В этой семье в это время и в этом месте было просто не принято обсуждать подобные темы. Именно недостаток общения вкупе с его личной слабостью и глупостью оказались детонатором сложившейся ситуации и довели ее до неизбежного финала.
Неизбежен ли такой финал до сих пор?
Он очень надеялся, что нет. Он уже чувствовал себя лучше, свободнее, ближе к семье, чем когда бы то ни было. Может, безосновательно, но в душе крепло ощущение, что одним этим разговором, одной откровенной беседой они уже изменили ход событий, избежали повторения того, что однажды произошло.
Спустя несколько часов мать зевнула, сложила свои вязальные принадлежности в корзинку, скатала шерстяной платок, над которым работала, и сообщила:
- Пора спать. Думаю, для одного вечера откровений более чем достаточно.
Дети, явно усталые, поднялись и без особых возражений двинулись в направлении своих комнат.
Отец встал из кресла и протянул Нортону ладонь. Они обменялись крепким рукопожатием. Он не мог припомнить, здоровался ли он вообще хоть раз с отцом за руку, и это действие более чем что-либо напомнило ему о том, что он давно взрослый.
- Мы найдем ее, - пообещал отец. - Мы все будем искать. А потом решим, что делать дальше.
Нортон кивнул. Он и сам чувствовал себя жутко уставшим. На пороге комнаты он обернулся, помахал рукой, прошел по коридору и начал подниматься по лестнице наверх, к себе в спальню. Незнакомое ощущение огромности помещения, которое он испытывал ранее, пропало. Дом уже казался уютным, комфортным, не пугающим и все запрещающим, а... домашним.
Однако принять душ еще храбрости не хватило. Он зашел в ванную, решив просто умыться. Из крана потекла красная густая жидкость. Несомненно, он должен был поверить, что это кровь, но жидкость пахла водой. Он сунул руки под кран На них не осталось никаких следов. Наклонившись, он набрал полные горсти этой жидкости и плеснул в лицо, наслаждаясь холодной освежающей влагой. Заснул он совершенно счастливым.
Глава 14
Марк
Марк открыл глаза.
Он сидел на крыльце в кресле.
Была ночь. На севере, как маяк во мраке пустыни, светилось полукруглое оранжевое зарево - огни Драй Ривер. Разрозненные огоньки мерцали и на юге, и на востоке, и на западе, где располагались соседние ранчо. Безлунное небо усеивали мириады крупных звезд. Он без труда мог определить знакомые созвездия.
Напротив, в подвесном кресле-качалке, сидели родители, голова к голове. Справа, на верхней ступеньке крыльца, - Кристен.
Семья вся в сборе.
Нерешенные вопросы.
Прищурившись, он всмотрелся в сестру. Несмотря на то что единственный свет падал из квадратного окна гостиной, расположенного футах в десяти от крыльца, Марк мог отчетливо разглядеть ее. Она была ребенком, той Кристен, которую он знал, а не той, с которой встретился недавно.
Она что-то сказала, словно отвечая на заданный кем-то вопрос, и он понял, что очутился в середине разговора, неспешной беседы из рода тех, которые ведутся теплыми летними вечерами и когда долгие паузы между фразами - скорее правило, чем исключение. Они часто так беседовали, когда он был маленьким; именно в такие моменты он ощущал наибольшую близость с родителями. Время, когда закончены все дневные хлопоты, завершены все необходимые дела, а другие отложены до завтрашнего утра, единственное время, когда родители действительно расслаблялись, не выглядели переутомленными, перегруженными заботами или нервным стрессом.
Единственное время, когда они не работали ради Дома, единственное время, когда они могли позволить быть самими собой.
Тогда он этого не понимал, но, вероятно, чувствовал. Эти вечерние посиделки на крыльце были для него чем-то почти священным, резко отделенным от дневной жизни семьи, от жизни внутри Дома, и именно поэтому очень не хотелось заводить речь про Биллингса, его дочь и все остальное. Он знал, что должен поговорить об этом с родителями, но не хотелось портить настроение, и он решил подождать удобного момента, чтобы как можно естественней перевести разговор на эту тему.
