Высокий светловолосый адъютант казался ей приживалом, обосновавшимся в их доме, который слонялся тут без дела и вынуждал ее в течение последних нескольких дней ежевечерне лицезреть его обманчиво красивую физиономию.
– Продукты заказаны. Миссис Стокард сейчас занята их приготовлением, – добавила Микаэла.
Все готовит и готовит для приема, который бригадный генерал устраивает в свою честь, желая отпраздновать недавнее повышение по службе.
– Я послал за платьем для тебя. Это, – ткнул он пальцем в ее шею, прикрытую серым воротником, – не подойдет.
«Лучше верни мне пенсию и мое приданое, я сама о себе позабочусь», – подумала девушка. После смерти отца и появления дяди Микаэла лишилась возможности распоряжаться своими деньгами. Его не волновало, что она уже в том возрасте, когда ей могут сделать предложение и муж не получит ее приданого, ибо он тратит его на свой проклятый бал.
– Спасибо. – Тон достаточно сердечный, не так ли? – Но уже поздно что-либо менять.
– Значит, ты сможешь носить его потом. Думаю, оно будет тебе впору.
Он думает? Микаэла стиснула зубы, борясь с желанием закричать на него. Что может знать человек, интересующийся только войсками, амуницией и сражениями, о том, сколько времени требует подгонка бального платья?
– Большое спасибо, дядя Этвел, – повторила она, пробуя тушеную рыбу, приготовленную кухаркой специально для нее.
– Тебе нужна дополнительная прислуга?
– Нет. Мне пришлось управлять домом с четырнадцати лет. И дом был в два раза больше этого, когда моего отца послали к радже. Папа был выдающимся человеком, так говорил испанский король.
Она почувствовала удовлетворение при виде сжавшихся губ дяди. Он не любил упоминаний о достоинствах брата, и разумнее было держать язык за зубами, но ей так редко выпадал случай показать свои истинные чувства.
– Один бал – это совсем не трудно, – сухо закончила она.
– Но он должен быть лучшим. – Дядя, когда важничал, становился похожим на медведя.
– Разве я когда-нибудь подводила вас?
Дядя перевел взгляд на майора Уинтерса, и девушка сразу пожалела о своих словах. Потребовалось все ее самообладание, чтобы сохранить на лице маску раскаяния. Микаэла опустила глаза. Болван, равнодушный, грубый болван! Разве недостаточно, что майор просто сидит напротив нее, и необходимо еще напоминать о его подлой победе?
– В последнее время нет, – признался генерал, не замечая, как майор обшаривает взглядом ее фигуру, а его губы растягиваются в хищной улыбке.
Желудок Микаэлы сжался, грозя выплеснуть содержимое прямо на стол. Этот взгляд преследовал ее по ночам. Она протянула руку за бокалом с вином, но опрокинула его, и темно-красная жидкость вылилась на кремовую ирландскую скатерть.
– Смотри, что ты наделала! – рявкнул дядя. – Неуклюжая женщина.
Раздался тихий смешок, и Микаэла поняла, что больше не в силах выносить извращенную радость Энтони Уинтерса, наслаждавшегося ее промахами. Она резко поднялась и выбежала из комнаты, не обращая внимания на крики дяди, который приказывал ей вернуться.
Покинув столовую, девушка остановилась и похвалила себя за сдержанность. Было нетрудно убедить их, что она мало чем отличается от ковра, который можно топтать, не замечая его, теперь важно поддерживать в них это мнение. Оглянувшись, Микаэла увидела, что оба увлечены разговором и почти забыли о ней. Чего она и добивалась. Нужно сходить на кухню и признаться миссис Стокард, что она испортила еще одну скатерть.
«Удивительно, как вино не пролилось мне на колени и не испачкало платье», – с небрежной усмешкой подумала Микаэла, поражаясь, как ей удалось выдержать столько времени и не наложить на себя руки. Тут она споткнулась о ковер и упала прямо на руки Эрджилу, который в этот момент вышел из-за угла. Мускулистый шотландец невозмутимо поддержал ее, будто просто шел мимо, поправил картину на стене и зашагал дальше. Микаэла пригладила волосы и двинулась к кухне, негромко засмеявшись, когда Эрджил, находившийся уже в противоположном конце холла, тихо прищелкнул языком.
