Актер, играющий Ринтула, - тот, что был в зале для завтрака - Джепсон, кажется? Они «заглядывают» в городок и говорят, что видят, как священник уговаривает толпу сложить оружие. Какая-то цыганка велит им сражаться. Холлиуэлл обещает Ринтулу до утра упрятать цыганку в тюрьму. Сомневаюсь.
Возвращается Гэвин. Ринтул его благодарит. Входит солдат. Главари восстания скрылись. Рассерженные Ринтул и Холлиуэлл уходят. Священник остается один.
Она вернулась, моя очаровательная Элиза. Глазея на нее, я совсем потеряю нить сюжета. Она слишком увлечена. Сейчас она не Элиза, она Бэбби - целиком и полностью. Должно быть, в этом ее секрет - полное отождествление с образом.
Ах да, забыл сказать, что на ней капор и длинный плащ. За ней охотятся.
- Помогите мне! - умоляет она священника.
- Изыди! - восклицает он.
Входят два солдата.
Забавно. Она хватает его за руку и на чистом английском говорит: «Представь меня, дорогой». Священник, Дисхарт, смотрит на нее, разинув рот. Она объясняет сержанту, что в такую ночь женщина должна быть «подле своего мужа». Священник лишается дара речи. Наконец приходит в себя. «Сержант, я должен сообщить вам…»
«Да-да, любимый, - торопливо перебивает она. - О той цыганке».
Священник сбит с толку, когда она указывает куда-то за сцену. «Она, крадучись, пришла оттуда, а потом убежала вон туда», - говорит она сержанту.
Дисхарт повторяет попытку.
- Сержант, я должен…
- Дорогой, пойдем домой, - перебивает она.
- Дорогая! - восклицает он.
Она улыбается.
Как я люблю эту улыбку.
- Да, любимый, - говорит она.
Солдаты уходят.
- Вы сказали, что вы моя жена, - говорит Дисхарт.
- Вы не возразили, - отвечает она.
- Да, не возразил, - мямлит он.
Она говорит, что возьмет вину на себя, если солдаты узнают о его «ужасном поведении». Он возражает. Он не хочет, чтобы она угодила в тюрьму. Потихоньку влюбляется. Разве это удивительно? В нее влюблен не один я, а вся зрительская аудитория. По залу, как волны, прокатываются вздохи обожания. Ее очарование неотразимо. Оно распространяется за просцениум. Она притягивает к себе публику.
Она дарит ему цветок, откалывая его от платья, - и уходит.
Не уходи, Элиза.
Гэвин смотрит на цветок. На сцену врывается человек, хватает цветок, бросает на землю. «Подними, если осмелишься!» - кричит он. Дисхарт поднимает цветок и, вдевая в петлицу, уходит. Занавес. Конец первого действия.
* * *
Антракт. Размышляю о ее игре. Она созвучна ее личности. Такая искренность. Честность. Сдержанность стиля. Никаких излишеств. Я опасался, что она будет играть в духе этой пьесы - напыщенно, цветисто. Этого нет. Никаких ухищрений. Она очень естественна. Не перестает поражать ее чувство комического. Она очаровательна и восхитительна, потому что кажется такой очарованной и восхищенной. Вокруг нее атмосфера лукавого веселья, буквально переполняющая зал. Ее кокетство проявляется в неожиданных вспышках. Она передает в игре уверенность в своих женских чарах, вполне отдавая себе отчет в уязвимости священника, - не поэтому ли ее так любит женская аудитория? Каждое ее движение пронизано пикантной утонченностью. То и дело чувствуешь, что затронуты новые струны, усиливающие впечатление. Присутствуют, без сомнения, все качества прекрасной трагической актрисы. И проявятся они естественным путем. Я не буду иметь к этому никакого отношения.
Что еще сказать? Что, как бы живо она ни исполняла свою роль, всегда остается чувство, что возможности ее раскрылись не до конца. Да. Как-то я читал одну книгу… нет, нельзя больше думать о таких вещах.
Ладно, только одно - это так к месту. В этой книге упоминается об энергетическом поле, излучаемом актерами и актрисами, - продолжении так называемой ауры. Это энергетическое поле, говорится в книге, может при определенных обстоятельствах (необычайное взаимопонимание между зрителем и актером) бесконечно расшириться и захватить всю аудиторию - о подобном явлении свидетельствует физика. Увидев Элизу, можно в это поверить.
Она вовлекла в свою ауру всех нас.
А теперь я…
* * *
Когда чей-то голос позвал меня по имени, я перестал писать и, оглядевшись по сторонам, увидел, что человек, забравший у меня билет при входе, протягивает мне сложенный листок бумаги.
- Это вам, сэр, - сказал он.
