Только Сова мог их удостоверить. Все, что могла сделать Магрит, – это поискать свои письменные свидетельства и понадеяться, что они достаточно точны и достаточно полны, чтобы удовлетворить такого крохобора, как генеральный инспектор.
Оценка благоразумия прошла очень долгий путь. Давным-давно, еще до того как она привезла с Цереры съемщик генома, Магрит выяснила, что внутри вечно размышляющего мозга Совы имеются и другие бездны. Его контора могла казаться ей и всем остальным заваленной грудами случайного мусора, но для Савачарьи каждый предмет имел свое место, ценность и значение.
Добрая половина Совиной Пещеры была посвящена реликвиям Великой войны. Савачарья был рьяным поклонником войны, хотя совершенно в своем роде. Общеганимедский взгляд на войну был таков, что она стала катастрофой немыслимой цены, но что она также послужила в качестве поворотного события, необходимого для того, чтобы смогло произойти смещение фокуса человеческой психологии с Земли на всю Солнечную систему.
Сову совершенно не интересовали ностальгия, философия или исторические императивы. Он видел войну совсем по-другому. Хотя Внутренняя система понесла гораздо больше жертв, в сознании Савачарьи именно Пояс понес самую огромную и, скорее всего, безвозвратную потерю. Война разразилась в то самое время, когда технология Пояса как раз прорывалась к периоду невероятного изобилия изобретений. Все это было разнесено на кусочки. Многие открытия Пояса были уничтожены заодно с их авторами. Но не все из них с необходимостью были утрачены навеки. Сова был убежден, что их тайны могут быть подвергнуты систематическому поиску и тщательному анализу. Это была головоломка из головоломок.
Посредством филиала Савачарья делал крошечные вложения в старые архивы – те, которые Магрит при необходимости могла удостоверить как свидетельства прежних образчиков пассажирского движения вокруг Пояса. Он изучил истертые распечатки в уединении Совиной Пещеры и в конце концов запросил, чтобы определенная орбита была обследована на предмет объектов конкретного описания. Магрит одобрила поиск. Найденные там обломки грузового корабля Пояса содержали в себе процедуры разработки и образцы неизвестного класса связующих веществ, далеко превосходящих все известные ныне.
Магрит Кнудсен удостоили восхвалений за открытие. Она отказалась от такой чести и позаботилась о том, чтобы подлинный источник достижения был распознан. Сова стал героем отдела – на несколько дней; затем людям опять стало тяжело выдерживать его возросшую надменность и помпезность.
По второму запросу Савачарьи отдел был уже чуть более щедр с отчислениями. Последовавший поиск не выявил никаких новых изобретений, зато Церерский музей щедро расплатился за маленького и древнего «фон Нейманна». Это была оригинальная модель, использовавшаяся при рудничных разработках на Троянских астероидах – до того, как закон Фишеля и знаменитая Эпитафия («хитроумный суть тупой: нет мудрости в том, чтобы встраивать слишком много разума в самовоспроизводящийся аппарат») стали общепризнанными догмами. Все думали, что эта конкретная модель «фон Нейманна» была уничтожена и безвозвратно пропала, однако данный образец все еще функционировал после сорока лет космического дрейфа. Музей выставил его в качестве экспоната – в инертной оболочке с тройной закупоркой. Лишенный доступа к сырью, этот «фон Нейманн» не считался опасным.
После четвертого успеха Савачарьи никто уже не ставил под сомнение его хобби и не дивился аномалии связанных с Великой войной расходов внутри обычного транспортного отдела. Если кто-то это и делал, элементарный экономический анализ показывал, что инвестиции в сотни раз окупались сделанными открытиями.
Однако докладные записки отдела оставались совсем другим вопросом. Возвращаясь назад по подвесной трубе и разглядывая тощую папку, Магрит Кнудсен чувствовала, что активность Совы в отношении военных реликвий была не столько оправданной и запланированной, сколько просто растущей. Магрит была слишком опытна, чтобы проявлять нервозность, но последние шаги обратно в Совиную Пещеру оказались для нее нелегкими. Она помедлила у порога, оглядывая помещение и пытаясь что-то понять по прощупывающему взгляду генерального инспектора. Стены и потолок из гранулированных панелей, скрытое освещение солнечного спектра, а также мягкий, но непроницаемый серый пол не привлекали ее внимания. Предметы и выражения, которые искала Магрит, относились исключительно к Савачарье.
Она осмотрела всю длину узкого, уродливого каземата, который являл собой и жилое помещение, и контору. Совиная Пещера составляла всего три метра в вышину и четыре в ширину, зато она была по меньшей мере тридцать метров в глубину. Полезную ширину уменьшали книжные полки и картотечные шкафчики, что тянулись и вдоль правой, и вдоль левой стены. Там хранились тысячи непереплетенных рулонов пыльных распечаток, результаты исследований тральщика на Поясе, причем все рулоны явно были разложены как попало.
В дальнем конце располагались маленькая, хорошо оборудованная кухонька и громадный холм постели Савачарьи. Чтобы туда добраться, визитер должен был одолеть весь центральный коридор, широкий ровно настолько, чтобы там прошла собственная туша Совы. Этот коридор был оторочен столами и скамейками, покрытыми хаосом разнокалиберной аппаратуры и всевозможных устройств, причем многим из них явно чего-то не хватало, а некоторые были сплавлены и искорежены до полной бесполезности.
Это была уникальная коллекция, рог изобилия реликвий и обломков Великой войны. Недоставало там только одной вещи – теперь Магрит ясно могла это видеть, хотя годами этого не замечала. Недоставало там любого свидетельства каких-либо расписаний движения пассажирского транспорта. Свидетельства, по сути, исполнения Савачарьей своих служебных обязанностей. Недремлющее око Гобеля, каким бы острым оно ни было, не могло заглянуть внутрь черепной коробки Савачарьи, куда все эти расписания были надежно засунуты. Зато генеральный инспектор в изобилии наблюдал свидетельства отвлеченного внимания, недостатка надзора, злоупотребления финансами отдела...
Магрит оставила мужчин сидящими за столом, где Гобель сложил в пачку рапорта о запросах на транспорт. Она ожидала найти их по-прежнему там сидящими. Рапорта явно не сдвинулись ни на миллиметр, зато Сова был на полпути по каземату. Гобель торчал у него под боком, вглядываясь в какую-то штуковину вроде видоискателя.
– У меня есть требуемые вами докладные записки.
Продвигаясь по помещению, Магрит пыталась прочувствовать атмосферу. Это ей не удалось. Сова был, как всегда, бесстрастен, а черепашья физиономия Гобеля, похоже, вообще не предназначалась для выражения каких-либо человеческих эмоций. Наконец генеральный инспектор оторвал свое око от штуковины типа видоискателя и повернулся к Магрит.
– Благодарю вас. – И тут Гобель внезапно выдал эмоцию, которую Магрит Кнудсен с легкостью смогла прочесть. Раздражение. Он взял протянутую Магрит папку и сунул ее себе под мышку. – С вашего разрешения, администратор Кнудсен, я заберу это с собой для внимательного изучения и верну вам завтра.
И генеральный инспектор прошел мимо Магрит, направляясь к двери.
– Но обзор дополнительного списка...
– ...у меня в руках, – Гобель снова повернулся к Савачарье. – Значит, в восемь часов?
– Приходите, когда вам будет удобно. Я безусловно буду здесь.
– Тогда в восемь часов, – и Гобель ушел, не сказав Магрит ни единого слова.
– Что вы ему наговорили? – Она повернулась к Сове. – Когда я уходила, он просто не испытывал к вам симпатии, но теперь он откровенно на вас обозлен.
– Это не так, – Сова аккуратно укладывал видоискатель обратно в футляр. На его смуглом лунообразном лице читалось редкое выражение удовлетворения. – Он на меня не обозлен – ни в малейшей степени. Это как раз ваше возвращение спровоцировало его враждебность.
– Но я всего-навсего принесла ему докладные записки, которые он просил.
– Верно. Однако раздражение вызвало не то, что вы принесли. Его вызвал простой факт вашего возвращения. – Савачарья перебрался к груде перечней и вытащил оттуда одну бумажку. – Поскольку генеральный инспектор на некоторое время ушел, нельзя ли мне привлечь ваше внимание еще к одному делу?
Скачки Совиного разума всегда выбивали Магрит из равновесия. А сегодня Савачарья выражался еще туманней обычного. Она тупо уставилась на документ, который он ей вручил. Там докладывалось об обследовании тральщиком некоторых зон Пояса. Поиск был закончен два года назад, но результаты только недавно поступили к Сове из банка данных Цереры.
– Это что-то, о чем вас Гобель расспрашивал?
– Вовсе нет. Генеральный инспектор ничего об этом не знает. Я как раз просматривал это исследование, когда его прибытие прервало мою работу. Теперь я хотел бы привлечь ваше внимание вот к этому пункту.
Жирный палец обвел дюжину строк письменного описания на полпути вниз по странице.
– Прочтите это. Внимательно.
Магрит прочла. Один из тральщиков, кораблей, ответственных за предотвращение возможных угроз для навигации на путях сообщения до самого Урана, зафиксировал и исследовал некий искусственный объект. Это был кусок рудовоза глубокого космоса под названием «Океан», ближе к концу войны переоборудованного в пассажирский транспорт. Судно было атаковано и уничтожено. Тральщик нашел только один небольшой фрагмент, которому случилось включить в себя неповрежденный полетный самописец. Изучение самописца выявило, что «Океан» был судном Пояса, которое в момент его уничтожения несло в себе всего десять членов команды и пассажиров. Были также описаны природа повреждения и оружие, которое его вызвало.
Магрит дважды прочла все это.
– Итак, тральщик нашел кусок космического мусора, оставшегося после войны. Ну и что? Таких должны быть миллионы.
– Действительно. Тральщик записал приблизительное положение и скорость для будущего отслеживания, но не снял объект с орбиты и не уничтожил его. Мне бы хотелось получить ваше разрешение на немедленное начало операции по снятию и доставке сюда полетного самописца.
– Сколько это будет стоить?
– Такое вычисление пока еще недоступно. Однако расходы будут существенными, ибо положение известно только примерно.
Скверно для начальника было выходить из себя в общении с кем-то из своих подчиненных. Если не считать некоторых случаев. Особенно как сейчас, когда в округе больше никого не было.
– Черт вас побери, Сова, я не понимаю, почему это должно меня интересовать. Где ваш трижды проклятый интеллект? Генеральный инспектор дышит вам в затылок и мечтает найти хоть что-нибудь, чем бы вас в задницу уколоть. Он не видел ни одной строчки в вашем контракте, где говорилось бы, что вы должны проявлять хоть какой-то интерес к военным реликвиям. И вот, когда он не на шутку взялся перепахивать ваши архивы, вы хотите сунуть ему под нос новый запрос на финансирование. Что вы предполагаете поведать ему, когда он завтра вернется, чтобы с пристрастием пройтись по вашему реквизиту?
«Надменный» было еще ладно. «Помпезный» тоже ладно. Но сюда еще добавлялось «безумный», поскольку Савачарья безмятежно ей улыбался.
– Генеральный инспектор Гобель завтра сюда не вернется.
– Сам он, однако, уверен, что вернется.
– Нет. Он сказал, что вернет вам завтра вашу папку и увидится со мной в восемь часов. Сегодня вечером. Он придет со мной пообедать. Я пообещал ему гуляш, который, как вы знаете, особенно мне удается. Что же до списка, который вас так тревожит, то он изучил его, пока вас не было, и объявил, что полностью удовлетворен.
В перевернутом мире Совиной Пещеры, где подчиненные творили с начальством все, что хотели, а логика, точно летучая мышь, свисала вниз головой с потолка, ты брал за пуговицу узколобого, неподкупного генерального инспектора и умасливал его обещаниями гуляша.
Но Сова продолжал.
– Ярроу Гобель, как вам должно было стать очевидно из выражения его лица, когда он впервые увидел пункты дополнительного списка, страстный любитель Великой войны. Куда более страстный, нежели я. Он убежден, что Пояс в последние дни войны разрабатывал секретное оружие – такое устройство, которое выиграло бы войну, если бы только что-то фатальным образом не пошло вкривь и вкось. Я, конечно, упомяну при нем за обедом о фрагменте «Океана». – Он похлопал по листку, который держал в руке. – И, учитывая его пристрастие, невозможно себе представить, чтобы он не одобрил финансирования, когда я покажу ему это свидетельство и объясню его важность.
Магрит подошла к огромному пухлому креслу Совы и уселась в самую его середину. Сова был как пить дать гений или идиот. Проблема заключалась в том, что сам он считал себя гением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56