Только теперь не тихим, а мощным, как будто его производила лодка с четырьмя гребцами, которые махали веслами что есть силы. Долетал еще звук ускоренного дыхания, похожий на хрип загнанного коня. На беду, луна вновь спряталась за тучу, однако не сразу, и молодой человек успел заметить темное пятно, которое быстро приближалось к месту, несколько минут назад покинутому пирогой.
Дыхание становилось более возбужденным и хриплым, оно сопровождалось быстрыми всплесками воды. Это походило на шум, который производит человек, плывущий саженками, а еще больше — на шум от плавников китообразного. Этот человек или животное — существо неопределенное и почти невидимое — остановилось у подножия дерева, засопело с тем прерывистым отфыркиванием, которое знакомо каждому пловцу, и шумно зашлепало по воде.
— Черт подери! — ругнулся выведенный из равновесия Шарль. — Хотел бы я знать, что там такое… Кто идет? — заорал он во всю глотку. — Кто идет?..
Молчание.
— Последний раз… Кто идет? Или я стреляю!
Отфыркивание и сопение возобновилось с удвоенной силой. Теряя всякое терпение, возбужденный Шарль кое-как прицелился и нажал на спусковой крючок.
В патронах револьвера нью-кольт весьма значительный заряд пороха, необходимый для убойной силы пули и для поддержания точной траектории ее полета. Так что выстрел прокатился громом, отразившись далеким эхом под ветвями и над водой. Сопровождавшая его вспышка была ослепительной.
Раздался ужасающий вопль. Один из тех непостижимых криков, которые заглушают великую симфонию ночи сильнее великого оркестра под управлением тропической Эвтерпы…note 369 Изумленные, встревоженные, робинзоны впервые слышали подобный крик.
Загадочный посетитель сделал резкое движение и погрузился в глубину вод, которые брызнули фонтаном от его падения.
— Я попал, — ликующим тоном заявил Шарль, вталкивая патрон в цилиндр пистолета. — Клянусь честью, тем хуже для него! Слишком надоела эта песенка!
— Что правда, то правда, — подхватил Никола. — И долго будет продолжаться подобная история?.. Слышишь — там какие-то крики, вон в той стороне, ближе к заливу…
— Да-да, верно… Но что это? Или мне померещилось? По-моему, я вижу огоньки.
— Клянусь Богом, я тоже вижу! По крайней мере, новые пришельцы не прячутся! Они могут быть только друзьями!
— Что со мной?! Горячечный бред? Или я спятил… Никола! Ну да! Я слышу свое имя… Меня зовут, кличут… И твое имя тоже прокричали… Никакого сомнения! О Боже! Неужто правда…
— Шарль! Никола! — взывали голоса, с каждым разом все громче и ближе. — Шарль!.. Никола!.. Где вы?..
— Мой отец! Братья! — ошеломленно воскликнул юноша.
— Месье Робен!.. Милые дети!.. — срывающимся от волнения и радости голосом закричал парижанин. — Мы здесь… Мы здесь!..
— Где же вы?!
— Отец! Ко мне, отец!.. — повторял Шарль, вторично стреляя из пистолета.
Громкий звук и яркая вспышка помогли робинзонам, которые гребли что есть мочи, не переводя дыхания, точнее определить направление.
Лучше других освещенный, инженер выделялся в центре дымного светового круга, образованного восковым факелом, бросавшим отблеск и на лоснящийся торс Ломи, стоявшего на носу лодки.
Подплыв под самое дерево, он поднял глаза, разглядел наконец двух людей, сидевших на ветке, а возле них — гамак с безжизненно распростертым, горящим в лихорадке телом несчастного директора прииска.
— Отец!.. Отец!.. Мы здесь! А где мама?..
— Шарль!.. Дитя мое! Мой дорогой мальчик! — срывающимся от волнения голосом воскликнула мадам Робен, чья лодка подошла в этот момент к дереву. — Скажи, ты не ранен?!
— Все в порядке!.. Все в полном порядке, мама! Главное, что мы теперь вместе!
— Шарль, Шарль! — радостно твердили братья. — Неужели это ты?..
— Ну конечно, собственной персоной! Ах, милые мои друзья… И Никола здесь! И еще целый сундук приключений, доложу я вам, от бульвара Монмартр до этой оливы, на которой мы сейчас обитаем!
— Вы можете сами спуститься? — спросил Анри.
— Конечно, здесь лесенка! Но действуем по порядку. Особенно следите в оба, когда я стану эвакуировать госпиталь!