Поблагодарив, я взял листок, и мужчина ушел. Засунув авторучку и почтовую бумагу во внутренний карман сюртука, я развернул листок и прочитал: «Кольер, мне надо срочно поговорить с вами по поводу здоровья мисс Маккенна. Это вопрос жизни и смерти, так что не подведите. Я жду вас в фойе. У. Ф. Робинсон».
Послание меня потрясло. «Вопрос жизни и смерти»? Встревоженный, я встал и поспешил к двери по коридору. Что могло случиться с Элизой? Я только что видел ее на сцене, и она была ослепительна. Все-таки Робинсон чрезмерно озабочен ее благополучием.
Я вошел в фойе и огляделся. Никаких признаков Робинсона. Высматривая его повсюду, я прошел через людный зал - может быть, он ждет где-то в углу. Да помогут мне небеса в моей глупой наивности! Я не успел даже достать записку, когда ко мне приблизились двое здоровяков.
- Кольер? - спросил один из них, старший по возрасту, с выступающими желтыми зубами и густыми висячими усами.
- Да, - ответил я.
Он так сильно вцепился в мое правое плечо, что я с трудом перевел дух.
- Прогуляемся, - сказал он.
- Что? - уставившись на него, пролепетал я.
Каким же легковерным может быть человек! Даже и тогда я еще не понял.
- Прогуляемся, - повторил он, оскалившись в зловещей улыбке.
Он повел меня в сторону парадного входа, а его напарник так же больно схватил меня за левую руку.
Первой моей реакцией было изумление, второй - гнев на Робинсона из-за того, что он меня одурачил, и на себя, из-за собственной доверчивости. Я попытался высвободить руки, но хватка была железной.
- Я не стал бы сопротивляться, - пробормотал старший мужчина. - Если будешь упорствовать, пожалеешь.
- Точно, - подтвердил другой.
Я бросил на него взгляд. Он был моего возраста, чисто выбрит, с красными обветренными щеками. Как и напарник, он был крепко сбит, в слишком облегающем костюме. Он рассматривал меня бледно-голубыми глазами.
- Просто иди и не шуми, - добавил он.
Я отказывался верить в происходящее. Это было слишком смехотворно.
- Отпустите меня, - сказал я, с трудом сдерживая смех.
- Скоро тебе будет не до смеха, - объявил старший.
При этих словах вся моя веселость улетучилась. Я уставился на него, различив в его дыхании запах виски.
Мы уже подходили к входной двери. Оказавшись на улице, я потеряю последний шанс.
- Отпустите меня, или я позову на помощь, - сказал я. - Сейчас же.
У меня перехватило дыхание, когда младший придвинулся ко мне, держа правую руку в кармане сюртука, и я почувствовал, как к моему боку прижимается что-то твердое.
- Только пикни, и поплатишься жизнью, Кольер, - прошипел он.
Меня поразило бесстрастное выражение его лица. «Мне все это только кажется», - думал я. Это была единственная защитная реакция, к которой мог прибегнуть мой рассудок. Столь неестественная мелодрама не может происходить в реальности. Похищен двумя крепкими молодчиками? В такой абсурд невозможно было поверить.
Но все же пришлось поверить, ибо все происходило на самом деле - открылась входная дверь, и двое молодчиков вывели меня на крыльцо. До меня вдруг дошло. Неужели я преодолел семьдесят пять лет, стремясь к Элизе, только для того, чтобы все так кончилось?
- Нет, - сказал я, рванувшись, чтобы высвободить руки, и сумев высвободить левую. - Вы не…
Мой голос пресекся сдавленным криком - моим собственным, - когда старший быстро повернулся ко мне и двинул меня под ребра железным кулаком. Согнувшись пополам, я повалился на него, чувствуя, как грудь и живот пронзают приступы боли, а перед глазами все темнеет. Я почувствовал, как они подняли меня и повели вниз по ступеням. Смутно различая проходящих мимо людей, я попытался попросить о помощи, но, задохнувшись, не мог говорить.
Потом мы оказались на дорожке, сворачивающей от подъездной аллеи к прибрежной полосе. Меня немного оживил дующий в лицо холодный ветер. Я жадно вдыхал воздух.
- … делать этого, Кольер, - услышал я обрывки фразы. - Это была глупая ошибка.
- Отпустите меня, - потребовал я. Какое-то время мне казалось, что идет дождь, потом я понял, что от удара у меня потекли из глаз слезы. - Отпустите.
- Не сразу, - ответил старший мужчина.
Теперь мы шли по дощатому настилу, направляясь к купальне. Я пытался собраться с мыслями. Должен найтись какой-то выход. Сглотнув, я откашлялся.
- Если дело в деньгах, - сказал я, - то я заплачу больше, чем Робинсон.
- Мы не знаем никакого Робинсона, - откликнулся младший, впиваясь мне в плечо пальцами.
