лето умирало в слабеющем тепле, тиши и не торопилось облачаться в багряный саван. Красные листья по Сене не плыли, а шли традиционные баржи и экскурсионные пароходики с прозрачными кабинами и красно-белыми тентами.
Штаб-квартира «Дассо» была построена в классической манере раннего Брейера: крохотный, тщательно отреставрированный особнячок в стиле Людовика XV, выступающий углом фасада на площадь против Центра Помпиду, был утоплен в современном гиганте стеклянно-силликоловой готики. Попасть к Бэклерхорсту оказалось на удивление просто — или это Реншоу успел составить протекцию? — пришли, сказали, позвонили, подождали семь минут, поднялись на лифте, секретарша кивнула, и пилоты вошли в дверь с ручкой в форме увитого листьями шара.
Кабинет по размерам в пять или в десять раз превосходил прозрачную клетушку стимфальского полномочного представителя. Стены были скрыты за резными панелями темного дерева, потолок трамплином поднимался в сторону высокого, в три с лишним человеческих роста, окна и переходил в него плавным изгибом. Боком к окну стоял многоярусный стол, и вот за этим столом и сидел первый вице-президент транснационального авиа— и ракетостроительного концерна «Дассо Бреге» Шелл Тервельс Бэклерхорст.
Нечасто за время последних приключений Эрликону приходилось видеть люд ей абсолютно нормальной внешности. На лице Бэклерхорста не было ни шрамов, ни чудовищных бородавок, ни безумных глаз, даже усов, которые были на фотографии в «Интеллидженсере», и тех не было. Вице-президент выглядел как обыкновенный мужчина лет сорока пяти, довольно красивый — красотой, правда, отнюдь не классической, но мужественной и приятной для глаза, темноволосый и коротко подстриженный. На нем были синий костюм, голубая рубашка и галстук в полоску с платиновой булавкой. Словом, перед Эрликоном сидел стандартный преуспевающий бизнесмен, ни в каком кошмарном сне его нельзя было представить жестоким средневековым завоевателем — уж скорее Реншоу походил на какого-нибудь хитрого и вероломного визиря.
Протянув руку в часах с серебряным браслетом, Бэклерхорст показал Эрлену на кресло перед столом и, когда тот сел, доброжелательно посмотрел на него, ожидая, что ему скажут. На пальце вице-президента пилот увидел обручальное кольцо и от этого почему-то окончательно пал духом. Ужас его подскочил до леденящих высот и лишил дара речи. «Ошибка, — прострелило в голове. — Горим».
Но Кромвель, как видно, считал иначе. Подойдя к столу и опершись на него, маршал без колебаний произнес:
— Здорово, феодал.
В отличие от Пиредры Бэклерхорст, удивляясь, поднимал сразу обе брови. Он взглянул сначала на то место, откуда раздался голос, потом на Эрликона и ничего не сказал.
— Сейчас все поймешь, — продолжал Кромвель. — Убери свет.
Помедлив мгновенье, Бэклерхорст опустил руку и нажал что-то внизу стола. Окно потемнело, в комнате наступил полумрак, и Дж. Дж. проявился полностью. Он был ясен, серьезен, свои длинные белые волосы заправил за уши, отчего сразу сделался похож на премудрую сказочную старуху. На сей раз на нем была такая же потертая летная куртка, как и у Эрлена, только с маршальскими погонами с гербами.
— Ну как? — спросил он почти сурово. — Узнаешь? Что тебе напомнить, чтобы ты поверил, что это я? Казанову? Сибирь-68? «Трансгалактик»?
— Ничего не нужно, Джон, — ответил Бэклерхорст. — Я вижу, что это ты. — Говорил он с едва уловимым мягким акцентом, и от всего его облика веяло удивительным спокойствием. — Прости за нескромный вопрос: откуда ты?
— Откуда мы все. — Дж. Дж. пожал плечами, усаживаясь напротив Эрликона. — От Скифа. Кстати, он не предупреждал о том, что мы можем здесь появиться?
