На всякий случай Балтазар тоже приложил руку, нарезал веток, чтобы прикрыть машину, как и в тот раз, но с меньшими усилиями, чем тогда, потому что захватил с собою садовые ножницы, обошел вокруг сооружения, чем не базилика, убедился, что все хорошо. Затем забрался в машину и концом клинка, надобность в коем в последнее время отпала, выцарапал на палубе, на одной из досок, солнце и луну, знак на тот случай, если отец Бартоломеу Лоуренсо вернется сюда, тогда увидит он эту подпись друзей, спутать невозможно. Пустился Балтазар в обратный путь, вышел он из Мафры с зарею, вернулся темной ночью, всего отшагал туда и обратно более десяти миль, кто ради наслаждения бег начинает, тот устали не знает, гласит пословица, но Балтазар вернулся усталый, а его ведь никто не заставлял идти, впрочем, может быть, тот, кто придумал эту пословицу, начал бег, дабы догнать нимфу, и, нагнав, насладился с нею, тогда дело другое, ничего диковинного.
В середине декабря возвращался Балтазар домой после рабочего дня и увидел Блимунду, как всегда, поджидавшую его на дороге, однако на этот раз была она в непривычном волнении и трепете, только тому, кто не знает Блимунду, неведомо, что живет она в мире так, словно уже знает его по предыдущим жизням, а потому, приблизившись, спросил Балтазар, Отцу хуже стало, а она ответила, Нет, и затем, понизив голос до еле слышного шепота, сказала, Здесь сеньор Эскарлате, он в доме у сеньора виконта, знать бы, зачем приехал, Ты уверена, Видела его, своими глазами, Может, кто похожий на него, Это он, мне довольно единожды увидеть человека, чтобы запомнить, а его я видела много раз. Они вошли в дом, поужинали, затем обе супружеские четы устроились на своих тюфяках, а старый Жуан-Франсиско спит вместе с внуком, у того сон беспокойный, всю ночь лягается, прости Господи, но дед не обращает внимания, когда маешься бессонницей, все-таки лучше, когда есть кто-то под боком. А потому только он и услышал в определенный час, поздний для того, кто ложится рано, хрупкую музыку, что проникает сквозь щели в дверях и в крыше, видно, очень тихо было в ту ночь в Мафре, если старик, тугой на ухо из-за возраста, смог расслышать звуки обычного клавесина, на котором играли во дворце виконта, а ведь там все двери и окна были закрыты по причине холода, да и не было бы холодно, были бы закрыты, ибо того требует приличие, услышь эти звуки Балтазар и Блимунда, они сказали бы, это играет сеньор Эскарлате, воистину по мизинчику можно узнать великана, скажем мы, есть такая пословица, и сейчас пришлась она кстати. На другой день, в предрассветных сумерках, сказал старик, садясь близ очага, Нынче ночью слышал я музыку, Инес-Антония и Алваро-Дього не обратили внимания на его слова, да и внук тоже, но Балтазар и Блимунда погрустнели от ревности, уж коли слышать здесь такую музыку, так только им, и никому другому. Балтазар ушел на работу, а Блимунда все утро кружила около дворца.
Доменико Скарлатти испросил у короля разрешения на поездку в Мафру, он-де хочет посмотреть на строящийся монастырь. Виконт предложил музыканту остановиться у него во дворце, не потому, что так уж любил музыку, но потому, что итальянец, будучи придворным капельмейстером и учителем инфанты, представлял собою, так сказать, частицу, вполне материальную, королевского окружения. Никогда не знаешь, бывает и так, оказанная услуга обернется королевской милостью, во всяком случае, стоит держаться правила, гласящего, добро твори, да кому смотри. Доменико Скарлатти играл на расстроенном клавесине виконта, после обеда слушала его виконтесса, на руках у нее сидела ее дочь, Мануэла-Ксавьер, трех лет от роду, из тех, кто сидел в гостиной, она была всех внимательнее, перебирала пальчиками в подражание Скарлатти, и в конце концов матери это прискучило, она передала ее няньке. В жизни этой девочки будет не очень много музыки, ночью, когда Скарлатти снова сядет за клавесин, она будет спать, а через десять лет умрет, и ее похоронят в церкви Святого Андрея, где и лежит она до сих пор, и если есть в мире место для чудес и пути для них, быть может, под землею достигают ее слуха звуки, которые вода извлекает из клавесина, сброшенного в колодец в Сан-Себастьян-да-Педрейра, если только существует еще этот колодец, ибо всякий источник в конце концов иссякает, а родники засоряются.
