Лишь слабый болезненный стон вырвался у него, когда двое черных носильщиков с большими предосторожностями перекладывали несчастного на походную койку.
Все тронулись в путь, европейцы шли впереди. Несколько минут процессия следовала вдоль русла реки, и вскоре открылось селение, описанное в предыдущей главе.
Насколько рабочие были спокойными и даже мрачными двадцать четыре часа тому назад, настолько шумно и беспорядочно вели они себя в тот момент, когда печальный кортеж вступил на площадь. У негров, а особенно у индусов, казалось, наступило помрачение, почти безумие. Китайцы метались и галдели, как стая перепуганных кур.
Причина этого гвалта, увы, объяснялась просто. Мужчины, смело отправившиеся на розыски вместе с приказчиком-голландцем… мгновенно обратились в бегство при виде безжизненного тела директора! Их паническое возвращение довело до предела смятение, уже царившее среди рабочих. Определенно это место проклято, если сам белый, несмотря на всесильные пит, охраняющие людей его расы, пал жертвой злодеяния.
Свой «законный» выпивон беглецы проглотили в два счета. Но волнение распалило их желудки, они жаждали добавки. Вытащили деньги из тайников и выкупили спиртное у китайцев. Оказалось мало. Граждане Поднебеснойnote 340 располагали еще несколькими бутылками, зарытыми в земляном полу их домиков. Новая сделка, за ней новое возлияние. Эти «кубышки» творили чудеса…
Несколько негров, упившихся до чертиков, пустились в пляс. В таком состоянии черные танцевали бы и на вулкане. Однако на золотом прииске нашелся только один барабан из кожи антилопы. Этого было слишком мало. Тогда притащили несколько жестяных ящиков из-под свиного топленого сала. Примитивные инструменты под градом ударов многих рук наполнили долину диким грохотом кошачьего концерта.
Все негры тотчас же в каком-то исступлении принялись дрыгать ногами, выводя замысловатые кренделя. Пот, смешанный с пеной и со слюной, струился по их разгоряченным телам. Запах мускуса, подобный тому, который издают стаи кайманов, разлился в воздухе. Жажда у этих бесноватых достигла крайней точки, стала непереносимой. Тогда с новым и настойчивым призывом обратились они к китайцам. Те заявили, что запасы исчерпаны. Индийский кули, плясавший со своими собратьями «танец тигра», поставил под сомнение отказ китайцев и попытался проникнуть в хижину поднебесных. Но Джон Чайнамен, найдя неуместным покушение на неприкосновенность своего жилища, обнажил нож. Индус замахнулся палкой. Заметим, кстати, что все индусы прекрасно владеют этим предметом. В их домишках всегда увидишь несколько узловатых дубинок, которыми они манипулируют с поразительной ловкостью и которые становятся в их руках весьма грозным оружием.
Китаец не успел воспользоваться ножом. Дубинка кули со свистом обрушилась на него, нож отлетел на десять шагов, бессильно повисла переломленная рука. Бросившийся на помощь товарищу второй китаец получил такой сокрушительный удар по голове, что покатился по земле кубарем.
Негры одобрительно заорали: «Браво!» Но китайцы ответили одним из тех оглушительных и ужасных воплей, которыми сопровождается захват джонок. Скромные грузчики превратились в безжалостных пиратов, бесчинствующих в океане от Желтого моря до залива Тонг-Кинг.
Возникла невообразимая свалка. Несколько минут ничего нельзя было различить в сутолоке и мелькании бронзовых тел, схватившихся с желтолицыми, похожими на пряничных, человечками. Трещали черепа, хрустели позвоночники, дубинки молниями летали в воздухе. Длинные косички поднебесных порхали, как хвосты бумажных змеев, захваченные порывом ветра, серебряные кольца звенели на медных лодыжках кули, носившихся в ураганном темпе. Живое тело рассекала сталь, оно лопалось под палочными ударами. Дубинка явно брала верх над ножом. Хотя полдесятка индусов с распоротыми животами истекали кровью, не меньше дюжины мертвых или тяжело раненных китайцев валялись на земле между пнями и корневищами.
Побоище завершилось впечатляюще. Здоровенный верзила, сухощавый, словно факир, чьи мускулы напоминали стальной трос, ухватил четырех китайцев за косички, связал их вместе, разоружил пленников и удерживал их, будто собак, на поводке.
— Гоните водку! — рычал он.
Бедняги тщетно испускали вопли, способные разжалобить и камни в долине.