Прокравшись по темному коридору, Микаэла остановилась у дверей отцовских комнат и прислушалась. Кряхтение и скрип кровати свидетельствовали, что дядя уже лег, а когда свет у него погас, она вернулась к себе. По пути к большой корзине она скидывала одежду, разбрасывая ее в разные стороны, Из-под груды семейных реликвий девушка вытащила мужские штаны, рубашку, толстую шерстяную куртку и ботфорты, Переодевшись, Микаэла убрала волосы под шапку и достала спрятанный нож с резной костяной ручкой.
Ей показалось, что с момента их встречи прошло не два дня, а целая жизнь, Боль с неожиданной силой шевельнулась в груди, и она прижала ладонь к сердцу, ощутив его частые удары.
Никому еще не удавалось всколыхнуть ее тщательно контролируемые чувства. Это сделал Рейн, что ей очень не нравилось, Но ради очаровательной улыбки и потрясающего юмора, с которым он воспринял происшедшее между ними, она молилась, чтобы он выжил. Микаэла спрятала нож в сапог, тут же почувствовав себя немного более защищенной, чем за день до смерти отца.
Темпл стоял у поручней, сложив руки на груди, и, невидимый в темноте, наблюдал, как Рейн вывел жеребца из отдельного стоила, почистил его, вымыл ему копыта, затем дал мешок с овсом, после чего закинул ему на спину испанское седло.
– Ты ухаживаешь за ним, словно за ребенком.
– Ему всего три года, – ответил Рейн не поднимая головы и почесал Нараку за ушами.
Темпл был готов поклясться, что конь всхрапнул от удовольствия.
– Тебе и думать нельзя о путешествии. Ты ранен.
– Двухдневной опеки Кабаи вполне достаточно. Мне нужно размяться.
Для капитана было развлечением взобраться на гору или поплавать в воде, кишащей акулами, но планы на сегодняшний вечер вызывали у него отвращение.
– Скажи, что направляешься к мадам Голье, и я составлю тебе компанию.
– Нет.
– «Нет» относится к мадам или к компании?
– К обоим, – ответил капитан и вскочил в седло. Темпл заметил оружие у него на поясе и нахмурился: – Оставь, Мэтьюз, кажется, мы уже договорились.
Капитан Монтгомери развернул коня, жеребец сошел по сходням, привлекая к себе внимание нескольких прогуливавшихся по дамбе моряков. Едва копыта Нараки коснулись деревянного настила, Рейн сжал ему пятками бока, и тот черной стрелой помчался вдоль причала, заставляя прохожих отскакивать в сторону. Темпл некоторое время смотрел им вслед, затем направился к проходу.
– Не вздумай ехать следом, парень. Нянька ему не требуется.
Темпл поднял голову и увидел Лилана, жующего яблоко.
– А друг? – криво усмехнулся он.
– И друг тоже. Парень настолько одержим злыми духами, ты и представить себе не можешь.
– Думаю, могу.
Эрджил, укрывшись среди деревьев, наблюдал, как девушка осторожно выводит лошадь, и подивился ее сноровке: она сделала это, не разбудив спящего в конюшне мальчика. Он дождался, пока Микаэла отъедет подальше, а затем двинулся следом. Шотландец понятия не имел, что она задумала, но ее проделки часто приводили к неприятностям. Он с улыбкой вспомнил маленькую девочку в фартуке, которая решила покататься на верблюде, а все думали, что ее похитили бедуины. Эрджил отыскал ее, грязную, в слезах, бедный ребенок неделю не мог сидеть после тряски на верблюде, но, когда отец принялся ругать дочь, она перебила его, сообщив, что верблюды умеют улыбаться, что очень странно, ведь у них, таких нескладных и гадких, совсем нет причин для улыбки.