Вышел музыкант поглядеть на строящийся монастырь и увидел Блимунду, он не подал виду, что узнал ее, и она не подала виду, что узнала его, ибо любой житель Мафры весьма подивился бы подобному знакомству, а подивившись, тотчас пришел бы к выводам весьма неблагоприятного свойства, что такое, жена Балтазара Семь Солнц беседует, как с ровней, с музыкантом, остановившимся у самого виконта, зачем он вообще сюда пожаловал, да, как же, поглядеть на строящийся монастырь, на что ему это, если не каменотес он и не зодчий, органист покуда не нужен, до органа дело еще не дошло, стало быть, есть у него какая-то особая причина, Я приехал, чтобы сказать тебе и Балтазару, что отец Бартоломеу Лоуренсо умер, умер он в Толедо, это в Испании, он бежал туда, говорят, умер в безумии, ни о тебе, ни о Балтазаре не поминалось, потому и приехал я в Мафру узнать, живы ли вы. Блимунда сжала руки, но не молитвенным движением, а словно желая сплющить собственные пальцы, Умер, Такая весть дошла до Лиссабона, Ночью, после того как машина упала в горах, отец Бартоломеу Лоуренсо ушел от нас и больше не вернулся, А с машиной что, Машина все там же, что нам с нею делать, Прячьте ее, берегите, может статься, когда-нибудь она снова полетит, Когда умер отец Бартоломеу Лоуренсо, Говорят, девятнадцатого ноября, в Лиссабоне в тот день разразилась превеликая буря, будь отец Бартоломеу Лоуренсо святым, ее можно было бы счесть знамением Божьим, Что значит быть святым, сеньор Эскарлате, Что значит быть святым, Блимунда.
На другой день Доменико Скарлатти отбыл в Лиссабон. На повороте дороги, уже за пределами селения, ждали его Блимунда и Балтазар, Балтазар потерял жалованье за четверть дня, чтобы получить возможность попрощаться с музыкантом. Они подошли к карете, словно за милостыней, Скарлатти велел остановиться, протянул им руки, Прощайте, Прощайте. Издали слышалась пальба, ни дать ни взять празднество, итальянец едет грустный, ничего удивительного, ведь он покидает праздник, и эти двое тоже грустные, вот странность-то, они ведь на праздник возвращаются.
