Окружающий лед наползал на низкие точки похожего на обломок пилы гребня, почти разделяя зубья этого обломка на отдельные островки черных скал.
Скалы вулканического происхождения, сказал какой-то далекий уголок разума Джона. Так неизбежно должно было быть. Или природа смогла найти роль для осадочных процессов даже на Европе, несмотря на отсутствие атмосферы, рек, эрозии и жизни? Или там была жизнь? Это оставалось ключевым вопросом, смыслом прибытия Джона на Европу. Однако морозный облик лежащего внизу спутника во весь голос заявлял ему о том, что этот мир мертв.
Опускающееся судно уже зафиксировало входной маяк и теперь следовало по сигналу. Единственный европейский космопорт напоминал неглубокую круглую чашу рядом с главным пиком горы Арарат, располагаясь в кратере, по меньшей мере частично образованном в результате метеоритного удара. Люди всего лишь усовершенствовали природу, разгладив дно кратера до идеальной плоскости и добавив туда пусковые башни, антенны, подъемники и спускные желоба. А также, разумеется, протонные щиты. Европа подвергалась воздействию протонного потока еще более интенсивного, нежели тот, что обрушивался на Ганимед.
Джон удостоил европейский космопорт доли внимания, однако главный его фокус по-прежнему был сосредоточен на окружающих ледяных равнинах. Он искал Вентиль, точку доступа в Европейский океан. Он должен был находиться в двадцати километрах от оконечности горы Арарат. Вентиль представлял собой искусственно созданный и постоянно поддерживаемый цилиндр открытой воды, по которому в итоге должна была спуститься «Капля» – вниз, вниз, вниз, мимо полуторакилометрового слоя льда и в мрачную неизвестность – ради исследования пятидесятикилометровых и еще более глубоких европейских бездн.
Джон не смог разглядеть никаких признаков Вентиля. Скорее всего, точка доступа была слишком мала, чтобы ее можно было увидеть во время спуска из космоса к горе Арарат. Джон знал, что Вентиль поддерживается искусственным термальным источником у нижнего рубежа ледяного слоя в сочетании с естественной восходящей конвекцией и использованием целого ряда насосов. С каждым метром по пути вверх разогретые воды Вентиля теряли тепло, отдавая его окружающему льду. Жидкая колонна сужалась, так что вершина ее составляла всего двадцать-тридцать метров в поперечнике, достаточно широкая лишь для того, чтобы пропускать погружаемые аппараты и служебные суда.
– Смотри! – Вильса схватила Джона за руку и вывела из глубоких раздумий. Луч чистейшего монохроматического голубого света вырвался из центра гладкой чаши космопорта и поймал транзитное судно своим конусом.
– Конечный отрезок спуска, – сказал Джон, с неохотой отвлекая свои мысли от Вентиля и европейских недр. – Не волнуйся, с нами все будет в порядке. Начиная с этой точки корабль будет управляться напрямую с горы Арарат.
Это высказывание вызвало гневную вспышку темных глаз.
Джон запоздало понял, что хотя для него космос был нов, Вильса, должно быть, совершила тысячу управляемых спусков.
– Я знаю! Я же сказала: смотри, Джон. Вон на тот узор. Разве ты не видишь?
Теперь, когда она указала ему, куда смотреть, Джон увидел. Солнце висело прямо над головой. Опускающееся судно стрелой летело к круглой мишени, а ярко-голубой управляющий лазер горы Арарат оказывался самым яблочком этой мишени. Вокруг сверкал преломляющий лед Европы, ряд тронутых морозом радужных колец. Мысленный взор Джона добавил еще один компонент: дальше, за горизонтом Европы, но тоже освещенный Солнцем, мглистый шар Юпитера переливался красками охры, янтаря и жженой сиены.
Именно это увидел и представил себе Джон. Но Вильса сидела с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, а на лице у нее было не иначе как выражение благоговейного ужаса.
Что же увидела она? Вильса принялась гудеть себе под нос – так тихонько, что Джон едва это слышал.
Вильса заприметила четверку округлых пиков горы Арарат в тот же самый момент, что и Джон. Но видела она не вулканического происхождения скалы, а устремленный вверх страшный кулак морозного гиганта, заключенного в ледяную тюрьму. Этот кулак застыл в то самое мгновение, когда четыре его железных костяшки со страшной силой пробили стеклистый щит стены Нифльгейма. Этот момент застыл во времени, но в следующую секунду кулак непременно вырвется на волю, возвысится над окружающим его миром, обретет равновесие, протянется далеко в космос...
Удар железного кулака разнес лежащий внизу мир на концентрические круги. Хроматические кольца распространились по планете. Эта расходящаяся рябь красок в свою очередь устанавливала музыкальные резонансы. Внутри Вильсы расширился и обрел форму музыкальный фрагмент. И она приступила к сознательному, почти чувственному процессу тематического развития.
То, что они с Джоном придерживались далеко отстоящих друг от друга точек зрения на Европу, нисколько Вильсу не тревожило. Всякий, обладающий талантом к полифонии, отлично знал, что две темы, совершенно различные по стилю, настроению и содержанию, могли сосуществовать в идеальной гармонии. Вильса понимала то, чего, скорее всего, не понимал Джон: насчет Европы они оба были правы.
Даже странная связь между ними, родившаяся при первой же встрече, ее не тревожила. Такой громадный объем внутреннего мира Вильсы не подвергался логическому анализу. Взять хотя бы темы, что прямо сейчас дрейфовали у нее в голове. Они определенно не появились бы без этой многоцветной панорамы Европы, горы Арарат и ярко-голубого столпа управляющего лазера. Но как могло воздействие на одно чувство пробуждать творческий импульс в другом? Синестезия вдохновения: это было нечто, объяснения чему Вильса никогда не слышала. Это даже почти не обсуждалось. И все же это происходило – снова и снова. Визуальные вводы могли трансмутироваться, а затем появляться из тигля ее сознания как золотая музыка; архитектура могла давать жизнь великим сонетам; музыка способна была порождать бессмертные слова.
Вильса дрейфовала к Европе, и душа ее пела. Конечная посадка в космопорту горы Арарат стала не более чем досадным вмешательством.
Слушая рассуждения Хильды Брандт о незараженной Европе, Джон недоумевал, как Брандт – или кто бы то ни было еще – надеется сохранить Европу таковой.
Теперь он понял. Единственной точкой доступа в нетронутые недра спутника служил Вентиль, а вся остальная поверхность была защищена цельным и предельно надежным нагрудником льда. А чтобы достичь Вентиля, требовалось проделать то, что только что проделали они с Вильсой: одолеть двадцать километров открытого льда от горы Арарат при температуре столь низкой, что выходящий воздух тут же замерзал и плыл вниз в виде крошечных хлопьев кислорода и азота.
Но предположим, что посредством какого-то чуда стойкости живой организм сбежал бы из поселения на горе Арарат, пережил лютый холод и добрался бы до Вентиля? Тогда ему пришлось бы выдержать еще более убийственную атаку. Поток частиц на поверхности Европы был смертелен для любого живого существа, не облаченного в специальный скафандр. Наружная часть скафандров, которые носили теперь Джон и Вильса, не нуждалась ни в какой связанной с человеческим фактором стерилизационной программе. Обо всем заботилась сама природа.
С такими телохранителями для священной девственности внутреннего океана Европы оставалась лишь одна-единственная угроза: погружаемые аппараты, которые могли в него опуститься. А их охранял небольшой, но предельно бдительный персонал.
В первую же пару минут Джон узнал женщину и двух мужчин, которым было предписано сопроводить их по льду до Вентиля. Разумеется, лично он их не знал, но тип был очень знаком. Эти люди были прямодушными, знающими, непринужденными и бесстрастными. Они были самим Джоном, переправленным через миллиарды километров космического пространства.
Или, скорее, они были Джоном, каким он представлялся до того, как его возлюбленный проект с гидротермальными отдушинами зарубили. После этого Джон оказался отброшен прочь – сперва в политический миксер Пунта-Аренаса, затем через Солнечную систему на Ганимед вместе с Нелл Коттер. Он не был уверен, сколько от прежнего Джона еще в нем оставалось.
Персонал базы «Гора Арарат» Джона тоже узнал. Он мог стать их спасителем – если бы подтвердил существование аборигенных европейских форм жизни и защитил этот мир от развития, которого они не желали. Но даже если бы Джон этого сделать не смог, он все равно делил с ними язык науки и технологии.
Однако сотрудники базы решительно не знали, что им думать о Вильсе. Какой бы знаменитой она ни была на Поясе, а теперь и на Ганимеде, но так далеко, как Европейский научно-исследовательский центр, ее репутация не заходила. Никто не отреагировал на ее имя. Сотрудники обратили внимание лишь на ее наивные вопросы и замечания. Джон с удовольствием отметил, что после первых же нескольких минут они уже обращались со всеми объяснениями касательно механизмов и процедур только к нему.
– Когда вы окажетесь внутри, вы будете герметически отгорожены от интерьера. – Один из мужчин, чьи мускулы рельефно выпирали под обтягивающим скафандром, никак не соответствуя окружающей среде с низкой гравитацией, открыл верх погружаемого аппарата и указал внутрь. – У вас будет собственный запас кислорода и пищи, даже собственный запас воды. Я знаю, это звучит глупо, когда вокруг вас столько воды, но мы не хотим никакого риска смешивания и заражения. Если вода сможет проникнуть внутрь, моча сумеет найти способ проникнуть наружу. Да, и не забывайте, что это судно не имеет щита от потока частиц. Вы не должны снимать скафандры, пока не окажетесь хотя бы в нескольких метрах под водой. Тогда вы будете в безопасности. А теперь давайте взглянем на управление.
Мужчина забрался внутрь, жестом предлагая Джону и Вильсе последовать за ним. Вильса первой поднялась по трем ступенькам, что вели в уютное внутреннее помещение. Джон помедлил позади, желая в последний раз оглядеться. Точно так же он стоял на Земле, в центральной Антарктике, и тогда его переполняла мысль, что под ногами у него лежит по меньшей мере целая миля льда. Иди он хоть сотню суток в любом направлении, это по-прежнему оставалось бы верно. Здесь у него под ногами была та же самая миля льда – но под ней лежала не почва, а многие мили воды; и здесь он мог идти не сотню суток, а целую вечность. Не считая незначительного холмика горы Арарат, ледяная прослойка Европы была повсеместной и непрерывной.
Джон поднял взгляд, высматривая Юпитер. Затем он понял, что отсюда его нависающую физиономию он никогда не увидит. Король Внешней Системы вечно оставался по ту сторону Европы, удерживая спутник в таком положении, что гора Арарат всегда оказывалась отвращена от громадной планеты. Но даже после заката, и без отраженного света Юпитера совсем темно здесь не было. Висящие в небе Ганимед и Каллисто обеспечивали зловещий полумрак. В этих сумерках был виден длинный и ровный скат, ведущий от погружаемого аппарата к Вентилю – к открытой воде, подобной черному зрачку, что таращился на Джона в сотне метров оттуда.
Наконец Джон сумел заставить ноги работать и взошел по ступенькам.
– Конечно, вы привыкли к тем замечательным водным погружаемым аппаратам, которые есть у вас на Земле. – Мужчина дождался Джона, прежде чем приступить к своему грубоватому объяснению. – Сомневаюсь, что вы когда-нибудь видели что-то настолько примитивное, как эта вот «Даная». Хотя все здесь работает. Разве что ручки и циферблаты покажутся немного незнакомыми, и к ним придется малость привыкать. Садитесь, и я устрою вам проверку. Сперва мы пойдем медленно. Не бойтесь сказать мне, если что-то потребуется повторить. В качестве пароля, чтобы войти в систему, используйте «Сандстрем» – это моя фамилия. Меня зовут Базз Сандстрем.
Джон кивнул и двинулся было к сиденью пилота. Но, прежде чем он до него добрался, Вильса протолкнулась вперед и положила руки на пульт управления «Данаи».
– Проверка уровня номер один, – сказала она. После чего ее пальцы забегали по пульту среди клавиш и переключателей с такой скоростью, какую сам Джон – уже четыре года как самый быстрый пилот на Тихоантарктике – вряд ли бы превзошел даже на знакомом оборудовании. Дисплеи так и полыхали данными, аудио пикало, крошечные предупредительные огоньки вспыхивали и гасли.
– Есть номер один, – глуповато-радостным голосом заключила Вильса. – Господа, держитесь за шляпы. Приступаю к уровню номер два.
Началась вторая и более сложная фаза проверки. И завершилась еще более стремительно.
– Есть номер два, – Вильса обернулась, одаряя Сандстрема лучистой улыбкой. – К погружению готова. Полагаю, мы можем отправляться в любой момент.
– Хо-ро-шо, – мужчина наградил Джона и Вильсу черным огненным взором сквозь шлем скафандра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Скалы вулканического происхождения, сказал какой-то далекий уголок разума Джона. Так неизбежно должно было быть. Или природа смогла найти роль для осадочных процессов даже на Европе, несмотря на отсутствие атмосферы, рек, эрозии и жизни? Или там была жизнь? Это оставалось ключевым вопросом, смыслом прибытия Джона на Европу. Однако морозный облик лежащего внизу спутника во весь голос заявлял ему о том, что этот мир мертв.
Опускающееся судно уже зафиксировало входной маяк и теперь следовало по сигналу. Единственный европейский космопорт напоминал неглубокую круглую чашу рядом с главным пиком горы Арарат, располагаясь в кратере, по меньшей мере частично образованном в результате метеоритного удара. Люди всего лишь усовершенствовали природу, разгладив дно кратера до идеальной плоскости и добавив туда пусковые башни, антенны, подъемники и спускные желоба. А также, разумеется, протонные щиты. Европа подвергалась воздействию протонного потока еще более интенсивного, нежели тот, что обрушивался на Ганимед.
Джон удостоил европейский космопорт доли внимания, однако главный его фокус по-прежнему был сосредоточен на окружающих ледяных равнинах. Он искал Вентиль, точку доступа в Европейский океан. Он должен был находиться в двадцати километрах от оконечности горы Арарат. Вентиль представлял собой искусственно созданный и постоянно поддерживаемый цилиндр открытой воды, по которому в итоге должна была спуститься «Капля» – вниз, вниз, вниз, мимо полуторакилометрового слоя льда и в мрачную неизвестность – ради исследования пятидесятикилометровых и еще более глубоких европейских бездн.
Джон не смог разглядеть никаких признаков Вентиля. Скорее всего, точка доступа была слишком мала, чтобы ее можно было увидеть во время спуска из космоса к горе Арарат. Джон знал, что Вентиль поддерживается искусственным термальным источником у нижнего рубежа ледяного слоя в сочетании с естественной восходящей конвекцией и использованием целого ряда насосов. С каждым метром по пути вверх разогретые воды Вентиля теряли тепло, отдавая его окружающему льду. Жидкая колонна сужалась, так что вершина ее составляла всего двадцать-тридцать метров в поперечнике, достаточно широкая лишь для того, чтобы пропускать погружаемые аппараты и служебные суда.
– Смотри! – Вильса схватила Джона за руку и вывела из глубоких раздумий. Луч чистейшего монохроматического голубого света вырвался из центра гладкой чаши космопорта и поймал транзитное судно своим конусом.
– Конечный отрезок спуска, – сказал Джон, с неохотой отвлекая свои мысли от Вентиля и европейских недр. – Не волнуйся, с нами все будет в порядке. Начиная с этой точки корабль будет управляться напрямую с горы Арарат.
Это высказывание вызвало гневную вспышку темных глаз.
Джон запоздало понял, что хотя для него космос был нов, Вильса, должно быть, совершила тысячу управляемых спусков.
– Я знаю! Я же сказала: смотри, Джон. Вон на тот узор. Разве ты не видишь?
Теперь, когда она указала ему, куда смотреть, Джон увидел. Солнце висело прямо над головой. Опускающееся судно стрелой летело к круглой мишени, а ярко-голубой управляющий лазер горы Арарат оказывался самым яблочком этой мишени. Вокруг сверкал преломляющий лед Европы, ряд тронутых морозом радужных колец. Мысленный взор Джона добавил еще один компонент: дальше, за горизонтом Европы, но тоже освещенный Солнцем, мглистый шар Юпитера переливался красками охры, янтаря и жженой сиены.
Именно это увидел и представил себе Джон. Но Вильса сидела с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, а на лице у нее было не иначе как выражение благоговейного ужаса.
Что же увидела она? Вильса принялась гудеть себе под нос – так тихонько, что Джон едва это слышал.
Вильса заприметила четверку округлых пиков горы Арарат в тот же самый момент, что и Джон. Но видела она не вулканического происхождения скалы, а устремленный вверх страшный кулак морозного гиганта, заключенного в ледяную тюрьму. Этот кулак застыл в то самое мгновение, когда четыре его железных костяшки со страшной силой пробили стеклистый щит стены Нифльгейма. Этот момент застыл во времени, но в следующую секунду кулак непременно вырвется на волю, возвысится над окружающим его миром, обретет равновесие, протянется далеко в космос...
Удар железного кулака разнес лежащий внизу мир на концентрические круги. Хроматические кольца распространились по планете. Эта расходящаяся рябь красок в свою очередь устанавливала музыкальные резонансы. Внутри Вильсы расширился и обрел форму музыкальный фрагмент. И она приступила к сознательному, почти чувственному процессу тематического развития.
То, что они с Джоном придерживались далеко отстоящих друг от друга точек зрения на Европу, нисколько Вильсу не тревожило. Всякий, обладающий талантом к полифонии, отлично знал, что две темы, совершенно различные по стилю, настроению и содержанию, могли сосуществовать в идеальной гармонии. Вильса понимала то, чего, скорее всего, не понимал Джон: насчет Европы они оба были правы.
Даже странная связь между ними, родившаяся при первой же встрече, ее не тревожила. Такой громадный объем внутреннего мира Вильсы не подвергался логическому анализу. Взять хотя бы темы, что прямо сейчас дрейфовали у нее в голове. Они определенно не появились бы без этой многоцветной панорамы Европы, горы Арарат и ярко-голубого столпа управляющего лазера. Но как могло воздействие на одно чувство пробуждать творческий импульс в другом? Синестезия вдохновения: это было нечто, объяснения чему Вильса никогда не слышала. Это даже почти не обсуждалось. И все же это происходило – снова и снова. Визуальные вводы могли трансмутироваться, а затем появляться из тигля ее сознания как золотая музыка; архитектура могла давать жизнь великим сонетам; музыка способна была порождать бессмертные слова.
Вильса дрейфовала к Европе, и душа ее пела. Конечная посадка в космопорту горы Арарат стала не более чем досадным вмешательством.
Слушая рассуждения Хильды Брандт о незараженной Европе, Джон недоумевал, как Брандт – или кто бы то ни было еще – надеется сохранить Европу таковой.
Теперь он понял. Единственной точкой доступа в нетронутые недра спутника служил Вентиль, а вся остальная поверхность была защищена цельным и предельно надежным нагрудником льда. А чтобы достичь Вентиля, требовалось проделать то, что только что проделали они с Вильсой: одолеть двадцать километров открытого льда от горы Арарат при температуре столь низкой, что выходящий воздух тут же замерзал и плыл вниз в виде крошечных хлопьев кислорода и азота.
Но предположим, что посредством какого-то чуда стойкости живой организм сбежал бы из поселения на горе Арарат, пережил лютый холод и добрался бы до Вентиля? Тогда ему пришлось бы выдержать еще более убийственную атаку. Поток частиц на поверхности Европы был смертелен для любого живого существа, не облаченного в специальный скафандр. Наружная часть скафандров, которые носили теперь Джон и Вильса, не нуждалась ни в какой связанной с человеческим фактором стерилизационной программе. Обо всем заботилась сама природа.
С такими телохранителями для священной девственности внутреннего океана Европы оставалась лишь одна-единственная угроза: погружаемые аппараты, которые могли в него опуститься. А их охранял небольшой, но предельно бдительный персонал.
В первую же пару минут Джон узнал женщину и двух мужчин, которым было предписано сопроводить их по льду до Вентиля. Разумеется, лично он их не знал, но тип был очень знаком. Эти люди были прямодушными, знающими, непринужденными и бесстрастными. Они были самим Джоном, переправленным через миллиарды километров космического пространства.
Или, скорее, они были Джоном, каким он представлялся до того, как его возлюбленный проект с гидротермальными отдушинами зарубили. После этого Джон оказался отброшен прочь – сперва в политический миксер Пунта-Аренаса, затем через Солнечную систему на Ганимед вместе с Нелл Коттер. Он не был уверен, сколько от прежнего Джона еще в нем оставалось.
Персонал базы «Гора Арарат» Джона тоже узнал. Он мог стать их спасителем – если бы подтвердил существование аборигенных европейских форм жизни и защитил этот мир от развития, которого они не желали. Но даже если бы Джон этого сделать не смог, он все равно делил с ними язык науки и технологии.
Однако сотрудники базы решительно не знали, что им думать о Вильсе. Какой бы знаменитой она ни была на Поясе, а теперь и на Ганимеде, но так далеко, как Европейский научно-исследовательский центр, ее репутация не заходила. Никто не отреагировал на ее имя. Сотрудники обратили внимание лишь на ее наивные вопросы и замечания. Джон с удовольствием отметил, что после первых же нескольких минут они уже обращались со всеми объяснениями касательно механизмов и процедур только к нему.
– Когда вы окажетесь внутри, вы будете герметически отгорожены от интерьера. – Один из мужчин, чьи мускулы рельефно выпирали под обтягивающим скафандром, никак не соответствуя окружающей среде с низкой гравитацией, открыл верх погружаемого аппарата и указал внутрь. – У вас будет собственный запас кислорода и пищи, даже собственный запас воды. Я знаю, это звучит глупо, когда вокруг вас столько воды, но мы не хотим никакого риска смешивания и заражения. Если вода сможет проникнуть внутрь, моча сумеет найти способ проникнуть наружу. Да, и не забывайте, что это судно не имеет щита от потока частиц. Вы не должны снимать скафандры, пока не окажетесь хотя бы в нескольких метрах под водой. Тогда вы будете в безопасности. А теперь давайте взглянем на управление.
Мужчина забрался внутрь, жестом предлагая Джону и Вильсе последовать за ним. Вильса первой поднялась по трем ступенькам, что вели в уютное внутреннее помещение. Джон помедлил позади, желая в последний раз оглядеться. Точно так же он стоял на Земле, в центральной Антарктике, и тогда его переполняла мысль, что под ногами у него лежит по меньшей мере целая миля льда. Иди он хоть сотню суток в любом направлении, это по-прежнему оставалось бы верно. Здесь у него под ногами была та же самая миля льда – но под ней лежала не почва, а многие мили воды; и здесь он мог идти не сотню суток, а целую вечность. Не считая незначительного холмика горы Арарат, ледяная прослойка Европы была повсеместной и непрерывной.
Джон поднял взгляд, высматривая Юпитер. Затем он понял, что отсюда его нависающую физиономию он никогда не увидит. Король Внешней Системы вечно оставался по ту сторону Европы, удерживая спутник в таком положении, что гора Арарат всегда оказывалась отвращена от громадной планеты. Но даже после заката, и без отраженного света Юпитера совсем темно здесь не было. Висящие в небе Ганимед и Каллисто обеспечивали зловещий полумрак. В этих сумерках был виден длинный и ровный скат, ведущий от погружаемого аппарата к Вентилю – к открытой воде, подобной черному зрачку, что таращился на Джона в сотне метров оттуда.
Наконец Джон сумел заставить ноги работать и взошел по ступенькам.
– Конечно, вы привыкли к тем замечательным водным погружаемым аппаратам, которые есть у вас на Земле. – Мужчина дождался Джона, прежде чем приступить к своему грубоватому объяснению. – Сомневаюсь, что вы когда-нибудь видели что-то настолько примитивное, как эта вот «Даная». Хотя все здесь работает. Разве что ручки и циферблаты покажутся немного незнакомыми, и к ним придется малость привыкать. Садитесь, и я устрою вам проверку. Сперва мы пойдем медленно. Не бойтесь сказать мне, если что-то потребуется повторить. В качестве пароля, чтобы войти в систему, используйте «Сандстрем» – это моя фамилия. Меня зовут Базз Сандстрем.
Джон кивнул и двинулся было к сиденью пилота. Но, прежде чем он до него добрался, Вильса протолкнулась вперед и положила руки на пульт управления «Данаи».
– Проверка уровня номер один, – сказала она. После чего ее пальцы забегали по пульту среди клавиш и переключателей с такой скоростью, какую сам Джон – уже четыре года как самый быстрый пилот на Тихоантарктике – вряд ли бы превзошел даже на знакомом оборудовании. Дисплеи так и полыхали данными, аудио пикало, крошечные предупредительные огоньки вспыхивали и гасли.
– Есть номер один, – глуповато-радостным голосом заключила Вильса. – Господа, держитесь за шляпы. Приступаю к уровню номер два.
Началась вторая и более сложная фаза проверки. И завершилась еще более стремительно.
– Есть номер два, – Вильса обернулась, одаряя Сандстрема лучистой улыбкой. – К погружению готова. Полагаю, мы можем отправляться в любой момент.
– Хо-ро-шо, – мужчина наградил Джона и Вильсу черным огненным взором сквозь шлем скафандра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56