— А, так вы не желаете… — верзила совсем обезумел от ярости, — ну, погодите же… Дайте огня! Привяжем их к дереву! Подогреем им пятки! Мастер Джон, будешь поджариваться на сковородке, пока не откроешь место, где прячешь тафию!
Однако мрачная угроза не осуществилась. В разгар этого бедламаnote 341 дверь продуктового склада каким-то образом оказалась открытой. Негры, индусы, китайцы, позабыв о распрях, ринулись туда. Покатились бочонки с сорванными крышками. Сухая треска усеяла землю и наполнила воздух острым соленым запахом. Такая же судьба постигла тару с куаком, мукой из маниоки. Словно в песке, грабители бродили по щиколотку в продуктах, рассчитанных на целый месяц. Заветной их целью, вполне понятно, была большая бочка тафии. Ее тут же выкатили наружу, установили на самодельной подставке из двух бревен и немедленно пробили в стенке отверстие с помощью бура.
Ароматный фонтан вырвался наружу и наполнил кувшины, кружки, котелки, консервные банки, глубокие сковородки…
Скоро весь прииск охватила алкогольная горячка. Приказчик даже не пытался с нею бороться. Напрасные усилия, да и, протестуя, он подвергал себя смертельной опасности.
Всеобщий кавардак, галдеж и танцы возобновились с удвоенным рвением. Китайцы — без сомнения, редчайший случай в истории эмиграции, — найдя повод для бесплатной выпивки и полагая, что несколько капель им не повредят, наклюкались до положения риз, как самые отъявленные пропойцы.
В этот момент двое белых вступили на поляну вместе с неграми, несущими раненого.
Словно ледяной душ пролился на разгоряченные головы. Только китайцы, опьяневшие, вероятно, впервые в жизни, продолжали свой разнузданный танец, перемежая его дикими вскриками, похожими на перезвон надтреснутых колоколов. Более дисциплинированные негры, не настолько отравленные алкоголем в силу давней к нему привычки, умолкли и разошлись по своим хижинам. Индийские кули тоже исчезли, как бронзовые призраки.
— О! О!.. — сказал белый юноша. — Сдается мне, что дела плохи… Или наоборот — слишком хороши…
— М-да, — поддержал старший, — похоже на то. Хозяин убит, и они вволю резвятся. Справедлива пословица: когда кошки на охоте, мыши танцуют.
— Прежде всего устроим нашего раненого в надежном месте. А! Вот, несомненно, его жилище. Там кровать. Отлично. Я устрою над нею бак с трубочкой, на подставке, чтобы из него все время лилась вода на рану.
— Хорошая идея! Мы пытаемся сделать невозможное, но, пока жизнь теплится, есть и надежда… В любом случае выполним свой долг.
Пока пришельцы, привыкшие ко всяким переделкам, «распутывали концы», к ним подошел приказчик и в нескольких словах с понятным волнением обрисовал обстановку на прииске.
Узнали они имя месье Дю Валлона, доселе им неизвестное. Они не решались судить о чьих-либо правах на владение золотой россыпью прииска «Удача», о котором раньше тоже не слышали. Голландец предложил свои услуги, заверив, что на него вполне можно положиться. Он высказал большое огорчение из-за несчастья, постигшего его патрона, и очень тревожился об опасности, которую таило в себе крайнее возбуждение рабочих.
— Нет ли у них повода, подлинного или мнимого, питать озлобление против хозяина?
— Никакого. Он всегда был требовательным, но справедливым, строго выполнял собственные обязательства.
— Хорошо. С этой стороны бояться за него не приходится. Пьяницы долакают водку, а затем, если не пожелают приступить к работе, их надо будет отправить в Кайенну. Найдутся у вас для этого деньги?
— Наличности очень мало, — ответил приказчик с некоторым колебанием. — Впрочем, большинство из них получило приличные авансы. Поскольку они работают только два месяца, то потратили еще немного.
— Ну, не важно… Я заплачу, и других заставим платить… В ожидании, пока месье Дю Валлон поправится, мы поступим, как найдем нужным…
Сооружение аппарата завершили. Вода тоненькой струйкой бежала на грудь раненого, который пришел в сознание и смотрел на своих спасителей с выражением благодарности. Он слабо пожал им руки, но не пытался произнести ни слова, поскольку ему рекомендовали сохранять молчание.
