Что из того, что воздух чуть теплее? Зато сыро… и ветер дует все время. Прямо до костей пробирает. Тащишься по мокрому снегу и промокаешь насквозь. А потом наступает вечер, становится снова холодно, и в каком тогда виде оказываешься? Я всегда готова обменять это безобразие на любую снежную бурю посреди зимы.
Она утвердительно выпятила нижнюю челюсть и уставилась на влажную грязь, из за которой весной всегда так противно куда-либо идти. С досады она зашипела и строго запретила себе углубляться в подобные раздумья. К чему наводить на себя тоску, когда впереди еще порядочный отрезок тяжелого пути?
Преодолевая дрожь в ногах, она прошла последний извив тропы и снова остановилась, чтобы перевести дыхание и дать успокоиться бешено колотившемуся сердцу. Лишь отдохнув немного, она нашла в себе силы поднять голову — и увидела тонкую струйку дыма, поднимавшуюся к небу из-под свода ее пещеры.
— Кто бы это… — От недоумения она неожиданно почувствовала прилив сил и заставила свои измученные старые ноги нести себя быстрее, чем когда либо в последние годы. — Эй-эй! — закричала она. — Приветствую! Кто там?
Ее изумление еще возросло, когда занавес откинулся в сторону и наружу вышел, жмурясь от солнца, Маленький Танцор. Он улыбнулся и поторопился помочь ей, легко подняв одной рукой ее ношу и закинув себе за плечи. Она прищурилась, с трудом удерживаясь от язвительного замечания. Ей казалось теперь, что сила напрасно дарована юности, — ведь та слишком глупа, чтобы по достоинству оценить этот чудесный дар!
— Спасибо, — прохрипела она. — Уфф! Дай дух перевести, и я смогу с тобой поздороваться.
Он склонил голову набок, внимательно вглядываясь в нее:
— Я хотел было по твоим следам вниз пойти, а потом подумал — а вдруг ты на гору забралась? Знаешь, туда, где у тебя круг из камней и в середине линии. Я не захотел нарушать твои Видения.
Старуха с пыхтением и сопением взобралась вверх по склону, вошла в пещеру и заковыляла к разложенным на полу шкурам. После блеска снега и солнца под сводом скалы как будто была ночь. Несмотря на ухудшившееся зрение, Белая Телка по памяти с легкостью ориентировалась в сумраке своего жилища. Бормоча и хрипя, она наконец уселась и глубоко вздохнула, задумчиво уставившись на потрескивавший огонь.
— А легко мог бы меня по следам найти. Я одно время даже и надежду потеряла вернуться.
Он положил ее вязанку на кучу дров, которая казалась просто гигантской — по крайней мере, Белой Телке.
— Я заметил, что твой запас почти кончился, так что я тебе еще дров набрал.
— У тебя уже есть взрослое имя?
Он покачал головой и смущенно пожал плечами:
— Нет. Понимаешь, все как-то не выходит. Да в конце концов теперь это не так уж и важно.
— Если бы мне не казалось, что я от этого сразу же помру, я бы встала и обняла тебя.
Его голос зазвучал приглушенно и тревожно:
— Ты себя нехорошо чувствуешь?
Ее легкие сотрясла судорога, перешедшая в приступ кашля. Когда ее наконец отпустило, она беззаботно махнула рукой:
— Нет, ничего особенного, мальчик мой. Просто… просто старость, понимаешь? Каждый день напоминает мне, что я не вечно жить буду.
— Поправишься, — сказал он просто.
— Ты так думаешь?
— Ты слишком зловредная, чтобы помереть.
Она весело усмехнулась и снова закашлялась. Терпеливо дождавшись, пока приступ пройдет, он заметил:
— Раньше ты так не кашляла.
— Да и сейчас не всегда — а только когда я себя слишком замучаю. — Она пожевала беззубыми челюстями и скривила губы. — Кажется, лес все дальше и дальше от меня уходит. Откинь занавес, пусть хоть немножко светлей будет. Достаточно тепло, чтобы не замерзнуть, — да заодно и проветрим тут.
