— Я в этом участвовать не буду, — сказал он тогда. — Если вы перейдете в селение Тяжкого Бобра, он Проклянет меня и мою жену. Я Тяжкого Бобра знаю. Я вырос вместе с ним. Я знаю, на какую ненависть он способен. Я скорее покину Племя, чем буду жить в од ном лагере с Тяжким Бобром.
Но большинством голосов было принято другое решение.
«Не забывай: ты всегда можешь переселиться в мой лагерь. Я буду защищать тебя и кормить, — раздались в его голове слова Белой Телки, сказанные ею при прощании четыре года тому назад. — Иди вдоль Чистой Реки на запад, а потом, когда пересечешь красные скалы, поднимайся в горы по Тропе Духа. Держись южной стороны каньона, и ты увидишь тропу. Ты ее узнаешь по обломкам скал. Иди по этой тропе через горный хребет и за ним в долине ты увидишь мой лагерь. Там ты будешь в безопасности».
Три Пальца закусил в раздумье губу. В безопасности? Понадеявшись на это туманное обещание, он рискнул своей жизнью и жизнью своей семьи и друзей. Как сможет он отыскать нужную тропу в этом плотном тумане? В высокогорном краю анит-а облака застревали, зацепившись за горные вершины, и скрывали все вокруг.
Начал накрапывать мелкий дождь.
— Холодает.
Три Пальца хмыкнул:
— Столько времени мы только о дожде и мечтали — и вот сейчас, пожалуйста…
— Весь мир сошел с ума. Может, люди Вышнему Мудрецу надоели. — Черный Ворон пожал плечами и почесал обвисший живот. — А может, и в самом деле приближается конец света, как говорит Тяжкий Бобр.
Три Пальца тревожно вглядывался в темно-серую пелену вокруг:
— Когда ты так говоришь, мне хочется думать, что ты шутишь.
Огонь наполнял мир. Он ревел, будто гром и ветер бури вместе. Оранжево-красный бушующий огонь свирепо тянулся языками пламени к Маленькому Танцору. Треща и постреливая, огонь охватил его со всех сторон. Он закрыл глаза от невыносимого жара и закрыл лицо руками, чтобы защититься от ожогов.
Но огонь смеялся над его бессилием. Целые стены сплошного пламени двинулись на него, бросаясь из стороны в сторону в угрожающем танце. Он попытался отвернуться, но огонь обошел его, ревя и шипя при каждом его движении. Дыхание замерло в горле у Маленького Танцора. Если он только попытается вдохнуть, огонь испепелит его легкие и сожжет душу.
«Мы Одно, — донеслись слова из рева и грохота бескрайнего огня. — Весь мир — Одно. Мы все — Видение. Будь со мной. Танцуй со мной. Мы — Одно… Одно… »
Он плотно закрыл глаза, отрицательно качая головой, — но тщетно. Слезы полились по его щекам, с шипением превращаясь в пар, едва они капали с его лица.
— Нет! — закричал он. — Нет!
В его легких полыхал уже такой же жар, как и в адском пламени снаружи.
«Освободись, мальчик. Танцуй со мной. Будь Одним со мной. Забудь свой страх. Верь в свои силы».
Он рванулся назад: пламя окутывало его чудовищным вихрем. Ветер поднял его, и его тело зашипело и затрещало, будто жир попал на раскаленные угли.
От ужаса он закричал — и мгновенно проснулся. Сердце бешено колотилось о ребра.
— Малыш? Тебе плохо? — приподнялся на своей постели Два Дыма, моргая, как сова.
— Сон приснился. Просто сон. — Маленький Танцор перевел дух, жмурясь и закутываясь в одеяло. Прикосновение теплой шкуры и холод земли под ней успокаивали его.
— Что за Сон? — спросила из темноты Белая Телка.
Мальчик закусил губу и опустил глаза:
— Ничего особенного. Просто сон. Ничего особенного.
— В самом деле, малыш? — В ее голосе явственно слышалось сомнение.
Значит, она опять за свое! Снова пристает, не дает ни минуты покоя!
— Просто сон. — Он встал, откинув в сторону красиво выделанную шкуру горной овцы: его одежда была вся мокрая от пота.
— Сон про огонь?
«Как она догадалась?»
— Нет. Просто сон о моей матери.
Правильно, надо воспользоваться старой уловкой. Ничего другого не оставалось, чтобы отделаться от непрерывных расспросов старухи.