На троне, средь сиянья звездной сферы и в мантии, что соткана из ночи и одиночества, сидит он, а у ног и море новое, и сгинувшие эры, империи единственный властитель, сжимает он, как скипетр, в руке весь шар земной, таков был инфант дон Энрике, согласно славословиям поэта, каковой в описываемую пору еще не родился, что ж, у всякого свои пристрастия, но что касается земного шара в роли скипетра, а также империи и доходов с оной, то инфант дон Энрике явно уступит нашему дону Жуану, пятому по счету, в данный момент дон Жуан V восседает в кресле с палисандровыми подлокотниками, там ему удобнее сидеть и внимать казначею, каковой вносит в список богатства и прибытки, из Макао вывозятся шелка, штофные ткани, фарфор, изделия из лака, чай, перец, медь, черная амбра, золото, из Гоа необработанные алмазы, рубины, жемчуг, корица, снова перец, бумажные ткани, селитра, из Диу ковры, инкрустированная мебель, расшитые постельные покрывала, из Мелинде слоновая кость, из Мозамбика негры, золото, из Анголы опять-таки негры, но эти похуже, и слоновая кость, а вот слоновая кость здесь наилучшая во всей западной оконечности Африки, из Сан-Томе древесина, маниоковая мука, бананы, батат, куры, бараны, козлята, индиго, сахар, с Островов Зеленого Мыса негры, но не в таком количестве, слоновая кость, воск, кожа, кстати, уже объяснено, что не всякая слоновая кость действительно слоновья, с Азорских островов и с острова Мадейры сукна, пшеница, ликеры, сухие вина, водки, прозрачные лимонные цукаты, фрукты, а из тех мест, которые позже получат имя Бразилии, сахар, табак, копал, индиго, древесина, кожи, хлопок, какао, алмазы, изумруды, серебро, золото, одного золота оттуда в королевство поступает ежегодно на сумму от двенадцати до пятнадцати тысяч крузадо, в золотом песке и в звонкой монете, не считая всего остального, а также не считая того, что идет на дно морское, и того, что захватывают пираты, разумеется, все это, вместе взятое, не отправляется непосредственно в кладовые короля, король хоть и богат, да не в такой степени, однако ж все эти поступления в совокупности, из пределов Португалии и из-за ее пределов, отправляются в несгораемые ящики казначейства в виде суммы, превышающей шестнадцать миллионов крузадо, ведь только поборы за право следовать по рекам, ведущим в Минас-Жерайс, приносят королю тридцать тысяч крузадо, господу Богу пришлось столько потрудиться, чтобы проложить русла для быстротекущих вод, а португальский король тут как тут, прибирает к рукам доходы.
Раздумывает дон Жуан V, что делать ему с такими деньжищами, с этаким богатством, нынче раздумывает и намедни раздумывал, а вывод один и тот же, что главным предметом забот наших должна быть душа, мы должны всеми средствами спасать ее, особливо когда могут быть предоставлены ей в утешение все земные и телесные услады. А потому пусть будет дано монаху и монахине все необходимое, пусть будет дано и лишнее, ибо монах поминает меня в своих молитвах в первейшую голову, а монахиня дает мне пригреться у себя в постели, а Риму, коль уж платим мы ему хорошие денежки за то, чтобы была у нас Святейшая Служба, пусть будет дано в придачу и то, чего просит он за менее кровавые благодеяния, в обмен на папские посольства и дары, и раз уж от скудной сей земли с ее неграмотными, неумелыми и бестолковыми ремесленниками нечего ожидать высоких образцов искусства и мастерства, закажем в Европе для моего монастыря в Мафре, да при этом заплатим золотом из моих золотых приисков и из прочих моих владений, украшения наружные и внутренние, так что, как скажет позднее некий монах-летописец, заезжим искусникам принесут они, эти самые внутренние и наружные украшения, богатство, а нам, их созерцающим, восторги. От Португалии только и нужно, что камень, кирпич, да дрова для костров, да люди, от которых требуется лишь грубая сила да минимальная выучка. Если зодчий немец, если плотницких дел мастера, мастера-каменщики и резчики по камню итальянцы, если негоцианты англичане, голландцы, французы и прочие толстопузы, каждый день продающие нас и покупающие, то, само собой, не откуда-нибудь из наших мест, а из Рима, Венеции, Милана, Генуи, из Льежа, из Франции, из Голландии поступают к нам колокола большие и малые, а еще паникадила, лампады, подсвечники, бронзовые канделябры, а еще священная утварь, серебряные позолоченные потиры, а еще изваяния тех святых, которых чтит король больше, чем прочих, и алтарные покровы, и алтарные украшения, и стихари, и короткие ризы, и мантии, позументы, балдахины