— Тебе пора переселиться. Я заметил, что здесь вокруг уже все сучья с деревьев содраны — все нижние ветки. Весь валежник собран. Остались одни толстые стволы.
— Но мне здесь нравится.
— А как у тебя с продовольствием дела?
— Они тебя прислали меня допросить?
Он усмехнулся, по-овечьи изогнув губы:
— Нет, не допросить. Конечно, разговоры всякие шли… Два Дыма ужасно за тебя волнуется. — Он умолк, ехидно глядя на старуху. — Может быть, не без основания.
Злобно прищурившись, она зарычала:
— Так скажешь ты наконец, зачем на самом деле пришел? Чтобы меня дразнить? Хватит тут рассиживаться, будто гриб на пне, — говори! Что стряслось? Почему ты пришел? Тебя никто не обижает?
После того как он подкинул в огонь еще пару веток, старуха сняла с ног мокасины и швырнула их поближе к раскаленным угольям костра. С сохнущими мокасинами надо уметь обращаться. Прежде всего они должны быть сделаны из насквозь прокопченной и отлично выдубленной кожи — иначе они сожмутся, или утратят эластичность, или потрескаются. А если они слишком теплые и ноге жарко, то тепло выгонит пропитывающий кожу жир и она будет быстрее промокать.
— Обид на мою долю достаточно выпадает. — Он уже не улыбался. — А так — просто люди начали волноваться, как ты тут одна поживаешь, я ведь уже сказал. И мы…
— Все здоровы? Никто не заболел, не ранен? Ты не за снадобьями от болезней пришел?
— Нет, все здоровы. Но мы начали о тебе беспокоиться. Много раз решали кого-нибудь к тебе послать. разузнать, как ты поживаешь. — Веселый огонек загорелся в его глазах, и он добавил: — Убедиться, что ты не замерзнешь из-за нехватки дров.
— Вот еще! Этого не дождетесь!
Не обратив никакого внимания на ее возмущенный возглас, он продолжал:
— Ну и я вроде как вызвался сходить.
— Вызвался? Ты? Я думала, ты меня недолюбливаешь.
«И вдобавок что-то скрываешь. Нет, есть и еще причина. Но какая?»
Он старался не смотреть ей в глаза:
— Нет, не то чтобы недолюбливаю… Просто ты всегда ко мне так назойливо приставала с Силой… Всегда угадывала, когда у меня бывали Видения. Всегда все знала. И хотела от меня добиться большего, чем то, на что я способен. Вот и все. Я вовсе не относился к тебе враждебно.
«Ты лжешь!» Прежняя проницательность вернулась к ней. «Почему же ты тогда пришел? Видения по-прежнему мучают тебя? До, конечно! Стоит только на него внимательно поглядеть — вид затравленный, как у крысы, попавшей в змеиную нору!»
Он кивнул, беспокойно потирая руки:
— Послушай, я не тот Зрящий Видения, каким тебе хотелось меня считать. Я не хочу ко всему этому возвращаться.
— Ну и не о чем тогда беспокоиться. Ты — не тот Зрящий Видения. — Она повернула мокасины к огню другой стороной и смотрела, как от них поднимается пар.
— Вот и ладно.
— Но пришел-то ты из-за Видений? Из-за них проделал такой долгий путь?
Он молча смотрел в огонь, слегка надув губы и наморщив лоб.
Понизив голос, она мягко добавила:
— Я не буду больше к тебе приставать. Я… в общем, я ошиблась. Не справилась со всем этим делом. Я это поняла, когда пришел Кровавый Медведь и попытался начать войну. Вот в тот день мне все и стало ясно. — И она сделала неопределенный жест, будто приглашая его забыть прошлое. — Так что говори, не бойся. Я помогу, как смогу. Если хочешь, просто выслушаю твой рассказ.
Колеблясь и запинаясь, он все-таки заговорил:
— Все дело в Видениях. Все просто едва с ума не сходят. Голодный Бык говорит, что чувствует себя так, как если бы стоял на горной вершине в грозу и не знал бы, куда спрятаться. Только Два Дыма молчит.