Гнев отца сразу угас. Крошка Микаэла потерла больное место, поспешила к двери, затем остановилась и сказала отцу, чтобы он не волновался: она его дочь, поэтому люди пустыни никогда не посмеют ее тронуть. Эрджил подхлестнул лошадь. Да, пока был жив отец, с ней не могло случиться ничего плохого, а теперь эту ношу взял на себя он, хотя девушка и не догадывалась об этом. Он не оставит Микаэлу – в этом он поклялся ее умирающему отцу.
«И однажды все-таки не уберег ее», – мрачно напомнил себе Эрджил, сохраняя дистанцию, но стараясь, не терять девушку из виду. Цену, которую она заплатила за его преступное упущение, он не забудет до последнего вздоха.
Глава 4
Сидя в темном углу таверны «Кабаний клык», Рейн наблюдал за солдатами, наслаждавшимися ромом и женщинами. Он полдня снабжал их выпивкой в надежде добыть информацию, и когда тучный мужчина, выглядевший старше других, направился к нему, ногой выдвинул ему стул.
– Выпьем за здоровье его величества, – пробормотал он, и сержант подозрительно нахмурился.
– Ага. Платишь ты?
– Я. Рейн Монтгомери.
Кажется, его имя было толстяку знакомо. После некоторого колебания он сел, и Рейн кивнул служанке. Пышнобедрая женщина с милой улыбкой осторожно поставила перед солдатом кружку эля.
– Сэр, девчонка положила на вас глаз.
– Вряд ли. На нее произвел впечатление ты со своими медалями.
Сержант взглянул себе на грудь и печально улыбнулся:
– Я не могу ни жить на них, ни есть их. Какая от них польза, одна тяжесть.
– Где ты служил?
– В колониях: Марокко, Индия, Кейптаун. – Он слегка пожал плечами. – И еще несколько мест.
Закаленный в боях сержант не был похож на людей, которые обычно выкладывали за плату все, что знали, а звон кошелька заставлял их сочинять небылицы.
– Не хочешь поговорить о них?
Рейн не делился своими воспоминаниями и в поисках сведений об отце неохотно расспрашивал тех, кто хотел навсегда забыть об ужасах войны. Но этому солдату, похоже, необходим слушатель.
– Вам правда интересно? Если только это вас не расстроит, сэр. Я повидал много войн и не хотел бы снова оказаться в гуще сражения.
Да, подумал Рейн, вспомнив ужасные рудники, тюрьму султана, бои с работорговцами. Он получил свою долю битв за правое дело и с него хватит. Ничто в мире не стоит потерянной в бойне руки и потоков крови, заливающих палубы. Это он решил уже давно.
– Начните, пожалуйста, сначала, сержант…
– Эдвард Таунсенд, – подсказал толстяк, пожав ему руку. – Но все зовут меня Расти.
Он сдвинул на затылок белый парик, открыв рыжие волосы. Рейн улыбнулся, подозвал служанку и заказал обед на двоих.
Было уже раннее утро, когда он помогал Таунсенду взбираться по лестнице; из-за тяжести сержанта и его невменяемого состояния оба чуть не свалились вниз.
– Вы уверены, что не хотите вернуться в казармы, сэр? – спросил Рейн, толкнув дверь комнаты, которую он снял доблестному солдату.
– Перестань называть меня «сэром». – Расти ткнул его локтем в бок. – Ты крепкий парень, черт возьми.
– Точно.
– И странный.
Капитан свалил огромное тело сержанта на кровать и повернулся к женщине, прислуживающей им всю ночь.
– Я хочу, чтобы ему предоставили все необходимое. Хороший завтрак… – Рейн прыгнул вперед, подхватив готового упасть с кровати толстяка. Потом стащил с него сапоги и аккуратно поставил рядом с кроватью. – Скажешь, что два дня комната в его распоряжении. За нее уплачено.
– Я не глухая, Рейн, – кивнула служанка.
