Я бросил оставшиеся корки в его кучу, и он, немного успокоившись, стал приводить в порядок свои запасы, но позади я по-прежнему слышал ворчание.
— Привет, Майк! — сказал Кинселла, когда я приблизился. Держа вино в одной руке, он приветственно поднял другую. Американец широко улыбался — сплошные белые зубы на загорелом лице. — Я принес кое-что, чтобы выразить нашу признательность за совершенное вами сегодня.
— А, вы про неприятности в деревне? — проговорил я смиренно, изображая удивление. — Это были просто щенки, вышедшие немного похулиганить.
— Как я слышал, не такие уж и щенки. Джилли рассказала, что вы им устроили! Она и Сэнди шлют свою благодарность и признательность, а я привез вина.
— Знаете, в этом нет никакой необходимости.
— Несомненно, есть. Почему бы нам не откупорить одну прямо сейчас? Уверяю вас, очень вкусно.
Он стоял за калиткой, держа бутылки за горлышки, и с моей стороны было бы верхом невежливости не пригласить его войти, поэтому я распахнул калитку и, сделав приглашающий жест, сказал:
— Звучит прекрасно.
Я ожидал, что Кинселла тут же и ввалится, полный добродушия и излучая здоровье, но не тут-то было — он застыл у калитки, как нерешительная невеста. Я уставился на него, и только тогда, словно вспомнив о моем присутствии, он очнулся.
— Гм, прошу прощения, — быстро сказал он. — Я вдруг подумал, что навязываюсь. Вы, может быть, очень заняты.
— Не в это время дня. Сказать по правде, я бы не прочь выпить.
Кинселла шагнул в сад, и мне показалось — только показалось — что он содрогнулся.
— Вы неплохо поработали над дорожкой, — заметил он, идя вслед за мной.
— Тут главная заслуга Мидж. Поразительно, как она управилась со всем этим множеством цветов. Наверное, переезд сюда оживил ее садоводческие инстинкты.
Румбо, который явно размышлял, как унести все запасы в гнездо, вздернул голову при нашем приближении, и его маленькие острые зубки в тревоге обнажились. Меня позабавило, что Румбо так робок к чужакам — он ракетой взлетел на склон вдоль стены коттеджа и исчез в листве.
— Милая домашняя зверюшка, — хохотнул Кинселла.
— Это скорее регулярный визитер. Обычно он более приветлив.
Мы подошли к входной двери, и я вошел, а Кинселла задержался на крыльце, очевидно, чтобы еще полюбоваться садом.
— Фантастические краски, — услышал я. — Невероятно!
— Мидж! — позвал я. — У нас гость.
Она появилась из соседней комнаты, вытирая руки посудным полотенцем, с вопросительной улыбкой на лице. Я указал на дверь, и Мидж выглянула.
— Хьюб! Вот приятная неожиданность!
— Смотрите, Мидж, — я принес вашему герою знак нашей признательности.
— Герою? А, вы имеете в виду его рыцарский подвиг сегодня утром.
(Не будучи великим молчальником, я счел инцидент достойным упоминания. Однако я ничего не сказал о словах преподобного Сиксмита про синерджистов, оставив это на завтра, когда он сам получше разъяснит их.)
— Он определенно спас наших сестер от серьезной неприятности. Они вернулись взволнованные и вовсю превозносили Майка.
— Эй, не стойте за порогом! — сказал я, чувствуя, что краснею. — Заходите.
Кинселла принял приглашение, но, мне показалось, неуверенно, как и раньше. Впрочем, может быть, правильнее сказать — осторожно, как купальщик заходит в воду, медленно и осмотрительно. Солнце село, в кухне стало темнее, чем обычно, и Кинселла не сразу привык к темноте, он несколько раз быстро моргнул, осматриваясь.
— Мы решили, что пора откупорить бутылку, — сказал я Мидж, и эта мысль, очевидно, ей понравилась.
— Я принесу стаканы, — сказала Мидж, подходя к буфету.
Она достала из ящика штопор и бросила мне, а сама опустилась на корточки у дверцы и вынула два стакана.
— Вы присоединитесь к нам, Мидж? — спросил Кинселла, потирая ладонями руки над локтями, словно замерз.
— Не беру в рот ни капли. Говорите что хотите, а я чокнусь с вами кока-колой.
Мы втроем уселись вокруг кухонного столика, и я налил вина себе и американцу, а Мидж пила кока-колу прямо из горлышка.
— Мы очень благодарны, Майк, — сказал Кинселла, поднимая стакан.
— А-а-а, вы знаете этих типов — трусы и бахвалы. Увидели двух девушек и решили, что можно позабавиться. Они бы не сунулись, если бы с Джилли и Сэнди были вы.
— Не знаю. Кажется, нас не очень любят в этих краях.
— Правда? — сказал я, словно меня это удивило.
Он мрачно кивнул.
— Нас принимают за шайку религиозных фанатиков или что-то вроде того. Вы знаете, как это бывает в маленьких захолустных общинах, тут все подозрительны к приезжим, особенно если те занимаются чем-то непонятным для местных жителей.