Их горное жилище представляло собой большую скальную пещеру, вымытую в известняке в незапамятные времена. Стены, в которых были выдолблены ниши и углубления, образовывали полукруг. В нишах хранились лекарства и котомки Силы, принадлежавшие Белой Телке. Над тем местом, где находилась ее постель, была выбита в стене спираль, а затем еще и раскрашена. На клиньях, вбитых в камень, висели связки сушеного мяса и мешки с ягодами. На своде пещеры сажа от костра образовала ровный бархатистый слой, скрадывавший неровности скалы.
У задней стены, куда грызунам было не так легко проникнуть, в полу были вырыты круглые хранилища. Сверху их прикрывали плотно подогнанные камни, чтобы по крайней мере помешать насекомым, нахальным крысам и земляным белкам разворовывать припасы. Еще дальше в строгом порядке располагались одежды, украшенные резьбой палки-копалки и набор плошек из рога. С противоположной стороны стену образовывали воткнутые в землю шесты, упиравшиеся наверху в нависавший потолок и переплетенные шкурами, чтобы защитить обитателей пещеры от вечернего холода и от порывов ветра. Щели между этой стеной и скалой были достаточно широки, чтобы дым очагов свободно выходил из пещеры. В полу было под них вырыто два углубления — одно глубокое, в форме колокола, для жарки мяса, другое мелкое и наполненное камнями, которые долго удерживали жар огня. Массивный брус песчаника служил отражателем для обоих очагов.
В общем и целом пещера была вполне уютным жилищем. По сравнению с вигвамами из шкур, в которых прошло его детство, в пещере было гораздо теплее: накопленное за день тепло медленно расходовалось на протяжении всей ночи. Летом в пещере было прохладно. Отличный был бы дом, если бы не постоянное невыносимое присутствие Белой Телки. Это был ее дом — и она во всех смыслах в нем командовала. Он невольно спрашивал себя, не втерлась ли в стены и потолок, кроме сажи, еще и душа старухи.
Он обернулся и посмотрел в ее горящие глаза. За последние несколько лет она, пожалуй, еще больше высохла. Ее волосы отливали при свете очага снежно-белым блеском. Ее лицо иссохло, и все в нем было преувеличено, а кожа на затылке болталась, будто тощий бурдюк. Казалось, что она совсем слаба: чихни кто-нибудь — и она переломится пополам, так порыв ветра зимой ломает высохшие травы. Но подобные мысли мгновенно улетучивались, стоило ему взглянуть в ее сверкавшие мужеством и страстью глаза. Вот эти глаза посмотрели на огонь, затем на него… Сила светилась в них. Знакомое тревожное предчувствие сжало его кишечник.
— Тебе не удастся вечно прятаться от самого себя, малыш, — ее слова доносились до него приглушенно, будто сквозь колышущийся туман. — Отрекайся от своей Силы сколько хочешь — тебе все равно от нее не ускользнуть, будто соколу из прорванной сетки. Это твоя судьба, малыш. Ты избран.
Он промолчал, стараясь подавить растущую досаду и злость.
— Почему ты все время таишься от меня, малыш?
В его душе зазвучали слова матери: «Я это запрещаю!» Ужас, охвативший его, когда она умирала, снова проник в его душу — столь же ощутимый и реальный, как твердый пол пещеры под ногами. Каждый раз, когда возобновлялся этот спор, он чувствовал, что сверху на него смотрят темные глаза матери, напоминая ему о том страшном мгновении, когда он ощутил ее смерть… нашел ее обескровленное тело…
— Почему, малыш? — настаивала Белая Телка. — Что бы ни говорила твоя мать, ты не можешь изменить свою природу. Ты — Зрящий Видения… это видно и по твоим глазам. — Она помолчала немного. — Посмотри на меня. Попробуй сказать, что это не так. Попробуй сказать это с полной искренностью.
Он отказался произнести эти слова, подавив вскипевший в душе гнев, который всегда вызывали ее речи. Ему хотелось накричать на нее, обозвать старой безмозглой курицей, которая сует свой нос, куда не следует!.. Вот бы плюнуть ей в лицо и крикнуть: «Отвяжись!» Да, надо бы отплатить ей за годы назойливых приставаний! Он на мгновение представил себе, как расшвыривает ногами мешки с провизией, бросает в огонь ее любимые вещи. Что за радость была бы смотреть, как они загораются от угольев и превращаются в серый пепел! Это было бы ей хорошим уроком! Тогда она бы поняла, что к нему нельзя приставать безнаказанно! Это было бы справедливое возмездие за бесконечные расспросы и непрерывные попытки подчинить его своей воле!
Правда, он никогда ничего такого не сделает. Родившись среди Племени, он с молоком матери всосал правила поведения Низких Людей Бизона. Молодые люди никогда не смеют поступать непочтительно со старшими, родившимися до них. Никто никогда не осмеливался нарушить это правило. Как бы она ни мучила его своими приставаниями, как бы язвительно ни дразнила, как бы ни старалась сломить его сопротивление, он никогда не ответит ей словами презрения или криками гнева. Сознание этого только усиливало его гнев и злобу.
