Вся благодарность Данни к этому человеку за вмешательство в драку с булочником улетучилась. И если бы сейчас появилась возможность выбора между ремнем и ванной, то предпочтение, бесспорно, было бы отдано порке.
Когда в ванну, из которой уже валил пар, был вылит последний кувшин горячей воды, процессия слуг и служанок с поклонами покинула номер. Сухой щелчок замка отозвался в ушах Данни похоронным звоном.
— Милорд, — нерешительно залепетала несчастная маленькая жертва, — вы не вполне понимаете…
— Я все отлично понимаю, — грубо прервал мальчика граф, продолжая потирать синяк на ноге. — Слой грязи на тебе толще, чем кожа. Одному Богу известно, когда ты в последний раз видел горячую воду! Так что снимай все эти лохмотья и полезай мыться.
С этими словами Линтон схватил оборванца за руки и стащил с кровати. Но как только ноги Данни коснулись пола, он сделал отчаянную попытку добежать до двери.
— Да что с тобой, в конце концов? — не в силах сдерживать бешенство воскликнул Линтон. — Уж не думаешь ли ты, что несколько кувшинов воды могут тебе повредить?
Граф с силой дернул Данни за воротник ветхой рубашонки. Тот инстинктивно отпрыгнул в сторону, и рубашка с сухим треском порвалась, обнажив голое тело.
В комнате сразу воцарилась мертвая тишина. Граф Линтон, отпустил свою жертву и в замешательстве отступил на шаг. Впервые за тридцать четыре года своей жизни он попал в такую пикантную ситуацию.
— Я, кажется, ошибся… — в растерянности пробормотал он, со стыдом отводя взгляд от выглянувших из широкой прорехи очаровательных, вполне сформировавшихся девичьих грудей с темными коралловыми сосками.
Смущение, однако, не помешало его светлости заметить, что девушка — в том, что стоявшее перед ним миниатюрное создание принадлежит к прекрасному полу, сомневаться было уже невозможно — отнюдь не поспешила хоть как-нибудь прикрыть свою наготу. Она просто стояла, расправив плечи, и с открытым вызовом смотрела на графа. Потом спросила:
— Итак, милорд, что вы теперь намерены со мной делать?
Линтон шумно втянул в себя воздух и столь же демонстративно выдохнул. Выражение, с которым были сказаны эти слова, не имело ничего общего с манерами парижских улиц. И кем бы ни оказалась эта девица, свой вызов она облекла в безукоризненную словесную форму, принятую в высших кругах французской аристократии.
— Кто вы? — резко спросил Линтон.
— Мое имя Данни, — мягко, но решительно ответила девушка.
— Девочка моя, так не годится!
Граф неожиданно почувствовал раздражение. Ему не нравилось откровенное бесстыдство, с которым эта совершенно незнакомая особа демонстрировала свои прелести. Кроме того, в этот момент именно он выглядел смешным. А к этому его светлость не привык. Быстрым движением он схватил девушку за худые руки и скрестил их у нее на груди. Но при этом не удержался, чтобы вновь не взглянуть на это полуобнаженное тело.
— Наверное, сам пророк Даниил, питавшийся только овощами, не смог достичь такого телесного совершенства, — пробормотал Линтон. Затем он повернулся спиной к девушке и, подойдя к ванне, попробовал рукой воду. Помедлив еще несколько мгновений, он вдруг резко обернулся и спросил: — Ваше имя, немедленно!
— Даниэль.
— Не воображайте, мадемуазель Даниэль, что меня удовлетворил ваш ответ, — сказал Линтон уже несколько мягче. — Но сейчас я хотел бы продолжить наше занятие. Вы собираетесь снять с себя эти омерзительные грязные лохмотья? Или же предоставите это сделать мне?
Испуганный взгляд девушки, ее изменившееся от ужаса лицо, навернувшиеся на глаза слезы — все это убедило Линтона в том, что его новая знакомая, во всяком случае, не распутница.
Линтон пересек залитую солнечным светом комнату и подошел к миниатюрному столику красного дерева. Налив из стоявшего на нем графина рюмку хереса, граф опустился на стул лицом к окну и с интересом принялся наблюдать за происходившим на улице.
Даниэль несколько секунд смотрела в спину графа, потом решительно сбросила с себя остатки того, что когда-то было одеждой, и скользнула в ванну, с наслаждением погрузившись в теплую воду. Вырвавшийся при этом из ее груди вздох удовлетворения не прошел мимо ушей его светлости.