— Это действие Силы.
— Как бы то ни было, Видения приходят и уходят… в последнее время чаще. А одно из них возвращается вновь и вновь. Я стою один в горящем лесу. А сквозь пламя проходит Волк Духа и превращается в человека. Он говорит со мной — и такими загадками, которые я не могу понять. О том, чтобы быть одновременно всем и ничем… Меня потом несколько дней дрожь бьет.
Да, и еще кое-что было… вроде Видения наяву. Однажды мы отправились загонять в ловушку горных овец, и я… растворился в овце — не знаю, как иначе сказать. — Он с трудом сглотнул и заговорил о другом. — Два Дыма и Лосиха волнуются. Да и все, я думаю, волнуются. Я это по их глазам вижу. Они знают, что у меня Видения, — но что это такое, не понимают. Шутки-IIIутит и Луговая Тетерка беспокоятся из-за детей. Боятся, что от меня им будет какой-то вред. Лосиха и Два Дыма решили, что мне нужно тебя повидать.
Она вопросительно подняла бровь:
— Лосиха?
Он заерзал:
— Я женился на ней.
Старуха вздохнула и отерла лоб, на котором еще оставался след от глубоко врезавшейся лямки. Внезапно она расхохоталась:
— Круги, мальчик мой. — Она покачала головой. — Женился, значит? Что ж, желаю, чтобы это тебе больше счастья принесло, чем мне.
— Я счастлив. Она знает, что меня беспокоят Видения.
— Хорошо, тогда ей легче будет все объяснить. — Она засунула руку в мешок, вытащила оттуда сухой хлебец из лесной лилии и бросила ему. — Надеюсь, что Волшебная Лосиха понимает, во что ввязалась. Нечего на меня так смотреть! Я знаю, о чем говорю. Я немало страданий причинила и Большому Лису, и Резаному Перу. Да, кстати, раз уж об этом речь зашла — я плохо понимала, что делаю, когда вышла замуж за Большого Лиса. Это было в первый раз. Я была молода — ну, не моложе тебя, но все-таки молода. Мне казалось, что я смогу успокоиться и жить, как все люди. Казалось, что я смогу прогнать Видения.
— И у тебя ничего не получилось? — Он задумчиво жевал хлеб; скулы двигались под гладкой кожей. Его глаза все время невольно возвращались к спирали, выбитой на задней стене, на которую падал теперь свет солнца.
— Да, ничего не вышло. — Она засмеялась. — Тут все дело в том, как устроены люди. Я думаю, что мы не отличаемся от остальных животных. Возьмем, к примеру, бобра. Даже если у него уже есть отличная запруда, полная ивовых веток, воткнутых в ил, он все равно будет выбираться на берег и подгрызать деревья — даже елки, если других не будет. По-моему, тут может быть только одно объяснение: таким его сотворил Вышний Мудрец. А нам, людям, нужно быть друг с другом, и когда мужчины и женщины живут вместе, одежды распахиваются и то, что делает мужчину мужчиной, встречается с тем, что делает женщину женщиной. Я тоже испытывала это влечение и надеялась, что совокупление пересилит Видения.
Безнадежная грусть отразилась на лице молодого человека.
Она понимающе улыбнулась:
— Сначала так и получается. На какое-то время ты сможешь в ней раствориться. Все кажется таким новым, таким чудесным — вдобавок и само совокупление притягивает. Да, совокупление… — Она, видимо, погрузилась в воспоминания, потом вздохнула и продолжала: — Но дело в том, что тебя начинает тянуть в разные стороны. Влечение к Видениям борется с влечением к любимому человеку. И что тогда? Невозможно ведь следовать и тому и другому. — Она выразительно покачала пальцем. — И нечего так поднимать брови. Я тебе серьезно говорю: совмещать это невозможно. Ну, как угодно; не хочешь — не верь. На собственном опыте поймешь, что так оно и есть.
— Может быть.
Она наклонилась и потерла пальцы ног, грея их у огня. Ногти опять отросли. Нужно будет их обрезать.