— Нет, Джон. Я давно его не видел.
— Верю, верю… Если бы он и знал, что этот разговор состоится, то вряд ли заставил тебя врать… Что же, сказ простой — вот он имел удовольствие чем-то не угодить нашему другу Рамиресу…
— Наш друг Рамирес теперь знаменитый музыкальный деятель.
— Да, он расстроился, разволновался, даже, кажется, собирался парня убить, и Скиф пригласил меня разобраться в ситуации. Вот я здесь. Но расскажи о себе.
— О, моя история не столь романтична, — сказал Бэк-лерхорст, и Эрлен явственно ощутил, как он пристыковывает одно слово к другому. — Я опять немножко фотографировал, хотел открыть студию, но вот снова оказался за таким столом, еще раз стал функционером.
Первый раз во время разговора Кромвель привычно усмехнулся:
— Как же, очень хорошо себе представляю: хотел студию, а тебя пригласили работать фотографом, ты хотел отказаться, а тебя назначили начальником отдела рекламы, тебе и это не понравилось… а что было потом?
— Потом было много всего. — Бэклерхорст улыбнулся.
— Было много всего, и ты хотел уходить, а тебя вот сделали директором и вице-президентом. Когда тебе надоест и это, тебя изберут президентом, а там, глядишь, «Дассо» переименуют в «Бэклерхорст».
— Это вряд ли возможно, но в основном ты прав: я не гонялся за этим креслом.
— Я так и думал — оно гонялось за тобой. Восемьдесят лет назад ты был точно таким же. Однако, как ты думаешь, зачем мы пришли?
— Я думаю, затем, — предположил Шелл, — чтобы повидать старого друга.
— Конечно, — согласился Кромвель.
— Но также думаю, что тебя привели и деловые причины. — Бэклерхорст повернулся и достал из верхнего отделения стола массивную, окантованную хромовой гусеницей папку. — Мне звонил Реншоу. Видимо, этот мальчик и есть тот самый пилот, который вызывает такой всеобщий интерес?
— Да, это он, — подтвердил Кромвель. — Шелл, ты не хочешь нас купить?
— Джон, не торопи события, а то я запутаюсь, и придется все начинать сначала. Помни, что я не ждал твоего прихода.
Вице-президент нажал на столе еще что-то невидимое и спросил:
— Анна, с кем я обедаю сегодня?
— Ни с кем, шеф, — ответил женский голос под потолком.
Бэклерхорст посмотрел на Эрликона:
— Молодой человек, скорее всего, хочет есть. У юности свои неоспоримые преимущества. Джон, я предлагаю покинуть это помещение и перейти в другое.
Он встал из-за стола, взяв с собой папку, и открыл совещание словами: «Как я понимаю, ты хочешь летать на „Милане“ и на меньшее не согласен…» Загадочный феодал и маршал разложили бумаги и зажгли проектор в оранжерее на самом верхнем этаже здания «Дассо» под скосом стеклянного потолка, а Эрлен устроился за изысканным двухэтажным столиком, щедро нагруженным всеми видами закусок, коктейлей, соков и фигурно нарезанных фруктов.
Здесь, в подражание Цезарю, придется пояснить, что летное ремесло делится на три части. Первая, наиболее зрелищная, — это демонстрация зрителям, судьям, соперникам спортивного мастерства. Вторая — более затаенная сторона, раздел инженерных секретов, тех конструкторских ухищрений, которые обеспечивают ставки на многомиллионные барыши; а третья часть и вовсе скрыта от людских глаз — это магическая область менеджмента, сделок и гонораров — от дьявольского искусства заключения многостраничного контракта с хвостатыми подписями до византийских интриг из-за надписей на фюзеляже.