Ночной ветерок нес прохладу, дневная жара спала. Помимо всепроникающего запаха цыплят, Марк чувствовал запах мескито <Мескито (mesquite) - колючий кустарник, распространенный в юго-западных районах США и Мексике.> и целый букет ароматов степных цветов, ведущих ночной образ жизни.
Он слушал мать, слушал отца, слушал сестру, получая огромное удовольствие от того, что имеет возможность снова побыть с ними вместе. Родители вспоминали прошлое, строили планы на будущее, он постепенно задремал и незаметно для себя заснул.
Проснулся он уже утром.
Он сидел в том же самом кресле, только кто-то заботливо укутал его одеялом, как маленького. Солнце уже высоко поднялось над горизонтом. Слышался звук мотора отцовской машины. Значит, время завтрака уже прошло. Он удивился, почему его не разбудили, чтобы принять пищу надлежащим образом и в надлежащее время.
В беседе они так и не коснулись темы девочки. Не говорили они и ни про Дом, и ни про Биллингса. Марк откинул одеяло, потянулся и встал. Мышцы затекли, ломило шею. Зевая, он сделал несколько шагов до парадной двери и вошел в дом, ожидая почувствовать запахи завтрака или хотя бы прошедшего завтрака. Однако ни в столовой, ни в кухне, куда он постепенно добрался, вообще не пахло едой. Мойка была полна вчерашней грязной посуды.
- Мам! - громко позвал он. - Кристен!
- Мама уехала в город за продуктами.
В дверном проеме стояла сестра. Он ощутил мгновенный приступ дежа-вю. Он уже был здесь раньше, стоял на этом самом месте, и Кристен тоже стояла точно так же, произнося эту же самую фразу. Он подумал, не является ли все его нынешнее пребывание в Доме неким собранием предыдущих событий, смонтированных вместе, как на видеопленке или в компьютерной игре.
Нет. Кристен вошла в кухню, достала упаковку хлеба из холодильника и положила два ломтика в тостер. Ничего подобного в их Доме не могло быть; есть на ходу запрещалось категорически, и все приемы пищи должны были быть совместными.
Значит, это происходит наяву.
- Отец во дворе, - пояснила сестра. - Кажется, разгружает корм. Твоя помощь ему, наверное, не помешает.
Марк тупо кивнул, потоптался секунду и пошел на улицу. Он думал что-нибудь перекусить, но на самом деле не чувствовал голода. Завтракал он с Дэниэлом, Лори, Нортоном и Сторми, потом, когда Дома разделились, обнаружил себя на крыльце, это был поздний вечер, затем заснул, и тем не менее, хотя и наступило следующее утро, организм вел себя, как во время ленча предыдущего дня. А ленч он обычно пропускал.
Спустившись с крыльца, он пошел вокруг дома. В уже прогревшемся воздухе стоял неумолчный шум тысяч цыплят, пищащих и суетящихся в своих клетках. Четыре длинных приземистых здания из необработанных досок с железными крышами простирались вдаль от дома по пологому склону.
Отцовский пикап стоял у второго птичника рядом с металлическим резервуаром. Марк пошел к нему. Небольшая покатость территории невольно способствовала ускорению шага.
В дверях птичника, за спиной отца, он заметил девочку.
Отец выгружал поддоны с птичьим кормом. Он вытаскивал их из кузова и составлял под стеной строения с прогнувшейся крышей. Если бы он посмотрел в ее направлении, она могла легко спрятаться, убежать в глубь курятника, но стоит ему отвернуться - она может в любой момент выскочить обратно, задрать подол своего балахона, предъявляя на всеобщее обозрение и не только на обозрение свои тощие грязные ляжки.
