Итак, я выстрелил еще несколько раз, хотя был практически уверен, что, даже если бы и видел старину Элвиса, все равно бы в него не попал. Но в этом случае я бы по крайней мере удовлетворил свое любопытство, узнав, как же он выглядит. Итак, мы залегли посреди минного поля между Двух отрядов вьетнамской армии, которые, скорее всего, шли на соединение с остальными в долину А-Шу. Не говоря уже об Элвисе. И Пул не мог никому сообщить, где мы находимся, потому что лейтенант не только завел нас черт знает куда, но еще и не уберег рацию, которая была теперь разбита. Мы были в ловушке. Следующие пятнадцать часов мы провели посреди поля, полного трупов, в обществе лейтенанта, который сходил с ума.
* * *
Пумо слышно было, как лейтенант Биверс причитал: “О Боже, о Боже, о Боже”. Кэлвин Хилл продолжал умирать, крича так, будто Питерс пронзал его язык раскаленными иглами. Остальные раненые тоже кричали. Пумо не видно было, кто они, дай не хотелось этого знать. Какой-то частью своего сознания Пумо больше всего на свете хотел сейчас встать, чтобы его убили и все это, наконец, закончилось. А другая половина была напугана этими мыслями, как и всем происходящим. Пумо сделал интереснейшее открытие: оказывается, у страха есть свои стадии, свои слои, каждый из которых ужаснее предыдущего. Смертельные снаряды ударялись о хлюпающую землю через равномерные промежутки времени, иногда вьетконговцы начинали стрелять из огнеметов. Пумо и все остальные прятались в углублениях, которые они частично нашли, а частично вырыли для себя. Пумо увидел наконец искореженный шлем лейтенанта – он валялся рядом с коленной чашечкой мертвого солдата, вывороченного из болота взорвавшейся миной. Коленная чашечка и часть голени лежали недалеко от головы и плеч солдата. Мертвец глядел на Пумо. Лицо его было грязным, мертвые глаза широко открыты, и выглядел он глупым и голодным. Каждый раз, когда земля содрогалась и небо разрывал очередной взрыв, голова подпрыгивала и оказывалась на несколько дюймов ближе к Пумо, казалось, что плечи медленно ползут за ней.
Пумо крепче вжался в землю. Он был во власти, наверное, одного из последних, самых жутких слоев страха, и кто-то или что-то шептало ему на ухо, что в тот момент, когда голова солдата доберется наконец до того места, где он прячется, и коснется его, он умрет. Затем он увидел, что Тим Андерхилл ползет в сторону лейтенанта, и поинтересовался про себя, зачем ему это нужно. В воздухе носились трассирующие пули, не говоря уже о разрывах мин. Ночь наступила как-то сразу, в одно мгновение. Лейтенант умрет. Андерхилл умрет. Все они умрут. И это был самый большой и самый страшный секрет. Пумо услышал, как Денглер что-то сказал Майклу Пулу и рассмеялся. Рассмеялся? Но смех был невозможен посреди этого жуткого поля, здесь возможен был только преследующий Пумо запах крови Татуированного Тиано.
– Ну что, лейтенант, намазал, дерьмом свои новые панталоны? – послышался голос Андерхилла.
– Майкл, приготовь к работе рацию, хорошо? – совершенно спокойно произнес М.0. Денглер.
Сильнейший взрыв оглушил Пумо, разорвав на куски небо над его головой. Воздух стал белым, красным, затем опять непроницаемо черным. Визгливые, почти женские крики раздались со стороны, где лежал солдат по имени Тони Ортега, хороший, но жестокий солдат, который на гражданке был лидером шайки рокеров под названием “Наплюем на дьявола” где-то там в Нью-Йорке. Ортега был единственным другом Виктора Спитални. Теперь у Спитални не будет друга. Пумо понимал, что это не имеет никакого значения, потому что Спитални убьют вместе со всеми остальными. Крики Ортеги постепенно затихали, как будто его уносили куда-то вдаль.