– Нет, только рассеянная. Улыбнувшись, Расти приоткрыл глаза.
– Я тебя перепил, да?
– Еще как. – Рейн повернулся к служанке: – Передашь ему… – Капитан посмотрел на женщину, чтобы убедиться, что она его слушает. – Дословно… – Та снова кивнула, и глаза ее округлились при виде кучки монет, которую он вложил в ее огрубевшую ладонь. – Если сержанту понадоблюсь я или моя помощь, ему стоит только сказать.
Женщина повторила его слова, и Рейн удовлетворенно поцеловал ее в щеку, шепнув:
– Когда он будет в состоянии спуститься вниз, ему доставит удовольствие видеть перед собой за завтраком хорошенькое личико.
Служанка вспыхнула как молоденькая девушка.
Сержант был холостым, поскольку не хотел обрекать женщину на тяжкую кочевую жизнь. Но теперь его служба подходила к концу, и он решил нарушить свой зарок. Рейн вдруг понял, что они с сержантом похожи, и это заставило его почувствовать себя еще более одиноким, но все же он с симпатией относился к обету Расти.
Капитан быстро спустился к Нараке, который был привязан к столбу, вскочил в седло и помчался в ночь, чтобы бешеная скачка сожгла алкоголь в крови и прояснила голову.
У него еще будет время обдумать рассказы сержанта и то, как они связаны с его прошлым, но теперь он хотел лишь свободы, избавления от воспоминаний. Придержав коня, Рейн медленно поехал вдоль мокрых пустынных улиц к пристани.
Его внимание привлек шум драки. Он прислушался, вытащил пистолет и направил жеребца в сторону переулка, откуда вдруг выбежал какой-то человек, державшийся за бок. Увидев Рейна, он издал пронзительный крик, словно обнаружил перед собой Люцифера, который явился за его бессмертной душой. Нарака попятился, встал на дыбы, и пока Рейн осаживал коня, незнакомец растворился в темноте.
– Выходи! – приказал капитан, направляясь в переулок.
– Господь уже избавил меня от одного парня. Я не дурак, чтобы связываться с такими, как ты.
– Я не обижу тебя, парень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Продукты заказаны. Миссис Стокард сейчас занята их приготовлением, – добавила Микаэла.
Все готовит и готовит для приема, который бригадный генерал устраивает в свою честь, желая отпраздновать недавнее повышение по службе.
– Я послал за платьем для тебя. Это, – ткнул он пальцем в ее шею, прикрытую серым воротником, – не подойдет.
«Лучше верни мне пенсию и мое приданое, я сама о себе позабочусь», – подумала девушка. После смерти отца и появления дяди Микаэла лишилась возможности распоряжаться своими деньгами. Его не волновало, что она уже в том возрасте, когда ей могут сделать предложение и муж не получит ее приданого, ибо он тратит его на свой проклятый бал.
– Спасибо. – Тон достаточно сердечный, не так ли? – Но уже поздно что-либо менять.
– Значит, ты сможешь носить его потом. Думаю, оно будет тебе впору.
Он думает? Микаэла стиснула зубы, борясь с желанием закричать на него. Что может знать человек, интересующийся только войсками, амуницией и сражениями, о том, сколько времени требует подгонка бального платья?
– Большое спасибо, дядя Этвел, – повторила она, пробуя тушеную рыбу, приготовленную кухаркой специально для нее.
– Тебе нужна дополнительная прислуга?
– Нет. Мне пришлось управлять домом с четырнадцати лет. И дом был в два раза больше этого, когда моего отца послали к радже. Папа был выдающимся человеком, так говорил испанский король.
Она почувствовала удовлетворение при виде сжавшихся губ дяди. Он не любил упоминаний о достоинствах брата, и разумнее было держать язык за зубами, но ей так редко выпадал случай показать свои истинные чувства.
– Один бал – это совсем не трудно, – сухо закончила она.
– Но он должен быть лучшим. – Дядя, когда важничал, становился похожим на медведя.
– Разве я когда-нибудь подводила вас?
