В углу близ очага дремал старый Жуан-Франсиско, нет у него ни повозки, ни упряжки волов, нет ни земли, ни Марты-Марии, казалось, старик не прислушивается к разговору, но он промолвил, выйдя на мгновение из дремоты, На земле есть только жизнь и смерть, все примолкли, ожидая продолжения, почему старики умолкают как раз тогда, когда им следовало бы продолжать, вот по этой-то причине молодым и приходится узнавать все самим и с самого начала. Есть в этом доме и молодой, он спит, потому и не может вступить сейчас в разговор, но если б даже бодрствовал, пожалуй, все равно ему бы не позволили вставить слово, потому что ему всего двенадцать лет, может, истина и глаголет устами младенцев, но, чтобы высказать оную, они должны сначала подрасти, а к тому времени привыкают лгать, это и есть тот сын Инес-Антонии, что остался в живых, к вечеру он возвращается домой полуживой от работы подручного, весь день лазать по строительным лесам, то вверх, то вниз, поужинает и сразу спать, Была бы охота, а работа для всех найдется, сказал Алваро-Дього, можешь пойти подручным либо тачки с грузом возить, тут твой крюк и сослужит службу, таковы превратности жизни, идет человек на войну, возвращается калекой, затем отправляется в полет самым тайным и секретным образом, и когда наконец хочет он заработать себе на ежедневный кус хлеба, вот что ему предлагается, и он еще должен благодарить судьбу, тысячу лет назад небось не делали разных приспособлений взамен потерянной руки, а то ли будет еще через тысячу лет.
Рано поутру вышли Балтазар и Алваро-Дього, и парнишка с ними, из дому, дом семейства Семь Солнц, как уже объяснялось выше, стоит поблизости от церкви Святого Андрея и от дворца виконта, жительствуют они в самой старой части селения, здесь сохранились развалины замка, возведенного еще маврами в счастливые их времена, вышли они рано поутру, по пути встречаются им другие мужчины из этих же мест, Балтазар их знает, все идут строить монастырь, может статься, по этой-то причине и заброшены поля, старикам и женщинам с полевыми работами не справиться, а поскольку Мафра лежит в низине, приходится работному люду взбираться по крутым тропкам, а тропки уже не те, что прежде, усеяны строительным мусором, что сыплется с холма Вела. Если смотреть снизу, высота, до которой доведены уже стены, отнюдь не сулит Вавилонской башни, когда доходишь до самого откоса, их и совсем не видно, а ведь семь лет уже стараются, если и дальше так пойдет, до Страшного суда провозятся, окажется, и начинать-то не стоило, Большое дело затеяно, говорит Алваро-Дього, вот подойдешь, сам увидишь, и верно, подтрунивал Балтазар по пути над каменотесами да каменщиками, а тут язык прикусил, не столько потому, что много здесь сделано, сколько потому, что народу здесь великое множество, ни дать ни взять, муравейник людской, снуют люди во всех направлениях, коли все они явились сюда работать, беру свои слова обратно, слишком поторопился. Паренек уже отстал от них, отправился на работу, возить чаны с известью, а Балтазар и Алваро-Дього идут налево, туда, где контора, там скажет Алваро-Дього, мол, это зять мой, он родом из Мафры и здешний житель, много лет пробыл в Лиссабоне, а теперь вот вернулся в отцовский дом и работу ищет, от доброго отзыва какого-то каменщика особого проку не будет, но что там ни говори, а он, Алваро-Дього, работает здесь с первых дней, мастеровой проворный и исполнительный, замолвить словечко никогда не лишне. Балтазар от изумления рот разинул, вышел он из деревни, а пришел в город, что Лиссабон таков, каков он есть, оно понятно, таким и должен быть стольный град, главный в королевстве, не только в Алгарве, это провинция невеликая и ближняя, но и в других частях королевства, обширных и отдаленных, каковы суть Бразилия, Африка, и Индия, и прочие земли португальские, раскиданные и разбросанные по всему свету, что Лиссабон такой громадный и беспорядочный, дело понятное, как было сказано, но этакое скопище всяких строений разной величины диковина, которую своими глазами надо увидеть, чтобы поверить, когда три дня назад Балтазар Семь Солнц летел над этими краями, был он в таком волнении, что при виде домов и улиц подумал, это обман чувств, а строящаяся базилика показалась ему чуть побольше часовни. Если Бог, который с неба все видит, видит так же плохо, как я, когда был в небе, уж лучше бы ходил он по свету своими божественными стопами, не понадобились бы посредники и знаменья, им ведь никогда нельзя доверять, даже собственным глазам нельзя, издали им видится малым то, что вблизи оказывается большим, разве что есть у Бога подзорная труба, как у отца Бартоломеу Лоуренсо, хорошо было бы, если бы он сейчас на меня глядел, дадут мне работу или не дадут.
