— На самом-то деле именно она и является главной причиной вашего присутствия в этом госпитале.
Некрасов, нахмурившись, посмотрел на девушку с яркой внешностью. Это было еще безумнее, чем все остальное! Армбрастер заметил его реакцию и улыбнулся.
— Уверяю вас: вряд ли вы удивлены сейчас больше, чем был удивлен я, когда впервые встретился с капитаном, господин посол. Видите ли…
Глава 18
subversion (сущ.) Действие того, кто губит, разрушает, или состояние после таких действий.
subvert (перех. гл.) -verted , -verting , -verts 1. Губить; разрушать. 2. Уничтожать репутацию или преданность; коррумпировать 3. Опрокинуть; полностью изменить [ср.-англ. subverten, от лат. subvertere — перевернуть: sub— — снизу вверх + vertere — повернуть]».
— Что она сделала? — переспросил МакЛейн, и Мордехай Моррис снова залился неудержимым хохотом. У него аж бока заболели, и он испугался, уж не случился ли с ним приступ истерии.
— Она… ч-ч-чуть не… взорвала… п-петербургский зоопарк ! — повторил он, с трудом переводя дыхание.
— Бог ты мой — почему ?
— Она… она… Ха-ха-ха! — Моррис опять засмеялся и начал вытирать льющиеся из глаз слезы. Президент Яколев подумал, что ей… что ей будет интересно посмотреть город. — Он наконец справился со смехом и продолжал почти ровным голосом. — Поэтому экскурсовод повез ее по Петербургу. — Он покачал головой. — Все шло отлично, пока о не добрались до вольера с кенгуру.
— Вольера с… — перебил МакЛейн, внезапно что-то сообразив. — О, нет! — простонал он, прикрывая глаза рукой.
— Вот именно, сэр: канги. Понимаете, она нам говорила, что ростом они с невысокого человека. С хвостами. Но мы ясно себе этого не представляли. Мы думали только о тролле, и нам в голову не приходило уточнить, на что похожи или не похожи канги!
— Боже, боже!.. — пробормотал МакЛейн. — Избавь нас впредь от подобных просчетов!
— Аминь, — скрепил Моррис, чьи глаза все еще были влажны от смеха. — Едва увидев их, она машинально выхватила бластер — а действует она быстро , сэр. Прицелилась и чуть не превратила в пепел все стадо — или как там положено называть толпу кенгуру. Дик едва успел остановить ее. Экскурсовод чуть не помер со страху. — Моррис покачал головой. — Сэр, она никогда не видела живого кенгуру.
— Но она не выстрелила ?
— Нет, сэр, — успокоил его Моррис. — Она сумела остановиться вовремя. Она страшно злилась на Дика за то, что он ее не предупредил. Пока не поняла, что он не знал, о чем ее следовало предупредить.
— Что ж, слава богу, — сказал МакЛейн. — И все же мы едва не выдали тайну из-за какой-то жалкой своры кенгуру! — Он с удивлением покачал головой, а затем поднял глаза на Морриса: — Больше мне таких сюрпризов не нужно, капитан. Передайте ей это
— Передам, сэр. Передам.
* * *
Тролль описал круг над своим убежищем. Человек Таггарт был прав. Лучшего и желать невозможно.
Ночная прохлада ласкала броню истребителя. Он спустился еще на сто метров ниже, прямо в овальную долину. В длину она тянулась на пять с половиной километров, ширина ее не превышала двух километров. Темные деревья устремляли свои кроны к звездному небу. Ни огонька, ни малейшего признака человеческого жилища. Сканеры тролля тщательно обшаривали лес. но обнаруживали лишь живые организмы, которые летают, передвигаются на четырех конечностях или плавают. Другие сканеры обследовали ночное небо, но в нем не было ни спутников, ни летательных аппаратов.
Истребитель бесшумно спустился еще ниже и медленно полетел над долиной: тролль выбирал местечко поудобнее. Вот здесь. За группой деревьев начинался почти отвесный склон.
Тролль привел в действие батарею маломощных энергетических пушек, смонтированную под носом истребителя. Из стволов вырвался сноп неяркого голубого огня. Он был гораздо бледнее, чем вспышка выстрела, убившего кралхи, и, глядя на него, тролль почувствовал, как в нем просыпается жажда разрушения и тоска по всеистребляющему пламени. Но для него время еще не пришло. Пока что необходимо сдерживаться.