— У вас раненые?
— Один раненый, которого вы можете заметить снизу. Он в гамаке.
— Эй, Ломи, что с тобой, дитя мое? — обратился Робен к негру, не отвечая своему сыну.
Чернокожий атлет с расширенными от ужаса глазами и разинутым ртом не в состоянии был вымолвить ни слова. Его негнущийся палец указывал вождю робинзонов на странную эмблему, которая нам уже известна: голова аймары и цветок виктории, прикрепленные к стволу дерева.
— Что это, Ломи?
— О! — Бони задыхался от возбуждения. — О муше!.. Этот зверь там… Это знак Водяной Матушки… Теперь я умру…
— Да ты свихнулся, мой мальчик, со своей Водяной Матушкой.
— О хозяин! Водяная Матушка убивает всякого, кто увидит ее знак…
— Да ну же, успокойся, ты говоришь чепуху… Лучше помоги мне принять этого человека, вот он спускается в гамаке, и надо его поудобней устроить в лодке.
Ломи, весь дрожа, повиновался, и едва месье Дю Валлона уложили на подстилку из листьев, которые служили прежде прикрытием от палящего солнца, как Шарль и Никола, соскочив со своего воздушного поста с ловкостью и быстротой двух обезьян, кинулись душить в объятиях всех своих родных.
Молодой человек слышал восклицание своего приятеля бони. Он поднял голову и увидел на высоте человеческого роста два предмета, точно такие, какие они с Никола обнаружили над раненым месье Дю Валлоном.
— Ты говоришь, что это дело рук Водяной Матушки. Ну ладно! Хорошенькую же она работу проделала, твоя гвианская наядаnote 370, если довела нашего раненого до такого состояния да еще напустила на золотой прииск я уж не знаю сколько миллионов гектолитровnote 371 воды! К счастью, паводок начинает опадать. Мы должны, отец, если ты согласен, разыскать наших людей. Надеюсь найти их где-нибудь на ветках, как стайку носух, в ожидании спада воды. Мне бы еще очень хотелось снова прижать к груди любимое ружье «чокбор», бесподобное оружие, я привез для каждого из вас по экземпляру…
Было бы неосторожностью продолжать плавание в ночной темноте, по тонкому слою воды, который ощетинился многочисленными препятствиями. Ведь повсюду торчали вешками пеньки, едва видимые даже днем, а уж кромешный мрак делал встречи с ними особенно опасными. К тому же первая пирога, загруженная до предела благодаря трем новым пассажирам, пошла бы ко дну от легкого толчка.
Поэтому лодки прикрепили к дереву длинными лианами для того, чтобы они могли опускаться вместе с понижением уровня воды.
Ночь минула без осложнений, а полные юмора рассказы Шарля о своей поездке в Европу даже сняли общую усталость и разрядили напряженную атмосферу. Едва забрезжил утренний свет, как Шарль с превеликим наслаждением раскопал драгоценное ружье, погребенное под слоем ила. Оно действительно ничуть не пострадало, настолько совершенной была его конструкция, о которой позаботился многоопытный фабрикант, знаменитый Гинар. Ствол, затвор и все прочие металлические части Шарль тщательно протер жиром носухи, лучшим средством против ржавчины, и вскоре уже смог продемонстрировать восхищенным братьям достоинства современного изделия стрелковой техники.
Между тем шестеро мужчин, оставленных на произвол судьбы с момента обнаружения месье Дю Валлона, подали сигнал о своем местонахождении криками и выстрелами. Бедняги были ни живы ни мертвы. Только появление белых смогло вывести их из оцепенения. Они нашли спасение на деревьях, потеряли при этом часть провианта, однако сохранили багаж. Ущерб оказался незначительным. Наконец наступила торжественная минута, когда робинзоны заняли места на борту великолепной паровой лодки, которую нашли на том же месте, где пришвартовали накануне. Никогда еще суденышко не видело подобного экипажа.
В то время, как начинавшего приходить в себя раненого устраивали на корме под тентом, инженер с видом знатока изучал конструкцию вертикальной паровой машины с большой печью, позволявшей также топить дровами. Робен поиграл с маленьким усовершенствованным регулятором, благодаря которому можно было молниеносно сбрасывать пар, и полюбовался ловко вмонтированной аппаратурой, предназначенной для смазки этого металлического организма, такого простого и мощного. Инженер был поистине ошеломлен техническим прогрессом за минувшие двадцать лет.