для престолов и носилки с балдахинами, и белые одеяния для паломников, кружева, три тысячи досок орехового дерева для сундуков ризницы и скамей на хорах, поскольку святой Карло Борромео считал ореховое дерево весьма подходящим для таких целей, а из северных стран плывут корабли, груженные древесиной для строительных лесов, навесов, домов для работного люда, пенькой и готовыми канатами для лебедок и талей, а из Бразилии везут без счета доски, вытесанные из стволов дерева, именуемого по-латыни andira, a по-нашему анжелин, они пойдут на монастырские двери и окна, на полы в кельях, опочивальнях и прочих покоях, даже на настил для блохобойни, ибо дерево это не поддается гниению, не то что наша ломкая сосна, она только и годится, что в огонь под горшком с пустой похлебкой да на скамьи для людей с малым весом и порожними карманами. С тех пор как в селении Мафра был заложен первый камень базилики, этот-то, слава Богу, из португальской каменоломни в Перо-Пинейро, вся Европа, себе в утеху, обращает помыслы свои к нам, к денежкам, полученным в виде аванса, а еще более к тем, каковые регулярно выплачиваются по истечении положенного срока и по окончании работ, тут и золотых и серебряных дел мастера, и литейщики, что отливают колокола, и ваятели, что трудятся над статуями и лепными украшениями, тут и ткачи, и кружевницы, и вышивальщицы, и часовщики, и резчики, и живописцы, и позументщики, и шорных дел мастера, и столярных, и слесарных, тут и ковровщики, и судовладельцы, уж если, думают иноземцы, эта заморская коровка, такая дойная, нам принадлежать не может, либо покуда еще не может, пускай хотя бы останется в руках у португальцев, ведь в скором времени придется им покупать у нас в долг пинту молока, если захотят они приготовить национальные свои лакомства, крем из яичных желтков и пирожные «ангельский зобок». Если вашему величеству угодно еще, вы только скажите, замечает мать Паула.
Сползаются муравьи к меду, к просыпавшемуся сахару, к манне небесной, сколько их тут, многое множество, тысяч двадцать, и все стремятся в одну и ту же сторону, как некоторые морские птицы, которые садятся сотнями на прибрежный песок и поклоняются солнцу, не обращая внимания на то, что сзади дует ветер, треплет им перья, для них важнее всего следить за движущимся оком неба, короткими перебежками они обгоняют друг друга, пока не доберутся до уреза воды или пока не скроется солнце, завтра вернемся на это же место, если не придем мы, придут наши дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
В середине декабря возвращался Балтазар домой после рабочего дня и увидел Блимунду, как всегда, поджидавшую его на дороге, однако на этот раз была она в непривычном волнении и трепете, только тому, кто не знает Блимунду, неведомо, что живет она в мире так, словно уже знает его по предыдущим жизням, а потому, приблизившись, спросил Балтазар, Отцу хуже стало, а она ответила, Нет, и затем, понизив голос до еле слышного шепота, сказала, Здесь сеньор Эскарлате, он в доме у сеньора виконта, знать бы, зачем приехал, Ты уверена, Видела его, своими глазами, Может, кто похожий на него, Это он, мне довольно единожды увидеть человека, чтобы запомнить, а его я видела много раз. Они вошли в дом, поужинали, затем обе супружеские четы устроились на своих тюфяках, а старый Жуан-Франсиско спит вместе с внуком, у того сон беспокойный, всю ночь лягается, прости Господи, но дед не обращает внимания, когда маешься бессонницей, все-таки лучше, когда есть кто-то под боком. А потому только он и услышал в определенный час, поздний для того, кто ложится рано, хрупкую музыку, что проникает сквозь щели в дверях и в крыше, видно, очень тихо было в ту ночь в Мафре, если старик, тугой на ухо из-за возраста, смог расслышать звуки обычного клавесина, на котором играли во дворце виконта, а ведь там все двери и окна были закрыты по причине холода, да и не было бы холодно, были бы закрыты, ибо того требует приличие, услышь эти звуки Балтазар и Блимунда, они сказали бы, это играет сеньор Эскарлате, воистину по мизинчику можно узнать великана, скажем мы, есть такая пословица, и сейчас пришлась она кстати. На другой день, в предрассветных сумерках, сказал старик, садясь близ очага, Нынче ночью слышал я музыку, Инес-Антония и Алваро-Дього не обратили внимания на его слова, да и внук тоже, но Балтазар и Блимунда погрустнели от ревности, уж коли слышать здесь такую музыку, так только им, и никому другому. Балтазар ушел на работу, а Блимунда все утро кружила около дворца.
Доменико Скарлатти испросил у короля разрешения на поездку в Мафру, он-де хочет посмотреть на строящийся монастырь. Виконт предложил музыканту остановиться у него во дворце, не потому, что так уж любил музыку, но потому, что итальянец, будучи придворным капельмейстером и учителем инфанты, представлял собою, так сказать, частицу, вполне материальную, королевского окружения. Никогда не знаешь, бывает и так, оказанная услуга обернется королевской милостью, во всяком случае, стоит держаться правила, гласящего, добро твори, да кому смотри. Доменико Скарлатти играл на расстроенном клавесине виконта, после обеда слушала его виконтесса, на руках у нее сидела ее дочь, Мануэла-Ксавьер, трех лет от роду, из тех, кто сидел в гостиной, она была всех внимательнее, перебирала пальчиками в подражание Скарлатти, и в конце концов матери это прискучило, она передала ее няньке. В жизни этой девочки будет не очень много музыки, ночью, когда Скарлатти снова сядет за клавесин, она будет спать, а через десять лет умрет, и ее похоронят в церкви Святого Андрея, где и лежит она до сих пор, и если есть в мире место для чудес и пути для них, быть может, под землею достигают ее слуха звуки, которые вода извлекает из клавесина, сброшенного в колодец в Сан-Себастьян-да-Педрейра, если только существует еще этот колодец, ибо всякий источник в конце концов иссякает, а родники засоряются.
Вышел музыкант поглядеть на строящийся монастырь и увидел Блимунду, он не подал виду, что узнал ее, и она не подала виду, что узнала его, ибо любой житель Мафры весьма подивился бы подобному знакомству, а подивившись, тотчас пришел бы к выводам весьма неблагоприятного свойства, что такое, жена Балтазара Семь Солнц беседует, как с ровней, с музыкантом, остановившимся у самого виконта, зачем он вообще сюда пожаловал, да, как же, поглядеть на строящийся монастырь, на что ему это, если не каменотес он и не зодчий, органист покуда не нужен, до органа дело еще не дошло, стало быть, есть у него какая-то особая причина, Я приехал, чтобы сказать тебе и Балтазару, что отец Бартоломеу Лоуренсо умер, умер он в Толедо, это в Испании, он бежал туда, говорят, умер в безумии, ни о тебе, ни о Балтазаре не поминалось, потому и приехал я в Мафру узнать, живы ли вы. Блимунда сжала руки, но не молитвенным движением, а словно желая сплющить собственные пальцы, Умер, Такая весть дошла до Лиссабона, Ночью, после того как машина упала в горах, отец Бартоломеу Лоуренсо ушел от нас и больше не вернулся, А с машиной что, Машина все там же, что нам с нею делать, Прячьте ее, берегите, может статься, когда-нибудь она снова полетит, Когда умер отец Бартоломеу Лоуренсо, Говорят, девятнадцатого ноября, в Лиссабоне в тот день разразилась превеликая буря, будь отец Бартоломеу Лоуренсо святым, ее можно было бы счесть знамением Божьим, Что значит быть святым, сеньор Эскарлате, Что значит быть святым, Блимунда.
На другой день Доменико Скарлатти отбыл в Лиссабон. На повороте дороги, уже за пределами селения, ждали его Блимунда и Балтазар, Балтазар потерял жалованье за четверть дня, чтобы получить возможность попрощаться с музыкантом. Они подошли к карете, словно за милостыней, Скарлатти велел остановиться, протянул им руки, Прощайте, Прощайте. Издали слышалась пальба, ни дать ни взять празднество, итальянец едет грустный, ничего удивительного, ведь он покидает праздник, и эти двое тоже грустные, вот странность-то, они ведь на праздник возвращаются.
На троне, средь сиянья звездной сферы и в мантии, что соткана из ночи и одиночества, сидит он, а у ног и море новое, и сгинувшие эры, империи единственный властитель, сжимает он, как скипетр, в руке весь шар земной, таков был инфант дон Энрике, согласно славословиям поэта, каковой в описываемую пору еще не родился, что ж, у всякого свои пристрастия, но что касается земного шара в роли скипетра, а также империи и доходов с оной, то инфант дон Энрике явно уступит нашему дону Жуану, пятому по счету, в данный момент дон Жуан V восседает в кресле с палисандровыми подлокотниками, там ему удобнее сидеть и внимать казначею, каковой вносит в список богатства и прибытки, из Макао вывозятся шелка, штофные ткани, фарфор, изделия из лака, чай, перец, медь, черная амбра, золото, из Гоа необработанные алмазы, рубины, жемчуг, корица, снова перец, бумажные ткани, селитра, из Диу ковры, инкрустированная мебель, расшитые постельные покрывала, из Мелинде слоновая кость, из Мозамбика негры, золото, из Анголы опять-таки негры, но эти похуже, и слоновая кость, а вот слоновая кость здесь наилучшая во всей западной оконечности Африки, из Сан-Томе древесина, маниоковая мука, бананы, батат, куры, бараны, козлята, индиго, сахар, с Островов Зеленого Мыса негры, но не в таком количестве, слоновая кость, воск, кожа, кстати, уже объяснено, что не всякая слоновая кость действительно слоновья, с Азорских островов и с острова Мадейры сукна, пшеница, ликеры, сухие вина, водки, прозрачные лимонные цукаты, фрукты, а из тех мест, которые позже получат имя Бразилии, сахар, табак, копал, индиго, древесина, кожи, хлопок, какао, алмазы, изумруды, серебро, золото, одного золота оттуда в королевство поступает ежегодно на сумму от двенадцати до пятнадцати тысяч крузадо, в золотом песке и в звонкой монете, не считая всего остального, а также не считая того, что идет на дно морское, и того, что захватывают пираты, разумеется, все это, вместе взятое, не отправляется непосредственно в кладовые короля, король хоть и богат, да не в такой степени, однако ж все эти поступления в совокупности, из пределов Португалии и из-за ее пределов, отправляются в несгораемые ящики казначейства в виде суммы, превышающей шестнадцать миллионов крузадо, ведь только поборы за право следовать по рекам, ведущим в Минас-Жерайс, приносят королю тридцать тысяч крузадо, господу Богу пришлось столько потрудиться, чтобы проложить русла для быстротекущих вод, а португальский король тут как тут, прибирает к рукам доходы.
Раздумывает дон Жуан V, что делать ему с такими деньжищами, с этаким богатством, нынче раздумывает и намедни раздумывал, а вывод один и тот же, что главным предметом забот наших должна быть душа, мы должны всеми средствами спасать ее, особливо когда могут быть предоставлены ей в утешение все земные и телесные услады. А потому пусть будет дано монаху и монахине все необходимое, пусть будет дано и лишнее, ибо монах поминает меня в своих молитвах в первейшую голову, а монахиня дает мне пригреться у себя в постели, а Риму, коль уж платим мы ему хорошие денежки за то, чтобы была у нас Святейшая Служба, пусть будет дано в придачу и то, чего просит он за менее кровавые благодеяния, в обмен на папские посольства и дары, и раз уж от скудной сей земли с ее неграмотными, неумелыми и бестолковыми ремесленниками нечего ожидать высоких образцов искусства и мастерства, закажем в Европе для моего монастыря в Мафре, да при этом заплатим золотом из моих золотых приисков и из прочих моих владений, украшения наружные и внутренние, так что, как скажет позднее некий монах-летописец, заезжим искусникам принесут они, эти самые внутренние и наружные украшения, богатство, а нам, их созерцающим, восторги. От Португалии только и нужно, что камень, кирпич, да дрова для костров, да люди, от которых требуется лишь грубая сила да минимальная выучка. Если зодчий немец, если плотницких дел мастера, мастера-каменщики и резчики по камню итальянцы, если негоцианты англичане, голландцы, французы и прочие толстопузы, каждый день продающие нас и покупающие, то, само собой, не откуда-нибудь из наших мест, а из Рима, Венеции, Милана, Генуи, из Льежа, из Франции, из Голландии поступают к нам колокола большие и малые, а еще паникадила, лампады, подсвечники, бронзовые канделябры, а еще священная утварь, серебряные позолоченные потиры, а еще изваяния тех святых, которых чтит король больше, чем прочих, и алтарные покровы, и алтарные украшения, и стихари, и короткие ризы, и мантии, позументы, балдахины для престолов и носилки с балдахинами, и белые одеяния для паломников, кружева, три тысячи досок орехового дерева для сундуков ризницы и скамей на хорах, поскольку святой Карло Борромео считал ореховое дерево весьма подходящим для таких целей, а из северных стран плывут корабли, груженные древесиной для строительных лесов, навесов, домов для работного люда, пенькой и готовыми канатами для лебедок и талей, а из Бразилии везут без счета доски, вытесанные из стволов дерева, именуемого по-латыни andira, a по-нашему анжелин, они пойдут на монастырские двери и окна, на полы в кельях, опочивальнях и прочих покоях, даже на настил для блохобойни, ибо дерево это не поддается гниению, не то что наша ломкая сосна, она только и годится, что в огонь под горшком с пустой похлебкой да на скамьи для людей с малым весом и порожними карманами. С тех пор как в селении Мафра был заложен первый камень базилики, этот-то, слава Богу, из португальской каменоломни в Перо-Пинейро, вся Европа, себе в утеху, обращает помыслы свои к нам, к денежкам, полученным в виде аванса, а еще более к тем, каковые регулярно выплачиваются по истечении положенного срока и по окончании работ, тут и золотых и серебряных дел мастера, и литейщики, что отливают колокола, и ваятели, что трудятся над статуями и лепными украшениями, тут и ткачи, и кружевницы, и вышивальщицы, и часовщики, и резчики, и живописцы, и позументщики, и шорных дел мастера, и столярных, и слесарных, тут и ковровщики, и судовладельцы, уж если, думают иноземцы, эта заморская коровка, такая дойная, нам принадлежать не может, либо покуда еще не может, пускай хотя бы останется в руках у португальцев, ведь в скором времени придется им покупать у нас в долг пинту молока, если захотят они приготовить национальные свои лакомства, крем из яичных желтков и пирожные «ангельский зобок». Если вашему величеству угодно еще, вы только скажите, замечает мать Паула.
Сползаются муравьи к меду, к просыпавшемуся сахару, к манне небесной, сколько их тут, многое множество, тысяч двадцать, и все стремятся в одну и ту же сторону, как некоторые морские птицы, которые садятся сотнями на прибрежный песок и поклоняются солнцу, не обращая внимания на то, что сзади дует ветер, треплет им перья, для них важнее всего следить за движущимся оком неба, короткими перебежками они обгоняют друг друга, пока не доберутся до уреза воды или пока не скроется солнце, завтра вернемся на это же место, если не придем мы, придут наши дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54