– Что делать, что делать? О Боже, о Боже! – скулил Биверс. – О Боже, о Боже, о Боже! Я не хочу умирать, не хочу, не хочу, не хочу, я не могу умереть.
Питерс отполз от Ортеги, направляясь к другому раненому. Еще один взрыв потряс землю, и мертвец опять подвинулся на несколько дюймов к Тино.
Солдат по имени Тедди Уоллис объявил, что он собирается покончить наконец с этим проклятым Элвисом, его друг по имени Том Блевинс сказал, что с удовольствием составит компанию. Пумо видел, как двое солдат поднялись на четвереньки и поползли через поле. Уоллис, не успев проползти и нескольких дюймов, наткнулся на мину, и его разорвало буквально пополам. Его левая нога взлетела в воздух, и казалось, что она несколько секунд бежала над полем, прежде чем упасть. Том Блевинс прополз еще немного, а затем ткнулся носом в землю, срезанный так аккуратно, будто он просто споткнулся о натянутую проволоку.
– Рок-н-роу! – вновь раздался из-за деревьев торжествующий крик Элвиса.
Неожиданно Пумо заметил рядом ухмыляющегося Денглера.
– Тебя не удивляет, как это Бог умудряется делать все одновременно? – спросил он Пумо.
– Что? – не понял тот.
Жизнь казалась ему сейчас совершенно бессмысленной, весь мир казался бессмысленным, эта война казалась бессмысленной, все было не больше чем ужасной шуткой. Смерть была страшной тайной, скрывавшейся на дне этой шутки, и демоны смотрели на этот мир, кривлялись и насмехались над ним.
– Что мне нравится в этой идее, – продолжал Денглер, – так это то, что Вселенная создала сама себя, а значит, продолжает воссоздавать самое себя. Так что разрушение – часть этого воссоздания, которое продолжается непрерывно, понимаешь? И из всего этого следует самое восхитительное, Пумо, – разрушение лежит в основе процесса творения, который кажется нам таким красивым.
– Отвали, мать твою! – выругался Пумо, только сейчас поняв, что в действительности делал Денглер: нес разную чушь, чтобы разбудить мысли Пумо, вернуть ему способность к действию. Денглер не понимал, что демоны создали этот мир и смерть – самая большая его тайна.
* * *
Пумо вдруг осознал, что молчит уже довольно долгое время. В глазах его стояли слезы.
– Мэгги, ты не спишь? – прошептал он. Мэгги дышала легко и тихо, голова ее по-прежнему лежала на плече Тино.
– Это исчадие ада украло мою записную книжку, – прошептал Пумо. – Зачем ей, интересно, могла понадобиться моя записная книжка? Чтобы украсть радио с часами и портативные телевизоры у всех, кого я знаю?
* * *
– Демоны улетели, – донесся до них голос Андерхилла. – И Денглер пытается убедить Пумо в том, что смерть – мать красоты.
– Неправда, – прошептал Денглер. – Ты все понял неправильно. У красоты нет матери.
– Господи Иисусе, – сказал Пумо, удивляясь про себя, откуда Андерхиллу могло быть известно про демонов. Наверное, он тоже видел их.
Еще один взрыв осветил поле, и Тино увидел, что все оставшиеся в живых лежат как окаменелые на расстоянии выстрела от него и лица их повернуты к Андерхиллу, который кажется спокойным, невозмутимым, массивным и устойчивым, как гора. В этом был какой-то секрет, секрет, запрятанный так же глубоко, как один из тех, что хранили демоны, но что это был за секрет? Их мертвые товарищи и мертвые солдаты, которые были заминированы, из предыдущего отряда, погибшего здесь, лежали по всему полю. Нет, думал Пумо, демоны должны быть глубже, потому что здесь – не преисподняя, это хуже преисподней – в преисподней ты уже умер, а в этом аду вынужден сидеть и ждать, пока тебя убьют.
