, которая, хотя и с удовольствием выслушивала похвалы своим многочисленным достоинствам, могла, к счастью, все же сказать себе, что подобное тщеславие не свидетельствует о недостатке ума, поскольку кое в чем она действительно выделялась. При ее желании всегда сохранять о себе высокое мнение она не была лишена по крайней мере известной доли смирения и поэтому постоянно нуждалась в свидетельствах со стороны.
Лорд Уорбертон не только провел в Гарденкорте ночь, но дал уговорить себя остаться и на следующий день, а по истечении этого дня решил отложить отъезд до завтра. За эти полутора суток пребывания в Гарденкорте он несколько раз беседовал с Изабеллой, которая весьма милостиво принимала знаки его внимания. Он очень нравился ей, в чем не последнюю роль играло первое благоприятное впечатление, а к концу вечера, проведенного в его обществе, новый знакомый начал казаться нашей юной американке чуть ли не романтическим – за вычетом смертельной бледности – героем. Она отправилась спать с сознанием, что судьба благоволит к ней, с предчувствием возможного счастья. «Чудесно быть знакомой с двумя такими очаровательными людьми», – думала она, имея в виду своего кузена и его друга. А между тем – и об этом нельзя не упомянуть – в этот вечер произошел некий эпизод, который вполне мог бы нарушить ее радостное настроение. В половине десятого мистер Тачит отправился к себе, а миссис Тачит оставалась еще некоторое время в гостиной. Понаблюдав за молодыми людьми около часа, она встала и заметила Изабелле, что пора пожелать джентльменам спокойной ночи. Изабелле вовсе не хотелось спать; в этом вечере было что-то праздничное, а праздники никогда не кончаются так рано. Поэтому она, не долго думая, сказала.
– Уже, дорогая тетушка? Я, пожалуй, еще полчаса посижу.
– Я не стану ждать тебя, – ответила миссис Тачит.
– И не надо, – радостно согласилась Изабелла. – Ральф зажжет мне свечу.
– Разрешите, я зажгу вам свечу, мисс Арчер, – воскликнул лорд Уорбертон. – Только, пожалуйста, побудьте с нами до полуночи.
Миссис Тачит не спускала с него своих умных пронзительных глаз, потом холодно посмотрела на племянницу.
– Ты не можешь оставаться одна в мужском обществе, – сказала она. – Ты не… ты не в своем захолустье, дорогая.
Изабелла покраснела.
– И очень жаль, – сказала она, вставая.
– Зачем же так, мама! – не сдержался Ральф.
– Дорогая миссис Тачит! – пробормотал лорд Уорбертон.
– Не я устанавливала обычаи в вашей стране, милорд, – величественно произнесла миссис Тачит. – Но я вынуждена им следовать.
– Неужели мне нельзя остаться в обществе собственного кузена? – спросила Изабелла.
– Я не знала, что лорд Уорбертон твой кузен.
– Пожалуй, это мне следует пойти спать, – вставил гость. – Тогда все решится само собой.
– Хорошо. Раз так, я готова сидеть здесь хоть до полуночи! – сказала миссис Тачит, с трагическим видом опускаясь в кресло.
Тогда Ральф подал Изабелле свечу. Он все время наблюдал за ней, и ему показалось, что она вот-вот выйдет из себя, – сцена обещала быть интересной. Но его постигло разочарование, взрыва не последовало: Изабелла мило рассмеялась и, пожелав джентльменам спокойной ночи, удалилась в сопровождении тетки. Поведение матери было неприятно Ральфу, хотя он и считал ее правой.
Наверху у двери в спальню миссис Тачит тетка и племянница попрощались. Пока они поднимались по лестнице, Изабелла не обронила ни слова.
– Ты, конечно, сердишься на меня, зачем я вмешалась, – сказала миссис Тачит.
– Нет, не сержусь, – сказала, подумав, Изабелла. – Но удивлена… даже озадачена. Неужели я поступила бы дурно, если бы осталась в гостиной?
– Безусловно. В Англии молодые девушки – разумеется, в приличных домах – не сидят допоздна в обществе молодых людей.
– Вот как. Тогда спасибо, что вы мне об этом сказали, – проговорила Изабелла. – Я не понимаю, что здесь дурного, но мне надо знать, какие в этой стране порядки.