Эрлен знал — и то не в совершенстве — лишь пилотажную часть профессии. Не в совершенстве потому, что многие из обязательных элементов не любил, не работал над ними и старался по возможности обойти, шлифовал же то, что доставляло в воздухе удовольствие ему самому, и слабых мест у него в программе всегда было предостаточно. Что же касается электроники или моторов, то Эрлен вряд ли сумел бы поддержать даже самый нейтральный разговор со своими же техниками или электриками. К деловой части его отношение было еще более незамысловатым: он глубокомысленно выслушивал все то, что говорили ему люди, которых приводил ему тренер Холуэл Дэвис, потом брал бумаги, открывал сразу последний лист, где стояло число с тремя нулями, и рисовал — сначала большие буквы Эй-Ти-Эй, а дальше что-то вроде энцефалограммы шизофреника с росчерком на конце; потом звонил Скифу и с важностью в голосе говорил: «Ну, я заключил контракт».
Дж. Дж. явно придерживался иного взгляда. Уплетая мясное ассорти, Эрлен прислушивался к полному технической тарабарщины разговору, который шел по ту сторону заросшей кипреем альпийской горки, и очень скоро понял: да, Кромвель презирает и спорт, и спортсменов, для него все это дурацкая игра, но знает он эту игру досконально и играть в нее будет на полном серьезе, придираясь к каждому блоку в дубль-схеме и к каждой запятой в договоре.
Пока вице-президент и маршал ожесточенно препирались по поводу неведомых деформаций, фиксаций, компенсаций, а также лобового сопротивления и нестандартного бака, Эрликон слушал вполуха, попивая сок и листая одной рукой последний фарбороский каталог, в котором круглая физиономия Эдгара Баженова, друга и разлучника, врезалась в блистающий лаком профиль СУ-1027. Каталог был доставлен вместе с едой — «Дай ему пока какую-нибудь книжку с картинками», — велел Кромвель. Прозвучало это не очень-то лестно, но Эрлен решил не обращать внимания. Вырвавшись из клещей стресса, он автоматически впал в нечто наподобие эйфории — слава богу, зарулили в колею, эти двое знают, что делать, вот и пусть делают, а наша планида — ручкой крутить. Правда, на дне его блаженства уже закопошился какой-то червячок, но Эрликон не пожелал его замечать: «Устал. Успею. Сейчас мне хорошо, и точка. Все».
Разговор тем временем перешел на вещи более интересные. Он отложил каталог и, не встречая сопротивления, пересел поближе.
— Джон, — очень деликатно говорил Бэклерхорст. — Боюсь, ты не отдаешь себе отчета, насколько неудачный момент мы выбрали. В начале октября в парламенте начинаются дебаты об отмене линейной подпитки. А мы менее чем за месяц до этого выставляем на международное обозрение серийную машину с топливным баком. Многие скажут, что это нахальство.
— Вот и прекрасно. Выиграем и докажем преимущество топливной кассеты.
— Разумеется, если закон об отмене линейной подпитки будет принят. А если нет, репутация «Дассо» за последнее время не слишком поднялась, и такой удар по ней был бы нежелателен. Этот самолет мы никак не сможем выдать за спортивную модель.
Впервые Эрлен видел Кромвеля озадаченным и ищущим выхода.
— Но, послушай, ведь вы все равно продаете свою технику в страны «третьего мира», а они не входят в конвенцию о подпитке.
— Сегодня не входят, но завтра войдут, и потом это скверная реклама.
Речь Бэклерхорста была размеренна и даже медлительна, и Эрликон решился задать вопрос:
— А почему хотят отменить линейную подпитку?
— Формальная причина — экологическая: энергетическая перенасыщенность среды, токи высокой частоты, электронный резонанс. Кроме того, по последним данным, линейная авиация утрачивает эффективность.
Совершенно ясно, что у Бэклерхорста можно спрашивать что угодно, не стесняясь. Эрлену такие люди очень нравились.
— Если закон будет принят, — неспешно втолковывал вице-президент, — нас обвинят в лоббизме и милитаризме, но победителей не судят. Но если нет, на нас с вами упадет весьма густая тень.
