И ничего, кроме Рассеи, нет! И ничего больше не надо!
Всех охватил какой-то необъяснимый восторг, ошеломляюще-бурный. Бросились целовать Данилу, обнимать. Степан и тот стал жать ему руку, глядя в его лицо как в бездну.
- Хорошо бы, если бы вместо Вселенной была бы одна Рассея наша, - выговорила Лена. - Ведь Рассея - это хаос, Россия - порядок, чтоб Рассею сохранить. Должен быть взрыв, не просто смена цивилизации, а нечто уму непостижимое. Если уж метафизично, то чтоб не отличить живых от мертвых, обыденную жизнь от Бездны…
- Не метафизично, а точно сказала Лена, - перебил ее Данила. - Хаос, великий хаос, в котором зерна непостижимого, - это наша Рассея. Золотые слова ваши, Лена: чтоб обыденная жизнь не отличалась от Бездны. Чтоб умирали и воскресали на глазах. Чтоб с Богами на ушко шептались - ну, это все еще цветочки! Непостижимое должно войти! И веселие посереди! Надоел весь этот порядок: вот тебе царство живых, вот те мертвых, тут умри, тут родись. Все по порядку, законы всякие. Пусть потемнеет небо и глас Божий скажет: «Гуляйте, ребята, гуляй, Рассея, что хочешь, то и будет, гуляй, страна, где невозможное становится возможным! Свободу даю, конец демиургам и всем золотым снам!»
- Ласковый ты наш, -умилилась Лена. - Чтоб сбылось все это!
- По мне, в Рассее и сейчас предельно хорошо, - заявила Ксюша, кутаясь в платок. - На наших буржуев плевать, они ведь тоже наши, они от всего этого торгово-денежного летаргического порядка сами скоро запьют. И либералы с ними заодно. В России в лес войдешь - какой там мировой порядок, все Русью пронизано и тишиной. Только чувствовать надо! А в глаза некоторым, случайно даже, в метро глянешь - Господи, сколько там всего, недоступного для мира сего!
Потом наступило время небольшой передышки.
- Уж больно дух захватило, надо помолчать, - сказала Алла.
- Весь великий Рене Генон - с меня сошел, - заключил Сергей.
Данила в ответ опять захохотал, но уже не тем хохотом видящего разрушение миров. Хохот его на этот раз был мирный.
После некоторой паузы и возни с самоваром, матрешкой и разливом чая в русские, какие-то очень народные пузатые чашки наступил благостный, но недолгий отдых за чаем.
Лена прервала его:
- Все-таки, Данила Юрьевич, надо вернуться к Стасу. Теперь вы знаете, что случилось. Можете помочь? - прямо спросила она.
Опять возникла тишина.
- Скажу откровенно, - ответил Данила, - дело это на самом деле жутковатое и серьезное. Да вы и сами это чувствуете. И даже в мою голову вся эта история пока не совсем укладывается. И дело тут не только в изменении прошлого. Гораздо глубже надо копать. У меня есть только одна наметка, но думаю, она верная. Я знаю целую цепь особых людей, они не связаны между собой, они больше сами по себе, но именно через них можно найти Стаса и понять, что с ним произошло в действительности.
- Что же это за люди? - первым спросил Сергей.
- Пусть Степан скажет. Я его водил, - и Данила кивнул головой в сторону немного ошалевшего Степана.
- Бредуны! - воскликнул Степан - Но серьезные. Очень. Суть я еще не уловил, наверное, ведьма какая-то мешает. Один от самого себя бежит. Чегой-то увидел в себе, от чего чуть с ума не сошел.
- Я двоих показал, - перебил его Данила. - Это цветочки только. Есть крайне не влезающие в рамки.
- Кто же они? Кто? - робко бросил вопрос Толя.
- Как сказать! Точно определить трудно. Их пока немного. Но это, вероятно, мировой процесс. Их будет больше. Это люди, у которых изменился сам тип человеческого сознания - в ту или иную сторону. Они очень разные. Но главный признак - совершенно измененное сознание. Они уже другие, не совсем люди в прежнем понимании.
- Но это слишком глобально, - воскликнула Лена. - Ведь если изменилось состояние сознания - меняется все, и мир в том числе. Для кошки, к примеру, мир совершенно другой, чем у человека…
- Конечно, это глобально, - хихикнула Ксюша. - Но пока незаметно.
И выпила рюмашечку.