Марк впервые увидел ее с момента своего возвращения. Его моментально окатило подзабытой волной холодного страха. Это происходило снаружи, средь бела дня, на открытом пространстве, при отце, который у своего пикапа как бы разделял их, но он ощутил то же самое чувство, что и давным-давно, один в темном коридоре.
Страх.
Отец поставил очередной поддон, запустил руку в карман и извлек носовой платок. Утирая обильный пот, он заметил Марка и помахал рукой.
- А я все думаю - когда ты проснешься? Почему бы тебе не помочь? Спина меня достала вконец.
Марк, кивая, подошел к нему, не сводя глаз с девочки в дверном проеме.
Твой отец это делает.
Он отвернулся и переключился на работу. Вдвоем они брали поддоны за торцы и составляли на земле в штабель, но краем глаза он продолжал следить за ней, видел, как взлетает подол ее грязного платья, и думал - действительно отец ее не замечает или только делает вид?
Он делает это грубо.
Наконец они закончили. Отец снова утер со лба крупные капли пота.
- Я поеду в город, привезу еще партию, заодно захвачу мать. Не уходи далеко. Мне понадобится твоя помощь.
Марк кивнул. Отец сел в кабину, мотор рявкнул, и пикап покатил к шоссе. Марк стоял и смотрел ему вслед.
А потом повернулся к птичнику.
Девочка уже стояла в дверях.
- Марк! - произнесла она, и он тут же вспомнил этот голос, вспомнил, как она обращалась к нему по имени, и по спине пробежал холодок.
Она медленно пошла вперед - от птичника в его сторону, и он непроизвольно отступил.
Она остановилась. А в следующее мгновение уже опустилась на четвереньки, задрала подол и, как прежде, лукаво поглядела через плечо.
- Я по-прежнему больше всего люблю в зад. У него не было желания совокупляться с ней ни в какой форме и ни под каким видом, но было огромное желание пнуть ее изо всей силы. Мысль о том, как ботинок входит в жесткий контакт с этой задницей, она кувыркается через голову, чтобы наконец-то сползла с ее лица эта мерзкая улыбка, чтобы ей стало больно, чтобы она наконец заплатила за все, казалась очень соблазнительной, но он понимал, что ничего этим не добьется. На самом деле ей не может быть больно - ни в каком смысле, - и он только подставит себя, обнаружит свои истинные чувства. А это, подумалось Марку, может оказаться самым опасным. Поэтому он остался там, где стоял, бесстрастно продолжая глядеть на девочку. Та похотливо рассмеялась, отвратительным, мерзким смешком, который когда-то казался ему соблазнительным и насмешливым, раскрепощающим и обещающим. Она приподняла зад, выставляя ягодицы, он отвернулся и зашагал в сторону Дома. Дикие звуки ее вульгарного хохота всю дорогу сопровождали его. Вернувшиеся родители застали его в кухне. Каждый нес по большому пакету с продуктами. Марк глубоко вдохнул.
- Мама, отец, нам надо поговорить.
Родители переглянулись, потом уставились на него.
- О чем, сын? - спросил отец.
- О Доме.
- Мне еще поддоны разгружать. Думал, ты поможешь мне...
- О девочке.
Родители снова переглянулись.
- Присядьте, - попросил Марк, показывая на табуретки, которые он предусмотрительно вытащил из-под кухонного стола.
Они поговорили.
Он не стал давить на отца по поводу девочки, но подробно описал, что случилось с ним в холле, и подчеркнул, что именно это заставило его покинуть Дом, сбежать куда глаза глядят. И объяснил, что именно этого она и добивалась. Она хотела ослабить Дом, хотела расколоть семью, хотела выгнать их всех.
- Но я ей этого не позволю, - сказал Марк. - Я люблю вас. Я всех вас люблю.