Дрова заготовили за несколько минут, котел нагрели, давление быстро поднялось, и вот уже клапаны окутались белыми облачками пара. Пироги, в которых разместились шестеро сопровождающих, лодка должна была тянуть на буксире. Анри с детской радостью ухватился за руль, а Шарль и Никола следили за работой двигателя.
— Отец, — с улыбкой сказал юноша, — Анри у нас рулевой, Никола и я — по очереди кочегар и механик. А ты будешь капитаном! Согласен?..
— Но, дитя мое, должен тебе признаться, что в данный момент мне весьма недостает технических знаний… Быть может, попозже я и не откажусь.
— Если ты не примешь звания капитана, то я предупреждаю: хочешь ты или нет, а мы будем именовать тебя адмиралом!
— Ну, это слишком много чести… Даже страшно становится, — улыбаясь, отвечал счастливый отец. — Что делать — я сдаюсь и принимаю командование, которое ты мне столь любезно предлагаешь, мой милый маленький судовладелец!
— Отлично! Капитан, судно к отплытию готово!
— В таком случае — полный вперед!
Привыкшие к этой команде Ломи и Башелико опустили весла в воду и приготовились рвануть с места. Славные ребята, вполне естественно, не имели никакого представления о гребном винте. Они напрягли свои мощные мускулы и безуспешно попытались сдвинуть тяжело груженную лодку, когда вдруг машинный свисток два или три раза пронзительно просигналил.
Потрясение было столь велико, что негры бросили весла и совершенно окаменели, с разинутыми ртами и округлившимися глазами, растопырив руки, не в силах вымолвить ни слова. Их объял настоящий ужас, когда от загудевшего винта пролегла борозда белой пены, а паровик, прыгая по волнам, повлек за собой пироги с головокружительной скоростью.
Если бы рядом с ними не было их дорогих белых друзей, то, вне сомнения, они перепрыгнули бы через борт, рискуя разбить себе головы, лишь бы убежать подальше от лодки, обладавшей таким могучим и грозным пиэй, что она передвигалась совсем одна, безо всякой помощи, да еще в пять раз быстрее, чем пироги с опытными гребцами.
— Ох!.. Ну, эти белые… Ох, мамочки! Ох, батюшки!.. О!..
Эти восторги и восклицания все еще лились без устали, порожденные невиданным чудом, когда судно уже достигло устья притока.
— Смотрите-ка, — встревоженно воскликнул Шарль, — моих лодок не видно на месте!
— Быть того не может! — отозвался Никола. — Хозяину накрепко приказали дожидаться нашего возвращения.
Тягостное предчувствие закралось в сердце Робена.
С паровика открывался широкий обзор большого участка Марони. Воды могучей реки сливались на горизонте с небом, такие же свинцово-серые, а далекий противоположный берег был оторочен бесконечной полоской зелени. Однако напрасно водил Шарль в разные стороны свой замечательный морской бинокль, ощупывая взглядом малейшие выступы береговой линии. Большие барки исчезли.
— Нас обокрали, — сказал молодой человек, слегка побледнев. — Не стоило доверять бывшему каторжнику. Никогда себе не прощу! Но он не может уйти далеко, мы обязательно его догоним, а уж там — берегись!..
— Шарль, дитя мое, — заметил инженер, — боюсь, что ты ошибаешься. Я знаю этого человека. Ручаюсь за него головой. Он готов ценою жизни защищать доверенное ему имущество. И если его нет на месте, то это значит только одно: с ним произошла какая-то трагедия.
ГЛАВА 7
Несчастный английский миллионер. — Мнимый больной. — Фантазии мономанаnote 372. — Беспредельная навигация. — Страдания семьи «маньяка». — Крушение «Карло-Альберто». — Спасатели. — Страх перед землей. — Навигация продолжается.
Питер-Паулюс Браун два десятилетия был самым удачливым ножовщиком в Шеффилде. В течение двадцати лет сталь этого опытного фабриканта, превращенная в бритвы, ножи, ножницы, щипчики для ногтей, перочинные ножики, держала первенство на рынках двух миров. Жюри выставок в Вене, Брюсселе, Париже, Лондоне, Мадриде и Филадельфии наградили английского мастера несметным количеством медалей. Питер-Паулюс Браун переплел в сафьянnote 373 все полученные им дипломы, на всех языках мира. Не без гордости он демонстрировал эту солидную стопку почетных документов, превосходившую по объему его настольную Библию. Что касается медалей, то они сияли пышным созвездием на бледно-серых стенах конторы фабриканта, представляя собой своеобразную планетарную экспозицию, в центре которой искрилась «Sheffield-Star» — «Звезда Шеффилда». Изобретательно изготовленная из скрещенных лезвий самого разного вида, она была, как говорится во Франции, витриной дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Дыхание становилось более возбужденным и хриплым, оно сопровождалось быстрыми всплесками воды. Это походило на шум, который производит человек, плывущий саженками, а еще больше — на шум от плавников китообразного. Этот человек или животное — существо неопределенное и почти невидимое — остановилось у подножия дерева, засопело с тем прерывистым отфыркиванием, которое знакомо каждому пловцу, и шумно зашлепало по воде.
