Мы подошли к долине, которая извивалась между несколькими горами. Она приведет нас в самое сердце Македонии. Я пролетал над этим местом, когда искал Пронзительный Взгляд, это было тогда, когда Илькавар нашел меня в заброшенном доме.
Тогда я и заметил опасность, хотя только сейчас смог оценить ее масштабы. У меня было что сообщить предводителю этой огромной армии.
У меня был талант, нужный ему.

Часть пятая
ЖАРКИЕ ВРАТА
Глава двадцать вторая
СТОРОЖЕВОЙ ПОСТ
Сторожевой пост находился у самой вершины холма и выходил на широкую долину под названием Волчья Тропа, она вела на юг к плодородным равнинам Македонии. Македонцы все еще были воинственным народом, несмотря на непроходящую скорбь о своем давно ушедшем молодом царе Александре, или Искандере, как его еще называли…
Столько имен на стольких языках для одного некрупного мужчины с орлиным взором, данных ему за то, что он дошел до самого края земли. Как решительно и убедительно его дух сумел справиться со временем и остаться жить в легендах!
Домик расположился в роще молодых кедров и сосен, стены его были выкрашены темной краской и почти не видны из долины, раскинувшейся внизу. Даже тому, кто знал про этот домик, было нелегко разглядеть его на лесистом склоне холма.
Однажды в начале лета мужчина, живший в домике, вышел по своим делам, и в этот момент на холм набежала тень. Обитатель домика очень осторожно пользовался огнем, готовил еду только после заката солнца и лишь тогда, когда ветер относил дым на юг. Туда, где жила память об Александре!
Тогда он был очень молод, почти мальчишка, слишком слабый, чтобы участвовать в походе на восток и дойти до самого океана, до конца света. Но он нравился молодому царю и тот нашел ему применение.
– Когда ты подрастешь, станешь дозорным на моих северных границах!
Теперь-то он был взрослым. Настолько взрослым, что старше его не было в округе. Иногда ему казалось, что смерть просто потеряла его из виду. Приходили и уходили десятилетия, скоро ему исполнится восемь десятков лет. Он умел хорошо, считать. Несмотря на возраст, он был резвым, как олень весной. Борода его сделалась белоснежной, но глаза остались по-прежнему зоркими, как у сокола. Он все еще проворно перебегал открытые места от одной рощи к другой, словно заяц, которого вспугнули.
Четыре раза в день он обходил холм незаметно, словно тень, вглядывался в долину и ближайшие холмы, нет ли признаков опасности. Не вспугнули ли птиц военные отряды, не сотрясается ли земля от поступи армии, не поднимаются ли клубы пыли на горизонте от множества шагающих ног.
А как ему хотелось заметить армию, следующую маршем! Он до сих пор помнил блеск доспехов и оружия, когда молодой царь отправлялся в военный поход в Персию, Увы! Сейчас никакой армии он не видел. Долины были пустынны.
Позади дома стояли клетки с голубями. В них могло поместиться шестьдесят птиц. Он отправлял их на юг особым способом. Каждое полнолуние голубей возвращали четверо всадников из крепости. Всякий раз, когда голубь не возвращался – обычно он становился добычей орла, – дозорный огорчался. Он знал каждого из них. Хотя знакомиться с новыми птицами тоже было интересно.
Четыре раза в день он обходил дозором свой пост, раз в день, писал одно и то же письмо на кусочке пергамента: «Все идет своим чередом».
Каждый день послание привязывалось к лапке птицы по-разному – так обеспечивалась дополнительная безопасность для дозорных постов. До крепости, расположенной на равнине за горами, было три дня пути.
Дозорный был осторожным человеком, он менял маршруты, менял свой распорядок, хотя за более чем пятьдесят лет у него ни разу не возникло необходимости изменить свое послание на юг. Каждый раз во время обхода он останавливался у мраморной урны, спрятанной в его собственной рощице из колючих кустов и сосен. Там покоился прах его давно умершей жены.
Они оба любили танцевать. Они танцевали даже в горах под воображаемую музыку. Каждое утро и каждый вечер они танцевали. Она была счастлива здесь, несмотря на изолированность поста от остального мира, несмотря на трудности с добыванием еды, особенно если зима в Македонии выдавалась холодная. Она плакала, когда два их сына ушли на войну. Больше от них не было никаких вестей, сердце отца от скорби окаменело. Он выкинул из памяти дерзких парней, но два отполированных щита лежали по обе стороны урны как символ надежды. У жены все было по-другому.