- Я тоже тебя люблю, - вздохнула мать. Отец молча кивнул и положил руку ему на плечо. И тут Марк заплакал. Слезы полились ручьем, он принялся сердито вытирать их руками, а когда снова смог открыть глаза, обнаружил, что остался на кухне один. За окном больше не было видно ни крыльца, ни птичников, только белая непроницаемая пелена, и он понял, что вернулся.
Ощутив тепло на затылке, он резко вскочил, обернулся... и увидел стоящую рядом Кристен. Она улыбалась.
- Ты хорошо все сделал. Просто замечательно.
- Все решено?
- Ты по-прежнему на них сердишься?
- Нет.
- Ну, тогда все. - Она обняла его, он опять почувствовал теплый солнечный луч, но в этот миг показалось, что откуда-то из туманной белизны за окном доносится эхо того дикого, вульгарного хохота, и он не мог поклясться, что оно звучит только в его голове.
Кристен отстранилась, поглядела на него и произнесла:
- Осталось только одно.
- Что же?
- Ты должен найти эту суку. И убить ее.
Глава 15
Дэниэл
Дэниэл вышел за Донин на улицу, под дождь. Покидая здание, он не почувствовал никакого барьера. На улице было прохладно, ветрено, кожа лица чувствовала влагу.
Даже пахло дождем так, как на его родной улице во время ливня, и физические ощущения более чем что-либо иное окончательно убедили его в том, что все это происходит на самом деле.
- Куда мы идем? - спросил он.
- Кое с кем повидаться.
- С кем?
- Я же сказала, тебе придется поверить мне.
- И ты оставишь в покое Марго и Тони?
- Договорились.
Они прошли по дворику, миновали ворота и оказались на тротуаре. Под стеной кучковалась группка подростков хулиганского вида, слишком пижонистая, чтобы пользоваться зонтиками, но недостаточно пижонистая, чтобы не облачиться в плотные куртки. Похоже, они поджидали кого-то.
Дэниэл вспомнил про Марго и Тони, оставшихся в доме, и подумал, что надо бы послать этих парней куда подальше, посоветовать им найти себе другое место для тусовки, но сообразил, что они его не смогут услышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Неизбежен ли такой финал до сих пор?
Он очень надеялся, что нет. Он уже чувствовал себя лучше, свободнее, ближе к семье, чем когда бы то ни было. Может, безосновательно, но в душе крепло ощущение, что одним этим разговором, одной откровенной беседой они уже изменили ход событий, избежали повторения того, что однажды произошло.
Спустя несколько часов мать зевнула, сложила свои вязальные принадлежности в корзинку, скатала шерстяной платок, над которым работала, и сообщила:
- Пора спать. Думаю, для одного вечера откровений более чем достаточно.
Дети, явно усталые, поднялись и без особых возражений двинулись в направлении своих комнат.
Отец встал из кресла и протянул Нортону ладонь. Они обменялись крепким рукопожатием. Он не мог припомнить, здоровался ли он вообще хоть раз с отцом за руку, и это действие более чем что-либо напомнило ему о том, что он давно взрослый.
- Мы найдем ее, - пообещал отец. - Мы все будем искать. А потом решим, что делать дальше.
Нортон кивнул. Он и сам чувствовал себя жутко уставшим. На пороге комнаты он обернулся, помахал рукой, прошел по коридору и начал подниматься по лестнице наверх, к себе в спальню. Незнакомое ощущение огромности помещения, которое он испытывал ранее, пропало. Дом уже казался уютным, комфортным, не пугающим и все запрещающим, а... домашним.
Однако принять душ еще храбрости не хватило. Он зашел в ванную, решив просто умыться. Из крана потекла красная густая жидкость. Несомненно, он должен был поверить, что это кровь, но жидкость пахла водой. Он сунул руки под кран На них не осталось никаких следов. Наклонившись, он набрал полные горсти этой жидкости и плеснул в лицо, наслаждаясь холодной освежающей влагой. Заснул он совершенно счастливым.