— Черт подери! — ругнулся выведенный из равновесия Шарль. — Хотел бы я знать, что там такое… Кто идет? — заорал он во всю глотку. — Кто идет?..
Молчание.
— Последний раз… Кто идет? Или я стреляю!
Отфыркивание и сопение возобновилось с удвоенной силой. Теряя всякое терпение, возбужденный Шарль кое-как прицелился и нажал на спусковой крючок.
В патронах револьвера нью-кольт весьма значительный заряд пороха, необходимый для убойной силы пули и для поддержания точной траектории ее полета. Так что выстрел прокатился громом, отразившись далеким эхом под ветвями и над водой. Сопровождавшая его вспышка была ослепительной.
Раздался ужасающий вопль. Один из тех непостижимых криков, которые заглушают великую симфонию ночи сильнее великого оркестра под управлением тропической Эвтерпы…note 369 Изумленные, встревоженные, робинзоны впервые слышали подобный крик.
Загадочный посетитель сделал резкое движение и погрузился в глубину вод, которые брызнули фонтаном от его падения.
— Я попал, — ликующим тоном заявил Шарль, вталкивая патрон в цилиндр пистолета. — Клянусь честью, тем хуже для него! Слишком надоела эта песенка!
— Что правда, то правда, — подхватил Никола. — И долго будет продолжаться подобная история?.. Слышишь — там какие-то крики, вон в той стороне, ближе к заливу…
— Да-да, верно… Но что это? Или мне померещилось? По-моему, я вижу огоньки.
— Клянусь Богом, я тоже вижу! По крайней мере, новые пришельцы не прячутся! Они могут быть только друзьями!
— Что со мной?! Горячечный бред? Или я спятил… Никола! Ну да! Я слышу свое имя… Меня зовут, кличут… И твое имя тоже прокричали… Никакого сомнения! О Боже! Неужто правда…
— Шарль! Никола! — взывали голоса, с каждым разом все громче и ближе. — Шарль!.. Никола!.. Где вы?..
— Мой отец! Братья! — ошеломленно воскликнул юноша.
— Месье Робен!.. Милые дети!.. — срывающимся от волнения и радости голосом закричал парижанин. — Мы здесь… Мы здесь!..
— Где же вы?!
— Отец! Ко мне, отец!.. — повторял Шарль, вторично стреляя из пистолета.
Громкий звук и яркая вспышка помогли робинзонам, которые гребли что есть мочи, не переводя дыхания, точнее определить направление.
Лучше других освещенный, инженер выделялся в центре дымного светового круга, образованного восковым факелом, бросавшим отблеск и на лоснящийся торс Ломи, стоявшего на носу лодки.
Подплыв под самое дерево, он поднял глаза, разглядел наконец двух людей, сидевших на ветке, а возле них — гамак с безжизненно распростертым, горящим в лихорадке телом несчастного директора прииска.
— Отец!.. Отец!.. Мы здесь! А где мама?..
— Шарль!.. Дитя мое! Мой дорогой мальчик! — срывающимся от волнения голосом воскликнула мадам Робен, чья лодка подошла в этот момент к дереву. — Скажи, ты не ранен?!
— Все в порядке!.. Все в полном порядке, мама! Главное, что мы теперь вместе!
— Шарль, Шарль! — радостно твердили братья. — Неужели это ты?..
— Ну конечно, собственной персоной! Ах, милые мои друзья… И Никола здесь! И еще целый сундук приключений, доложу я вам, от бульвара Монмартр до этой оливы, на которой мы сейчас обитаем!
— Вы можете сами спуститься? — спросил Анри.
— Конечно, здесь лесенка! Но действуем по порядку. Особенно следите в оба, когда я стану эвакуировать госпиталь!
— У вас раненые?
— Один раненый, которого вы можете заметить снизу. Он в гамаке.
— Эй, Ломи, что с тобой, дитя мое? — обратился Робен к негру, не отвечая своему сыну.