— Не забудьте вымыть голову, — холодным тоном посоветовал он, продолжая смотреть в окно. — Вернее, то, что осталось от ваших волос. Мне хочется увидеть, какой цвет скрывается под слоями грязи.
Ответом было гордое молчание. В номере вновь повисла тишина. На этот раз надолго. Лишь иногда ее нарушали всплески воды в ванне и тихое бульканье льющегося из графина хереса…
Полуденное солнце постепенно покидало комнату. Даниэль вымылась и, продолжая лежать в ванне, раздумывала, как выбраться из нее: ведь от ее одежды почти ничего не осталось. Наконец, набравшись смелости, девушка негромко позвала:
— Милорд.
В ответ донесся только шелест накрахмаленной рубашки: граф недовольно пожал плечами. Но Даниэль уже поняла, что ее вопрос услышан, и заговорила вновь:
— Так как вы разорвали мою рубашку, я не знаю, что теперь надеть. А вода в ванне становится прохладной, мне пора выбраться отсюда.
— Ваша одежда, мадемуазель Даниэль, годится разве что для печки, — донеслось в ответ.
— Но что вы можете предложить взамен? Или вы предпочитаете видеть меня совсем голой?
От подобного нагловато-игривого тона графа передернуло.
— Дитя мое, — холодно ответил он, — я попросил бы вас следить за своими выражениями. Если, конечно, вы не желаете добавить еще пару синячков к уже красующемуся чуть повыше вашей очаровательной груди.
Быстро встав со стула, Линтон неторопливой уверенной походкой подошел к стоявшему у противоположной стены темно-вишневому гардеробу и открыл его. Выбрав длинную батистовую рубашку с обшитыми кружевами рукавами и воротником, он бросил ее на стоявший рядом с ванной стул.
Заметив, что его светлость явно не спешит отворачиваться, Даниэль опустилась как можно глубже в воду, и мыльная пена совсем скрыла ее маленькую фигурку.
— Если вы не хотите выйти отсюда такой же грязной, как и пришли, советую вам поскорее выбираться из ванны, — заметил Линтон и вновь отвернулся к окну.
Даниэль облегченно вздохнула и послушно переступила через край ванны, вода в которой действительно стала уже почти черной от смытой грязи. К тому же девушка поняла, что ее избавитель и тиран пока не склонен применять к ней обычные меры, которые используют, воспитывая непослушных детей. А также не намерен приставать к ней как к женщине. Парадоксально, но к последнему выводу Даниэль пришла со смешанным чувством. Конечно, ей было приятно сознавать, что она в безопасности и гарантирована от всякого рода посягательств. Но вместе с тем Даниэль чувствовала некоторую обиду. Или, скорее, укол оскорбленного самолюбия. Казалось, она уже так долго играла роль мальчишки, что не должна была принимать особенно близко к сердцу безразличие мужчины к ее женским достоинствам. И все же в душе Даниэль росло еще не совсем осознанное раздражение. Девушка взяла полотенце и торопливо вытерлась, бросая при этом беспокойные взгляды на спину сидящего у окна графа. Уже давно не чувствовала она себя такой чистой и посвежевшей. За последние месяцы ей приходилось, и то изредка, довольствоваться маленькими искусственными водоемами для купания лошадей или ледяной водой из пожарных шлангов где-нибудь па задворках. Сейчас же она испытывала неземное блаженство. Запах мыльной пены. Ощущение чистоты каждой поры, каждой клеточки насухо вытертого мохнатым полотенцем тела. Что могло сравниться с этим ощущением! Мягкая и тонкая батистовая рубашка нежно ласкала кожу. Нащупав пальцами изящные жемчужные пуговки, Даниэль поспешила поскорее застегнуться, пока не обернулся сидевший у окна человек. Как, кстати, его зовут? Ах да! Хозяин гостиницы обращался к нему «милорд Линтон». Имя, несомненно, английское. Но по-французски он говорит безукоризненно!
— Вы оделись? — донесся от окна холодный голос графа.
— Если это можно так назвать, — огрызнулась Даниэль, чувствуя, что ее голые ноги неприлично торчат из-под короткой рубашки.
Она была воспитана так, что считала нескромным обнажать даже коленку. И это в то время, когда женщины на балах и приемах носили донельзя декольтированные платья! Но Даниэль не задумывалась над подобным противоречием…
Тем временем Линтон встал со стула и, подойдя к девушке, сказал с усмешкой:
— Ваше поведение, мой неблагодарный бродяга, достойно сожаления.