Норм Питерс ползал туда-сюда, перевязывая раны. Вновь наступила темнота. Когда поле снова осветилось, Пумо увидел, что Денглера уже нет рядом – он ползал теперь вместе с Питерсом, помогая ему. Денглер улыбался. Увидев, что Пумо смотрит на него, он широко осклабился и указал пальцем на небо. “Помни, помни, – хотел он сказать. – Вселенная воссоздает сама себя, прямо здесь и прямо сейчас”.
Поздно ночью вьетнамцы начали стрелять шестидесятимиллиметровыми снарядами из американских пушек М-2. Несколько раз за этот час перед рассветом Пумо казалось, что он окончательно сошел с ума. Демоны вернулись вновь и с громким смехом носились над полем. Пумо понял наконец, что они смеются над ним и над Денглером, потому что даже если они переживут эту ночь, это все равно не спасет их от того, чтобы умереть бессмысленной смертью, а если все на этом свете происходит одновременно, значит, их смерть принадлежит не будущему, а настоящему, а память – только шутка, игра в перевертыши. Пумо видел, как Виктор Спитални пытается отрезать уши у Тони Ортеги, бывшего лидера шайки, грозившейся наплевать на самого дьявола, и это зрелище заставляло демонов плясать и визжать от удовольствия.
– Что ты делаешь? – прошипел Пумо, поднимая комок земли и бросая его в Спитални. – Это же твой лучший друг!
– Мне нужно что-нибудь, что я мог бы предъявить после всего этого, – сказал Спитални, однако все же прекратил, убрал нож за пояс и торопливо отполз в сторону, как шакал, успевший насладиться падалью.
Когда наконец прибыли вертолеты, части СВА отступили обратно в джунгли, и “кобры”, боевые вертолеты, выпустили по кронам деревьев несколько ракет, поджарив, вероятно, несколько обезьян, затем развернулись, направляясь обратно в Кэмп Крэнделл. Еще один вертолет опустился на опушку.
Невозможно вспомнить, как почти спокойно может быть в UH1-B, пока не доведется посидеть в нем снова.
3
– По правде говоря, мы полицейские из Нью-Йорка, – объявил Гарри Биверс водителю такси, костлявому беззубому китайцу в футболке, который только что спросил его, что им понадобилось на Буги-стрит.
– А, – сказал водитель. – Полицейские.
– Мы здесь расследуем одно дело.
– Дело, – эхом отозвался таксист. – Очень хорошо. Это для телевидения?
– Мы разыскиваем одного американца, которому нравилась Буги-стрит, – торопливо пояснил Майкл Пул. Физиономия Биверса покраснела, губы сжались в тонкую линию. – Мы знаем, что он переехал в Сингапур. И хотим показать на Буги-стрит его фотографию, посмотреть, не знает ли его там кто-нибудь.
– Буги-стрит вас разочарует, – сказал таксист.
– Я выхожу из машины, – прервал их Гарри Биверс. – Не могу больше это выносить. Остановите. Мы выходим.
Водитель пожал плечами, послушно включил мигалку и стал пробираться к тротуару через три ряда машин.
– Почему вы считаете, что Буги-стрит нас разочарует? – спросил Майкл.
– Потому что там больше ничего нет. Мистер Ли, он вычистил Буги-стрит.
– Вычистил?
– Мистер Ли заставил всех “девушек” убраться из Сингапура. Никого больше нет – только картинки.
– Как это – только картинки?
– Вы идете вечером по Буги-стрит, – терпеливо пояснил водитель. – Проходите мимо баров. Перед ними видите картинки, покупаете их и берете с собой домой.
– Черт побери, – сказал Биверс.
– Кто-нибудь в одном из этих баров наверняка знает Андерхилла, – сказал Майкл Пул. – Он мог и не уехать из Сингапура только потому, что прогнали его любимых “девушек”.
– Ты уверен? – спросил Биверс. – Ты стал бы покупать головоломку из картинок, зная, что самый важный кусок в ней отсутствует?