— Черт возьми, — сказал Кромвель, — так если у вас есть лобби, вот и сделайте, чтобы авиационные фирмы одолели линейщиков, а уж мы тебе устроим пропаганду.
Бэклерхорст успокаивающе поднял руку:
— Разумеется, у нас есть лобби, и у линейщиков есть лобби, но я этим не занимаюсь. Я занимаюсь самолетами. Я в настоящее время должен убедить президента выставить машину на салон.
Кромвель нетерпеливо дернул головой:
— Шелл, так ты на нашей стороне или нет?
— Я на нашей стороне, но немедленного ответа дать не могу. Для начала я должен собрать совет директоров. Случай беспрецедентный — машина с суперкомпенса-торной тягой, на границе допустимой формулы, потребуется очень большое давление на судейскую коллегию. Твое имя решило бы многое, но, как я понимаю, у нас его сейчас как бы нет. Даже если совет решит дело в нашу пользу, я все равно не могу гарантировать полновесный контракт и фирменные наклейки.
— Мы очень хорошо слетаем, — пообещал Дж. Дж.
— В этом, Джон, я не сомневаюсь.
Опустив глаза от голографического многоцветного разреза двигателя, висевшего над столом, Эрликон заглянул в разложенные чертежи и тут-то наконец увидел изображение того самолета, на котором ему предстояло летать. Юный питомец ИК не обладал способностью Кромвеля по одним цифрам без всякого компьютера представлять себе машину во всех ракурсах «живьем», но прилежно расчерченная схема — с традиционной разметкой на выпущенное и невыпущенное шасси — все же изумила его.
Кромвелевская мечта человечества более всего имела сходство с карикатурой на любой современный истребитель — стандартный профиль был неимоверно вытянут, но не по горизонтали, а по вертикали, словно строили самолет в колодце и громоздили в высоту из-за нехватки места. Типический перехват «талии» за кабиной при этом сохранился, а пара и без того громадных вертикальных косо посаженных килей приобрела уж и вовсе гротескный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Штаб-квартира «Дассо» была построена в классической манере раннего Брейера: крохотный, тщательно отреставрированный особнячок в стиле Людовика XV, выступающий углом фасада на площадь против Центра Помпиду, был утоплен в современном гиганте стеклянно-силликоловой готики. Попасть к Бэклерхорсту оказалось на удивление просто — или это Реншоу успел составить протекцию? — пришли, сказали, позвонили, подождали семь минут, поднялись на лифте, секретарша кивнула, и пилоты вошли в дверь с ручкой в форме увитого листьями шара.
Кабинет по размерам в пять или в десять раз превосходил прозрачную клетушку стимфальского полномочного представителя. Стены были скрыты за резными панелями темного дерева, потолок трамплином поднимался в сторону высокого, в три с лишним человеческих роста, окна и переходил в него плавным изгибом. Боком к окну стоял многоярусный стол, и вот за этим столом и сидел первый вице-президент транснационального авиа— и ракетостроительного концерна «Дассо Бреге» Шелл Тервельс Бэклерхорст.
Нечасто за время последних приключений Эрликону приходилось видеть люд ей абсолютно нормальной внешности. На лице Бэклерхорста не было ни шрамов, ни чудовищных бородавок, ни безумных глаз, даже усов, которые были на фотографии в «Интеллидженсере», и тех не было. Вице-президент выглядел как обыкновенный мужчина лет сорока пяти, довольно красивый — красотой, правда, отнюдь не классической, но мужественной и приятной для глаза, темноволосый и коротко подстриженный. На нем были синий костюм, голубая рубашка и галстук в полоску с платиновой булавкой. Словом, перед Эрликоном сидел стандартный преуспевающий бизнесмен, ни в каком кошмарном сне его нельзя было представить жестоким средневековым завоевателем — уж скорее Реншоу походил на какого-нибудь хитрого и вероломного визиря.