Дядя перевел взгляд на майора Уинтерса, и девушка сразу пожалела о своих словах. Потребовалось все ее самообладание, чтобы сохранить на лице маску раскаяния. Микаэла опустила глаза. Болван, равнодушный, грубый болван! Разве недостаточно, что майор просто сидит напротив нее, и необходимо еще напоминать о его подлой победе?
– В последнее время нет, – признался генерал, не замечая, как майор обшаривает взглядом ее фигуру, а его губы растягиваются в хищной улыбке.
Желудок Микаэлы сжался, грозя выплеснуть содержимое прямо на стол. Этот взгляд преследовал ее по ночам. Она протянула руку за бокалом с вином, но опрокинула его, и темно-красная жидкость вылилась на кремовую ирландскую скатерть.
– Смотри, что ты наделала! – рявкнул дядя. – Неуклюжая женщина.
Раздался тихий смешок, и Микаэла поняла, что больше не в силах выносить извращенную радость Энтони Уинтерса, наслаждавшегося ее промахами. Она резко поднялась и выбежала из комнаты, не обращая внимания на крики дяди, который приказывал ей вернуться.
Покинув столовую, девушка остановилась и похвалила себя за сдержанность. Было нетрудно убедить их, что она мало чем отличается от ковра, который можно топтать, не замечая его, теперь важно поддерживать в них это мнение. Оглянувшись, Микаэла увидела, что оба увлечены разговором и почти забыли о ней. Чего она и добивалась. Нужно сходить на кухню и признаться миссис Стокард, что она испортила еще одну скатерть.
«Удивительно, как вино не пролилось мне на колени и не испачкало платье», – с небрежной усмешкой подумала Микаэла, поражаясь, как ей удалось выдержать столько времени и не наложить на себя руки. Тут она споткнулась о ковер и упала прямо на руки Эрджилу, который в этот момент вышел из-за угла. Мускулистый шотландец невозмутимо поддержал ее, будто просто шел мимо, поправил картину на стене и зашагал дальше. Микаэла пригладила волосы и двинулась к кухне, негромко засмеявшись, когда Эрджил, находившийся уже в противоположном конце холла, тихо прищелкнул языком.
Прокравшись по темному коридору, Микаэла остановилась у дверей отцовских комнат и прислушалась. Кряхтение и скрип кровати свидетельствовали, что дядя уже лег, а когда свет у него погас, она вернулась к себе. По пути к большой корзине она скидывала одежду, разбрасывая ее в разные стороны, Из-под груды семейных реликвий девушка вытащила мужские штаны, рубашку, толстую шерстяную куртку и ботфорты, Переодевшись, Микаэла убрала волосы под шапку и достала спрятанный нож с резной костяной ручкой.
Ей показалось, что с момента их встречи прошло не два дня, а целая жизнь, Боль с неожиданной силой шевельнулась в груди, и она прижала ладонь к сердцу, ощутив его частые удары.
Никому еще не удавалось всколыхнуть ее тщательно контролируемые чувства. Это сделал Рейн, что ей очень не нравилось, Но ради очаровательной улыбки и потрясающего юмора, с которым он воспринял происшедшее между ними, она молилась, чтобы он выжил. Микаэла спрятала нож в сапог, тут же почувствовав себя немного более защищенной, чем за день до смерти отца.
Темпл стоял у поручней, сложив руки на груди, и, невидимый в темноте, наблюдал, как Рейн вывел жеребца из отдельного стоила, почистил его, вымыл ему копыта, затем дал мешок с овсом, после чего закинул ему на спину испанское седло.
– Ты ухаживаешь за ним, словно за ребенком.
– Ему всего три года, – ответил Рейн не поднимая головы и почесал Нараку за ушами.
Темпл был готов поклясться, что конь всхрапнул от удовольствия.
– Тебе и думать нельзя о путешествии. Ты ранен.
– Двухдневной опеки Кабаи вполне достаточно. Мне нужно размяться.