Голубой огонь пополз по горе, и там, где он побывал, кустарник и стволы деревьев исчезали. Деревья валились как подкошенные, падали в круг голубого огня и исчезали почти бесшумно. Затем наступала очередь камней и самой земли. Да, голубому огню было далеко до беспощадного, истребительного пламени, но дело свое он делал исправно.
Внутренние рецепторы тролля фиксировали, что человек склонился над экраном, который роботы смастерили для него в тесной «каюте управления». Тролль чувствовал, как изумлен и испуган человек, и беззвучный смех гремел в его мозгу. Значит, Блейк Таггарт думает, что это и есть могущество? А что он скажет, узнав, что это всего лишь модификация стандартного землеройного оборудования ширмаксу? Или, пользуясь терминологией людей, не более чем буровая установка?
Гора поддавалась хуже, чем растительность, но тролль упорно углублял наметившуюся яму. Он выжег в горе цилиндр шестидесяти метров в диаметре; гладкие стенки его поблескивали, покрытые слоем оплавленной породы. Глубина достигла трехсот метров, после чего голубой огонь погас. Тролль развернул истребитель и загнал его задним ходом в пещеру.
Он опустился на дно и открыл люки. Из них вышли роботы, которые принялись заделывать отверстие туннеля на глубину пятидесяти метров. Им было велено оставить только лаз, сквозь который мог выбраться самый крупный из боевых роботов тролля… или его собственная боевая машина. К рассвету новое убежище было тщательно замаскировано.
Тролль был доволен. Конечно, в таком укрытии были свои недостатки. Чтобы истребитель мог выбраться из своего уютного гнездышка, потребуется некоторое время, а бортовые сканеры ничего не могут «видеть» сквозь толстый слой камня и земли. Зато тролль надежно скрыт от посторонних. Человек Блейк Таггарт был прав: это место как нельзя лучше подходило для убежища.
Новый слуга тролля оказался полезен во многих отношениях. Например, он знал, что человек Аннетта ошибалась относительно Оук-Риджа. Там уже много лет не производились радиоактивные материалы для военных целей, и было маловероятно, чтобы тролль обнаружил там необходимое их количество. Зато Блейк Таггарт знал то, чего не знала самка: радиоактивные материалы производятся в Саванна-Ривер.
По некоторым причинам тролль предпочел бы расположиться поближе к источнику радиоактивных материалов, и все же Блейк Таггарт был прав: это пустынное убежище вполне позволяло его боевым роботам напасть на Саванна-Ривер, если потребуется. В то же время оно гораздо лучше подходило для осуществления другой части его — или, если быть честным, подумал тролль — теперь уже их плана.
Пока что тролль не хотел нападать на военные заводы. Он не был уверен в том, что его роботы неуязвимы для тяжелого вооружения людей. Лучше уж не подвергать их риску, пока он не разузнает все подробнее. Кроме того, человек утверждал, что в Саванна-Ривер оружие не делали — полученные радиоактивные материалы отправляли на сборку в другое место. Значит, рано или поздно транспорт с нужным троллю грузом окажется в зоне доступности его ментального воздействия.
* * *
— Очень любезно с их стороны, особенно после того, как ты чуть не уничтожила их зоопарк, — сухо заметил Эстон. Он улыбнулся Людмиле, и она улыбнулась в ответ, хотя предпочитала не вспоминать случай с кенгуру.
— Извини, Дик, рефлекс сработал, — негромко сказала она. — Когда я увидела животных столь похожих на кангов… бррр !
Людмила вздрогнула, и он нежно погладил ее по голове. Она с благодарностью приняла мимолетную ласку и сказала:
— Мне кажется, президент Яколев хочет заставить нас забыть, как непросто было убеждать его.
— Возможно. — Эстон рассмеялся. — Как бы то ни было, имеет смысл воспользоваться его предложением. Во-первых, это будет последним аргументом для его ученых, а во-вторых, их электросети до сих пор так ненадежны, что можно спокойно отключить свет на несколько часов, и никому не придет в голову требовать объяснений.
— Верно, — сказала Людмила, снова подходя к окнам.
То, что ей довелось увидеть в России, не обрадовало ее, хотя именно здесь родились ее предки. Она не испытывала симпатии к советской системе, когда изучала исторические материалы, а теперь, столкнувшись с реальностью переходного периода, ужаснулась, видя, с какими лишениями приходится мириться людям. Она всегда гордилась выносливостью и терпением русского народа и тем, чего добилась Россия в ее прошлом, после обмена ядерными ударами с Белоруссией. Но те русские, которых она увидела, все еще не могли взять в толк, как заставить демократию работать… Не знали даже, хотят ли они этого по-настоящему. Многие говорили ей, что они восхищаются демократическим строем и верят, что со временем демократия решит все их проблемы. Но сложившуюся на сегодняшний день ситуацию лучше всего обрисовал водитель такси, который привез ее с Эстоном к петербургскому зоопарку.
— Демократия! — воскликнул он, распознав американский акцент Эстона. — Это великолепная штука — или будет великолепной штукой, когда власть возьмет человек, который знает, как заставить ее работать!
Мысль о том, что представительное правительство должно зависеть от электората, который и заставляет политиков, «взявших власть», вести себя достойно и отвечать за свои действия, никогда не приходила в голову таксисту. Он по-прежнему хотел, чтобы кто-то сделал так, чтобы демократия работала, и именно из-за этого, подумала Леонова, войны за наследие Советского Союза стали неизбежны. Именно такие взгляды развязывали руки политикам авторитарного толка, которые, беспощадно борясь за власть (даже если называли себя «приверженцами идеалов демократии»), жертвовали любыми принципами ради достижения тактических целей. Они как будто не понимали, что принципы, соблюдение писаных и неписаных законов как раз и составляют основу любого самоуправления, называемого демократией. Даже Яколев — хотя Людмила не могла восхищаться его решимостью и порядочностью — явно чувствовал себя лучше в роли «сильной личности» и охотнее прибегал к тактике, которую подразумевал такой имидж, чем в роли парламентского лидера. Он умел отдавать приказы, размышляла Людмила, но добиться долгосрочного консенсуса или примириться на устраивающем всех компромиссном решении не умел ни он, ни кто бы то ни было из русских политиков, с которыми ей пришлось познакомиться.
Впрочем, несмотря на грызню мелких партий, пустословие и общую нестабильность, русская политическая система обладала, на ее взгляд, определенными преимуществами. Некрасову было невероятно тяжело убедить Яколева предоставить американцам свою электроэнцефалограмму, не объясняя, для чего это нужно, но когда рубеж был преодолен, в Российской Федерации дело пошло даже быстрее, чем в США. Если Петр Яколев хотел, чтобы все члены его правительства сделали электроэнцефалограмму, ему нужно было лишь сказать об этом. И он сказал.
Людмила подозревала, что у Яколева были проблемы, так как у главы КГБ энцефалограмма оказалась неподходящей. Однако достаточное число приближенных Яколева успешно прошли проверку, а тот факт, что президент и министр иностранных дел Турчин на протяжении многих месяцев не могли прийти к согласию в вопросе отношений с Белоруссией и балканскими государствами, сыграл положительную роль. Турчин по-прежнему оставался крайним националистом и с подозрением относился к конечным целям американской дипломатии, но дураком не был и искренне любил свою страну. Именно поэтому Яколев решился ввести его в свое правительство, и у Турчина электроэнцефалограмма была правильная. Встретившись с Людмилой и познакомившись с ее демонстрацией технологий будущего, Турчин поверил ей и осознал необходимость сотрудничества с американцами, несмотря на все свое недоверие к ним. И Турчин сам предложил, чтобы Яколев устроил смену кабинета: то есть под предлогом желания избавиться от Турчина, расхождения с которым стали непреодолимы, уволил главу КГБ и двух других министров, электроэнцефалограммы которых не позволяли включить их в круг доверенных лиц.
И может быть, размышляла Людмила, именно это являлось залогом грядущего процветания России. Во многих отношениях Турчин был настоящим русским крестьянином: хитрый, осторожный, по-своему добрый, ненавидящий иностранцев, упрямый до тупости. Вдобавок он излучал ту ауру намеренной жестокости, которая становится отличительным признаком народа, на протяжении многих поколений страдавшего от жестокости. И, несмотря на это, он осознал необходимость действовать — и действовать быстро, даже ценой возможного политического самоубийства. Так он и поступил. В той версии истории, которая была известна Людмиле, он не вышел в отставку. Наоборот, именно он сменил Яколева на посту президента после того, как тот был убит… и именно Турчин привел Россию к ядерной войне с Белоруссией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Некрасов, нахмурившись, посмотрел на девушку с яркой внешностью. Это было еще безумнее, чем все остальное! Армбрастер заметил его реакцию и улыбнулся.
— Уверяю вас: вряд ли вы удивлены сейчас больше, чем был удивлен я, когда впервые встретился с капитаном, господин посол. Видите ли…
Глава 18
subversion (сущ.) Действие того, кто губит, разрушает, или состояние после таких действий.
subvert (перех. гл.) -verted , -verting , -verts 1. Губить; разрушать. 2. Уничтожать репутацию или преданность; коррумпировать 3. Опрокинуть; полностью изменить [ср.-англ. subverten, от лат. subvertere — перевернуть: sub— — снизу вверх + vertere — повернуть]».
— Что она сделала? — переспросил МакЛейн, и Мордехай Моррис снова залился неудержимым хохотом. У него аж бока заболели, и он испугался, уж не случился ли с ним приступ истерии.
— Она… ч-ч-чуть не… взорвала… п-петербургский зоопарк ! — повторил он, с трудом переводя дыхание.
— Бог ты мой — почему ?
— Она… она… Ха-ха-ха! — Моррис опять засмеялся и начал вытирать льющиеся из глаз слезы. Президент Яколев подумал, что ей… что ей будет интересно посмотреть город. — Он наконец справился со смехом и продолжал почти ровным голосом. — Поэтому экскурсовод повез ее по Петербургу. — Он покачал головой. — Все шло отлично, пока о не добрались до вольера с кенгуру.
— Вольера с… — перебил МакЛейн, внезапно что-то сообразив. — О, нет! — простонал он, прикрывая глаза рукой.
— Вот именно, сэр: канги. Понимаете, она нам говорила, что ростом они с невысокого человека. С хвостами. Но мы ясно себе этого не представляли. Мы думали только о тролле, и нам в голову не приходило уточнить, на что похожи или не похожи канги!
— Боже, боже!.. — пробормотал МакЛейн. — Избавь нас впредь от подобных просчетов!
— Аминь, — скрепил Моррис, чьи глаза все еще были влажны от смеха. — Едва увидев их, она машинально выхватила бластер — а действует она быстро , сэр. Прицелилась и чуть не превратила в пепел все стадо — или как там положено называть толпу кенгуру. Дик едва успел остановить ее. Экскурсовод чуть не помер со страху. — Моррис покачал головой. — Сэр, она никогда не видела живого кенгуру.
— Но она не выстрелила ?
— Нет, сэр, — успокоил его Моррис. — Она сумела остановиться вовремя. Она страшно злилась на Дика за то, что он ее не предупредил. Пока не поняла, что он не знал, о чем ее следовало предупредить.
— Что ж, слава богу, — сказал МакЛейн. — И все же мы едва не выдали тайну из-за какой-то жалкой своры кенгуру! — Он с удивлением покачал головой, а затем поднял глаза на Морриса: — Больше мне таких сюрпризов не нужно, капитан. Передайте ей это
— Передам, сэр. Передам.
* * *
Тролль описал круг над своим убежищем. Человек Таггарт был прав. Лучшего и желать невозможно.
Ночная прохлада ласкала броню истребителя. Он спустился еще на сто метров ниже, прямо в овальную долину. В длину она тянулась на пять с половиной километров, ширина ее не превышала двух километров. Темные деревья устремляли свои кроны к звездному небу. Ни огонька, ни малейшего признака человеческого жилища. Сканеры тролля тщательно обшаривали лес. но обнаруживали лишь живые организмы, которые летают, передвигаются на четырех конечностях или плавают. Другие сканеры обследовали ночное небо, но в нем не было ни спутников, ни летательных аппаратов.
Истребитель бесшумно спустился еще ниже и медленно полетел над долиной: тролль выбирал местечко поудобнее. Вот здесь. За группой деревьев начинался почти отвесный склон.
Тролль привел в действие батарею маломощных энергетических пушек, смонтированную под носом истребителя. Из стволов вырвался сноп неяркого голубого огня. Он был гораздо бледнее, чем вспышка выстрела, убившего кралхи, и, глядя на него, тролль почувствовал, как в нем просыпается жажда разрушения и тоска по всеистребляющему пламени. Но для него время еще не пришло. Пока что необходимо сдерживаться.
Голубой огонь пополз по горе, и там, где он побывал, кустарник и стволы деревьев исчезали. Деревья валились как подкошенные, падали в круг голубого огня и исчезали почти бесшумно. Затем наступала очередь камней и самой земли. Да, голубому огню было далеко до беспощадного, истребительного пламени, но дело свое он делал исправно.
Внутренние рецепторы тролля фиксировали, что человек склонился над экраном, который роботы смастерили для него в тесной «каюте управления». Тролль чувствовал, как изумлен и испуган человек, и беззвучный смех гремел в его мозгу. Значит, Блейк Таггарт думает, что это и есть могущество? А что он скажет, узнав, что это всего лишь модификация стандартного землеройного оборудования ширмаксу? Или, пользуясь терминологией людей, не более чем буровая установка?
Гора поддавалась хуже, чем растительность, но тролль упорно углублял наметившуюся яму. Он выжег в горе цилиндр шестидесяти метров в диаметре; гладкие стенки его поблескивали, покрытые слоем оплавленной породы. Глубина достигла трехсот метров, после чего голубой огонь погас. Тролль развернул истребитель и загнал его задним ходом в пещеру.
Он опустился на дно и открыл люки. Из них вышли роботы, которые принялись заделывать отверстие туннеля на глубину пятидесяти метров. Им было велено оставить только лаз, сквозь который мог выбраться самый крупный из боевых роботов тролля… или его собственная боевая машина. К рассвету новое убежище было тщательно замаскировано.
Тролль был доволен. Конечно, в таком укрытии были свои недостатки. Чтобы истребитель мог выбраться из своего уютного гнездышка, потребуется некоторое время, а бортовые сканеры ничего не могут «видеть» сквозь толстый слой камня и земли. Зато тролль надежно скрыт от посторонних. Человек Блейк Таггарт был прав: это место как нельзя лучше подходило для убежища.
Новый слуга тролля оказался полезен во многих отношениях. Например, он знал, что человек Аннетта ошибалась относительно Оук-Риджа. Там уже много лет не производились радиоактивные материалы для военных целей, и было маловероятно, чтобы тролль обнаружил там необходимое их количество. Зато Блейк Таггарт знал то, чего не знала самка: радиоактивные материалы производятся в Саванна-Ривер.
По некоторым причинам тролль предпочел бы расположиться поближе к источнику радиоактивных материалов, и все же Блейк Таггарт был прав: это пустынное убежище вполне позволяло его боевым роботам напасть на Саванна-Ривер, если потребуется. В то же время оно гораздо лучше подходило для осуществления другой части его — или, если быть честным, подумал тролль — теперь уже их плана.
Пока что тролль не хотел нападать на военные заводы. Он не был уверен в том, что его роботы неуязвимы для тяжелого вооружения людей. Лучше уж не подвергать их риску, пока он не разузнает все подробнее. Кроме того, человек утверждал, что в Саванна-Ривер оружие не делали — полученные радиоактивные материалы отправляли на сборку в другое место. Значит, рано или поздно транспорт с нужным троллю грузом окажется в зоне доступности его ментального воздействия.
* * *
— Очень любезно с их стороны, особенно после того, как ты чуть не уничтожила их зоопарк, — сухо заметил Эстон. Он улыбнулся Людмиле, и она улыбнулась в ответ, хотя предпочитала не вспоминать случай с кенгуру.
— Извини, Дик, рефлекс сработал, — негромко сказала она. — Когда я увидела животных столь похожих на кангов… бррр !
Людмила вздрогнула, и он нежно погладил ее по голове. Она с благодарностью приняла мимолетную ласку и сказала:
— Мне кажется, президент Яколев хочет заставить нас забыть, как непросто было убеждать его.
— Возможно. — Эстон рассмеялся. — Как бы то ни было, имеет смысл воспользоваться его предложением. Во-первых, это будет последним аргументом для его ученых, а во-вторых, их электросети до сих пор так ненадежны, что можно спокойно отключить свет на несколько часов, и никому не придет в голову требовать объяснений.
— Верно, — сказала Людмила, снова подходя к окнам.
То, что ей довелось увидеть в России, не обрадовало ее, хотя именно здесь родились ее предки. Она не испытывала симпатии к советской системе, когда изучала исторические материалы, а теперь, столкнувшись с реальностью переходного периода, ужаснулась, видя, с какими лишениями приходится мириться людям. Она всегда гордилась выносливостью и терпением русского народа и тем, чего добилась Россия в ее прошлом, после обмена ядерными ударами с Белоруссией. Но те русские, которых она увидела, все еще не могли взять в толк, как заставить демократию работать… Не знали даже, хотят ли они этого по-настоящему. Многие говорили ей, что они восхищаются демократическим строем и верят, что со временем демократия решит все их проблемы. Но сложившуюся на сегодняшний день ситуацию лучше всего обрисовал водитель такси, который привез ее с Эстоном к петербургскому зоопарку.
— Демократия! — воскликнул он, распознав американский акцент Эстона. — Это великолепная штука — или будет великолепной штукой, когда власть возьмет человек, который знает, как заставить ее работать!
Мысль о том, что представительное правительство должно зависеть от электората, который и заставляет политиков, «взявших власть», вести себя достойно и отвечать за свои действия, никогда не приходила в голову таксисту. Он по-прежнему хотел, чтобы кто-то сделал так, чтобы демократия работала, и именно из-за этого, подумала Леонова, войны за наследие Советского Союза стали неизбежны. Именно такие взгляды развязывали руки политикам авторитарного толка, которые, беспощадно борясь за власть (даже если называли себя «приверженцами идеалов демократии»), жертвовали любыми принципами ради достижения тактических целей. Они как будто не понимали, что принципы, соблюдение писаных и неписаных законов как раз и составляют основу любого самоуправления, называемого демократией. Даже Яколев — хотя Людмила не могла восхищаться его решимостью и порядочностью — явно чувствовал себя лучше в роли «сильной личности» и охотнее прибегал к тактике, которую подразумевал такой имидж, чем в роли парламентского лидера. Он умел отдавать приказы, размышляла Людмила, но добиться долгосрочного консенсуса или примириться на устраивающем всех компромиссном решении не умел ни он, ни кто бы то ни было из русских политиков, с которыми ей пришлось познакомиться.
Впрочем, несмотря на грызню мелких партий, пустословие и общую нестабильность, русская политическая система обладала, на ее взгляд, определенными преимуществами. Некрасову было невероятно тяжело убедить Яколева предоставить американцам свою электроэнцефалограмму, не объясняя, для чего это нужно, но когда рубеж был преодолен, в Российской Федерации дело пошло даже быстрее, чем в США. Если Петр Яколев хотел, чтобы все члены его правительства сделали электроэнцефалограмму, ему нужно было лишь сказать об этом. И он сказал.
Людмила подозревала, что у Яколева были проблемы, так как у главы КГБ энцефалограмма оказалась неподходящей. Однако достаточное число приближенных Яколева успешно прошли проверку, а тот факт, что президент и министр иностранных дел Турчин на протяжении многих месяцев не могли прийти к согласию в вопросе отношений с Белоруссией и балканскими государствами, сыграл положительную роль. Турчин по-прежнему оставался крайним националистом и с подозрением относился к конечным целям американской дипломатии, но дураком не был и искренне любил свою страну. Именно поэтому Яколев решился ввести его в свое правительство, и у Турчина электроэнцефалограмма была правильная. Встретившись с Людмилой и познакомившись с ее демонстрацией технологий будущего, Турчин поверил ей и осознал необходимость сотрудничества с американцами, несмотря на все свое недоверие к ним. И Турчин сам предложил, чтобы Яколев устроил смену кабинета: то есть под предлогом желания избавиться от Турчина, расхождения с которым стали непреодолимы, уволил главу КГБ и двух других министров, электроэнцефалограммы которых не позволяли включить их в круг доверенных лиц.
И может быть, размышляла Людмила, именно это являлось залогом грядущего процветания России. Во многих отношениях Турчин был настоящим русским крестьянином: хитрый, осторожный, по-своему добрый, ненавидящий иностранцев, упрямый до тупости. Вдобавок он излучал ту ауру намеренной жестокости, которая становится отличительным признаком народа, на протяжении многих поколений страдавшего от жестокости. И, несмотря на это, он осознал необходимость действовать — и действовать быстро, даже ценой возможного политического самоубийства. Так он и поступил. В той версии истории, которая была известна Людмиле, он не вышел в отставку. Наоборот, именно он сменил Яколева на посту президента после того, как тот был убит… и именно Турчин привел Россию к ядерной войне с Белоруссией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57