— Не знаю, почему Вышний Мудрец все так устроил. Нам кажется, что очень неудачно, но я предполагаю, что это лишь отражает способ сотворения мира.
— О чем ты говоришь?
— Круги… Что? Ну, я имею в виду то, как человек познает разные вещи… Разные истины, если хочешь. Законы существования и жизни мира. А потом, когда становишься старым, все, что узнал, надежно спрятано у тебя в черепе и тебе никак не доказать молодым мужчинам и женщинам, почему все так на самом деле и есть, как ты говоришь. Молодым приходится жить и учиться всему заново — точь-в-точь как до них старикам. Удивительное разбазаривание сил — но, может быть, я чего то существенного не понимаю.
Старый Шесть Зубов — Человек Духа, что меня обучал, — иногда спрашивал, а не одно ли и то же мы все существо — просто проживающее по-разному одну и туже жизнь.
«Правильно ли я себя веду? — задала себе вопрос старуха. — Когда этот мальчик жил со мной, он меня не слушал. А теперь, когда я отступилась от него и отпустила его на свободу, он вдруг будет слушать меня? Или это всего лишь ловушка? Урок глупой старухе? А может быть, в этом и заключается Спираль обучения — что знание нельзя передавать насильно, а можно лишь скупо делиться им? Что же это все значит?»
— Но это же совершенно бессмысленно! Как это может быть, чтобы мы все проживали одну и ту же жизнь по-разному и в разных телах?
— Благодаря обману чувств, иллюзии.
— Чему? Иллюзии? Я не по… Это просто безумно!
— Как и весь мир. — Она уселась поудобнее и многозначительно подняла вверх указательный палец. — Скажи мне, Маленький Танцор, что существует на самом деле? Мир? Этот мир? — Она обвела рукой вокруг и постучала по стене пещеры. — Или… на самом деле существуют Видения?
— Вот что существует на самом деле. — Он скрестил руки на груди и, вытянув ноги перед собой, ударил пяткой о земляной пол пещеры.
— Откуда ты это знаешь?
— Потому что если я возьму один из этих углей и потру им твою ногу, ты завизжишь от боли.
Она захлопала в ладоши и захохотала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Она утвердительно выпятила нижнюю челюсть и уставилась на влажную грязь, из за которой весной всегда так противно куда-либо идти. С досады она зашипела и строго запретила себе углубляться в подобные раздумья. К чему наводить на себя тоску, когда впереди еще порядочный отрезок тяжелого пути?
Преодолевая дрожь в ногах, она прошла последний извив тропы и снова остановилась, чтобы перевести дыхание и дать успокоиться бешено колотившемуся сердцу. Лишь отдохнув немного, она нашла в себе силы поднять голову — и увидела тонкую струйку дыма, поднимавшуюся к небу из-под свода ее пещеры.
— Кто бы это… — От недоумения она неожиданно почувствовала прилив сил и заставила свои измученные старые ноги нести себя быстрее, чем когда либо в последние годы. — Эй-эй! — закричала она. — Приветствую! Кто там?
Ее изумление еще возросло, когда занавес откинулся в сторону и наружу вышел, жмурясь от солнца, Маленький Танцор. Он улыбнулся и поторопился помочь ей, легко подняв одной рукой ее ношу и закинув себе за плечи. Она прищурилась, с трудом удерживаясь от язвительного замечания. Ей казалось теперь, что сила напрасно дарована юности, — ведь та слишком глупа, чтобы по достоинству оценить этот чудесный дар!
— Спасибо, — прохрипела она. — Уфф! Дай дух перевести, и я смогу с тобой поздороваться.
Он склонил голову набок, внимательно вглядываясь в нее:
— Я хотел было по твоим следам вниз пойти, а потом подумал — а вдруг ты на гору забралась? Знаешь, туда, где у тебя круг из камней и в середине линии. Я не захотел нарушать твои Видения.