Для капитана было развлечением взобраться на гору или поплавать в воде, кишащей акулами, но планы на сегодняшний вечер вызывали у него отвращение.
– Скажи, что направляешься к мадам Голье, и я составлю тебе компанию.
– Нет.
– «Нет» относится к мадам или к компании?
– К обоим, – ответил капитан и вскочил в седло. Темпл заметил оружие у него на поясе и нахмурился: – Оставь, Мэтьюз, кажется, мы уже договорились.
Капитан Монтгомери развернул коня, жеребец сошел по сходням, привлекая к себе внимание нескольких прогуливавшихся по дамбе моряков. Едва копыта Нараки коснулись деревянного настила, Рейн сжал ему пятками бока, и тот черной стрелой помчался вдоль причала, заставляя прохожих отскакивать в сторону. Темпл некоторое время смотрел им вслед, затем направился к проходу.
– Не вздумай ехать следом, парень. Нянька ему не требуется.
Темпл поднял голову и увидел Лилана, жующего яблоко.
– А друг? – криво усмехнулся он.
– И друг тоже. Парень настолько одержим злыми духами, ты и представить себе не можешь.
– Думаю, могу.
Эрджил, укрывшись среди деревьев, наблюдал, как девушка осторожно выводит лошадь, и подивился ее сноровке: она сделала это, не разбудив спящего в конюшне мальчика. Он дождался, пока Микаэла отъедет подальше, а затем двинулся следом. Шотландец понятия не имел, что она задумала, но ее проделки часто приводили к неприятностям. Он с улыбкой вспомнил маленькую девочку в фартуке, которая решила покататься на верблюде, а все думали, что ее похитили бедуины. Эрджил отыскал ее, грязную, в слезах, бедный ребенок неделю не мог сидеть после тряски на верблюде, но, когда отец принялся ругать дочь, она перебила его, сообщив, что верблюды умеют улыбаться, что очень странно, ведь у них, таких нескладных и гадких, совсем нет причин для улыбки.
Гнев отца сразу угас. Крошка Микаэла потерла больное место, поспешила к двери, затем остановилась и сказала отцу, чтобы он не волновался: она его дочь, поэтому люди пустыни никогда не посмеют ее тронуть. Эрджил подхлестнул лошадь. Да, пока был жив отец, с ней не могло случиться ничего плохого, а теперь эту ношу взял на себя он, хотя девушка и не догадывалась об этом. Он не оставит Микаэлу – в этом он поклялся ее умирающему отцу.
«И однажды все-таки не уберег ее», – мрачно напомнил себе Эрджил, сохраняя дистанцию, но стараясь, не терять девушку из виду. Цену, которую она заплатила за его преступное упущение, он не забудет до последнего вздоха.
Глава 4
Сидя в темном углу таверны «Кабаний клык», Рейн наблюдал за солдатами, наслаждавшимися ромом и женщинами. Он полдня снабжал их выпивкой в надежде добыть информацию, и когда тучный мужчина, выглядевший старше других, направился к нему, ногой выдвинул ему стул.
– Выпьем за здоровье его величества, – пробормотал он, и сержант подозрительно нахмурился.
– Ага. Платишь ты?
– Я. Рейн Монтгомери.
Кажется, его имя было толстяку знакомо. После некоторого колебания он сел, и Рейн кивнул служанке. Пышнобедрая женщина с милой улыбкой осторожно поставила перед солдатом кружку эля.
– Сэр, девчонка положила на вас глаз.
– Вряд ли. На нее произвел впечатление ты со своими медалями.
Сержант взглянул себе на грудь и печально улыбнулся:
– Я не могу ни жить на них, ни есть их. Какая от них польза, одна тяжесть.
– Где ты служил?
– В колониях: Марокко, Индия, Кейптаун. – Он слегка пожал плечами. – И еще несколько мест.
Закаленный в боях сержант не был похож на людей, которые обычно выкладывали за плату все, что знали, а звон кошелька заставлял их сочинять небылицы.
– Не хочешь поговорить о них?