Глава 14
Марк
Марк открыл глаза.
Он сидел на крыльце в кресле.
Была ночь. На севере, как маяк во мраке пустыни, светилось полукруглое оранжевое зарево - огни Драй Ривер. Разрозненные огоньки мерцали и на юге, и на востоке, и на западе, где располагались соседние ранчо. Безлунное небо усеивали мириады крупных звезд. Он без труда мог определить знакомые созвездия.
Напротив, в подвесном кресле-качалке, сидели родители, голова к голове. Справа, на верхней ступеньке крыльца, - Кристен.
Семья вся в сборе.
Нерешенные вопросы.
Прищурившись, он всмотрелся в сестру. Несмотря на то что единственный свет падал из квадратного окна гостиной, расположенного футах в десяти от крыльца, Марк мог отчетливо разглядеть ее. Она была ребенком, той Кристен, которую он знал, а не той, с которой встретился недавно.
Она что-то сказала, словно отвечая на заданный кем-то вопрос, и он понял, что очутился в середине разговора, неспешной беседы из рода тех, которые ведутся теплыми летними вечерами и когда долгие паузы между фразами - скорее правило, чем исключение. Они часто так беседовали, когда он был маленьким; именно в такие моменты он ощущал наибольшую близость с родителями. Время, когда закончены все дневные хлопоты, завершены все необходимые дела, а другие отложены до завтрашнего утра, единственное время, когда родители действительно расслаблялись, не выглядели переутомленными, перегруженными заботами или нервным стрессом.
Единственное время, когда они не работали ради Дома, единственное время, когда они могли позволить быть самими собой.
Тогда он этого не понимал, но, вероятно, чувствовал. Эти вечерние посиделки на крыльце были для него чем-то почти священным, резко отделенным от дневной жизни семьи, от жизни внутри Дома, и именно поэтому очень не хотелось заводить речь про Биллингса, его дочь и все остальное. Он знал, что должен поговорить об этом с родителями, но не хотелось портить настроение, и он решил подождать удобного момента, чтобы как можно естественней перевести разговор на эту тему.
Ночной ветерок нес прохладу, дневная жара спала. Помимо всепроникающего запаха цыплят, Марк чувствовал запах мескито <Мескито (mesquite) - колючий кустарник, распространенный в юго-западных районах США и Мексике.> и целый букет ароматов степных цветов, ведущих ночной образ жизни.
Он слушал мать, слушал отца, слушал сестру, получая огромное удовольствие от того, что имеет возможность снова побыть с ними вместе. Родители вспоминали прошлое, строили планы на будущее, он постепенно задремал и незаметно для себя заснул.
Проснулся он уже утром.
Он сидел в том же самом кресле, только кто-то заботливо укутал его одеялом, как маленького. Солнце уже высоко поднялось над горизонтом. Слышался звук мотора отцовской машины. Значит, время завтрака уже прошло. Он удивился, почему его не разбудили, чтобы принять пищу надлежащим образом и в надлежащее время.
В беседе они так и не коснулись темы девочки. Не говорили они и ни про Дом, и ни про Биллингса. Марк откинул одеяло, потянулся и встал. Мышцы затекли, ломило шею. Зевая, он сделал несколько шагов до парадной двери и вошел в дом, ожидая почувствовать запахи завтрака или хотя бы прошедшего завтрака. Однако ни в столовой, ни в кухне, куда он постепенно добрался, вообще не пахло едой. Мойка была полна вчерашней грязной посуды.
- Мам! - громко позвал он. - Кристен!
- Мама уехала в город за продуктами.
В дверном проеме стояла сестра. Он ощутил мгновенный приступ дежа-вю. Он уже был здесь раньше, стоял на этом самом месте, и Кристен тоже стояла точно так же, произнося эту же самую фразу. Он подумал, не является ли все его нынешнее пребывание в Доме неким собранием предыдущих событий, смонтированных вместе, как на видеопленке или в компьютерной игре.