- Незаметно, потому что их мало. Они среди нас, но пока мало кто понимает, что происходит, - ответил Данила. - Ведь, ребята, девочки, - кошка-то у вас есть, случаем? (Лена засмеялась.) Там может возникнуть поворот в разные стороны - зависит от того, как пойдет процесс, в какую сторону завертится чертово колесо. Среди них есть, мягко говоря, мрачноватые, словно выползли из преисподней, но иной Вселенной, чем наша… Есть и необыкновенные, как говорят, просветленные, но не ординарно… Обычного ничего в них нет, правда, Степан?.. Есть непостижимые, как воплощение чего-то иного. Но есть и мерзкие, ой мерзкие. И просто - особенные, не наши как бы.
- Да, это тебе не экстрасенсы или провидцы, - процедил Сергей.
- Еще бы! - вздохнул Данила. - Те горизонтальны, в пределах обыденности: что будет, что не будет - какая разница, по большому счету? Это просто способности - раньше таких было немало. Но даже если этих талантов станет слишком много - и то мир изменится, но не кардинально - потому что кардинально все может измениться, только когда изменится сама структура сознания, его характер и вид.
- Ну тогда это будет уже просто другой мир, Земля станет иной планетой, - заметил Сергей. - Неужели к этому идет?
- К чему идет, пока никто не знает. Но эти измененные очень хороши, не дай Бог, если некоторых из них станет много, - ответил Данила, отпивая вино и посматривая на хозяев уже светлым взглядом.
- Кстати, Дашку-то нашу из школы выгнали. Это ребенок ясновидящий, - пояснила Лена Даниле. - Во время занятий встала во весь рост и на весь класс объявила, что сын учительницы назавтра сломает ногу и нос. И тот сломал, конечно. Мамаша Дашина теперь пишет заявление, что провидцев зажимают.
- Тихий такой сумасшедший домик будет, если такие разведутся по миру во многом числе, - хихикнула опять пропитанная наливочкой Ксюша. - Ну, а об этих измененных я уже не говорю, - Ксюша даже немного испугалась своего голоса при этом.
- Кстати, Данила Юрьевич, я тоже немного в курсе… об этих измененных… Слышала, правда, немного, - вмешалась Лена, бросившая и пить, и есть. - Но почему вы думаете, что через них можно выйти на Стаса?
Данила опять помрачнел. Закрыл один глаз даже: «С одним глазом мне легче дышать», - объяснил он.
Все опять затихли. Только Ксюша ушла в уют собственного тела. Алла думала о том, что есть вещи, которых нет. И Стас то есть, то его нет.
Данила ответил довольно коротко, но пугающе ясно:
- Думаю, что сам Стас - это тип почище измененных. Но именно они, кое-кто среди них, могут о нем знать. Ибо случай со Стасом, по некоторым деталям, настолько экстраординарен, что раскапывать все это надо только в экстраординарной среде. Пока она еще невидима для чужих глаз. Наконец, и моя интуиция кое-что значит.
- Он жив или умер? - побледнев, спросила Алла.
Данила с укоризной посмотрел на нее.
- Слишком уж человеческий вопрос. Он жив в любом случае, если даже мертв… - Данила опять взглянул на полувдову. - Хотя простите меня, Алла. Отвечу по-человечески: он здесь, в этом мире.
- Сыграть, что ли, на гитаре после таких слов, - проявился Толя.
Сергей и Лена почему-то встали и стали нервно ходить по комнате.
Лена остановилась около Данилы.
- И что же делать? - спросила.
- Я думал об этом, - Данила откинулся на спинку дивана. - Надо начать с одного из ряда вон выходящего субъекта. Если б я его не видел собственными глазами, никогда, ну хоть душите меня, не поверил бы, что такие существуют. Ну не может такой существовать на белом свете - ан нет, бытует вопреки всему, что есть на земле наиважного. Он живет в Питере.
- В Питере! - воскликнула Лена. - Да там живет мой Учитель, мой и Сережи. Он - традиционалист. И считает, что последнее время я сбилась с пути и ушла куда-то вбок. Вошла во бред мира сего… А я полагаю, что это еще круче, чем войти в Абсолют. Заодно бы Учителя повидать!
- Да у нас с Ксюшей и Толей там много друзей, - поспешила сказать Алла. - Питер и Москва - будут вместе!
- Надо все обсудить и высадить огненный наш десант в Питер, - сурово заявил Данила.
В ответ раздалось одно: «Ура!»
А потом заметили, что Степан откинулся в кресле и впал в забытье. По его лицу было видно, что он не спит, а сияет и движется духом где-то «там».

Часть вторая
Глава 1
В роду Гробнова Владимира Петровича гробовщиков отродясь не было. Да и сам он по отношению к гробам испытывал полное равнодушие. «Ну исчез человек, и что? - говаривал он в кругу интимных по духу друзей. - На каком-нибудь свете да вынырнет, пусть и не в теле, а душой. Меня интересует другое…»
Гробнов заведовал частным и немножечко тайным Институтом исчезнувших цивилизаций. Собственно говоря, даже это название было прикрытием, невинной крышей. Институт занимался исследованием исчезновения цивилизаций, самим процессом исчезновения и его причинами.