После столь напряженного утра путешественники воздали должное скромной трапезе, состоявшей из лепешки и ломтя ветчины из консервной банки. Вдруг со стороны хижин донеслись пронзительные крики.
Ошибиться было невозможно: вопли отчаяния, а не бестолковый галдеж веселых пьяниц.
Путники устремились к двери и увидели, что огромный столб дыма тяжело вздымался в воздух с трех сторон квадрата, занятого жилищами рудокопов. Тонкие плетеные стены сотрясались, пальмовые крыши пылали, как пакля. Все хижины были объяты пламенем. Оно распространялось с ураганной скоростью, в мгновение ока пожирало бедные обиталища, охватывало груды поверженных деревьев, плотно устилавших почву, которую не успели расчистить.
Время от времени глухие взрывы перекрывали шум пожара. Это огонь подбирался к запасам охотничьего пороха. Захваченные врасплох охмелевшие люди выбегали из огневого моря с горящими волосами, с дымящейся кожей. Многие падали и больше не поднимались. Несчастные, которые не задохнулись от дыма, сгорали заживо. Другие приходили в себя, им удавалось убежать. Но огромное большинство очумевших от водки не могло даже стоять на ногах и в буквальном смысле изжаривалось на месте, не успев пошевелиться.
Вот-вот был готов заняться директорский дом, пожар подбирался к нему с двух сторон. Увидев опасность, белые вооружились топорами, их черная свита сделала то же самое, и все бросились — одни налево, другие направо, — чтобы отгородиться от огня, перекрыть ему путь. С нечеловеческой яростью обрушились они на деревянные балки и столбы, снесли плетеную ограду, опрокинули хрупкие стены.
Пламя охватило продуктовый склад. Трещала мука, плавились консервные банки, свиной жир растекался пылающими ручьями, рыба сухо потрескивала. Эта провизия, так заботливо припасенная, единственная надежда на завтрашний день, была уничтожена в один момент! И все из-за какого-то жалкого пьянчужки, сытым боровом завалившегося на койку и по небрежности напустившего на всех непоправимое бедствие!
Голод, бич девственных лесов, станет неизбежным следствием пожара. Спасатели работали ожесточенно, и последнее убежище раненого наконец было защищено. Доступ огню перекрыт. И в самый раз, потому что, ослепленные огнем, задыхающиеся от дыма, согнувшиеся от непомерной нагрузки, смельчаки находились на пределе человеческих сил.
Но какой ужасный сюрприз поджидал их с фатальной неумолимостью! Едва судорожно сведенные пальцы выпустили рукоятки инструментов, едва грудь смогла втянуть глоток свежего воздуха, как чудовищной силы взрыв раздался в глубине леса и разнесся долгим громовым раскатом. Земля вздрогнула, словно от сокрушительного толчка землетрясения. Что это? Ураган? Небо действительно затянуло мрачными, смолисто-черными тучами. К несчастью, владельцы «Удачи» выбрали место для поселка в котловине, стиснутой бугристыми холмами. И кругозор был ограничен этой природной воронкой, дном огромного колодца.
Вслед за грохотом взрыва послышалось глухое непрерывное гудение, сперва слабое, но с каждой минутой нараставшее. Туканы и попугаи бросились прочь, встревоженно крича и хлопая крыльями. Издали донесся характерный звук падающих деревьев. Шум усилился, удивительно напоминая прерывистое дыхание вышедшей из берегов реки. Это явление хорошо знакомо тем, кто хоть раз в жизни бывал захвачен бешеными наводнениями на гигантских реках Нового Света.
Младший из двух белых одним прыжком очутился на крыше, пристально осмотрел долину. Вал мутной, грязно-серой илистой воды быстро захватывал площади разработок. Через десять минут хижина, спасенная от огня, окажется затопленной. Воды на три с лишним метра залили долину, все еще терзаемую пожаром.
Бежать нужно было как можно скорее. Если от огня только что с огромным трудом соорудили заслон, то от воды спасения нет. Молодой человек хотел немедленно принять меры для избавления от страшной угрозы, не забыв и о раненом, как вдруг с отчаянием обнаружил, что хижина уже полностью окружена. Путь к отступлению был отрезан. Поселок «Удача» превратился в остров. И очень скоро стал совсем маленьким островком. Вода, вышедшая из естественных пределов, прибывала с неумолимой методичностью, смывая все на своем пути, словно огромной скатертью покрывая неровности земли, устрашающе мрачная и бездушная.
— Что будем делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90