— Синерджистский Храм? Должен признаться, я тоже не понимаю. Это что, какая-то новая религия?
Он усмехнулся, а Мидж приподняла брови.
— Синерджисты? — переспросила она.
— Кто-то в деревне уже рассказал вам о нас, — проговорил Кинселла.
— Да, хозяин скобяной лавки.
— Тогда вам уже известно, что нас здесь не любят.
Я почувствовал себя так, словно меня уличили во лжи, но Кинселла улыбнулся мне через стол.
— Синерджисты? — переспросила Мидж, громко постучав бутылкой кока-колы по деревянной поверхности стола, чтобы привлечь внимание.
Кинселла повернулся к ней.
— Так называется наш Орден.
— Странное название. Думаю, раньше мы о таком не слышали. И что точно означает это слово?
Кинселла наклонился на своем стуле.
— Во-первых, мы не религиозные безумцы, как многие нынче, так что, пожалуйста, не связывайте нас с ними. Мы не благотворительное общество и не религиозная секта в прямом смысле этого слова. — Он все улыбался, но теперь успокаивающе переводил взгляд с одного лица на другое. — Позвольте мне объяснить вам, что такое синерджизм. В основе своей это вера в то, что человеческая воля и Божественный Дух — это два фактора, взаимодействующие при возрождении.
В это утверждение мне и Мидж следовало вникнуть. Мы бессмысленно уставились в пространство, а улыбка Кинселлы раздвинулась до оскала. Впрочем, несмотря на его свободные манеры, я различил в глазах американца серьезное напряжение.
— Как различные химикаты воздействуют друг на друга, — продолжал Кинселла, — так и мысль, порожденная человеческим умом — который, вы знаете, является всего лишь сложной последовательностью химических реакций, — может взаимодействовать с Божественным Духом, коллективной душой, если хотите, чтобы произвести уникальную энергию.
Я под столом лягнул Мидж, но та не обратила внимания.
— О каком роде энергии вы говорите? — спросила она Кинселлу.
— О самой разнообразной. О силе исцелять, о силе влиять, силе творить... Она может проявляться таким множеством способов!
— Вы упомянули возрождение...
— Возрождение — это слово, которое мы используем, чтобы обобщить все аспекты нашего учения. Оно означает возрождение нашего собственного духа, возрождение... — Здесь он прервался, и теперь его улыбка стала извиняющейся. — Вам, наверное, кажется, что все это звучит безумно, да?
Мне пришлось согласиться, хоть я и промолчал.
— Но посмотрите, приверженцы всех религий молятся своему божеству, будь это христиане, мусульмане, иудеи — список бесконечен. В большинстве случаев они молят о Божественном Вмешательстве, чтобы что-то случилось или, возможно, не случилось. Они могут молиться за себя, за своих любимых, или даже за весь мир целиком. Дело в том, что они пытаются направить естественный ход вещей, свое частное божество, посредника, или побудителя, или конкретно творца этих событий. Наше учение разительно отличается...
Он откинулся на стуле, давая нам время осознать его откровение.
— Значит, отличается, — подтолкнул я его к продолжению.
— Лишь в том, что с помощью нашего основателя и проводника мы учимся складывать и направлять нашу энергию в более физическом смысле, и, конечно, мы действуем вместе с Божественным Духом.
— Простите, — сказал я, — но я не совсем вас понял. Этот, хм, «Божественный Дух» — что это?
— Вы, я, наши мысли. — Он экспансивно взмахнул руками. — Сам окружающий нас воздух. И сама земля, производимая ею энергия.
Он понизил голос, и я обнаружил, что даже у меня захватило дух. Воодушевление Кинселлы словно зарядило атмосферу.
Казалось, никто не хотел прерывать возникшую паузу, и я заметил, что в кухне стало совсем темно. И вместе с вечером пришел холод.
Мидж подняла бутылку кока-колы, чтобы отпить, ее глаза не отрывались от Кинселлы.
— И много... много вас живет в сером доме? — спросила она, поднеся бутылку к губам.
— Наверное, человек от сорока до пятидесяти. Кстати, мы называем дом своим святилищем; это наше убежище, так же как и храм. И наше число постоянно растет. — Он подался вперед и облокотился на стол. — Знаете, вы обязательно должны прийти к нам. Мне действительно кажется, что этот опыт заинтересует вас.
Не дав Мидж ответить, я заговорил сам:
— Мы все еще довольно заняты по дому...
Он рассмеялся и похлопал меня по руке.
— Не волнуйтесь, Майк, мы не собираемся обращать вас в свою веру. Нет, мы действуем совсем не так.
Я вспомнил слова Хоггса утром, утверждающие обратное.
— Вы познакомитесь с очень интересными людьми, — горячо продолжал Кинселла, — и со всех концов света. Может быть, вам даже удастся повидаться с Майкрофтом.
Я поднял стакан, и немного вина пролилось.
— Майкрофтом?
— Да Элдричем П. Майкрофтом, нашим основателем, это поистине уникальный человек. — До того Кинселла едва пригубил вино, но теперь сделал большой глоток. — Неплохое вино, а? Мы немного зарабатываем, продавая этот напиток. Видите ли, чтобы не просить пожертвований, мы продаем самодельные товары.