- Не так уж интересны эти исчезнувшие сами по себе, - как-то сумрачно высказался Гробнов, глядя в окно, потому что далеко на горизонте ему виделось собственное лицо. - Исчезли - и Бог с ними… А вот причины, само исчезновение, визг, плач - это, извините меня, извините меня… Поучительно.
И плюнул в окно.
Исчезновениями занимались в его институте две странные молодые, но ученые девушки и потертый молодой человек, который потом сам исчез.
Но всем ходом мыслей и разыскиванием фактов руководил один Гробнов.
Это был человек лет около пятидесяти, с широкими связями - научными и подпольными. Бывал в пещерах. Жена его умерла от укуса жука, сын уехал в Китай.
Был Владимир Петрович орденоносец, но одевался он во все черное. Квартирка его одинокая в Питере располагалась в центре, недалеко от Невского.
Любил он прогуливаться взад и вперед вокруг памятника Петру Великому.
Некоторые смиренные питерцы, из интеллигенции, конечно, его даже побаивались. Шептались около Невы, что, мол, Владимир Петрович владеет тайнами исчезновения и наперед знает, кому и когда положено исчезнуть. Речь при этом шла как об отдельных существах, так и о целых цивилизациях.
«Да он лягушки не обидит, - сомневалась одна довольно поэтическая старушка. - А вы говорите о беде… Никакой беды он в себе не несет».
Гробнов отличал эту старушку и милостиво ей улыбался, когда она заходила в институт.
В то же время другие уверяли, что никакого института такого и не было, а, дескать, все происходило подпольно, на частных квартирах. Но это пугало еще больше.
Внушал также пугливое недоверие и вид Гроб-нова - его неестественная худощавость. «На таких худощавых и гробов нет, - шушукались по питерским дворам, - гроб должен быть заполнен, а не полупустой изнутри, если ты взрослый человек».
Но более всего озадачивали его глаза - неподвижно-дикие, со взором, устремленным туда, где ничего не было.
Один мальчуган уверял, что Гробнов просто давно умер, но так себе - ходит и ходит. «Учит людей, как жить», - заключал этот питерский малый.
В основном же оно все шло хорошо. Однако даже ученые странные девицы и пропавший сотрудник, при всей обширности и даже закрытости их знаний, не подозревали о тайной мечте Гробнова. Но об этом потом.
Вот к такому-то человеку и направлялись приехавшие в Питер Данила Юрьевич (кстати, фамилия его была Лесомин) и Лена с Аллой.
Данила знал его почти со своих детских лет. Гробнов был тем, о ком он высказался в том смысле, что если б не видел его, то никогда бы не поверил, что такие есть.
Но Данила надеялся, что именно Гробнов, владея своими полуневидимыми связями, выведет его на нужного человека. И имя его он запомнил навсегда (хотя какое тут имя может быть) - Ургуев, точнее, это была всего лишь фамилия. Имени своего Ургуев никому не называл. Но Данила предчувствовал, исходя из своей невиданно-сумасшедшей жизни, что именно Ургуев и намекнет о деле Стасика.
Данила остановился у себя - у него имелось что-то вроде подвала в Питере, и это что-то Данила любил.
Лена с Аллой остановились у подруги. Вечером в день приезда вышли прогуляться по Питеру. Они любили этот великий город, некогда в прошлом столицу их Родины. «Мистический город», - шептала Алла, прогуливаясь. «Город родимых закоулков, углов и подворотен, - твердила Лена. - Только в этом мраке моя душа отдыхает. Этот город - памятник нашего величия и намек на таинственное будущее».
Обе коренные москвички давно не были в Петербурге и потому как пьяные шатались по Невскому, заходя в уютные, как утроба, кафе.
- Почему здесь девушки такие бледненькие и худенькие, - удивлялась Алла. - Москвички потолще.
- Город призраков, - шутила Лена. - Но именно поэтому он неуязвим.
- Надо, чтоб все в нем проснулось к невиданной жизни, - улыбалась Алла. - Нам мало одной столицы. Нужны по крайней мере две. А то и три.
Данила же в этот вечер забрел к старому знакомому читать манускрипты. Свои необычные пляски у черной дыры он забывал здесь и был подтянут, словно попал в имперский мир.
На следующее утро он позвонил Алле и Лене.
- Сегодня в пять часов вечера Гробнов готов принять нас. Я умолил его: человек он сумрачный в смысле неожиданных знакомств. Встречаемся у памятника Достоевскому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32