– Я и впредь буду тебе говорить, – ответила тетка, – если увижу, что ты, на мой взгляд, поступаешь слишком вольно.
– Пожалуйста. Но не обещаю, что всегда сочту ваши наставления правильными.
– Скорее всего, нет Ты же любишь все делать по-своему.
– Пожалуй, что люблю. Но все равно я хочу знать, чего здесь делать не следует.
– Чтобы именно это и сделать?
– Нет, чтобы иметь возможность выбора, – сказала Изабелла.
8
Изабелла была привержена ко всему романтическому, и лорд Уорбертон позволил себе высказать надежду, что она не откажется когда-нибудь посетить его дом, прелюбопытное старинное владение. Он заручился обещанием миссис Тачит привезти племянницу в Локли, Ральф тоже выразил согласие сопровождать обеих дам, если только отец сможет без него обойтись. Лорд Уорбертон заверил нашу героиню, что до этого его сестры нанесут ей визит. Изабелла уже изрядно знала о его сестрах, так как, подолгу беседуя с ним, пока он гостил в Гарденкорте, успела выведать немало подробностей о его семье. Если нашу героиню что-то интересовало, она не скупилась на вопросы, а так как ее собеседник оказался неутомимым рассказчиком, то, побуждая его говорить, она потратила время не зря. Лорд Уорбертон поведал ей, что среди своих близких числит четырех сестер и двух братьев, родителей же лишился давно. Братья и сестры были людьми превосходными. «Не то что бы очень умны, но исключительно пристойны и милы», – сказал он и выразил надежду, что мисс Арчер познакомится с ними поближе. Один из его братьев, приняв сан, обосновался в их же семейном майорате, большом богатом приходе; он прекрасный малый, хотя и расходится во взглядах с лордом Уорбертоном по всем мыслимым и немыслимым вопросам. Лорд Уорбертон тут же привел некоторые его воззрения, которые, насколько Изабелла могла судить, были общепринятыми и, как она полагала, вполне устраивали большую часть рода человеческого. Она, пожалуй, и сама придерживалась таких же взглядов, хотя лорд Уорбертон заявил, что мисс Арчер ошибается, что этого быть не может и что ей, несомненно, только кажется, будто она их разделяет, а если она немного поразмыслит, то непременно обнаружит их несостоятельность. Изабелла возразила, что не раз уже обстоятельно размышляла над многими из этих вопросов, но немедленно услышала в ответ, что это только лишний раз подтверждает поразительный, по мнению лорда Уорбертона, факт, а именно, что американцы, как ни один другой народ в мире, набиты предрассудками. Они все поголовно отъявленные консерваторы и ханжи, ретрограды из ретроградов. И не надо далеко ходить за примером – взять хотя бы ее дядю и кузена – от многих их высказываний так и веет средневековьем; они отстаивают мнения, в которых большинство англичан постеснялись бы признаться, и при этом еще имеют дерзость полагать, сказал его светлость, смеясь, что разбираются в нуждах и бедах доброй глупой старушки Англии лучше, чем он – человек, который здесь родился и владеет отменным куском этой земли, к вящему его стыду! Из всей этой тирады Изабелла сделала вывод, что лорд Уорбертон принадлежит к аристократам нового толка – радикалам, реформаторам и ненавистникам старых порядков. Второй его брат, офицер, служивший в Индии, шалопай и упрямый осел; он до сих пор только тем и занимается, что делает долги, платить которые приходится лорду Уорбертону – бесценная привилегия старшего брата. «Впрочем, впредь я не стану платить по его счетам, – сказал лорд Уорбертон. – Он живет в сто крат лучше меня, купается в неслыханной роскоши, считает себя истым джентльменом и смотрит на меня сверху вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Разумеется, обязанности хозяина дома он взял на себя; мистер Тачит был прикован к креслу, его жена предпочитала роль довольно угрюмой гостьи, так что сама судьба повелевала молодому человеку гармонично сочетать желание и долг. Он быстро уставал от ходьбы, тем не менее исправно сопровождал кузину в ее прогулках по парку; погода неизменно благоприятствовала им, вопреки ожиданиям Изабеллы с ее мрачными представлениями об английском климате, и промежуток между ленчем и чаем они, если таково было желание мисс Арчер, проводили в лодке, катаясь по Темзе, по этой милой речушке, как ее теперь величала Изабелла, любуясь противоположным берегом, простиравшимся перед ними, словно передний план пейзажа, или же кружили по окрестностям в фаэтоне – низкой, поместительной, устойчивой коляске, которая некогда так нравилась мистеру Тачиту, а теперь уже не доставляла ему удовольствия. Зато Изабелла от души наслаждалась ею и, ловко перебирая вожжи – даже кучер признавал, что она «справляется», – без устали погоняла отменных дядиных лошадей по извилистым дорогам и дорожкам, где все, что открывалось взору, оправдывало ее лучшие ожидания: крытые соломой и обшитые тесом домишки, пивные лавки с зарешеченными окнами и гравиевой площадкой у входа, общинные выгоны и безлюдные парки, живые изгороди, такие густые в разгар лета. Обычно они возвращались домой, когда на лужайке уже был сервирован чай, а миссис Тачит, подчиняясь жестокой необходимости, уже успела вручить мужу его чашку. Супруги по большей части сидели молча: мистер Тачит полулежал, откинув голову и закрыв глаза, а его жена занималась вязанием, и лицо ее хранило выражение того крайнего глубокомыслия, с каким многие дамы следят за движением спиц.
