Интонация - совершенно добрая, спокойная. Почему не ответить тем же? Почему они не могут быть просто друзьями? В свое время оба совершили ошибку, но теперь она исправлена. Можно сохранять хорошие отношения. Ведь он же не плохой человек, в конце-то концов, искренне сказала Ильгет самой себе.
— Привет.
— Ты в парк? Как жизнь?
— Да ничего.
— Как ребенок? - Пита кивнул на коляску. Ильгет подумала, что все это время, пока Арнис был здесь, Пита ни разу не показывался даже в ее виртуальном пространстве, не говоря уже о реале. Наверное, и не знает ничего о ребенке.
— Хорошо. Это девочка, ей уже 9 месяцев.
— Я знаю, - сказал Пита. Они шли в сторону парка, - А что одна гуляешь?
— В смысле? Я с ребенком… Или ты имеешь в виду Арниса - он сейчас не здесь. Не на Квирине.
— Понятно.
Ильгет вдруг стало неприятно. Дойти до ближайшей флаерной стоянки… а где же она здесь? Пока деваться некуда, придется идти рядом с бывшим сожителем по узкой безлюдной аллее.
— А ты что, из церкви?
— Ага, - ответил Пита.
— Ну как твоя жизнь?
— Да идет помаленьку.
— Еще не женился?
Ильгет прикусила язык, подумав, что этот вопрос снова может вызвать у Питы бешенство. Но он лишь покачал головой.
— Нет, не женился.
— А у тебя же была какая-то девочка…
— Так ей всего двадцать лет, - ответил Пита.
— Ну и что?
— Дети меня не интересуют. Я не педофил.
— А как твоя мама? - Ильгет решила сменить тему, - и сестра?
— Они собрались переезжать. На Олдеран.
Ильгет кивнула. Что ж, логично. На Квирине остаются только те, кому здесь нравится. Старые миры гораздо удобнее для жизни. И там не натыкаешься постоянно на эстаргов, и нет ощущения космической базы и форпоста.
— А ты не хочешь с ними?
— Нет, зачем же…
— Мне кажется, что тебе здесь должно быть… тяжеловато. Нет?
— Нет, почему, хорошо. Вот в церковь хожу, - сообщил Пита, - у нас хорошая компания.
— Рада за тебя…
Они потихоньку приближались к Изумрудной Площади, где все было из синтезированного зеленого драгоценного камня - покрытие, фонтан, статуи, скамейки, цветочные вазоны. Зелень уже светилась издали. А там, совсем рядом, есть флаерная стоянка.
Внезапно Пита остановился, вскинул руку с сервом. В воздухе возникло изображение, неразборчиво для Ильгет. Звук Пита включил внутренний, на его ухе висел стилизованный под серьгу приемничек. Ильгет остановилась из вежливости, поджидая, когда Пита закончит разговор.
— Да… - говорил он, - я прошу тебя! Я тебя умоляю, выслушай меня…
Его голос звучал патетически. На вкус Ильгет - слишком ненатурально. Но на кого-то постороннего, возможно, это производило другое впечатление.
— Я тебя очень прошу: не говори так. Не говори! Ты даже не представляешь… а я знаю. Да. Я слишком многое видел в жизни. И я тебе говорю - тебе просто надо подождать…
Ильгет немного царапнули слова насчет "видел в жизни". Она отвернулась и охотно заткнула бы уши, но это было неудобно. Пита отключил серв.
— Знакомый один, - пояснил он, - человек хочет покончить самоубийством. Я его держу.
— Как держишь? - удивилась Ильгет.
— Ну вот так.
— Подожди, - она забеспокоилась, - это же не шутки, если человек действительно в таком состоянии… Пита, мы же на Квирине! Есть же психологи, надо срочно обратиться. Уж такие мелочи, как депрессию, здесь лечат. В конце концов, надо помолиться… но что значит - ты держишь? В каком смысле?
— Психологи… - горько сказал Пита, - ты и меня загоняла к психологам. Как у тебя все просто!
— Да нет, не просто, но…
— Я не могу тебе этого объяснить, - сказал Пита. Ильгет покачала головой.
— Ладно, как хочешь… и что, ты теперь регулярно спасаешь всех от самоубийства? - она не сдержала ехидства. Уж очень цепляла вся эта сцена, ненатуральная до приторности.
Пита внимательно посмотрел на нее. Ильгет почувствовала себя крайне неуютно под этим взглядом - праведника и почти святого.
— Откуда у тебя столько ненависти? - тихо и печально спросил он, - почему ты такая, Иль, объясни? Ведь ты не была такой.
— Да уж не знаю, - разозлилась Ильгет. Ненависти? Да не было никакой ненависти. И он, с его тонкостью и пониманием людей, не может этого не видеть. Или он прав, и в самом деле в ней есть какая-то ненависть к нему?