Алваро-Дього уже приступил к своему делу, класть камень на камень, помедли он еще, скостили бы ему дневной заработок на четверть, ущерб немалый, теперь Балтазар сам должен убедить писаря-наемщика, что железный крюк ничуть не хуже, чем рука из мяса и костей, наемщик все же сомневается, боится взять на себя решение, уходит справиться по начальству, досадно, что не может Балтазар предъявить бумаги, удостоверяющие, что он авиаконструктор, или объяснить хотя бы, что руку он потерял на войне, какой от этого объяснения прок, четырнадцать лет минуло, мы, слава Богу, живем в мирное время, чего ради явился сюда этот малый и заводит речь про войну, война-то давно кончилась, ее словно и не было никогда. Вернулся наемщик, теперь он куда приветливее, Как, стало быть, зовешься ты, берется за утиное перо, тычет им в бурые чернила, в конечном счете, есть прок от того, что Алваро-Дього замолвил словечко за зятя, а может, все дело в том, что он из здешних уроженцев, а может, в том, что он еще в самом соку, тридцать девять лет, хотя есть уже седые волоски, а может, все дело просто-напросто в том, что, поскольку три дня назад над этими местами пролетал Святой Дух, Бог прогневался бы, если бы отказали в работе тому, кто просит ее, Как ты, стало быть, зовешься, Балтазар Матеус, по прозвищу Семь Солнц, Можешь приступать к работе с понедельника, будешь работать с тачкой. Балтазар поблагодарил, как подобало, писаря-наемщика и вышел из главной конторы ни весел, ни печален, мужчина должен уметь зарабатывать себе на хлеб как угодно и где угодно однако ж, если хлеб этот утоляет голод лишь тела, но не души, тело довольно, а душа томится.
Балтазар уже знал, что место, где он находится, было прозвано островом Мадейра, и прозвище это пришлось весьма кстати, ибо, если не считать нескольких домов, сложенных из камня, остальные постройки были деревянные, хотя и не из разряда временных. Были здесь кузницы, и хоть мог бы Балтазар упомянуть, что приходилось ему работать по этой части, он не обо всем упоминает, занимались здесь и другими ремеслами, в коих был Балтазар несведущ, а спустя время появятся здесь еще мастерские жестянщиков, стекольщиков, маляров и немало всяких других ремесленников. Многие из деревянных строений были в два этажа, первый предназначался для волов и мулов, второй для должностных лиц, очень важных и не очень, надсмотрщиков, наемщиков и других сеньоров из главной конторы, а также для офицеров, под началом у коих состоят солдаты. В этот утренний час из стойл выводили волов и мулов, других вывели еще раньше, земля была вся в лужах мочи и лепешках навоза, и точно так же, как в Лиссабоне во время процессии в праздник Тела Господня, мальчишки путались под ногами у взрослых и у животных, изо всех сил толкали друг друга, и один из них, пытаясь увернуться от другого, поскользнулся и угодил под копыта упряжки волов, но волы его не растоптали, ангел-хранитель был на месте, мальчонка выбрался из-под копыт цел и невредим, но весь в навозе, и разило от него соответственно. Балтазар посмеялся, так же как и все остальные, все же какое-то развлечение работным людям. И их охранникам тоже. В это время промаршировало мимо человек двадцать пехотинцев в полном вооружении, словно на войну, может, отправлялись они на учения, может, в Эрисейру. Дать там отпор французским пиратам, столько раз пытались высадиться, что в один прекрасный день доберутся и до здешних мест, много лет спустя по завершении сего вавилонского столпотворения вступит в Мафру Жюно, в монастыре к тому времени осталось десятка два стариков монахов, они уже на ногах не держались, и послал Жюно к ним полковника Делагарда, а может, был он капитан, нам-то все едино, пожелал этот самый Делагард войти в здание, а двери-то заперты, по сей причине был вызван брат Феликс ди Санта-Мария-да-Аррабида, ключарь, но он, бедняга, остался без ключей, ибо королевская семья перед бегством захватила оные с собою, и тут коварный Делагард, коварным именует его наш историк, поведавший об этом событии, отвешивает пощечину хлипкому монаху, каковой, о евангельская кротость, о боговнушенный урок, подставляет ему тотчас другую щеку, если бы Балтазар в бою при Херес-де-лос-Кавальерос, потеряв левую руку, подставил бы правую, он не мог бы теперь управиться с тачкой. А раз уж помянули мы про кавальеро, слово испанское, всадник означает, то и кавалеристы появились, тоже, как и пехотинцы, в полном вооружении, пехотинцы-то уже на месте работ, теперь понятно, зачем выставляют сторожевые посты, куда как славно работать под надзором часовых.