И вот однажды в Гарденкорт пожаловал гость. Возвращаясь после часовой прогулки по реке, молодые люди еще издали увидели лорда Уорбертона, который сидел в тени деревьев и непринужденно – это видно было даже на расстоянии – болтал с миссис Тачит. Он прибыл из своего поместья с дорожной сумкой и заявил, что рассчитывает на обед и ночлег, поскольку отец и сын неоднократно приглашали его погостить. Изабелла, видевшая его всего полчаса в день приезда, успела, несмотря на столь короткий срок, решить, что лорд ей нравится; он и точно оставил в ее восприимчивом воображении заметный след, и она не раз его вспоминала. Ей хотелось снова встретиться с ним – впрочем, не только с ним. Она не скучала в Гарденкорте: поместье было сказочное, дядя с каждым днем все больше напоминал ей доброго волшебника, а Ральф нисколько не походил ни на одного из известных ей кузенов, которые в ее представлении были скучнейшими личностями. К тому же она получала столько новых впечатлений и они так быстро сменялись, что в ближайшее время ее жизни вряд ли грозила пустота. Однако пора было напомнить себе, что ее занимает человеческая природа и что главная цель предпринятого ею заграничного путешествия состоит в знакомстве с множеством людей. Когда Ральф говорил ей (а говорил он это неоднократно): «Поражаюсь, как вы не умираете от скуки. Вам нужно познакомиться с нашими соседями и друзьями. Они у нас все-таки есть, хотя, вероятно, это трудно предположить», когда он предлагал пригласить, как он выражался, «тьму народа» и ввести ее в английское общество, она охотно поддерживала в нем порыв гостеприимства и, в свою очередь, грозилась броситься в «самую гущу». Однако время шло, а обещания оставались обещаниями, Ральф не торопился выполнять их, и на это существовала своя причина, которую мы доверительно раскроем: он не считал взятый на себя труд по развлечению гостьи настолько обременительным, чтобы искать посторонней помощи. Изабелла часто напоминала ему об «образчиках» – слово это заняло важное место в ее лексиконе и давала понять, что хотела бы познакомиться с английским обществом в лучших его образцах.
– Вот вам и образчик, – сказал Ральф, когда, подымаясь по береговому склону, узнал в госте лорда Уорбертона.
– Образчик чего? – откликнулась его кузина.
– Английского джентльмена.
– Вы хотите сказать, что они все в таком же роде.
– Отнюдь нет. Далеко не все.
– Значит, он принадлежит к лучшим образцам, – сказала Изабелла, – потому что, несомненно, очень мил.
– Да, очень мил. И родился под счастливой звездой.
Родившийся под счастливой звездой лорд Уорбертон пожал руку нашей героине и осведомился о ее здоровье.
– Впрочем, это излишний вопрос, – тут же добавил он, – раз вы сидели на веслах.
– Да, я гребла немного, – ответила Изабелла. – Но как вы догадались?
– Нет ничего легче. Он же не станет грести, – сказал его светлость, с улыбкой кивая на Ральфа. – Он известный бездельник.