При звуках этого мягкого, почти нежного голоса Даниэль сделала попытку броситься к двери. Но сильная рука успела схватить ее за еще влажные волосы, намотать густые шелковистые локоны на тонкие пальцы и заставила остаться на месте. Другой рукой граф взял девушку за подбородок и запрокинул ее лицо назад так, что она уже не могла избежать пристального, довольно мрачного и одновременно испытующего взгляда темно-синих глаз из-под тонко очерченных бровей.
Даниэль ничего больше не оставалось, как так же смело и даже дерзко посмотреть в лицо графа. Что ж, у него был широкий, умный лоб, красиво оттененный черными, ненапудренными волосами. Решительные, с чуть изогнутыми уголками губы. Упрямый подбородок. Тонкий аристократический нос. Бесспорно, это было красивое лицо, хотя и отмеченное печатью некоторого цинизма, особенно заметной в уголках рта и в усталом или пресыщенном жизнью взгляде.
Граф, в свою очередь, внимательно рассматривал миниатюрное, в форме сердца, личико девушки, главным украшением которого была пара огромных, влажных карих глаз. Маленький вздернутый носик выглядел дерзко на фоне мягко очерченных линий скул и подбородка, хрупкость которых тут же ощутили тонкие пальцы его светлости. Прелестный пухлый ротик придавал особенное очарование лицу, в выражении которого, однако, проглядывала некоторая надменность. Только что смытые многомесячные слои грязи никак не сказались на естественном цвете щек молодой девушки — бледном, цвета слоновой кости.
— Что ж? Вы полностью удовлетворены, милорд?
Даниэль попыталась высвободить свой подбородок из цепких пальцев Линтона. Она знала, что играет с огнем, но выдерживать его пронзительный взгляд больше не могла.
На этот раз его светлость все же предпочел воздержаться от сарказма, хотя его брови продолжали хмуриться, а пальцы еще крепче сжали подбородок Даниэль.
— Нет, я не удовлетворен, — медленно проговорил он. — Ваши черты показались мне очень знакомыми. Только никак не могу вспомнить, где мы встречались. Впрочем, вспомнить это вы сами мне поможете. И очень скоро.
Линтон резко разжал пальцы, отпустив подбородок и волосы девушки. Даниэль тут же отвернулась, чтобы граф не заметил ее дрожащих губ. Как бы там ни было, но, пытаясь узнать ее имя, он все же пока не смог вырвать тайну, которую она похоронила в самых сокровенных уголках своего сердца. Так же, как еще раньше скрыла под слоями грязи аристократическую бледность лица…
Или он все же догадался? Впервые в душу Даниэль закралось сомнение: сможет ли она и дальше идти тем путем, на который ступила после той страшной ночи? Хотя, если бы девушка сейчас видела выражение лица графа, она наверняка успокоилась бы. Наблюдая за попытками этого бездомного полуребенка держать плечи и спину гордо и прямо, Линтон ощутил себя в плену совершенно новых, непривычных эмоций — в них смешались чувство сострадания, непреодолимое желание узнать всю правду и, что, наверное, самое удивительное, стремление помочь. Но как заставить ее принять помощь и довериться ему? Этого граф Линтон пока не знал.
— Даниэль, мне кажется, вам лучше перейти в темный угол комнаты. И сделать это до того, как здесь наведут порядок и принесут ужин.
Граф умышленно говорил легким беззаботным тоном. Результат не замедлил сказаться: Даниэль резко обернулась к нему с выражением крайнего удивления и даже смятения на лице.
— Видите ли, — добавил Линтон извиняющимся тоном, — вы сейчас совсем не похожи на того оборванного беспризорника, которого я сюда привел несколько часов назад. И, откровенно говоря, только слепец не примет вас в этом новом, с позволения сказать, наряде за…
Граф замолчал, не докончив фразы. На бледном лице Даниэль вспыхнул яркий румянец. Но она не сказала ни слова и послушно пересела на низенький стул у противоположного конца кровати, наполовину скрытого за высоким парчовым балдахином. Там действительно было темно. Линтон удовлетворенно кивнул и дернул за шнурок колокольчика.
Комнату вновь заполнила целая армия слуг. Бесшумно и быстро они вынесли ванну, банные принадлежности и кучу валявшегося на полу тряпья, составлявшего одежду беспризорника Данни.