Протянув руку в часах с серебряным браслетом, Бэклерхорст показал Эрлену на кресло перед столом и, когда тот сел, доброжелательно посмотрел на него, ожидая, что ему скажут. На пальце вице-президента пилот увидел обручальное кольцо и от этого почему-то окончательно пал духом. Ужас его подскочил до леденящих высот и лишил дара речи. «Ошибка, — прострелило в голове. — Горим».
Но Кромвель, как видно, считал иначе. Подойдя к столу и опершись на него, маршал без колебаний произнес:
— Здорово, феодал.
В отличие от Пиредры Бэклерхорст, удивляясь, поднимал сразу обе брови. Он взглянул сначала на то место, откуда раздался голос, потом на Эрликона и ничего не сказал.
— Сейчас все поймешь, — продолжал Кромвель. — Убери свет.
Помедлив мгновенье, Бэклерхорст опустил руку и нажал что-то внизу стола. Окно потемнело, в комнате наступил полумрак, и Дж. Дж. проявился полностью. Он был ясен, серьезен, свои длинные белые волосы заправил за уши, отчего сразу сделался похож на премудрую сказочную старуху. На сей раз на нем была такая же потертая летная куртка, как и у Эрлена, только с маршальскими погонами с гербами.
— Ну как? — спросил он почти сурово. — Узнаешь? Что тебе напомнить, чтобы ты поверил, что это я? Казанову? Сибирь-68? «Трансгалактик»?
— Ничего не нужно, Джон, — ответил Бэклерхорст. — Я вижу, что это ты. — Говорил он с едва уловимым мягким акцентом, и от всего его облика веяло удивительным спокойствием. — Прости за нескромный вопрос: откуда ты?
— Откуда мы все. — Дж. Дж. пожал плечами, усаживаясь напротив Эрликона. — От Скифа. Кстати, он не предупреждал о том, что мы можем здесь появиться?
— Нет, Джон. Я давно его не видел.
— Верю, верю… Если бы он и знал, что этот разговор состоится, то вряд ли заставил тебя врать… Что же, сказ простой — вот он имел удовольствие чем-то не угодить нашему другу Рамиресу…
— Наш друг Рамирес теперь знаменитый музыкальный деятель.
— Да, он расстроился, разволновался, даже, кажется, собирался парня убить, и Скиф пригласил меня разобраться в ситуации. Вот я здесь. Но расскажи о себе.
— О, моя история не столь романтична, — сказал Бэк-лерхорст, и Эрлен явственно ощутил, как он пристыковывает одно слово к другому. — Я опять немножко фотографировал, хотел открыть студию, но вот снова оказался за таким столом, еще раз стал функционером.
Первый раз во время разговора Кромвель привычно усмехнулся:
— Как же, очень хорошо себе представляю: хотел студию, а тебя пригласили работать фотографом, ты хотел отказаться, а тебя назначили начальником отдела рекламы, тебе и это не понравилось… а что было потом?
— Потом было много всего. — Бэклерхорст улыбнулся.
— Было много всего, и ты хотел уходить, а тебя вот сделали директором и вице-президентом. Когда тебе надоест и это, тебя изберут президентом, а там, глядишь, «Дассо» переименуют в «Бэклерхорст».
— Это вряд ли возможно, но в основном ты прав: я не гонялся за этим креслом.
— Я так и думал — оно гонялось за тобой. Восемьдесят лет назад ты был точно таким же. Однако, как ты думаешь, зачем мы пришли?
— Я думаю, затем, — предположил Шелл, — чтобы повидать старого друга.
— Конечно, — согласился Кромвель.
— Но также думаю, что тебя привели и деловые причины. — Бэклерхорст повернулся и достал из верхнего отделения стола массивную, окантованную хромовой гусеницей папку. — Мне звонил Реншоу. Видимо, этот мальчик и есть тот самый пилот, который вызывает такой всеобщий интерес?