Чернокожий атлет с расширенными от ужаса глазами и разинутым ртом не в состоянии был вымолвить ни слова. Его негнущийся палец указывал вождю робинзонов на странную эмблему, которая нам уже известна: голова аймары и цветок виктории, прикрепленные к стволу дерева.
— Что это, Ломи?
— О! — Бони задыхался от возбуждения. — О муше!.. Этот зверь там… Это знак Водяной Матушки… Теперь я умру…
— Да ты свихнулся, мой мальчик, со своей Водяной Матушкой.
— О хозяин! Водяная Матушка убивает всякого, кто увидит ее знак…
— Да ну же, успокойся, ты говоришь чепуху… Лучше помоги мне принять этого человека, вот он спускается в гамаке, и надо его поудобней устроить в лодке.
Ломи, весь дрожа, повиновался, и едва месье Дю Валлона уложили на подстилку из листьев, которые служили прежде прикрытием от палящего солнца, как Шарль и Никола, соскочив со своего воздушного поста с ловкостью и быстротой двух обезьян, кинулись душить в объятиях всех своих родных.
Молодой человек слышал восклицание своего приятеля бони. Он поднял голову и увидел на высоте человеческого роста два предмета, точно такие, какие они с Никола обнаружили над раненым месье Дю Валлоном.
— Ты говоришь, что это дело рук Водяной Матушки. Ну ладно! Хорошенькую же она работу проделала, твоя гвианская наядаnote 370, если довела нашего раненого до такого состояния да еще напустила на золотой прииск я уж не знаю сколько миллионов гектолитровnote 371 воды! К счастью, паводок начинает опадать. Мы должны, отец, если ты согласен, разыскать наших людей. Надеюсь найти их где-нибудь на ветках, как стайку носух, в ожидании спада воды. Мне бы еще очень хотелось снова прижать к груди любимое ружье «чокбор», бесподобное оружие, я привез для каждого из вас по экземпляру…
Было бы неосторожностью продолжать плавание в ночной темноте, по тонкому слою воды, который ощетинился многочисленными препятствиями. Ведь повсюду торчали вешками пеньки, едва видимые даже днем, а уж кромешный мрак делал встречи с ними особенно опасными. К тому же первая пирога, загруженная до предела благодаря трем новым пассажирам, пошла бы ко дну от легкого толчка.
Поэтому лодки прикрепили к дереву длинными лианами для того, чтобы они могли опускаться вместе с понижением уровня воды.
Ночь минула без осложнений, а полные юмора рассказы Шарля о своей поездке в Европу даже сняли общую усталость и разрядили напряженную атмосферу. Едва забрезжил утренний свет, как Шарль с превеликим наслаждением раскопал драгоценное ружье, погребенное под слоем ила. Оно действительно ничуть не пострадало, настолько совершенной была его конструкция, о которой позаботился многоопытный фабрикант, знаменитый Гинар. Ствол, затвор и все прочие металлические части Шарль тщательно протер жиром носухи, лучшим средством против ржавчины, и вскоре уже смог продемонстрировать восхищенным братьям достоинства современного изделия стрелковой техники.
Между тем шестеро мужчин, оставленных на произвол судьбы с момента обнаружения месье Дю Валлона, подали сигнал о своем местонахождении криками и выстрелами. Бедняги были ни живы ни мертвы. Только появление белых смогло вывести их из оцепенения. Они нашли спасение на деревьях, потеряли при этом часть провианта, однако сохранили багаж. Ущерб оказался незначительным. Наконец наступила торжественная минута, когда робинзоны заняли места на борту великолепной паровой лодки, которую нашли на том же месте, где пришвартовали накануне. Никогда еще суденышко не видело подобного экипажа.
В то время, как начинавшего приходить в себя раненого устраивали на корме под тентом, инженер с видом знатока изучал конструкцию вертикальной паровой машины с большой печью, позволявшей также топить дровами. Робен поиграл с маленьким усовершенствованным регулятором, благодаря которому можно было молниеносно сбрасывать пар, и полюбовался ловко вмонтированной аппаратурой, предназначенной для смазки этого металлического организма, такого простого и мощного. Инженер был поистине ошеломлен техническим прогрессом за минувшие двадцать лет.
Дрова заготовили за несколько минут, котел нагрели, давление быстро поднялось, и вот уже клапаны окутались белыми облачками пара. Пироги, в которых разместились шестеро сопровождающих, лодка должна была тянуть на буксире. Анри с детской радостью ухватился за руль, а Шарль и Никола следили за работой двигателя.