Рейн не делился своими воспоминаниями и в поисках сведений об отце неохотно расспрашивал тех, кто хотел навсегда забыть об ужасах войны. Но этому солдату, похоже, необходим слушатель.
– Вам правда интересно? Если только это вас не расстроит, сэр. Я повидал много войн и не хотел бы снова оказаться в гуще сражения.
Да, подумал Рейн, вспомнив ужасные рудники, тюрьму султана, бои с работорговцами. Он получил свою долю битв за правое дело и с него хватит. Ничто в мире не стоит потерянной в бойне руки и потоков крови, заливающих палубы. Это он решил уже давно.
– Начните, пожалуйста, сначала, сержант…
– Эдвард Таунсенд, – подсказал толстяк, пожав ему руку. – Но все зовут меня Расти.
Он сдвинул на затылок белый парик, открыв рыжие волосы. Рейн улыбнулся, подозвал служанку и заказал обед на двоих.
Было уже раннее утро, когда он помогал Таунсенду взбираться по лестнице; из-за тяжести сержанта и его невменяемого состояния оба чуть не свалились вниз.
– Вы уверены, что не хотите вернуться в казармы, сэр? – спросил Рейн, толкнув дверь комнаты, которую он снял доблестному солдату.
– Перестань называть меня «сэром». – Расти ткнул его локтем в бок. – Ты крепкий парень, черт возьми.
– Точно.
– И странный.
Капитан свалил огромное тело сержанта на кровать и повернулся к женщине, прислуживающей им всю ночь.
– Я хочу, чтобы ему предоставили все необходимое. Хороший завтрак… – Рейн прыгнул вперед, подхватив готового упасть с кровати толстяка. Потом стащил с него сапоги и аккуратно поставил рядом с кроватью. – Скажешь, что два дня комната в его распоряжении. За нее уплачено.
– Я не глухая, Рейн, – кивнула служанка.
– Нет, только рассеянная. Улыбнувшись, Расти приоткрыл глаза.
– Я тебя перепил, да?
– Еще как. – Рейн повернулся к служанке: – Передашь ему… – Капитан посмотрел на женщину, чтобы убедиться, что она его слушает. – Дословно… – Та снова кивнула, и глаза ее округлились при виде кучки монет, которую он вложил в ее огрубевшую ладонь. – Если сержанту понадоблюсь я или моя помощь, ему стоит только сказать.
Женщина повторила его слова, и Рейн удовлетворенно поцеловал ее в щеку, шепнув:
– Когда он будет в состоянии спуститься вниз, ему доставит удовольствие видеть перед собой за завтраком хорошенькое личико.
Служанка вспыхнула как молоденькая девушка.
Сержант был холостым, поскольку не хотел обрекать женщину на тяжкую кочевую жизнь. Но теперь его служба подходила к концу, и он решил нарушить свой зарок. Рейн вдруг понял, что они с сержантом похожи, и это заставило его почувствовать себя еще более одиноким, но все же он с симпатией относился к обету Расти.
Капитан быстро спустился к Нараке, который был привязан к столбу, вскочил в седло и помчался в ночь, чтобы бешеная скачка сожгла алкоголь в крови и прояснила голову.
У него еще будет время обдумать рассказы сержанта и то, как они связаны с его прошлым, но теперь он хотел лишь свободы, избавления от воспоминаний. Придержав коня, Рейн медленно поехал вдоль мокрых пустынных улиц к пристани.
Его внимание привлек шум драки. Он прислушался, вытащил пистолет и направил жеребца в сторону переулка, откуда вдруг выбежал какой-то человек, державшийся за бок. Увидев Рейна, он издал пронзительный крик, словно обнаружил перед собой Люцифера, который явился за его бессмертной душой. Нарака попятился, встал на дыбы, и пока Рейн осаживал коня, незнакомец растворился в темноте.
– Выходи! – приказал капитан, направляясь в переулок.
– Господь уже избавил меня от одного парня. Я не дурак, чтобы связываться с такими, как ты.
– Я не обижу тебя, парень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48