— Ну вот такая я, что поделаешь.
— Я молюсь за тебя, - тихо и торжественно сказал Пита, - молюсь и надеюсь, что ты все поймешь.
Ильгет растерялась.
— Да, спасибо, - сказала она. В конце концов, мы действительно должны молиться друг за друга, разве не так? Он прав.
— Спасибо, конечно, мне нужны молитвы, - повторила она, - и я тоже молюсь за тебя.
По правде сказать, в последнее время она и вообще-то молилась редко. Но раньше - да, раньше она всегда поминала и Питу.
— Посмотри, ведь все нормальные люди тебя осуждают, - сказал Пита, - все! Неужели ты до сих пор не задумалась ни разу о себе, о своей жизни? Иль! Ты пойми, так нельзя…
Странно, подумала Ильгет. В последнее время его постоянно тянет к нравоучениям. Почему бы это?
— Как нельзя? - внутри уже все начинало кипеть, - и кто меня конкретно осуждает? Твои родственники? Я в этом не сомневаюсь.
— Мои родственники! Лучше бы уж ты о них помолчала. Сколько зла ты им сделала… Но если бы только они. Ведь все так! Я вот вчера разговаривал с Мэррином. Это муж Магды Мэррин, ты ее знаешь…
Ильгет даже остановилась.
— Как…
— Мы познакомились по работе, - объяснил Пита, - я делал оборудование в их центре. И даже Мэррин сказал, что мне надо было уйти от тебя раньше.
— Он же… он же меня видел только один раз! - Ильгет задохнулась. Пита пожал плечами.
— Видимо, хватило.
Это ж надо, какой я монстр, даже с некоторым мрачным удовлетворением подумала Ильгет. Достаточно увидеть меня один раз, чтобы понять, что я чудовище. И как я так умудряюсь?
Но может быть, он прав, и действительно что-то колоссально не так в моей жизни, внешности, манере общения?
Пита, как обычно, словно мысли читал.
— Твое отношение к людям - оно же за километр видно.
Они вошли на площадь. Ильгет свернула в сторону флаерной стоянки.
— Ну ладно, Пита… все понятно. Я ужасный монстр, ты у нас святой…
Ей хотелось спросить, не забыл ли Пита покаяться за те дела, которые творил - или по крайней мере, бездействовал, стоя рядом - на Ярне. Слишком уж все там было откровенно. Но напоминать об этом ей казалось неэтичным. Именно потому, что неэтично напоминать о явно неприглядных поступках - это будет осуждением.
— Мне, пожалуй, домой уже пора.
Удивительно, но почему он до сих пор не успокоится? Им давно нечего делить. Они могли бы сохранять нормальные дружеские отношения. Нет, ему все еще необходимо заклеймить ее… втоптать в грязь.
Пита смотрел на нее беспощадно обличающе и прямо.
— И даже сейчас - казалось бы, нам делить-то уже нечего! Живем отдельно, ты мне никто, я тебе никто. Но даже сейчас ты умудряешься при встрече сразу закатить мне скандал. Зачем? Почему? Что я тебе сделал? Неужели я так виноват перед тобой в том, что пытался жить с тобой, как-то наладить отношения?
Э… а я закатила скандал? Ильгет уже ничего не понимала.
— Подожди, это же ты начал?
— Это я, по-твоему мнению, начал? Да, - Пита скорбно покачал головой, - тяжелый случай. Слушай, ты не проверялась, у тебя с головой все в порядке?
В самом деле, кто же начал? Ильгет почувствовала, что если подумает об этом еще хоть несколько секунд, в голове что-то окончательно лопнет и расстроится.
Она уже ничего не знала - может, и правда, она начала первой… Может, она виновата. И сейчас, и вообще во всем. Может быть, она действительно монстр.
— Ладно, все понятно, - она повернула коляску, - я пойду, до свидания.
— Что тебе понятно? - Пита вдруг схватил ее за плечо.
Он неадекватен… здесь же один только сигнал, и нападающий будет парализован Сферой. Теперь Ильгет внимательно и прямо взглянула в глаза бывшему сожителю.
Впрочем, и сигнала не потребуется. Ей-то это зачем? Самозащита тоже не запрещена. Пусть потом попробует ее обвинить, вряд ли это у него получится.
Одного взгляда хватило. Пита опустил руку.
— Ну ладно. До свидания, - ехидным, чуть издевательским тоном сказал он. Ильгет кивнула и пошла к стоянке.
Она перестала гулять в Бетрисанде.
Даже не потому, что боялась снова встретить Питу. Хотя и это тоже - он регулярно ходил в церковь, значит, мог проходить и через парк. Но парк очень большой.
Ильгет было просто противно думать о том, что он ходит где-то там же. Она чувствовала полную, тотальную несовместимость себя и бывшего сожителя в одном пространстве.