Нет. Кристен вошла в кухню, достала упаковку хлеба из холодильника и положила два ломтика в тостер. Ничего подобного в их Доме не могло быть; есть на ходу запрещалось категорически, и все приемы пищи должны были быть совместными.
Значит, это происходит наяву.
- Отец во дворе, - пояснила сестра. - Кажется, разгружает корм. Твоя помощь ему, наверное, не помешает.
Марк тупо кивнул, потоптался секунду и пошел на улицу. Он думал что-нибудь перекусить, но на самом деле не чувствовал голода. Завтракал он с Дэниэлом, Лори, Нортоном и Сторми, потом, когда Дома разделились, обнаружил себя на крыльце, это был поздний вечер, затем заснул, и тем не менее, хотя и наступило следующее утро, организм вел себя, как во время ленча предыдущего дня. А ленч он обычно пропускал.
Спустившись с крыльца, он пошел вокруг дома. В уже прогревшемся воздухе стоял неумолчный шум тысяч цыплят, пищащих и суетящихся в своих клетках. Четыре длинных приземистых здания из необработанных досок с железными крышами простирались вдаль от дома по пологому склону.
Отцовский пикап стоял у второго птичника рядом с металлическим резервуаром. Марк пошел к нему. Небольшая покатость территории невольно способствовала ускорению шага.
В дверях птичника, за спиной отца, он заметил девочку.
Отец выгружал поддоны с птичьим кормом. Он вытаскивал их из кузова и составлял под стеной строения с прогнувшейся крышей. Если бы он посмотрел в ее направлении, она могла легко спрятаться, убежать в глубь курятника, но стоит ему отвернуться - она может в любой момент выскочить обратно, задрать подол своего балахона, предъявляя на всеобщее обозрение и не только на обозрение свои тощие грязные ляжки.
Марк впервые увидел ее с момента своего возвращения. Его моментально окатило подзабытой волной холодного страха. Это происходило снаружи, средь бела дня, на открытом пространстве, при отце, который у своего пикапа как бы разделял их, но он ощутил то же самое чувство, что и давным-давно, один в темном коридоре.
Страх.
Отец поставил очередной поддон, запустил руку в карман и извлек носовой платок. Утирая обильный пот, он заметил Марка и помахал рукой.
- А я все думаю - когда ты проснешься? Почему бы тебе не помочь? Спина меня достала вконец.
Марк, кивая, подошел к нему, не сводя глаз с девочки в дверном проеме.
Твой отец это делает.
Он отвернулся и переключился на работу. Вдвоем они брали поддоны за торцы и составляли на земле в штабель, но краем глаза он продолжал следить за ней, видел, как взлетает подол ее грязного платья, и думал - действительно отец ее не замечает или только делает вид?
Он делает это грубо.
Наконец они закончили. Отец снова утер со лба крупные капли пота.
- Я поеду в город, привезу еще партию, заодно захвачу мать. Не уходи далеко. Мне понадобится твоя помощь.
Марк кивнул. Отец сел в кабину, мотор рявкнул, и пикап покатил к шоссе. Марк стоял и смотрел ему вслед.
А потом повернулся к птичнику.
Девочка уже стояла в дверях.
- Марк! - произнесла она, и он тут же вспомнил этот голос, вспомнил, как она обращалась к нему по имени, и по спине пробежал холодок.
Она медленно пошла вперед - от птичника в его сторону, и он непроизвольно отступил.
Она остановилась. А в следующее мгновение уже опустилась на четвереньки, задрала подол и, как прежде, лукаво поглядела через плечо.