— Да, это он, — подтвердил Кромвель. — Шелл, ты не хочешь нас купить?
— Джон, не торопи события, а то я запутаюсь, и придется все начинать сначала. Помни, что я не ждал твоего прихода.
Вице-президент нажал на столе еще что-то невидимое и спросил:
— Анна, с кем я обедаю сегодня?
— Ни с кем, шеф, — ответил женский голос под потолком.
Бэклерхорст посмотрел на Эрликона:
— Молодой человек, скорее всего, хочет есть. У юности свои неоспоримые преимущества. Джон, я предлагаю покинуть это помещение и перейти в другое.
Он встал из-за стола, взяв с собой папку, и открыл совещание словами: «Как я понимаю, ты хочешь летать на „Милане“ и на меньшее не согласен…» Загадочный феодал и маршал разложили бумаги и зажгли проектор в оранжерее на самом верхнем этаже здания «Дассо» под скосом стеклянного потолка, а Эрлен устроился за изысканным двухэтажным столиком, щедро нагруженным всеми видами закусок, коктейлей, соков и фигурно нарезанных фруктов.
Здесь, в подражание Цезарю, придется пояснить, что летное ремесло делится на три части. Первая, наиболее зрелищная, — это демонстрация зрителям, судьям, соперникам спортивного мастерства. Вторая — более затаенная сторона, раздел инженерных секретов, тех конструкторских ухищрений, которые обеспечивают ставки на многомиллионные барыши; а третья часть и вовсе скрыта от людских глаз — это магическая область менеджмента, сделок и гонораров — от дьявольского искусства заключения многостраничного контракта с хвостатыми подписями до византийских интриг из-за надписей на фюзеляже.
Эрлен знал — и то не в совершенстве — лишь пилотажную часть профессии. Не в совершенстве потому, что многие из обязательных элементов не любил, не работал над ними и старался по возможности обойти, шлифовал же то, что доставляло в воздухе удовольствие ему самому, и слабых мест у него в программе всегда было предостаточно. Что же касается электроники или моторов, то Эрлен вряд ли сумел бы поддержать даже самый нейтральный разговор со своими же техниками или электриками. К деловой части его отношение было еще более незамысловатым: он глубокомысленно выслушивал все то, что говорили ему люди, которых приводил ему тренер Холуэл Дэвис, потом брал бумаги, открывал сразу последний лист, где стояло число с тремя нулями, и рисовал — сначала большие буквы Эй-Ти-Эй, а дальше что-то вроде энцефалограммы шизофреника с росчерком на конце; потом звонил Скифу и с важностью в голосе говорил: «Ну, я заключил контракт».
Дж. Дж. явно придерживался иного взгляда. Уплетая мясное ассорти, Эрлен прислушивался к полному технической тарабарщины разговору, который шел по ту сторону заросшей кипреем альпийской горки, и очень скоро понял: да, Кромвель презирает и спорт, и спортсменов, для него все это дурацкая игра, но знает он эту игру досконально и играть в нее будет на полном серьезе, придираясь к каждому блоку в дубль-схеме и к каждой запятой в договоре.
Пока вице-президент и маршал ожесточенно препирались по поводу неведомых деформаций, фиксаций, компенсаций, а также лобового сопротивления и нестандартного бака, Эрликон слушал вполуха, попивая сок и листая одной рукой последний фарбороский каталог, в котором круглая физиономия Эдгара Баженова, друга и разлучника, врезалась в блистающий лаком профиль СУ-1027. Каталог был доставлен вместе с едой — «Дай ему пока какую-нибудь книжку с картинками», — велел Кромвель. Прозвучало это не очень-то лестно, но Эрлен решил не обращать внимания. Вырвавшись из клещей стресса, он автоматически впал в нечто наподобие эйфории — слава богу, зарулили в колею, эти двое знают, что делать, вот и пусть делают, а наша планида — ручкой крутить. Правда, на дне его блаженства уже закопошился какой-то червячок, но Эрликон не пожелал его замечать: «Устал. Успею. Сейчас мне хорошо, и точка. Все».