Вечер был прохладным. Линтон приказал разжечь камин, пододвинуть круглый дубовый стол поближе к огню и накрыть его белоснежной скатертью. Затем появились тяжелые серебряные приборы, дорогой китайский сервиз, хрустальные бокалы и рюмки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Когда в ванну, из которой уже валил пар, был вылит последний кувшин горячей воды, процессия слуг и служанок с поклонами покинула номер. Сухой щелчок замка отозвался в ушах Данни похоронным звоном.
— Милорд, — нерешительно залепетала несчастная маленькая жертва, — вы не вполне понимаете…
— Я все отлично понимаю, — грубо прервал мальчика граф, продолжая потирать синяк на ноге. — Слой грязи на тебе толще, чем кожа. Одному Богу известно, когда ты в последний раз видел горячую воду! Так что снимай все эти лохмотья и полезай мыться.
С этими словами Линтон схватил оборванца за руки и стащил с кровати. Но как только ноги Данни коснулись пола, он сделал отчаянную попытку добежать до двери.
— Да что с тобой, в конце концов? — не в силах сдерживать бешенство воскликнул Линтон. — Уж не думаешь ли ты, что несколько кувшинов воды могут тебе повредить?
Граф с силой дернул Данни за воротник ветхой рубашонки. Тот инстинктивно отпрыгнул в сторону, и рубашка с сухим треском порвалась, обнажив голое тело.
В комнате сразу воцарилась мертвая тишина. Граф Линтон, отпустил свою жертву и в замешательстве отступил на шаг. Впервые за тридцать четыре года своей жизни он попал в такую пикантную ситуацию.
— Я, кажется, ошибся… — в растерянности пробормотал он, со стыдом отводя взгляд от выглянувших из широкой прорехи очаровательных, вполне сформировавшихся девичьих грудей с темными коралловыми сосками.
Смущение, однако, не помешало его светлости заметить, что девушка — в том, что стоявшее перед ним миниатюрное создание принадлежит к прекрасному полу, сомневаться было уже невозможно — отнюдь не поспешила хоть как-нибудь прикрыть свою наготу. Она просто стояла, расправив плечи, и с открытым вызовом смотрела на графа. Потом спросила:
— Итак, милорд, что вы теперь намерены со мной делать?
Линтон шумно втянул в себя воздух и столь же демонстративно выдохнул. Выражение, с которым были сказаны эти слова, не имело ничего общего с манерами парижских улиц. И кем бы ни оказалась эта девица, свой вызов она облекла в безукоризненную словесную форму, принятую в высших кругах французской аристократии.
— Кто вы? — резко спросил Линтон.
— Мое имя Данни, — мягко, но решительно ответила девушка.
— Девочка моя, так не годится!
Граф неожиданно почувствовал раздражение. Ему не нравилось откровенное бесстыдство, с которым эта совершенно незнакомая особа демонстрировала свои прелести. Кроме того, в этот момент именно он выглядел смешным. А к этому его светлость не привык. Быстрым движением он схватил девушку за худые руки и скрестил их у нее на груди. Но при этом не удержался, чтобы вновь не взглянуть на это полуобнаженное тело.
— Наверное, сам пророк Даниил, питавшийся только овощами, не смог достичь такого телесного совершенства, — пробормотал Линтон. Затем он повернулся спиной к девушке и, подойдя к ванне, попробовал рукой воду. Помедлив еще несколько мгновений, он вдруг резко обернулся и спросил: — Ваше имя, немедленно!
— Даниэль.
— Не воображайте, мадемуазель Даниэль, что меня удовлетворил ваш ответ, — сказал Линтон уже несколько мягче. — Но сейчас я хотел бы продолжить наше занятие. Вы собираетесь снять с себя эти омерзительные грязные лохмотья? Или же предоставите это сделать мне?
Испуганный взгляд девушки, ее изменившееся от ужаса лицо, навернувшиеся на глаза слезы — все это убедило Линтона в том, что его новая знакомая, во всяком случае, не распутница.
Линтон пересек залитую солнечным светом комнату и подошел к миниатюрному столику красного дерева. Налив из стоявшего на нем графина рюмку хереса, граф опустился на стул лицом к окну и с интересом принялся наблюдать за происходившим на улице.
Даниэль несколько секунд смотрела в спину графа, потом решительно сбросила с себя остатки того, что когда-то было одеждой, и скользнула в ванну, с наслаждением погрузившись в теплую воду. Вырвавшийся при этом из ее груди вздох удовлетворения не прошел мимо ушей его светлости.
— Не забудьте вымыть голову, — холодным тоном посоветовал он, продолжая смотреть в окно. — Вернее, то, что осталось от ваших волос. Мне хочется увидеть, какой цвет скрывается под слоями грязи.