- Я по-прежнему больше всего люблю в зад. У него не было желания совокупляться с ней ни в какой форме и ни под каким видом, но было огромное желание пнуть ее изо всей силы. Мысль о том, как ботинок входит в жесткий контакт с этой задницей, она кувыркается через голову, чтобы наконец-то сползла с ее лица эта мерзкая улыбка, чтобы ей стало больно, чтобы она наконец заплатила за все, казалась очень соблазнительной, но он понимал, что ничего этим не добьется. На самом деле ей не может быть больно - ни в каком смысле, - и он только подставит себя, обнаружит свои истинные чувства. А это, подумалось Марку, может оказаться самым опасным. Поэтому он остался там, где стоял, бесстрастно продолжая глядеть на девочку. Та похотливо рассмеялась, отвратительным, мерзким смешком, который когда-то казался ему соблазнительным и насмешливым, раскрепощающим и обещающим. Она приподняла зад, выставляя ягодицы, он отвернулся и зашагал в сторону Дома. Дикие звуки ее вульгарного хохота всю дорогу сопровождали его. Вернувшиеся родители застали его в кухне. Каждый нес по большому пакету с продуктами. Марк глубоко вдохнул.
- Мама, отец, нам надо поговорить.
Родители переглянулись, потом уставились на него.
- О чем, сын? - спросил отец.
- О Доме.
- Мне еще поддоны разгружать. Думал, ты поможешь мне...
- О девочке.
Родители снова переглянулись.
- Присядьте, - попросил Марк, показывая на табуретки, которые он предусмотрительно вытащил из-под кухонного стола.
Они поговорили.
Он не стал давить на отца по поводу девочки, но подробно описал, что случилось с ним в холле, и подчеркнул, что именно это заставило его покинуть Дом, сбежать куда глаза глядят. И объяснил, что именно этого она и добивалась. Она хотела ослабить Дом, хотела расколоть семью, хотела выгнать их всех.
- Но я ей этого не позволю, - сказал Марк. - Я люблю вас. Я всех вас люблю.
- Я тоже тебя люблю, - вздохнула мать. Отец молча кивнул и положил руку ему на плечо. И тут Марк заплакал. Слезы полились ручьем, он принялся сердито вытирать их руками, а когда снова смог открыть глаза, обнаружил, что остался на кухне один. За окном больше не было видно ни крыльца, ни птичников, только белая непроницаемая пелена, и он понял, что вернулся.
Ощутив тепло на затылке, он резко вскочил, обернулся... и увидел стоящую рядом Кристен. Она улыбалась.
- Ты хорошо все сделал. Просто замечательно.
- Все решено?
- Ты по-прежнему на них сердишься?
- Нет.
- Ну, тогда все. - Она обняла его, он опять почувствовал теплый солнечный луч, но в этот миг показалось, что откуда-то из туманной белизны за окном доносится эхо того дикого, вульгарного хохота, и он не мог поклясться, что оно звучит только в его голове.
Кристен отстранилась, поглядела на него и произнесла:
- Осталось только одно.
- Что же?
- Ты должен найти эту суку. И убить ее.
Глава 15
Дэниэл
Дэниэл вышел за Донин на улицу, под дождь. Покидая здание, он не почувствовал никакого барьера. На улице было прохладно, ветрено, кожа лица чувствовала влагу.
Даже пахло дождем так, как на его родной улице во время ливня, и физические ощущения более чем что-либо иное окончательно убедили его в том, что все это происходит на самом деле.
- Куда мы идем? - спросил он.
- Кое с кем повидаться.
- С кем?
- Я же сказала, тебе придется поверить мне.
- И ты оставишь в покое Марго и Тони?
- Договорились.
Они прошли по дворику, миновали ворота и оказались на тротуаре. Под стеной кучковалась группка подростков хулиганского вида, слишком пижонистая, чтобы пользоваться зонтиками, но недостаточно пижонистая, чтобы не облачиться в плотные куртки. Похоже, они поджидали кого-то.
Дэниэл вспомнил про Марго и Тони, оставшихся в доме, и подумал, что надо бы послать этих парней куда подальше, посоветовать им найти себе другое место для тусовки, но сообразил, что они его не смогут услышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49