Старуха с пыхтением и сопением взобралась вверх по склону, вошла в пещеру и заковыляла к разложенным на полу шкурам. После блеска снега и солнца под сводом скалы как будто была ночь. Несмотря на ухудшившееся зрение, Белая Телка по памяти с легкостью ориентировалась в сумраке своего жилища. Бормоча и хрипя, она наконец уселась и глубоко вздохнула, задумчиво уставившись на потрескивавший огонь.
— А легко мог бы меня по следам найти. Я одно время даже и надежду потеряла вернуться.
Он положил ее вязанку на кучу дров, которая казалась просто гигантской — по крайней мере, Белой Телке.
— Я заметил, что твой запас почти кончился, так что я тебе еще дров набрал.
— У тебя уже есть взрослое имя?
Он покачал головой и смущенно пожал плечами:
— Нет. Понимаешь, все как-то не выходит. Да в конце концов теперь это не так уж и важно.
— Если бы мне не казалось, что я от этого сразу же помру, я бы встала и обняла тебя.
Его голос зазвучал приглушенно и тревожно:
— Ты себя нехорошо чувствуешь?
Ее легкие сотрясла судорога, перешедшая в приступ кашля. Когда ее наконец отпустило, она беззаботно махнула рукой:
— Нет, ничего особенного, мальчик мой. Просто… просто старость, понимаешь? Каждый день напоминает мне, что я не вечно жить буду.
— Поправишься, — сказал он просто.
— Ты так думаешь?
— Ты слишком зловредная, чтобы помереть.
Она весело усмехнулась и снова закашлялась. Терпеливо дождавшись, пока приступ пройдет, он заметил:
— Раньше ты так не кашляла.
— Да и сейчас не всегда — а только когда я себя слишком замучаю. — Она пожевала беззубыми челюстями и скривила губы. — Кажется, лес все дальше и дальше от меня уходит. Откинь занавес, пусть хоть немножко светлей будет. Достаточно тепло, чтобы не замерзнуть, — да заодно и проветрим тут.
— Тебе пора переселиться. Я заметил, что здесь вокруг уже все сучья с деревьев содраны — все нижние ветки. Весь валежник собран. Остались одни толстые стволы.
— Но мне здесь нравится.
— А как у тебя с продовольствием дела?
— Они тебя прислали меня допросить?
Он усмехнулся, по-овечьи изогнув губы:
— Нет, не допросить. Конечно, разговоры всякие шли… Два Дыма ужасно за тебя волнуется. — Он умолк, ехидно глядя на старуху. — Может быть, не без основания.
Злобно прищурившись, она зарычала:
— Так скажешь ты наконец, зачем на самом деле пришел? Чтобы меня дразнить? Хватит тут рассиживаться, будто гриб на пне, — говори! Что стряслось? Почему ты пришел? Тебя никто не обижает?
После того как он подкинул в огонь еще пару веток, старуха сняла с ног мокасины и швырнула их поближе к раскаленным угольям костра. С сохнущими мокасинами надо уметь обращаться. Прежде всего они должны быть сделаны из насквозь прокопченной и отлично выдубленной кожи — иначе они сожмутся, или утратят эластичность, или потрескаются. А если они слишком теплые и ноге жарко, то тепло выгонит пропитывающий кожу жир и она будет быстрее промокать.
— Обид на мою долю достаточно выпадает. — Он уже не улыбался. — А так — просто люди начали волноваться, как ты тут одна поживаешь, я ведь уже сказал. И мы…
— Все здоровы? Никто не заболел, не ранен? Ты не за снадобьями от болезней пришел?
— Нет, все здоровы. Но мы начали о тебе беспокоиться. Много раз решали кого-нибудь к тебе послать. разузнать, как ты поживаешь. — Веселый огонек загорелся в его глазах, и он добавил: — Убедиться, что ты не замерзнешь из-за нехватки дров.
— Вот еще! Этого не дождетесь!
Не обратив никакого внимания на ее возмущенный возглас, он продолжал:
— Ну и я вроде как вызвался сходить.
— Вызвался? Ты? Я думала, ты меня недолюбливаешь.
«И вдобавок что-то скрываешь. Нет, есть и еще причина. Но какая?»