Ответом было гордое молчание. В номере вновь повисла тишина. На этот раз надолго. Лишь иногда ее нарушали всплески воды в ванне и тихое бульканье льющегося из графина хереса…
Полуденное солнце постепенно покидало комнату. Даниэль вымылась и, продолжая лежать в ванне, раздумывала, как выбраться из нее: ведь от ее одежды почти ничего не осталось. Наконец, набравшись смелости, девушка негромко позвала:
— Милорд.
В ответ донесся только шелест накрахмаленной рубашки: граф недовольно пожал плечами. Но Даниэль уже поняла, что ее вопрос услышан, и заговорила вновь:
— Так как вы разорвали мою рубашку, я не знаю, что теперь надеть. А вода в ванне становится прохладной, мне пора выбраться отсюда.
— Ваша одежда, мадемуазель Даниэль, годится разве что для печки, — донеслось в ответ.
— Но что вы можете предложить взамен? Или вы предпочитаете видеть меня совсем голой?
От подобного нагловато-игривого тона графа передернуло.
— Дитя мое, — холодно ответил он, — я попросил бы вас следить за своими выражениями. Если, конечно, вы не желаете добавить еще пару синячков к уже красующемуся чуть повыше вашей очаровательной груди.
Быстро встав со стула, Линтон неторопливой уверенной походкой подошел к стоявшему у противоположной стены темно-вишневому гардеробу и открыл его. Выбрав длинную батистовую рубашку с обшитыми кружевами рукавами и воротником, он бросил ее на стоявший рядом с ванной стул.
Заметив, что его светлость явно не спешит отворачиваться, Даниэль опустилась как можно глубже в воду, и мыльная пена совсем скрыла ее маленькую фигурку.
— Если вы не хотите выйти отсюда такой же грязной, как и пришли, советую вам поскорее выбираться из ванны, — заметил Линтон и вновь отвернулся к окну.
Даниэль облегченно вздохнула и послушно переступила через край ванны, вода в которой действительно стала уже почти черной от смытой грязи. К тому же девушка поняла, что ее избавитель и тиран пока не склонен применять к ней обычные меры, которые используют, воспитывая непослушных детей. А также не намерен приставать к ней как к женщине. Парадоксально, но к последнему выводу Даниэль пришла со смешанным чувством. Конечно, ей было приятно сознавать, что она в безопасности и гарантирована от всякого рода посягательств. Но вместе с тем Даниэль чувствовала некоторую обиду. Или, скорее, укол оскорбленного самолюбия. Казалось, она уже так долго играла роль мальчишки, что не должна была принимать особенно близко к сердцу безразличие мужчины к ее женским достоинствам. И все же в душе Даниэль росло еще не совсем осознанное раздражение. Девушка взяла полотенце и торопливо вытерлась, бросая при этом беспокойные взгляды на спину сидящего у окна графа. Уже давно не чувствовала она себя такой чистой и посвежевшей. За последние месяцы ей приходилось, и то изредка, довольствоваться маленькими искусственными водоемами для купания лошадей или ледяной водой из пожарных шлангов где-нибудь па задворках. Сейчас же она испытывала неземное блаженство. Запах мыльной пены. Ощущение чистоты каждой поры, каждой клеточки насухо вытертого мохнатым полотенцем тела. Что могло сравниться с этим ощущением! Мягкая и тонкая батистовая рубашка нежно ласкала кожу. Нащупав пальцами изящные жемчужные пуговки, Даниэль поспешила поскорее застегнуться, пока не обернулся сидевший у окна человек. Как, кстати, его зовут? Ах да! Хозяин гостиницы обращался к нему «милорд Линтон». Имя, несомненно, английское. Но по-французски он говорит безукоризненно!
— Вы оделись? — донесся от окна холодный голос графа.
— Если это можно так назвать, — огрызнулась Даниэль, чувствуя, что ее голые ноги неприлично торчат из-под короткой рубашки.
Она была воспитана так, что считала нескромным обнажать даже коленку. И это в то время, когда женщины на балах и приемах носили донельзя декольтированные платья! Но Даниэль не задумывалась над подобным противоречием…
Тем временем Линтон встал со стула и, подойдя к девушке, сказал с усмешкой:
— Ваше поведение, мой неблагодарный бродяга, достойно сожаления.