На какой-то миг я поверил ему, потом вспомнил записку, из-за которой попал в эту передрягу.
- Знаете, - сказал я, - говорю вам, я заплачу больше, чем он, если вы…
- Мы отправились на прогулку, молодой человек, - прервал меня старший.
Я взглянул через плечо на гостиницу, и меня охватила паника.
- Прошу вас, - сказал я. - Не делайте этого.
- Мы сделаем это, - отозвался старший тоном, от которого я содрогнулся.
Вдруг до меня дошло, как сильно он от меня отличается. Несмотря на неприязнь к Робинсону, я мог отождествить себя с некоторыми его чертами. Этот же человек - и его сообщник - были мне совершенно чужды, представляя тот тип людей 1896 года, с которым у меня не было ничего общего. Он был враждебен, почти как марсианин. Притом я понимал, что он способен меня убить. Эта мысль приводила меня в ужас. Взяв себя в руки, я спросил, куда они меня ведут.
- Узнаешь в свое время, - ответил он. - А теперь не шуми, или снова тебе врежу.
У меня по спине поползли мурашки. Возможно ли, чтобы Робинсон приказал меня убить? Мысль об этом приводила меня в ужас, но ничего непостижимого в ней не было. Самый простой способ избавиться от меня. Неужели я так сильно его недооценил, считая всего лишь забиякой, в то время как он, по сути дела, не остановился бы ни перед чем, чтобы отстоять свои интересы касательно Элизы.
Я заговорил, но тут же, скривившись, замолчал, когда они сильнее вцепились пальцами мне в руки. Физическое сопротивление бесполезно - я понимал это с ужасающей ясностью. Если и можно как-то выпутаться из этого, то не с помощью мускулов, а хитростью.
Когда мы проходили мимо купальни, я резко посмотрел вбок: в этот момент открылась дверь и показалась молодая пара. Внутри я заметил балкон и под ним два больших бетонных резервуара с водой; в один из них спускался под наклоном длинный деревянный желоб. В бассейне с теплой водой (видно было, как над поверхностью поднимается пар) двое мальчишек «скакали» на деревянной лошадке, раскачиваясь из стороны в сторону. Их смех гулко отдавался под потолком. За ними наблюдал сидящий на краю бассейна старик с белой бородой, в черном купальном костюме из двух частей, закрывавшем шею и руки до локтя, а также ноги до колен.
Потом дверь закрылась, и парочка пошла к нам навстречу. Я уставился на молодого человека, прикидывая, способен ли он помочь. Идущий справа от меня молодчик, казалось, прочитал мои мысли, ибо сильнее сжал мое плечо, заставив меня зашипеть от боли.
- Молчи, - предупредил он.
Когда парочка прошла мимо нас в сторону гостиницы, меня затрясло от обиды.
- Умно поступил, - сказал старший.
- Куда вы меня ведете? - спросил я.
- В старый Мехико, - ответил младший.
- Что?
- Там мы разрежем тебя на куски и сбросим в глубокий колодец.
Я вздрогнул.
- Очень смешно.
Правда, я совсем не был уверен, что он шутит.
- Ты мне не веришь? - поддразнивал он. - А зачем бы мне врать?
Я с несчастным видом оглянулся на гостиницу.
- Думаешь, вру? - переспросил он, ткнув меня в бок.
- Идите к черту, - промямлил я.
Он так сильно сдавил мне плечо, что я вскрикнул.
- Не люблю молодых нахалов, позволяющих себе так со мной разговаривать, - сказал он. - По-моему, следует еще наподдать тебе в поддыхало. - Он еще раз сильно сдавил мне руку. - Как думаешь, Кольер?
- Ладно, - уступил я. - Ваша взяла.
Он чуть отпустил мою руку.
- Знаешь, что мы с тобой сделаем? - сказал он, но это был не вопрос. - Вывезем тебя на лодке в море, привяжем на шею камень и бросим в воду на съедение акулам.
- Слушай, Джек, - сказал старший. - Хватит пугать парня. А то у него волосы поседеют раньше времени.
- Его время пришло, - ухмыльнулся Джек.
В этот самый момент до меня дошел весь ужас ситуации. Через плечо я бросил взгляд на гостиницу и, увидев, как она далеко, не смог сдержать горестного стона.
- Он стонет, Эл, - сказал младший. - Думаешь, он болен?
Охваченный отчаянием, я не обратил на него внимания. Так это конец? Неужели мой путь к Элизе окончится бесчеловечным убийством на берегу? Как я мог так слепо недооценить Робинсона? Последние его слова, обращенные ко мне, были о том, что он может «ускорить мою кончину». Да, может - и уже это делает, - и я навсегда потеряю Элизу, проведя с ней лишь несколько коротких мгновений. Прочитанные мной книги не лгали - ее жизнь окажется в точности такой, как там написано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40