Он старался не смотреть ей в глаза:
— Нет, не то чтобы недолюбливаю… Просто ты всегда ко мне так назойливо приставала с Силой… Всегда угадывала, когда у меня бывали Видения. Всегда все знала. И хотела от меня добиться большего, чем то, на что я способен. Вот и все. Я вовсе не относился к тебе враждебно.
«Ты лжешь!» Прежняя проницательность вернулась к ней. «Почему же ты тогда пришел? Видения по-прежнему мучают тебя? До, конечно! Стоит только на него внимательно поглядеть — вид затравленный, как у крысы, попавшей в змеиную нору!»
Он кивнул, беспокойно потирая руки:
— Послушай, я не тот Зрящий Видения, каким тебе хотелось меня считать. Я не хочу ко всему этому возвращаться.
— Ну и не о чем тогда беспокоиться. Ты — не тот Зрящий Видения. — Она повернула мокасины к огню другой стороной и смотрела, как от них поднимается пар.
— Вот и ладно.
— Но пришел-то ты из-за Видений? Из-за них проделал такой долгий путь?
Он молча смотрел в огонь, слегка надув губы и наморщив лоб.
Понизив голос, она мягко добавила:
— Я не буду больше к тебе приставать. Я… в общем, я ошиблась. Не справилась со всем этим делом. Я это поняла, когда пришел Кровавый Медведь и попытался начать войну. Вот в тот день мне все и стало ясно. — И она сделала неопределенный жест, будто приглашая его забыть прошлое. — Так что говори, не бойся. Я помогу, как смогу. Если хочешь, просто выслушаю твой рассказ.
Колеблясь и запинаясь, он все-таки заговорил:
— Все дело в Видениях. Все просто едва с ума не сходят. Голодный Бык говорит, что чувствует себя так, как если бы стоял на горной вершине в грозу и не знал бы, куда спрятаться. Только Два Дыма молчит.
— Это действие Силы.
— Как бы то ни было, Видения приходят и уходят… в последнее время чаще. А одно из них возвращается вновь и вновь. Я стою один в горящем лесу. А сквозь пламя проходит Волк Духа и превращается в человека. Он говорит со мной — и такими загадками, которые я не могу понять. О том, чтобы быть одновременно всем и ничем… Меня потом несколько дней дрожь бьет.
Да, и еще кое-что было… вроде Видения наяву. Однажды мы отправились загонять в ловушку горных овец, и я… растворился в овце — не знаю, как иначе сказать. — Он с трудом сглотнул и заговорил о другом. — Два Дыма и Лосиха волнуются. Да и все, я думаю, волнуются. Я это по их глазам вижу. Они знают, что у меня Видения, — но что это такое, не понимают. Шутки-IIIутит и Луговая Тетерка беспокоятся из-за детей. Боятся, что от меня им будет какой-то вред. Лосиха и Два Дыма решили, что мне нужно тебя повидать.
Она вопросительно подняла бровь:
— Лосиха?
Он заерзал:
— Я женился на ней.
Старуха вздохнула и отерла лоб, на котором еще оставался след от глубоко врезавшейся лямки. Внезапно она расхохоталась:
— Круги, мальчик мой. — Она покачала головой. — Женился, значит? Что ж, желаю, чтобы это тебе больше счастья принесло, чем мне.
— Я счастлив. Она знает, что меня беспокоят Видения.
— Хорошо, тогда ей легче будет все объяснить. — Она засунула руку в мешок, вытащила оттуда сухой хлебец из лесной лилии и бросила ему. — Надеюсь, что Волшебная Лосиха понимает, во что ввязалась. Нечего на меня так смотреть! Я знаю, о чем говорю. Я немало страданий причинила и Большому Лису, и Резаному Перу. Да, кстати, раз уж об этом речь зашла — я плохо понимала, что делаю, когда вышла замуж за Большого Лиса. Это было в первый раз. Я была молода — ну, не моложе тебя, но все-таки молода. Мне казалось, что я смогу успокоиться и жить, как все люди. Казалось, что я смогу прогнать Видения.