Разговор тем временем перешел на вещи более интересные. Он отложил каталог и, не встречая сопротивления, пересел поближе.
— Джон, — очень деликатно говорил Бэклерхорст. — Боюсь, ты не отдаешь себе отчета, насколько неудачный момент мы выбрали. В начале октября в парламенте начинаются дебаты об отмене линейной подпитки. А мы менее чем за месяц до этого выставляем на международное обозрение серийную машину с топливным баком. Многие скажут, что это нахальство.
— Вот и прекрасно. Выиграем и докажем преимущество топливной кассеты.
— Разумеется, если закон об отмене линейной подпитки будет принят. А если нет, репутация «Дассо» за последнее время не слишком поднялась, и такой удар по ней был бы нежелателен. Этот самолет мы никак не сможем выдать за спортивную модель.
Впервые Эрлен видел Кромвеля озадаченным и ищущим выхода.
— Но, послушай, ведь вы все равно продаете свою технику в страны «третьего мира», а они не входят в конвенцию о подпитке.
— Сегодня не входят, но завтра войдут, и потом это скверная реклама.
Речь Бэклерхорста была размеренна и даже медлительна, и Эрликон решился задать вопрос:
— А почему хотят отменить линейную подпитку?
— Формальная причина — экологическая: энергетическая перенасыщенность среды, токи высокой частоты, электронный резонанс. Кроме того, по последним данным, линейная авиация утрачивает эффективность.
Совершенно ясно, что у Бэклерхорста можно спрашивать что угодно, не стесняясь. Эрлену такие люди очень нравились.
— Если закон будет принят, — неспешно втолковывал вице-президент, — нас обвинят в лоббизме и милитаризме, но победителей не судят. Но если нет, на нас с вами упадет весьма густая тень.
— Черт возьми, — сказал Кромвель, — так если у вас есть лобби, вот и сделайте, чтобы авиационные фирмы одолели линейщиков, а уж мы тебе устроим пропаганду.
Бэклерхорст успокаивающе поднял руку:
— Разумеется, у нас есть лобби, и у линейщиков есть лобби, но я этим не занимаюсь. Я занимаюсь самолетами. Я в настоящее время должен убедить президента выставить машину на салон.
Кромвель нетерпеливо дернул головой:
— Шелл, так ты на нашей стороне или нет?
— Я на нашей стороне, но немедленного ответа дать не могу. Для начала я должен собрать совет директоров. Случай беспрецедентный — машина с суперкомпенса-торной тягой, на границе допустимой формулы, потребуется очень большое давление на судейскую коллегию. Твое имя решило бы многое, но, как я понимаю, у нас его сейчас как бы нет. Даже если совет решит дело в нашу пользу, я все равно не могу гарантировать полновесный контракт и фирменные наклейки.
— Мы очень хорошо слетаем, — пообещал Дж. Дж.
— В этом, Джон, я не сомневаюсь.
Опустив глаза от голографического многоцветного разреза двигателя, висевшего над столом, Эрликон заглянул в разложенные чертежи и тут-то наконец увидел изображение того самолета, на котором ему предстояло летать. Юный питомец ИК не обладал способностью Кромвеля по одним цифрам без всякого компьютера представлять себе машину во всех ракурсах «живьем», но прилежно расчерченная схема — с традиционной разметкой на выпущенное и невыпущенное шасси — все же изумила его.
Кромвелевская мечта человечества более всего имела сходство с карикатурой на любой современный истребитель — стандартный профиль был неимоверно вытянут, но не по горизонтали, а по вертикали, словно строили самолет в колодце и громоздили в высоту из-за нехватки места. Типический перехват «талии» за кабиной при этом сохранился, а пара и без того громадных вертикальных косо посаженных килей приобрела уж и вовсе гротескный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59