– У него серьезная причина для безделья, – возразила Изабелла, слегка понизив голос.
– О да! У него на все серьезные причины, – воскликнул лорд Уорбертон все также весело и звонко.
– Причина, по которой я не стал грести, проста – моя кузина сама гребет превосходно, – сказал Ральф. – Она все делает превосходно. Эти руки украшают все, чего бы они ни коснулись.
– Остается лишь пожелать, чтобы они и нас коснулись, – заявил лорд Уорбертон.
– Когда человека что-нибудь по-настоящему трогает, это ему только на пользу, – сказала Изабелла, которая, хотя и с удовольствием выслушивала похвалы своим многочисленным достоинствам, могла, к счастью, все же сказать себе, что подобное тщеславие не свидетельствует о недостатке ума, поскольку кое в чем она действительно выделялась. При ее желании всегда сохранять о себе высокое мнение она не была лишена по крайней мере известной доли смирения и поэтому постоянно нуждалась в свидетельствах со стороны.
Лорд Уорбертон не только провел в Гарденкорте ночь, но дал уговорить себя остаться и на следующий день, а по истечении этого дня решил отложить отъезд до завтра. За эти полутора суток пребывания в Гарденкорте он несколько раз беседовал с Изабеллой, которая весьма милостиво принимала знаки его внимания. Он очень нравился ей, в чем не последнюю роль играло первое благоприятное впечатление, а к концу вечера, проведенного в его обществе, новый знакомый начал казаться нашей юной американке чуть ли не романтическим – за вычетом смертельной бледности – героем. Она отправилась спать с сознанием, что судьба благоволит к ней, с предчувствием возможного счастья. «Чудесно быть знакомой с двумя такими очаровательными людьми», – думала она, имея в виду своего кузена и его друга. А между тем – и об этом нельзя не упомянуть – в этот вечер произошел некий эпизод, который вполне мог бы нарушить ее радостное настроение. В половине десятого мистер Тачит отправился к себе, а миссис Тачит оставалась еще некоторое время в гостиной. Понаблюдав за молодыми людьми около часа, она встала и заметила Изабелле, что пора пожелать джентльменам спокойной ночи. Изабелле вовсе не хотелось спать; в этом вечере было что-то праздничное, а праздники никогда не кончаются так рано. Поэтому она, не долго думая, сказала.
– Уже, дорогая тетушка? Я, пожалуй, еще полчаса посижу.
– Я не стану ждать тебя, – ответила миссис Тачит.
– И не надо, – радостно согласилась Изабелла. – Ральф зажжет мне свечу.
– Разрешите, я зажгу вам свечу, мисс Арчер, – воскликнул лорд Уорбертон. – Только, пожалуйста, побудьте с нами до полуночи.
Миссис Тачит не спускала с него своих умных пронзительных глаз, потом холодно посмотрела на племянницу.
– Ты не можешь оставаться одна в мужском обществе, – сказала она. – Ты не… ты не в своем захолустье, дорогая.
Изабелла покраснела.
– И очень жаль, – сказала она, вставая.
– Зачем же так, мама! – не сдержался Ральф.
– Дорогая миссис Тачит! – пробормотал лорд Уорбертон.
– Не я устанавливала обычаи в вашей стране, милорд, – величественно произнесла миссис Тачит. – Но я вынуждена им следовать.
– Неужели мне нельзя остаться в обществе собственного кузена? – спросила Изабелла.
– Я не знала, что лорд Уорбертон твой кузен.
– Пожалуй, это мне следует пойти спать, – вставил гость. – Тогда все решится само собой.
– Хорошо. Раз так, я готова сидеть здесь хоть до полуночи! – сказала миссис Тачит, с трагическим видом опускаясь в кресло.
Тогда Ральф подал Изабелле свечу. Он все время наблюдал за ней, и ему показалось, что она вот-вот выйдет из себя, – сцена обещала быть интересной. Но его постигло разочарование, взрыва не последовало: Изабелла мило рассмеялась и, пожелав джентльменам спокойной ночи, удалилась в сопровождении тетки. Поведение матери было неприятно Ральфу, хотя он и считал ее правой.
Наверху у двери в спальню миссис Тачит тетка и племянница попрощались. Пока они поднимались по лестнице, Изабелла не обронила ни слова.