— И у тебя ничего не получилось? — Он задумчиво жевал хлеб; скулы двигались под гладкой кожей. Его глаза все время невольно возвращались к спирали, выбитой на задней стене, на которую падал теперь свет солнца.
— Да, ничего не вышло. — Она засмеялась. — Тут все дело в том, как устроены люди. Я думаю, что мы не отличаемся от остальных животных. Возьмем, к примеру, бобра. Даже если у него уже есть отличная запруда, полная ивовых веток, воткнутых в ил, он все равно будет выбираться на берег и подгрызать деревья — даже елки, если других не будет. По-моему, тут может быть только одно объяснение: таким его сотворил Вышний Мудрец. А нам, людям, нужно быть друг с другом, и когда мужчины и женщины живут вместе, одежды распахиваются и то, что делает мужчину мужчиной, встречается с тем, что делает женщину женщиной. Я тоже испытывала это влечение и надеялась, что совокупление пересилит Видения.
Безнадежная грусть отразилась на лице молодого человека.
Она понимающе улыбнулась:
— Сначала так и получается. На какое-то время ты сможешь в ней раствориться. Все кажется таким новым, таким чудесным — вдобавок и само совокупление притягивает. Да, совокупление… — Она, видимо, погрузилась в воспоминания, потом вздохнула и продолжала: — Но дело в том, что тебя начинает тянуть в разные стороны. Влечение к Видениям борется с влечением к любимому человеку. И что тогда? Невозможно ведь следовать и тому и другому. — Она выразительно покачала пальцем. — И нечего так поднимать брови. Я тебе серьезно говорю: совмещать это невозможно. Ну, как угодно; не хочешь — не верь. На собственном опыте поймешь, что так оно и есть.
— Может быть.
Она наклонилась и потерла пальцы ног, грея их у огня. Ногти опять отросли. Нужно будет их обрезать.
— Не знаю, почему Вышний Мудрец все так устроил. Нам кажется, что очень неудачно, но я предполагаю, что это лишь отражает способ сотворения мира.
— О чем ты говоришь?
— Круги… Что? Ну, я имею в виду то, как человек познает разные вещи… Разные истины, если хочешь. Законы существования и жизни мира. А потом, когда становишься старым, все, что узнал, надежно спрятано у тебя в черепе и тебе никак не доказать молодым мужчинам и женщинам, почему все так на самом деле и есть, как ты говоришь. Молодым приходится жить и учиться всему заново — точь-в-точь как до них старикам. Удивительное разбазаривание сил — но, может быть, я чего то существенного не понимаю.
Старый Шесть Зубов — Человек Духа, что меня обучал, — иногда спрашивал, а не одно ли и то же мы все существо — просто проживающее по-разному одну и туже жизнь.
«Правильно ли я себя веду? — задала себе вопрос старуха. — Когда этот мальчик жил со мной, он меня не слушал. А теперь, когда я отступилась от него и отпустила его на свободу, он вдруг будет слушать меня? Или это всего лишь ловушка? Урок глупой старухе? А может быть, в этом и заключается Спираль обучения — что знание нельзя передавать насильно, а можно лишь скупо делиться им? Что же это все значит?»
— Но это же совершенно бессмысленно! Как это может быть, чтобы мы все проживали одну и ту же жизнь по-разному и в разных телах?
— Благодаря обману чувств, иллюзии.
— Чему? Иллюзии? Я не по… Это просто безумно!
— Как и весь мир. — Она уселась поудобнее и многозначительно подняла вверх указательный палец. — Скажи мне, Маленький Танцор, что существует на самом деле? Мир? Этот мир? — Она обвела рукой вокруг и постучала по стене пещеры. — Или… на самом деле существуют Видения?
— Вот что существует на самом деле. — Он скрестил руки на груди и, вытянув ноги перед собой, ударил пяткой о земляной пол пещеры.
— Откуда ты это знаешь?
— Потому что если я возьму один из этих углей и потру им твою ногу, ты завизжишь от боли.
Она захлопала в ладоши и захохотала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76