– Осмотрите достопримечательности Сингапура, – посоветовал таксист. – Вечером Буги-стрит, а сейчас – Сады Тигрового бальзама.
– Ненавижу сады, – сказал Биверс.
– Этот сад усажен не цветочками, – возразил таксист. – Он состоит из скульптур. Все стили китайской архитектуры. Герои китайского фольклора. Сцены ужасов.
– Сцены ужасов, – повторил Биверс.
– Питон, заглатывающий козленка. Тигр, приготовившийся к прыжку. Вознесение Духа Белой Змеи. Дикий человек из Борнео. Со Хо Чанг в Логове Паука. Дух Паука в образе красивой женщины.
– Звучит заманчиво, – вмешался Конор Линклейтер.
– А самая интересная часть – та, где изображены сцены пыток. Скульптуры, изображающие ад, наказания души после смерти. Очень красиво. Очень поучительно. И очень страшно.
– Как вы считаете? – спросил Конор.
– Меня больше волнуют наказания, которым подвергаются души людей до смерти, – сказал Майкл. – Но давайте посмотрим.
Водитель немедленно выехал наперерез трем рядам машин.
* * *
Таксист высадил трех друзей в конце широкой аллеи, ведущей к воротам, на которых между белыми и зелеными колоннами виднелась надпись: “Хо Пар Вилла”. Люди постоянно входили в ворота, другие выходили. Чуть вдалеке виднелись еще одни ворота в форме пагоды. Китайцы и китаянки в рубашках с короткими рукавами и летних платьях, подростки в пестрых одеждах, школьницы в форме, напоминавшей форму мальчиков в английских школах, пожилые пары, держащиеся за руки, мальчики в коротких штанишках – все эти люди двигались в обе стороны по широкой аллее, ведущей от входа в глубь Садов. По меньшей мере половина гуляющих что-то ела. Жарко палило солнце. Пул отер пот со лба. С каждым часом день становился все жарче, и воротник его рубашки уже успел промокнуть.
Друзья прошли через вторые ворота. Рядом с аллегорической фигурой, изображавшей Таиланд, находился макет, состоящий из изображения крестьянки, растянувшейся на некоем подобии поля, выронив корзину и простирая руки в немой мольбе о помощи. К женщине бежал через поле ребенок, пожилой крестьянин в шортах и шляпе в форме пагоды простирал над ней руки, то ли предлагая помощь, то ли изрыгая проклятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
* * *
Пумо слышно было, как лейтенант Биверс причитал: “О Боже, о Боже, о Боже”. Кэлвин Хилл продолжал умирать, крича так, будто Питерс пронзал его язык раскаленными иглами. Остальные раненые тоже кричали. Пумо не видно было, кто они, дай не хотелось этого знать. Какой-то частью своего сознания Пумо больше всего на свете хотел сейчас встать, чтобы его убили и все это, наконец, закончилось. А другая половина была напугана этими мыслями, как и всем происходящим. Пумо сделал интереснейшее открытие: оказывается, у страха есть свои стадии, свои слои, каждый из которых ужаснее предыдущего. Смертельные снаряды ударялись о хлюпающую землю через равномерные промежутки времени, иногда вьетконговцы начинали стрелять из огнеметов. Пумо и все остальные прятались в углублениях, которые они частично нашли, а частично вырыли для себя. Пумо увидел наконец искореженный шлем лейтенанта – он валялся рядом с коленной чашечкой мертвого солдата, вывороченного из болота взорвавшейся миной. Коленная чашечка и часть голени лежали недалеко от головы и плеч солдата. Мертвец глядел на Пумо. Лицо его было грязным, мертвые глаза широко открыты, и выглядел он глупым и голодным. Каждый раз, когда земля содрогалась и небо разрывал очередной взрыв, голова подпрыгивала и оказывалась на несколько дюймов ближе к Пумо, казалось, что плечи медленно ползут за ней.