— Малыш, ты должен слушаться голосов, раздающихся у тебя в голове. Ты должен…
— Пойду поищу отца.
Не поднимая на нее глаз, почти не замечая обычного в таких случаях выражения огорчения, с каким посмотрел ему вслед Два Дыма, он подбежал к входу в пещеру и исчез в ночной темноте.
— В один прекрасный день, — сказал Два Дыма, — ты выведешь его из себя. Терпкая Вишня не зря предостерегала тебя от этого перед смертью.
— Она никогда не понимала моей задачи.
— Может быть. Но она хорошо знала этого мальчика. И я его знаю. Белая Телка, на него нельзя непрерывно давить. Ты отдалила от него его отца. Голодный Бык заблудился… заблудился в жизни. Он не понимает, что ему делать, и старается просто держаться ото всего в стороне. Он не спорит с тобой лишь потому, что слишком многим тебе обязан. Он боится Силы. Но когда ты пристаешь к мальчику, это его раздражает. Это создает дополнительное напряжение, разъединяющее нас. Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, ты…
— Да, да… я все знаю.
— Знаешь?
Она взглянула на него своими черными глазами, в которых теперь горело странное отчаяние:
— Конечно, знаю. Но у меня такое чувство, что Маленький Танцор просто не слышит меня…
— Он сам обнаружит Силу. Он не сможет всегда уклоняться от нее.
Белая Телка вздохнула протяжно и как будто обмякла. Она рассеянно кивнула:
— Да, старый мой друг, наверное, ты прав. Но у меня немного времени осталось. А ему нужно научиться многому, многому…
Маленький Танцор трусцой бежал по тропе, зоркими глазами высматривая в темноте неровности почвы и валуны. Красная волна гнева начала спадать, уступив место давящему предчувствию, плотному и непроницаемому, будто облако на ночном небе.
— Почему они не могут оставить меня в покое?
Он вполсилы отбил кулаком нависшую над тропой ветку сосны, и это принесло ему некоторое облегчение. На ходу он сбивал высокие травы, сделавшиеся сухими и хрупкими после первых холодов. В воздухе ощущалось радостное предчувствие приближавшейся зимы. Тонкое дыхание холода пряталось в утренних заморозках, проникало в порывы полуденного ветра. Холод ждал, будто призрак, готовый раздавить последние воспоминания о лете и обрушиться на землю настоящим морозом. Солнечный свет уже постепенно тускнел на осеннем небе: Солнце-Отец отходил к югу по своей небесной тропе.
Что принесет эта зима? Снова удушливые тоскливые дни у коптящего костра? Нескончаемые рассказы Белой Телки? Ее непрерывные приставания, неотступные расспросы и постоянные язвительные замечания о Силе?
В такие дни Голодный Бык старался не показываться на глаза, если только мороз не становился настолько силен, что нужно было беречься от обморожения. Какая польза может быть от обморозившегося охотника? Если отец перетерпит слишком свирепый холод, он может лишиться единственного удовольствия, какое у него еще оставалось. А если радости охоты станут недоступны для Голодного Быка, жизнь для него прекратится, даже если он и будет продолжать дышать.
Голодный Бык переменился в последнее время. Искра веселья покинула его душу, и он стал хмурым и скучным. Он избегал смотреть в лицо Белой Телки. В тот день, когда он, потрясенный и раздавленный, покинул селение Тяжкого Бобра, огонь радости угас в нем навсегда. Потом — не прошло и года с тех пор, как они переселились к Белой Телке, — умерла в своей постели Терпкая Вишня. А ведь кроме нее никто уже не понимал Голодного Быка, никто не мог поговорить с ним о прошлом…
Что же случилось с ними? Маленький Танцор в тысячный раз задал себе этот вопрос. Все изменилось с того дня, когда он увидел антилоп в Видении. Вся жизнь вывернулась наизнанку и превратилась в мучительную неразбериху. В его существование вторглась Сила — и не желала уходить.
Видения продолжали преследовать его. Старуха говорила правду: он мог все отрицать, но ничего от этого не менялось. Видения, подобно Танцующему Огню из последнего его сна, сплетали вокруг него непроницаемую сеть, которая не давала ему вырваться на свободу. Однажды он даже попытался избить самого себя обломком кремня, чтобы изгнать их из головы, но ничего из этого не вышло, кроме ужасных синяков, головной боли и язвительной отповеди Белой Телки, из-за которой Два Дыма и Голодный Бык два месяца на нее дулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76