В этих больших одноэтажных деревянных строениях работные люди ночуют, не меньше чем по двести человек в каждом, а Балтазар с того места, где стоит, не может сосчитать, сколько их всего, насчитал пятьдесят семь и сбился, да ведь за эти годы он не поднаторел в арифметике, самое лучшее было бы пройтись с ведром извести и кистью, пометил один дом, пометил другой, тут не пропустишь и не сочтешь один за два, таким манером метят крестами святого Лазаря двери домов, где живут прокаженные. Вот и Балтазар ночевал бы в такой конуре на циновке, если б не было у него дома в Мафре и жены, чтобы спать не в одиночку, худо приходится беднягам, что пришли из дальних мест, как говорится, мужчина не из дерева, когда это обстоятельство дает о себе знать, туго им приходится, разве хватит в Мафре вдов на этакую ораву, ясное дело, нет. Миновав дома, где жили работные люди, вышел Балтазар к военному лагерю, сердце у него так и подскочило при виде множества походных палаток, такое чувство, будто время обратилось вспять, может, покажется это невозможным, но выпадают минуты, когда отставной солдат вдруг по войне затоскует, с Балтазаром такое не впервой случается. Алваро-Дього уже говорил ему, что в Мафре солдат много, одни на подрывных работах помогают, шашки ставят пороховые, другие работных людей стерегут, за порядком надзирают, и, судя по количеству походных палаток, солдат была не одна тысяча. Опешил малость Балтазар Семь Солнц, вот так новая Мафра, пять десятков домов внизу, пять сотен наверху, да и еще появились различия, посмотреть хоть на эти дома для трапезы, почти такие же большие, как ночлежные, внутри длинные скамьи и столы, вкопанные в землю, и длинные стойки, сейчас людей не видно, но к полудню поставят котлы на огонь, и, когда прозвучит сигнальный рожок, все наперегонки сбегутся сюда, не отмыв рабочей грязи, поднимется оглушительный шум, друг окликает друга, садись к нам, посторожи мое место, но плотники садятся с плотниками, каменщики с каменщиками, землекопы с землекопами, а всякая мелюзга, подсобные да подручные, пристраивается в конце стола, каждый садится с теми, кто ему ровня, Балтазар же может пойти поесть домой, он ведь в тачках еще ничего не смыслит, а в самолетах, кроме него, здесь не смыслит никто.
Что бы ни говорил Алваро-Дього в свое оправдание и в оправдание прочих работных людей, постройка монастыря не очень-то продвинулась вперед. Балтазар обошел неспешно все место постройки, как человек, осматривающий дом, где будет жить, сюда направляются люди с тачками, другие поднимаются по строительным лесам, третьи подносят известь и песок, иные попарно втаскивают на шестах и веревках камни по наклонным помостам, десятники начеку с дубинками в руках, надсмотрщики следят, проворно ли и исправно ли выполняют люди свою работу. Стены поднялись на высоту, всего лишь втрое превосходящую рост Балтазара, и еще не охватывают всего периметра базилики, но они толстые, словно стены оборонительных сооружений, стены, оставшиеся от мафрского замка, не такие толстые, так и времена были тогда другие, еще не изобрели артиллерии, одна только толщина стен оправдывает медленность их роста. А вон валяется тачка, Балтазар не прочь испытать, легко ли будет ему приспособиться, проще простого, а если он стамеской вынет полукруг в нижней части левой оглобли, сможет померяться силами с любым двуруким.
Наконец отправляется Балтазар домой тою же тропинкой, которой поднялся на холм, скрылись за откосом строящийся монастырь и остров Мадейра, если бы не сыпались постоянно сверху камни и комья земли, можно было бы подумать, что никогда не выситься на холме ни базилике, ни монастырю, ни королевскому дворцу, перед ним снова всего только Мафра, такая же невеличка, какою была веками, может, теперь чуть побольше стала, чем во времена римлян, они и постановили, что быть здесь селению, зерно будущей Мафры в землю бросили, такою была она во времена мавров, которые пришли столетия спустя, и возделывали огороды, и сажали сады, от коих мало что осталось, а потом пришло наше время, мы сделались христианами по воле того, кто правил нами, ибо, если и бродил Христос по свету собственной особой, до наших мест он не дошел, а дошел бы, стал бы ему Голгофою холм Вела, сейчас строится там монастырь, может, это то же самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54