– Ты, конечно, сердишься на меня, зачем я вмешалась, – сказала миссис Тачит.
– Нет, не сержусь, – сказала, подумав, Изабелла. – Но удивлена… даже озадачена. Неужели я поступила бы дурно, если бы осталась в гостиной?
– Безусловно. В Англии молодые девушки – разумеется, в приличных домах – не сидят допоздна в обществе молодых людей.
– Вот как. Тогда спасибо, что вы мне об этом сказали, – проговорила Изабелла. – Я не понимаю, что здесь дурного, но мне надо знать, какие в этой стране порядки.
– Я и впредь буду тебе говорить, – ответила тетка, – если увижу, что ты, на мой взгляд, поступаешь слишком вольно.
– Пожалуйста. Но не обещаю, что всегда сочту ваши наставления правильными.
– Скорее всего, нет Ты же любишь все делать по-своему.
– Пожалуй, что люблю. Но все равно я хочу знать, чего здесь делать не следует.
– Чтобы именно это и сделать?
– Нет, чтобы иметь возможность выбора, – сказала Изабелла.
8
Изабелла была привержена ко всему романтическому, и лорд Уорбертон позволил себе высказать надежду, что она не откажется когда-нибудь посетить его дом, прелюбопытное старинное владение. Он заручился обещанием миссис Тачит привезти племянницу в Локли, Ральф тоже выразил согласие сопровождать обеих дам, если только отец сможет без него обойтись. Лорд Уорбертон заверил нашу героиню, что до этого его сестры нанесут ей визит. Изабелла уже изрядно знала о его сестрах, так как, подолгу беседуя с ним, пока он гостил в Гарденкорте, успела выведать немало подробностей о его семье. Если нашу героиню что-то интересовало, она не скупилась на вопросы, а так как ее собеседник оказался неутомимым рассказчиком, то, побуждая его говорить, она потратила время не зря. Лорд Уорбертон поведал ей, что среди своих близких числит четырех сестер и двух братьев, родителей же лишился давно. Братья и сестры были людьми превосходными. «Не то что бы очень умны, но исключительно пристойны и милы», – сказал он и выразил надежду, что мисс Арчер познакомится с ними поближе. Один из его братьев, приняв сан, обосновался в их же семейном майорате, большом богатом приходе; он прекрасный малый, хотя и расходится во взглядах с лордом Уорбертоном по всем мыслимым и немыслимым вопросам. Лорд Уорбертон тут же привел некоторые его воззрения, которые, насколько Изабелла могла судить, были общепринятыми и, как она полагала, вполне устраивали большую часть рода человеческого. Она, пожалуй, и сама придерживалась таких же взглядов, хотя лорд Уорбертон заявил, что мисс Арчер ошибается, что этого быть не может и что ей, несомненно, только кажется, будто она их разделяет, а если она немного поразмыслит, то непременно обнаружит их несостоятельность. Изабелла возразила, что не раз уже обстоятельно размышляла над многими из этих вопросов, но немедленно услышала в ответ, что это только лишний раз подтверждает поразительный, по мнению лорда Уорбертона, факт, а именно, что американцы, как ни один другой народ в мире, набиты предрассудками. Они все поголовно отъявленные консерваторы и ханжи, ретрограды из ретроградов. И не надо далеко ходить за примером – взять хотя бы ее дядю и кузена – от многих их высказываний так и веет средневековьем; они отстаивают мнения, в которых большинство англичан постеснялись бы признаться, и при этом еще имеют дерзость полагать, сказал его светлость, смеясь, что разбираются в нуждах и бедах доброй глупой старушки Англии лучше, чем он – человек, который здесь родился и владеет отменным куском этой земли, к вящему его стыду! Из всей этой тирады Изабелла сделала вывод, что лорд Уорбертон принадлежит к аристократам нового толка – радикалам, реформаторам и ненавистникам старых порядков. Второй его брат, офицер, служивший в Индии, шалопай и упрямый осел; он до сих пор только тем и занимается, что делает долги, платить которые приходится лорду Уорбертону – бесценная привилегия старшего брата. «Впрочем, впредь я не стану платить по его счетам, – сказал лорд Уорбертон. – Он живет в сто крат лучше меня, купается в неслыханной роскоши, считает себя истым джентльменом и смотрит на меня сверху вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121