При звуках этого мягкого, почти нежного голоса Даниэль сделала попытку броситься к двери. Но сильная рука успела схватить ее за еще влажные волосы, намотать густые шелковистые локоны на тонкие пальцы и заставила остаться на месте. Другой рукой граф взял девушку за подбородок и запрокинул ее лицо назад так, что она уже не могла избежать пристального, довольно мрачного и одновременно испытующего взгляда темно-синих глаз из-под тонко очерченных бровей.
Даниэль ничего больше не оставалось, как так же смело и даже дерзко посмотреть в лицо графа. Что ж, у него был широкий, умный лоб, красиво оттененный черными, ненапудренными волосами. Решительные, с чуть изогнутыми уголками губы. Упрямый подбородок. Тонкий аристократический нос. Бесспорно, это было красивое лицо, хотя и отмеченное печатью некоторого цинизма, особенно заметной в уголках рта и в усталом или пресыщенном жизнью взгляде.
Граф, в свою очередь, внимательно рассматривал миниатюрное, в форме сердца, личико девушки, главным украшением которого была пара огромных, влажных карих глаз. Маленький вздернутый носик выглядел дерзко на фоне мягко очерченных линий скул и подбородка, хрупкость которых тут же ощутили тонкие пальцы его светлости. Прелестный пухлый ротик придавал особенное очарование лицу, в выражении которого, однако, проглядывала некоторая надменность. Только что смытые многомесячные слои грязи никак не сказались на естественном цвете щек молодой девушки — бледном, цвета слоновой кости.
— Что ж? Вы полностью удовлетворены, милорд?
Даниэль попыталась высвободить свой подбородок из цепких пальцев Линтона. Она знала, что играет с огнем, но выдерживать его пронзительный взгляд больше не могла.
На этот раз его светлость все же предпочел воздержаться от сарказма, хотя его брови продолжали хмуриться, а пальцы еще крепче сжали подбородок Даниэль.
— Нет, я не удовлетворен, — медленно проговорил он. — Ваши черты показались мне очень знакомыми. Только никак не могу вспомнить, где мы встречались. Впрочем, вспомнить это вы сами мне поможете. И очень скоро.
Линтон резко разжал пальцы, отпустив подбородок и волосы девушки. Даниэль тут же отвернулась, чтобы граф не заметил ее дрожащих губ. Как бы там ни было, но, пытаясь узнать ее имя, он все же пока не смог вырвать тайну, которую она похоронила в самых сокровенных уголках своего сердца. Так же, как еще раньше скрыла под слоями грязи аристократическую бледность лица…
Или он все же догадался? Впервые в душу Даниэль закралось сомнение: сможет ли она и дальше идти тем путем, на который ступила после той страшной ночи? Хотя, если бы девушка сейчас видела выражение лица графа, она наверняка успокоилась бы. Наблюдая за попытками этого бездомного полуребенка держать плечи и спину гордо и прямо, Линтон ощутил себя в плену совершенно новых, непривычных эмоций — в них смешались чувство сострадания, непреодолимое желание узнать всю правду и, что, наверное, самое удивительное, стремление помочь. Но как заставить ее принять помощь и довериться ему? Этого граф Линтон пока не знал.
— Даниэль, мне кажется, вам лучше перейти в темный угол комнаты. И сделать это до того, как здесь наведут порядок и принесут ужин.
Граф умышленно говорил легким беззаботным тоном. Результат не замедлил сказаться: Даниэль резко обернулась к нему с выражением крайнего удивления и даже смятения на лице.
— Видите ли, — добавил Линтон извиняющимся тоном, — вы сейчас совсем не похожи на того оборванного беспризорника, которого я сюда привел несколько часов назад. И, откровенно говоря, только слепец не примет вас в этом новом, с позволения сказать, наряде за…
Граф замолчал, не докончив фразы. На бледном лице Даниэль вспыхнул яркий румянец. Но она не сказала ни слова и послушно пересела на низенький стул у противоположного конца кровати, наполовину скрытого за высоким парчовым балдахином. Там действительно было темно. Линтон удовлетворенно кивнул и дернул за шнурок колокольчика.
Комнату вновь заполнила целая армия слуг. Бесшумно и быстро они вынесли ванну, банные принадлежности и кучу валявшегося на полу тряпья, составлявшего одежду беспризорника Данни.
Вечер был прохладным. Линтон приказал разжечь камин, пододвинуть круглый дубовый стол поближе к огню и накрыть его белоснежной скатертью. Затем появились тяжелые серебряные приборы, дорогой китайский сервиз, хрустальные бокалы и рюмки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75