Наверное, гормональная перестройка была тому виной, но у нее возник и страх перед людьми. Магда как-то позвонила ей, пригласила гулять, но Ильгет отказалась, выдумав какой-то предлог.
С Арли можно погулять и в рощице за домом, ей это все равно.
Неприятно и мерзко думать, что вот и Магда осуждает ее. За что? Непонятно. Но Пита явственно и сильно ее за что-то осуждал.
Это была глупость, наверное. Как-то Ильгет рассказывала Арнису о своих проблемах с церковью и с отцом Маркусом. Муж только покачал головой:
— Иль, почему ты считаешь, что твой бывший говорил тебе правду? Он что, не склонен к вранью?
— Но отец Маркус прямо не опроверг…
— А что ты хочешь? Он сказал все верно, он священник. Он не может быть на чьей-то стороне. Это я всегда буду на твоей стороне, в любом случае. А для него все одинаково дороги, и это нормально. Однако и этот бред - про сочувствие твоему бывшему, это ведь могло быть придумано или так, скажем, слегка искажено.
Да, Арнис был прав, разумеется. И это могло быть так, легко.
Кроме того, Пита и сейчас мог врать про Мэррина. Или врать Мэррину - Бог весть, что он там рассказывал про Ильгет.
И про своих родственников даже мог врать. Хотя скорее всего, они рады тому, что произошло - любви между ними и Ильгет не было никогда.
И Бог весть, с кем он общался еще. Храм святого Иоста посещают многие. Четверть города. У них там хорошая, теплая компания. Его любят.
Какая разница, врет он людям про Ильгет, врет Ильгет про отношение к ней людей, или же вообще все это правда? Начало казаться, что каждый встречный относится к ней с предубеждением.
Она и в Сети боялась выходить за пределы собственного персонала. Общалась только с ограниченным числом людей, и то - очень осторожно.
Ей хотелось поговорить с Айледой, но ту было не застать дома, да Ильгет и боялась быть навязчивой.
Если бы она хоть понимала, в чем ее обвиняют - она постаралась бы исправиться. Но понимания не было. В конце концов, не выдержав, она написала бывшему сожителю письмо.
"Я не могу больше выдерживать этого. Ты обвиняешь меня в чем-то непонятном. Предъявляешь мне претензии. Пытаешься меня воспитывать. Пожалуйста, сообщи, в чем конкретно я виновата. Что мне, по твоему мнению, следует изменить".
Наверное, это было глупо. От Питы тут же пришел ответ, полный туманных намеков - и снова никакой конкретики.
Он писал, что Ильгет никогда никого не любила, кроме себя. Что она подавила его личность, лишила его возможности и способности Творить. Что всегда все происходило только ради нее и так, как хотелось ей. Что именно тогда, когда ему нужна была поддержка и помощь, он ничего такого от нее не видел. Что она не интересовалась им. Манипулировала им с помощью секса. И так далее. Из конкретных обвинений Пита привел лишь одну фразу, которую Ильгет как-то бросила еще в начале их семейной жизни на Ярне. А именно: во время очередного скандала по поводу того, что Ильгет виновата в недостаточно качественных интимных отношениях (в количестве она никогда не отказывала), она произнесла следующие преступные слова: если бы ты хотя бы вынес мусор, может, я бы относилась к тебе получше. Эта фраза произвела на Питу просто оглушающее впечатление, и многие годы он не мог ее забыть, став, в результате, почти импотентом.
Правда, сам он во время каждого скандала щедро разбрасывал куда более отвратительные фразы, но возможно, у Ильгет не настолько тонкая и чувствительная натура, и она просто привыкла терпеть.
Еще была простая ложь - о том, что якобы Ильгет специально соблазняла его, чтобы потом заявить, что ничего не хочет. Ложь, потому что Ильгет ничего подобного никогда не заявляла.
Но ведь ложь, как известно - это просто альтернативная правда.
Ильгет даже не стала отвечать. Ей было плохо. Отвратительно. Она сознавала, что будь Арнис рядом - ничего подобного бы не началось. И она бы не стала мучиться такими вопросами, и Пита не посмел бы приблизиться к ней.
В конце концов она позвонила в монастырь дарит и отправилась туда на выходные вместе с дочкой.
Все было по-прежнему. Свет из готических окон, который длинными треугольниками ложился на пол. Статуя святой Дары, ее ошеломляюще живое лицо. Тихая служба, без музыки, с женскими голосами, поющими а капелла. Ильгет исповедалась и причастилась у монастырского духовника. Здесь точно не было Питы. Здесь о ней ничего не знают из третьих рук.
Уже после этого Ильгет стало намного легче. Сестра Марта говорила с ней прямо в саду, забросанном осенней листвой, они стояли вдвоем на аллее, в то время, как Арли гуляла вокруг, Ильгет краем глаза присматривала за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65