— И этого хватает для потребностей вашей организации? — спросила Мидж.
— Храма, Мидж, мы называем ее Храмом. Ответ на ваш вопрос — нет, не совсем. Впрочем, у нас есть частные фонды. Становится прохладно, вам не кажется? — На этот раз он обеими ладонями потер плечи. На лбу у него почему-то выступил пот. — Да, холодает. — Кинселла снова отхлебнул вина, его глаза обежали комнату.
— Пожалуй, я закрою дверь, — предложила Мидж, уже готовая встать.
— Нет-нет, все в порядке, — быстро проговорил американец, взглянув в дверной проем, и продолжил, каким-то странным, чересчур оживленным тоном: — Приятно, когда из сада доносится этот аромат. Цветы там просто радуют, Мидж. Да, Майк, девушки могли бы здорово помочь вам. В коттедже все в порядке? Пока нет больших трудностей? Кроме летучих мышей. Вас они еще беспокоят?
Мы с Мидж переглянулись. Неужели этот парень опьянел от одного стакана вина?
— Нет, пока не беспокоят, — ответил я.
Я попробовал еще вина, оно вроде бы не забирало.
— Вы всегда можете рассчитывать на любую нашу помощь, помните об этом. — Его пальцы снова обхватили стакан на столе. — Здесь, на этой просеке, рано темнеет, — сказал он и рассмеялся, и этот звук резко контрастировал с вечерним затишьем.
— Как перед грозой, — заметил я.
— Перед грозой? Да, правда, приближается гроза. — На лице у Кинселлы замерла бессмысленная улыбка, но казалось, что ему не по себе, словно его загнали в угол. Он начинал действовать мне на нервы.
Я подумал, что Мидж пытается успокоить его, когда она спросила:
— И все люди в Храме примерно вашего возраста, Хьюб?
— О нет. У нас есть все возрастные группы. Среди наших питомцев есть один-два, кому за шестьдесят. Вы знаете, мы так зовем наших последователей: питомцы.
Боже, подумал я, и спросил:
— И вы питомец?
— Нет, Майк. Я первый служитель.
— Звучит как «большая шишка».
— Ну, в Храме много народу, и они несут тяжелую ношу. Надеюсь, не будет большой грозы. Вы чувствуете в воздухе напряжение?
Я чувствовал. Оно было почти осязаемо. Я чувствовал, что, если щелкну пальцами, полетят искры.
Кинселла одним глотком допил вино, и я хотел налить еще, но он махнул рукой, отказываясь.
— Мне действительно пора уходить, уже поздно.
— На дорожку? — предложил я.
— Спасибо, но нужно выехать, пока не началась гроза.
Он встал, и его стул громко скрипнул по плиткам. Мы с Мидж тоже поднялись, но не успели толком встать на ноги, как Кинселла уже оказался в дверях.
— Помните, что я вам сказал. — Левая сторона его улыбающегося лица судорожно дернулась. — Заходите в любое время, мы устроим вам грандиозный прием.
Как только мы приблизились, он выскользнул за дверь и поспешно проговорил:
— Не провожайте меня до калитки, вы можете промокнуть, если хлынет дождь.
Хотя теперь уже совсем стемнело, я увидел, что Кинселла весь в поту, и тем не менее он передернулся, словно по спине его пробежал холод.
Кинселла поспешил по дорожке, как будто опаздывал еще на какую-то встречу. Мы с Мидж удивленно переглянулись.
— Как тебе кажется, с ним все в порядке? — проговорила Мидж, искренне встревоженная.
— Я подумал то же самое. Может быть, мы что-то не то сказали?
Она поежилась — несомненно, жертва того же сквозняка.
— Странно, Майк. Странно. Ты бы сходил за ним, убедился, что он сможет ехать.
— Эй, Хьюб!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Привет, Майк! — сказал Кинселла, когда я приблизился. Держа вино в одной руке, он приветственно поднял другую. Американец широко улыбался — сплошные белые зубы на загорелом лице. — Я принес кое-что, чтобы выразить нашу признательность за совершенное вами сегодня.
— А, вы про неприятности в деревне? — проговорил я смиренно, изображая удивление. — Это были просто щенки, вышедшие немного похулиганить.
— Как я слышал, не такие уж и щенки. Джилли рассказала, что вы им устроили! Она и Сэнди шлют свою благодарность и признательность, а я привез вина.
— Знаете, в этом нет никакой необходимости.
— Несомненно, есть. Почему бы нам не откупорить одну прямо сейчас? Уверяю вас, очень вкусно.
Он стоял за калиткой, держа бутылки за горлышки, и с моей стороны было бы верхом невежливости не пригласить его войти, поэтому я распахнул калитку и, сделав приглашающий жест, сказал:
— Звучит прекрасно.
Я ожидал, что Кинселла тут же и ввалится, полный добродушия и излучая здоровье, но не тут-то было — он застыл у калитки, как нерешительная невеста. Я уставился на него, и только тогда, словно вспомнив о моем присутствии, он очнулся.
— