Братство Богоматери, Вере Научающей, братство Иисуса и Марии, Святых Четок, вот братство, коему покровителем святой Бенедикт, толстенек, хоть за скудным столом сидит, братство Богоматери Всемилостивейшей, святого Кристина«, Богоматери Покровительницы предместья Сан-Себастьян-да-Педрейра, где живут Балтазар с Блимундой, братство Крестного Пути святого Петра и святого Павла, еще одно братство Крестного Пути, но на сей раз Розмарина, братство Богоматери Подательницы Помощи, Богоматери Подательницы Памяти и Богоматери Подательницы Здравия, без нее чего бы стоила добродетель Розы, такой пригожей, да и добродетель доны Северы тоже, а затем появляется братство, состоящее при церкви Богоматери Оливейраской, где как-то раз ел похлебку Балтазар, братство, носящее имя святого Антония и состоящее при церкви женского францисканского монастыря Святой Марты, братство Богоматери Упокоения Фламандок из Алкантары, братство Богоматери Покровительницы Узников, братство Святой Марии Египетской, служи Балтазар в лейб-гвардии, состоял бы по праву в этом братстве, жалко, нет братства одноруких, а вон идет братство Милосердия, оно бы одноруким подошло, вон снова братство Богоматери Покровительницы Узников, но другое, то, которое при монастыре кармелиток, предыдущее-то принадлежало монастырю Радетельниц Святого Франциска, похоже, запас названий иссяк, пошли повторяться, вон опять Христово Братство, но это от храма Троицы, предыдущее же от храма Святого Павла, вот братство Доброго Приема, каковой не был оказан Балтазару, когда толкнулся он за пенсией к чиновникам его величества, братство святой Люции, братство Богоматери, Дарующей Благую Смерть, да существует ли таковая, братство Иисуса Покровителя Забытых, всего-навсего одно слово, но возвещает оно, сколь ущербна религия, смешивающая в кучу всех забытых и отдающая их под покровительство какого-то недостоверного Христа, был бы настоящий, никого бы не забыл, вот братство Душ при церкви Непорочного Зачатия, вёдру слава, ненастью проклятие, братство Богоматери Покровительницы Лиссабона, братство Душ Богоматери Заступницы, Богоматери Скорбящей, святого Иосифа, Покровителя Плотников, Святой Екатерины, братство Заблудшего Младенца, забытые, заблудшие, ни тебе обретенных, ни в памяти воскресших, да поможет ли им Подательница Памяти, братство Богоматери, Пути Озаряющей, снова братство Святой Екатерины, предыдущее объединяет книготорговцев, это чулочников, братство Святой Анны, братство Святого Элоя, богатый угодничек, покровительствует золотых дел мастерам, братство Святого Михаила, Святого Марсала и Богородицы с Четками, Святой Юсты, Святой Руфины, братство Душ Мучеников, братство Стигматов Христовых, братство Божьей Матери при церкви Святого Франциска, братство Богоматери Страждущей, а вот, наконец, и Братство Благих Мер, благие меры никогда не принимаются во благовременье, а бывает, принимаются слишком поздно, и в этом случае все упования, если еще остались таковые, обращаются ко Святой Евхаристии, вон она, представлена на штандарте, а впереди, поскольку он предтеча, святой Иоанн Креститель в обличье четырехлетнего мальчонки, нагота которого прикрыта овечьей шкурой, а при нем четыре ангела, они цветы рассыпают, поди сыщи другую страну, где столько ангелов разгуливает по самым обыкновенным улицам, стоит только потрогать их пальцем, и сразу убеждаешься, что они живые и настоящие, летать не летают, это правда, но способность летать еще не доказательство принадлежности к ангельскому чину, если отец Бартоломеу ди Гусман, или попросту Лоуренсо, полетит когда-нибудь, он не станет ангелом из-за такой малости, тут другие требуются качества, а впрочем, еще не время для таких рассуждений, еще не собраны воли людские в достаточном количестве, вот уже прошло полпроцессии, стало припекать, утро уже позднее, восьмое июня тысяча семьсот девятнадцатого года, теперь идут общины, но люди смотрят вполглаза, проходят монахи, на них и не глядят, да и братства не все были замечены, Блимунда глядела на небо, Балтазар глядел на Блимунду, она всматривалась, не народилась ли новая луна, не покажется ли над монастырем кармелиток первая узенькая долька, острый серп, кривая сабля, которая откроет глазам ее все тела людские, а тем временем прошествовала первая община, кто такие были, не видела я, я не заметил, это монахи были, францисканцы, капуцины, кармелиты, доминиканцы, цистерцианцы, иезуиты святого Роха и святого Антона, у всех свой цвет облачений, столько цветов, столько названий, голова идет кругом, поди запомни, пора закусить тем, что взяли с собой, либо тем, что купили, а за едой можно потолковать о том, что сейчас видели, у кого были кресты золоченые, у кого рукава буфами, у кого платки белые, у кого камзолы долгополые, чулки длиннющие, башмаки с пряжками, плюмажи, круглые шапочки, юбки на каркасе, плащи затейливые, воротнички кружевные, корсажики, одни только лилии полевые ни ткать, ни прясть не умеют, а потому наги, было бы угодно господу, чтобы мы ходили наги, сотворил бы он и мужчин подобными цветам, женщины-то, слава богу, им подобны, а одежды их, словно у лилий, а Блимунда, в одежде она или нет, что за мысли, Балтазар, что за греховные воспоминания, ведь как раз появился крест патриаршей церкви, а за ним монахи из конгрегации миссионеров и бесчисленное множество приходских клириков, ого, сеньоры, сколько народу печется о том, чтобы спасти наши души, но прежде их надобно найти, только не думай, Балтазар, что, раз ты солдат, хоть и увечный, значит, состоишь в братии, сейчас шествующей, сто восемьдесят четыре представителя воинского ордена Святого Иакова Меченосца, сто пятьдесят представителей Ависского ордена, да столько же от ордена Христова, собратьев себе избирают сами члены орденов, да и, кроме того, неугодно Господу видеть на алтарях своих тварей с изъянами, а потому пускай себе остается Балтазар там, где стоит, пускай глядит на процессию, пажи, певчие, камер-лакеи, два лейб-гвардии поручика, вон один, вон второй, в мундирах с иголочки, сегодня мы сказали бы, форма одежды парадная, а вот и патриарший крест, крестовина ярко-алая, по бокам идут капелланы, воздевая жезлы, на концах которых алеют гвоздики, какая участь порою уготована цветам, настанет день, когда сунут их в дула винтовок, мальчики из хора при базилике Санта-Мария-Майор, это базилика патриаршья, а еще базиликами зовутся зонтики, защищающие от солнца, облачение на певчих, да и зонтики эти двухцветные, белые с красным, а что, если через двести-триста лет и дождевые зонты начнут именовать словом «базилика», У моей базилики ручка сломалась, Забыл базилику в автомашине, Я отдала свою базилику в починку, Когда наконец будет построена моя базилика в Мафре, думает король, он шествует возле носилок с балдахином, на коих восседает патриарх, держит одну из четырех раззолоченных ручек, но перед ним еще должен проследовать весь капитул, сперва каноники в белых далматиках, затем священники в коротких ризах того же цвета, именуемых планетами, затем прелаты в омофорах и плювиалях, народ и слов-то этих не знает, вот слово «митра» ему знакомо и по смыслу, и по виду, митры и на головах у духовных особ красуются, и на петушьих головах, ибо в народе гребень петуший митрой зовут, а при каждом прелате по три челядинца, один факел несет горящий, другой головной убор, эти оба в придворных костюмах, а третий сзади идет, подол мантии несет, он в стихаре с узкими рукавами и в кольчуге, а вот теперь, да, теперь появляется свита самого патриарха, впереди шестеро дворян, его сородичей, с горящими факелами, затем причетник с посохом, за ним капеллан с большим кадилом, потом церковные служки, потряхивающие кадилами поменьше, из чеканного серебра, и два церемониймейстера, и двенадцать оруженосцев, тоже с факелами, Ах вы, люди грешные, мужчины и женщины, вы себе на погибель упорствуете в желании жить этой вашей преходящей жизнью, блудите, едите и пьете, не зная меры, десятины не платите, к причастию не являетесь, о преисподней смеете говорить нагло и без боязни, вы, мужчины, может статься, даже в церкви щупаете женские ягодицы, и вы, женщины, лишь из остатков стыда не валитесь им в объятия, глядите, кто появился, кто восседает под балдахином на носилках, несомых восьмерыми, под балдахином восседаю я, патриарх, и в руках у меня дарохранительница со святыми дарами, преклоняйте колена, грешники, вам тут же следовало бы оскопить себя, дабы не блудить более, вам тут же следовало бы стянуть себе челюсти повязкой, дабы не марать себе душу обжорством и пьянством, вам тут же следовало бы опрокинуть и опорожнить ваши кошельки, ибо в раю эскудо ни к чему, и в аду тоже, да и в чистилище долги выплачиваются молитвами, а в сей юдоли эскудо требуются, они пойдут на золото для новой дарохранительницы, на жалованье для всей этой челяди, для двух каноников, что несут с боков края моей мантии, для двух протодиаконов, придерживающих края стихаря, для тех, кто несет подол мантии позади, к примеру братец мой, граф, он поддерживает плювиаль сзади, для двух оруженосцев с серебряными жезлами, для первого протодиакона, несущего под покровом митру, отделанную золотом, к ней нельзя прикасаться руками, право, недомыслие со стороны Христа, что никогда не надевал митры, он, само собой, Сын Божий, не сомневаюсь, но все же простоват был, искони известно, что никакой вере ходу не будет без митры, тиары или остроконечного колпака, надел бы что-нибудь этакое, сразу вышел бы в верховные жрецы, а то бы и в наместники вместо Понтия Пилата, гляди-ка, куда меня занесло, мир хорош таков, каков есть, не будь он таким, каким создан, не быть бы мне патриархом, итак, платите долги ваши, отдайте кесарю Богово и Богу кесарево, потом сведем счеты, поделим деньги, тебе монетка, мне монетка, воистину говорю вам, А я, король ваш, властитель Португалии, Алгарве и всего прочего, из благочестия поддерживаю одну из этих раззолоченных ручек, глядите, сколько трудов прилагает монарх, дабы надзирать неусыпно за отечеством своим и народом и в сфере духовного, и в сфере преходящего, мне ничего не стоило бы послать вместо себя кого-то из челяди, герцога или маркиза, и тем не менее вот я, собственной персоной, и вот перед вами, тоже собственными персонами, инфанты, мои братцы и ваши властители, преклоняйте колена, преклоняйте колена, ибо вы видите дарохранительницу и вы видите меня, в дарохранительнице тело Христово, а во мне благодать, ибо я царствую на земле, кто из нас двоих в выигрыше, моя плоть ублажена, ибо я король и племенной хряк, вы же знаете, монахини суть супруги Господни, это святая правда, так вот, они принимают меня в своих постелях как господина, и поскольку я господин, они наслаждаются и вздыхают, не выпуская из рук четок, мистическое плотское слияние, а святые в молельне прислушиваются тем временем к жарким словам, доносящимся из-за полога, как из поднебесья, чем худо такое поднебесье, небесам не уступит, а Христос на распятии свесил голову набок, бедняга, то ли страждет от истязаний, то ли поглядывает на Паулу, как она раздевается, может, он ревнует, отняли у него такую супругу, украшение монастыря, благоухает ладаном, райская плоть, но, как бы то ни было, я ухожу, она остается, если понесла плод, то от меня, на этот раз обойдемся без огласки, не стоит труда, позади идут певчие, распевают мотеты и духовные гимны, это навело меня на одну мысль, кому приходят в голову удачные мысли, так это королям, а то как бы мы царствовали, мысль вот какая, когда ляжем мы с Паулой, пускай в келью к ней придут сестры ее по Одивеласу, и пусть поют они «благословен буди» до, во время и после, аминь.
Отгремели залпы судовых пушек, дали залп пушки бастиона, что на Террейро-до-Пасо, в двух шагах от места стоянки кораблей, встретились на полпути раскаты залпов, прогрохотали пушки, установленные в фортах и башнях, взяли на караул полки придворной охраны, Пенишский и Сетубальский, выстроившиеся на площади. По городу Лиссабону перемещается Тело Господне, агнец, в жертву принесенный, вождь воинских сил, неразрешимое противоречие, золотое солнце, ковчег, из-за коего головы летят с плеч, божество, каковое приемлют в пищу, подчас и переваривают, стоит ли дивиться, что к тебе так прилепились души жителей этого города, они же бараны, коих гонят на убой, солдаты, у коих нет собственного оружия, чьи кости белеют в песках пустынь, они же едоки, сами себя пожирающие, вот и валятся ниц по этим улицам мужчины и женщины, осыпают пощечинами собственные физиономии и физиономии близстоящих, стучат кулаками в грудь себе и в бока, протягивают руки, чтобы притронуться к краю ризы, к парче и кружевам, бархату, бантам и лентам, вышивке и драгоценностям, Отче наш, иже не еси на небеси.
Близится вечер. В небе появилось светящееся волоконце, почти невидимое, луна подает первую весть. Завтра Блимунда обретет свое зрение, сегодня же день слепоты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54