Теперь дозорный жил один, так долго, что потерял счет времени. Он сохранил душевное спокойствие, глаз и ум служили ему не хуже, чем в детстве.
«Все идет своим чередом».
Иногда он писал другое: «Несколько всадников и вьючных лошадей, усталые, вооружение легкое».
Или: «Кочевники, обоз повозок. Семья, два вола и пять коней».
Но чаще всего просто: «Все идет своим чередом».
И этот седобородый дозорный мог бы счастливо дожить до конца своих дней, люди с юга, для которых он охранял свой пост, поставили бы его урну рядом с урной жены. Но он совершил ошибку: он покинул укрытие, преследуя сокола.
Сокол приземлился на вершине холма. Опасаясь за своих голубей, дозорный швырнул в хищника несколько камней. На него глянули жестокие глаза. Безжалостный мозг тут же понял, где он живет и как замаскирован его дом. Мощные крылья подняли птицу, она полетела на север.
В тот ветреный день дозорному сильно не повезло, он вспугнул хищника, а нарвался на меня.
«Все идет…»
Он перестал писать. Голуби почему-то заволновались в своих клетках. Может, вернулся тот сокол? Луч солнца проникал в маленькое окошко, выходящее на восток, луч освещал каменную чашу с оливками и сушеными фруктами – его пищей на весь день. И тут по небу пробежала туча, в комнатке сделалось темно.
А может быть, это дикая кошка? Рысь, например?
Птицы успокоились, хотя еще слышались хлопанье крыльев и негромкое воркованье почтовых голубей. Они видели тени возле своих клеток. Дозорный вернулся к столу и продолжил писать: «…своим чередом».
Он вздохнул и аккуратно подписал донесение, снова прислушался – голуби не издавали ни звука, что было странно. А вдруг хищник все-таки был?
Дозорный прихватил пращу, зарядил в нее круглый камень и поднялся со своего места. Не успел он дойти до двери, как та сама медленно открылась. Свет загораживала фигура высокого человека в плаще. Человек наклонился, чтобы заглянуть в комнату, шагнул вперед, жестом приказывая молчать, и захлопнул за собой дверь.
За спиной дозорного распахнулась ставня. В комнату заглядывало усмехающееся смуглое лицо.
– Доброе утро, – сказал человек за окном на родном языке старика. – Меня зовут Тезокор. На твоем месте я бы не стал стрелять из пращи.
– Извините, – со странным акцентом заговорил второй. – Я поступил неучтиво. Меня зовут Болджос, я командир армии, которая хочет благополучно пройти здесь. Я тоже желаю вам доброго утра.
Оба засмеялись.
Высокий человек снял шлем и почесал огненно-рыжую бороду. На покрытом пылью лице сияли нефритовые глаза. Его плащ был черного цвета, вроде бы из овчины, от его брюк и рубашки исходил резкий запах лошади и пота. Зеленоглазый держал в руках три клетки с голубями, в них возбужденно вертелись шесть птиц.
– Это на сегодня, – сказал он дозорному, – для донесений.
Он распахнул плащ и показал еще десять птиц со свернутыми шеями, связанных за лапки.
– А это на ужин, – добавил он и захохотал. Второй, со смуглым лицом, распахнул окошко и подобрал со стола только что написанное послание. Он внимательно прочитал и одобрительно кивнул:
– Все на самом деле идет своим чередом. Отправляй его.
– Кто вы такие? – спросил дозорный.
Как бы защищаясь, он вытянул вперед дрожащие руки, глаза округлились от страха.
– А мы друзья того, что сокрыто в Дельфах глубоко под землей, – ответил смуглый незнакомец. – Хотя и в разной степени.
Он обнял старика за плечи:
– А теперь цепляй послание к голубю. И отправляй.
Дозорный все выполнил, как ему сказали. Птица поднялась ввысь, сделала один круг над холмом и исчезла на юге. Тот, что назвался Тезокором, наблюдал за голубем в окно и послал ему воздушный поцелуй.
– Прекрасно. А теперь пиши остальные пять посланий, чтобы они были точно такими же, и привязывай их к голубям. И еще напиши нам, когда следует выпускать голубей.
Дозорный все сделал, как ему велели. Он замешкался лишь на минуту, пристально глядя на голубей в клетках. Потом поднял глаза, встретился с тяжелым взглядом зеленых глаз и вздохнул. Возможно, он передумал обманывать нас, как хотел сначала. Дозорный не торопясь написал послания, подписал их и привязал к птицам.
Он явно страдал от собственного предательства.
– Молодец! – похвалил его Тезокор. – Эти птицы будут жить. Можешь утешиться. Мы оставим здесь человека, чтобы он их отсылал.
Когда все было закончено, зеленоглазый неприветливый северянин обнял дозорного за плечи и вывел наружу. Все птицы лежали мертвыми у своих клеток, а Тезокор запихивал их в мешок. Еще мясо на ужин.
– Я не видел, как вы пришли, – бормотал дозорный, когда Болджос вел его по склону. – Как так получилось, что я вас не заметил?
– Мы знали, что ты смотришь. Мы отправили птицу, чтобы найти тебя. Он сказал, что ты швырял в него камни.
– Сокол? Это сокол?
– Сокол. Мы приняли меры предосторожности. Это было непросто. Послушай…
– Горе мне! – запричитал дозорный. – Как я мог пропустить такое?
Он был потрясен, когда увидел множество конников, солдат, женщин, повозок и волов, заполнивших долину по обе стороны Холма Артемиды, и вся эта плотная толпа, целая армия солдат, стояла неподвижно, лишь слегка колыхаясь. Все смотрели на вершину холма. Они ждали сигнала, чтобы продолжить свой путь дальше к берегу океана. Зеленоглазый высоко поднял руку и махнул направо. Сама земля задрожала – это орда получила приказ и хлынула вперед на юг.
– Но это же невозможно… невозможно… Я проходил здесь всего час назад.
– Час назад нас здесь не было, – ответил смуглый воин. – А твой слух и зрение, скажем так, отвлекли.
– Но я должен был услышать топот ног.
– Мы шли на цыпочках.
– Это же невозможно.
– Но мы это сделали. Спасибо за помощь.
Дозорный посмотрел в темные глаза человека, говорящего на его языке. Потом тихо спросил:
– А что будет со мной?
– Пошли.
Тезокор отвел старика к тому месту, где в тени покоилась мраморная урна.
– Кто здесь лежит?
Старик скрестил на груди руки и начал дрожать:
– Моя жена. Она умерла очень давно. Это был единственный раз, когда я покидал пост, чтобы присутствовать на ее похоронах. Я сам принес сюда ее прах. Я хотел быть с ней рядом. Не трогайте ее!
– Ты любил ее?
– Очень сильно. И сейчас люблю. Оба наших сына ушли на юг на войну. Навсегда. Больше мы о них не слышали. Так тяжело видеть, когда близкий человек умирает от скорби. Мне ее не хватает.
– Что ж, – заметил второй, – такую любовь надо уважать.
Чуть позже сердце дозорного было почтительно уложено в урну на пепел, а урна снова запечатана. Ее оставили покоиться с миром между двух бронзовых щитов его пропавших сыновей.
Глава двадцать третья
ПЕРВОЕ СРАЖЕНИЕ
После ликвидации сторожевого поста огромная армия двигалась еще несколько дней на юг в тени гор, тянущихся по сторонам узких долин. Люди шли в основном молча, их терзали неизвестность и мрачные предчувствия. Топот сотни тысяч дог усиливался в ущельях, отражаясь от стен. По рядам побежал слух, что удалось ликвидировать сторожевой пост, слух распространялся как огонь в летнем лесу. До самых Фермопил нечего опасаться.
Даже Бренн поверил в это. Победный рассказ Болджоса о том, как он обманул старика дозорного, настолько притупил бдительность предводителя, что он почти перестал верить в существование противника. Этот рассказ передавался из уст в уста, его повторяли снова и снова – на марше, в лагере, во время трапезы. Наш предводитель вывел нас из долин, впереди показался узкий проход, уходящий постепенно вверх к подернутым туманом горам. Каково же было его изумление, когда он неожиданно увидел тяжеловооруженных македонцев, перекрывающих нам путь на юг.
Они расположились на гребне горы и выглядели весьма устрашающе. Их ряды тянулись настолько, насколько видел глаз, – вдоль всего горизонта, перекрывая путь армии кельтов.
Бренн выслал всадников, чтобы те остановили движение колонн. Он раздавал короткие приказы: выдвинуть вперед колесницы, лучников, отправить разведчиков вперед и выяснить, что находится за первой линией противника.
Но вот Бренн успокоился, снял шлем из клыков кабана и принялся полировать кость ладонью.
Остановившийся рядом с ним Акикорий, голый по пояс из-за жары, занимался тем, что чистил апельсин. Справа от него на своем боевом коне сидел темноглазый Оргеторикс, он уже надел боевые доспехи из бычьей кожи. Наклонившись вперед в высоком седле, он внимательно разглядывал вражескую армию, которая растянулась вдоль гребня холмов перед ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49