— Отец, — с улыбкой сказал юноша, — Анри у нас рулевой, Никола и я — по очереди кочегар и механик. А ты будешь капитаном! Согласен?..
— Но, дитя мое, должен тебе признаться, что в данный момент мне весьма недостает технических знаний… Быть может, попозже я и не откажусь.
— Если ты не примешь звания капитана, то я предупреждаю: хочешь ты или нет, а мы будем именовать тебя адмиралом!
— Ну, это слишком много чести… Даже страшно становится, — улыбаясь, отвечал счастливый отец. — Что делать — я сдаюсь и принимаю командование, которое ты мне столь любезно предлагаешь, мой милый маленький судовладелец!
— Отлично! Капитан, судно к отплытию готово!
— В таком случае — полный вперед!
Привыкшие к этой команде Ломи и Башелико опустили весла в воду и приготовились рвануть с места. Славные ребята, вполне естественно, не имели никакого представления о гребном винте. Они напрягли свои мощные мускулы и безуспешно попытались сдвинуть тяжело груженную лодку, когда вдруг машинный свисток два или три раза пронзительно просигналил.
Потрясение было столь велико, что негры бросили весла и совершенно окаменели, с разинутыми ртами и округлившимися глазами, растопырив руки, не в силах вымолвить ни слова. Их объял настоящий ужас, когда от загудевшего винта пролегла борозда белой пены, а паровик, прыгая по волнам, повлек за собой пироги с головокружительной скоростью.
Если бы рядом с ними не было их дорогих белых друзей, то, вне сомнения, они перепрыгнули бы через борт, рискуя разбить себе головы, лишь бы убежать подальше от лодки, обладавшей таким могучим и грозным пиэй, что она передвигалась совсем одна, безо всякой помощи, да еще в пять раз быстрее, чем пироги с опытными гребцами.
— Ох!.. Ну, эти белые… Ох, мамочки! Ох, батюшки!.. О!..
Эти восторги и восклицания все еще лились без устали, порожденные невиданным чудом, когда судно уже достигло устья притока.
— Смотрите-ка, — встревоженно воскликнул Шарль, — моих лодок не видно на месте!
— Быть того не может! — отозвался Никола. — Хозяину накрепко приказали дожидаться нашего возвращения.
Тягостное предчувствие закралось в сердце Робена.
С паровика открывался широкий обзор большого участка Марони. Воды могучей реки сливались на горизонте с небом, такие же свинцово-серые, а далекий противоположный берег был оторочен бесконечной полоской зелени. Однако напрасно водил Шарль в разные стороны свой замечательный морской бинокль, ощупывая взглядом малейшие выступы береговой линии. Большие барки исчезли.
— Нас обокрали, — сказал молодой человек, слегка побледнев. — Не стоило доверять бывшему каторжнику. Никогда себе не прощу! Но он не может уйти далеко, мы обязательно его догоним, а уж там — берегись!..
— Шарль, дитя мое, — заметил инженер, — боюсь, что ты ошибаешься. Я знаю этого человека. Ручаюсь за него головой. Он готов ценою жизни защищать доверенное ему имущество. И если его нет на месте, то это значит только одно: с ним произошла какая-то трагедия.
ГЛАВА 7
Несчастный английский миллионер. — Мнимый больной. — Фантазии мономанаnote 372. — Беспредельная навигация. — Страдания семьи «маньяка». — Крушение «Карло-Альберто». — Спасатели. — Страх перед землей. — Навигация продолжается.
Питер-Паулюс Браун два десятилетия был самым удачливым ножовщиком в Шеффилде. В течение двадцати лет сталь этого опытного фабриканта, превращенная в бритвы, ножи, ножницы, щипчики для ногтей, перочинные ножики, держала первенство на рынках двух миров. Жюри выставок в Вене, Брюсселе, Париже, Лондоне, Мадриде и Филадельфии наградили английского мастера несметным количеством медалей. Питер-Паулюс Браун переплел в сафьянnote 373 все полученные им дипломы, на всех языках мира. Не без гордости он демонстрировал эту солидную стопку почетных документов, превосходившую по объему его настольную Библию. Что касается медалей, то они сияли пышным созвездием на бледно-серых стенах конторы фабриканта, представляя собой своеобразную планетарную экспозицию, в центре которой искрилась «Sheffield-Star» — «Звезда Шеффилда». Изобретательно изготовленная из скрещенных лезвий самого разного вида, она была, как говорится во Франции, витриной дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90