Пумо крепче вжался в землю. Он был во власти, наверное, одного из последних, самых жутких слоев страха, и кто-то или что-то шептало ему на ухо, что в тот момент, когда голова солдата доберется наконец до того места, где он прячется, и коснется его, он умрет. Затем он увидел, что Тим Андерхилл ползет в сторону лейтенанта, и поинтересовался про себя, зачем ему это нужно. В воздухе носились трассирующие пули, не говоря уже о разрывах мин. Ночь наступила как-то сразу, в одно мгновение. Лейтенант умрет. Андерхилл умрет. Все они умрут. И это был самый большой и самый страшный секрет. Пумо услышал, как Денглер что-то сказал Майклу Пулу и рассмеялся. Рассмеялся? Но смех был невозможен посреди этого жуткого поля, здесь возможен был только преследующий Пумо запах крови Татуированного Тиано.
– Ну что, лейтенант, намазал, дерьмом свои новые панталоны? – послышался голос Андерхилла.
– Майкл, приготовь к работе рацию, хорошо? – совершенно спокойно произнес М.0. Денглер.
Сильнейший взрыв оглушил Пумо, разорвав на куски небо над его головой. Воздух стал белым, красным, затем опять непроницаемо черным. Визгливые, почти женские крики раздались со стороны, где лежал солдат по имени Тони Ортега, хороший, но жестокий солдат, который на гражданке был лидером шайки рокеров под названием “Наплюем на дьявола” где-то там в Нью-Йорке. Ортега был единственным другом Виктора Спитални. Теперь у Спитални не будет друга. Пумо понимал, что это не имеет никакого значения, потому что Спитални убьют вместе со всеми остальными. Крики Ортеги постепенно затихали, как будто его уносили куда-то вдаль.
– Что делать, что делать? О Боже, о Боже! – скулил Биверс. – О Боже, о Боже, о Боже! Я не хочу умирать, не хочу, не хочу, не хочу, я не могу умереть.
Питерс отполз от Ортеги, направляясь к другому раненому. Еще один взрыв потряс землю, и мертвец опять подвинулся на несколько дюймов к Тино.
Солдат по имени Тедди Уоллис объявил, что он собирается покончить наконец с этим проклятым Элвисом, его друг по имени Том Блевинс сказал, что с удовольствием составит компанию. Пумо видел, как двое солдат поднялись на четвереньки и поползли через поле. Уоллис, не успев проползти и нескольких дюймов, наткнулся на мину, и его разорвало буквально пополам. Его левая нога взлетела в воздух, и казалось, что она несколько секунд бежала над полем, прежде чем упасть. Том Блевинс прополз еще немного, а затем ткнулся носом в землю, срезанный так аккуратно, будто он просто споткнулся о натянутую проволоку.
– Рок-н-роу! – вновь раздался из-за деревьев торжествующий крик Элвиса.
Неожиданно Пумо заметил рядом ухмыляющегося Денглера.
– Тебя не удивляет, как это Бог умудряется делать все одновременно? – спросил он Пумо.
– Что? – не понял тот.
Жизнь казалась ему сейчас совершенно бессмысленной, весь мир казался бессмысленным, эта война казалась бессмысленной, все было не больше чем ужасной шуткой. Смерть была страшной тайной, скрывавшейся на дне этой шутки, и демоны смотрели на этот мир, кривлялись и насмехались над ним.
– Что мне нравится в этой идее, – продолжал Денглер, – так это то, что Вселенная создала сама себя, а значит, продолжает воссоздавать самое себя. Так что разрушение – часть этого воссоздания, которое продолжается непрерывно, понимаешь? И из всего этого следует самое восхитительное, Пумо, – разрушение лежит в основе процесса творения, который кажется нам таким красивым.
– Отвали, мать твою! – выругался Пумо, только сейчас поняв, что в действительности делал Денглер: нес разную чушь, чтобы разбудить мысли Пумо, вернуть ему способность к действию. Денглер не понимал, что демоны создали этот мир и смерть – самая большая его тайна.
* * *
Пумо вдруг осознал, что молчит уже довольно долгое время. В глазах его стояли слезы.
– Мэгги, ты не спишь? – прошептал он. Мэгги дышала легко и тихо, голова ее по-прежнему лежала на плече Тино.
– Это исчадие ада украло мою записную книжку, – прошептал Пумо. – Зачем ей, интересно, могла понадобиться моя записная книжка? Чтобы украсть радио с часами и портативные телевизоры у всех, кого я знаю?
* * *
– Демоны улетели, – донесся до них голос Андерхилла. – И Денглер пытается убедить Пумо в том, что смерть – мать красоты.
– Неправда, – прошептал Денглер. – Ты все понял неправильно. У красоты нет матери.
– Господи Иисусе, – сказал Пумо, удивляясь про себя, откуда Андерхиллу могло быть известно про демонов. Наверное, он тоже видел их.
Еще один взрыв осветил поле, и Тино увидел, что все оставшиеся в живых лежат как окаменелые на расстоянии выстрела от него и лица их повернуты к Андерхиллу, который кажется спокойным, невозмутимым, массивным и устойчивым, как гора. В этом был какой-то секрет, секрет, запрятанный так же глубоко, как один из тех, что хранили демоны, но что это был за секрет? Их мертвые товарищи и мертвые солдаты, которые были заминированы, из предыдущего отряда, погибшего здесь, лежали по всему полю. Нет, думал Пумо, демоны должны быть глубже, потому что здесь – не преисподняя, это хуже преисподней – в преисподней ты уже умер, а в этом аду вынужден сидеть и ждать, пока тебя убьют.
Норм Питерс ползал туда-сюда, перевязывая раны. Вновь наступила темнота. Когда поле снова осветилось, Пумо увидел, что Денглера уже нет рядом – он ползал теперь вместе с Питерсом, помогая ему. Денглер улыбался. Увидев, что Пумо смотрит на него, он широко осклабился и указал пальцем на небо. “Помни, помни, – хотел он сказать. – Вселенная воссоздает сама себя, прямо здесь и прямо сейчас”.
Поздно ночью вьетнамцы начали стрелять шестидесятимиллиметровыми снарядами из американских пушек М-2. Несколько раз за этот час перед рассветом Пумо казалось, что он окончательно сошел с ума. Демоны вернулись вновь и с громким смехом носились над полем. Пумо понял наконец, что они смеются над ним и над Денглером, потому что даже если они переживут эту ночь, это все равно не спасет их от того, чтобы умереть бессмысленной смертью, а если все на этом свете происходит одновременно, значит, их смерть принадлежит не будущему, а настоящему, а память – только шутка, игра в перевертыши. Пумо видел, как Виктор Спитални пытается отрезать уши у Тони Ортеги, бывшего лидера шайки, грозившейся наплевать на самого дьявола, и это зрелище заставляло демонов плясать и визжать от удовольствия.
– Что ты делаешь? – прошипел Пумо, поднимая комок земли и бросая его в Спитални. – Это же твой лучший друг!
– Мне нужно что-нибудь, что я мог бы предъявить после всего этого, – сказал Спитални, однако все же прекратил, убрал нож за пояс и торопливо отполз в сторону, как шакал, успевший насладиться падалью.
Когда наконец прибыли вертолеты, части СВА отступили обратно в джунгли, и “кобры”, боевые вертолеты, выпустили по кронам деревьев несколько ракет, поджарив, вероятно, несколько обезьян, затем развернулись, направляясь обратно в Кэмп Крэнделл. Еще один вертолет опустился на опушку.
Невозможно вспомнить, как почти спокойно может быть в UH1-B, пока не доведется посидеть в нем снова.
3
– По правде говоря, мы полицейские из Нью-Йорка, – объявил Гарри Биверс водителю такси, костлявому беззубому китайцу в футболке, который только что спросил его, что им понадобилось на Буги-стрит.
– А, – сказал водитель. – Полицейские.
– Мы здесь расследуем одно дело.
– Дело, – эхом отозвался таксист. – Очень хорошо. Это для телевидения?
– Мы разыскиваем одного американца, которому нравилась Буги-стрит, – торопливо пояснил Майкл Пул. Физиономия Биверса покраснела, губы сжались в тонкую линию. – Мы знаем, что он переехал в Сингапур. И хотим показать на Буги-стрит его фотографию, посмотреть, не знает ли его там кто-нибудь.
– Буги-стрит вас разочарует, – сказал таксист.
– Я выхожу из машины, – прервал их Гарри Биверс. – Не могу больше это выносить. Остановите. Мы выходим.
Водитель пожал плечами, послушно включил мигалку и стал пробираться к тротуару через три ряда машин.
– Почему вы считаете, что Буги-стрит нас разочарует? – спросил Майкл.
– Потому что там больше ничего нет. Мистер Ли, он вычистил Буги-стрит.
– Вычистил?
– Мистер Ли заставил всех “девушек” убраться из Сингапура. Никого больше нет – только картинки.
– Как это – только картинки?
– Вы идете вечером по Буги-стрит, – терпеливо пояснил водитель. – Проходите мимо баров. Перед ними видите картинки, покупаете их и берете с собой домой.
– Черт побери, – сказал Биверс.
– Кто-нибудь в одном из этих баров наверняка знает Андерхилла, – сказал Майкл Пул. – Он мог и не уехать из Сингапура только потому, что прогнали его любимых “девушек”.
– Ты уверен? – спросил Биверс. – Ты стал бы покупать головоломку из картинок, зная, что самый важный кусок в ней отсутствует?
– Осмотрите достопримечательности Сингапура, – посоветовал таксист. – Вечером Буги-стрит, а сейчас – Сады Тигрового бальзама.
– Ненавижу сады, – сказал Биверс.
– Этот сад усажен не цветочками, – возразил таксист. – Он состоит из скульптур. Все стили китайской архитектуры. Герои китайского фольклора. Сцены ужасов.
– Сцены ужасов, – повторил Биверс.
– Питон, заглатывающий козленка. Тигр, приготовившийся к прыжку. Вознесение Духа Белой Змеи. Дикий человек из Борнео. Со Хо Чанг в Логове Паука. Дух Паука в образе красивой женщины.
– Звучит заманчиво, – вмешался Конор Линклейтер.
– А самая интересная часть – та, где изображены сцены пыток. Скульптуры, изображающие ад, наказания души после смерти. Очень красиво. Очень поучительно. И очень страшно.
– Как вы считаете? – спросил Конор.
– Меня больше волнуют наказания, которым подвергаются души людей до смерти, – сказал Майкл. – Но давайте посмотрим.
Водитель немедленно выехал наперерез трем рядам машин.
* * *
Таксист высадил трех друзей в конце широкой аллеи, ведущей к воротам, на которых между белыми и зелеными колоннами виднелась надпись: “Хо Пар Вилла”. Люди постоянно входили в ворота, другие выходили. Чуть вдалеке виднелись еще одни ворота в форме пагоды. Китайцы и китаянки в рубашках с короткими рукавами и летних платьях, подростки в пестрых одеждах, школьницы в форме, напоминавшей форму мальчиков в английских школах, пожилые пары, держащиеся за руки, мальчики в коротких штанишках – все эти люди двигались в обе стороны по широкой аллее, ведущей от входа в глубь Садов. По меньшей мере половина гуляющих что-то ела. Жарко палило солнце. Пул отер пот со лба. С каждым часом день становился все жарче, и воротник его рубашки уже успел промокнуть.
Друзья прошли через вторые ворота. Рядом с аллегорической фигурой, изображавшей Таиланд, находился макет, состоящий из изображения крестьянки, растянувшейся на некоем подобии поля, выронив корзину и простирая руки в немой мольбе о помощи. К женщине бежал через поле ребенок, пожилой крестьянин в шортах и шляпе в форме пагоды простирал над ней руки, то ли предлагая помощь, то ли изрыгая проклятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92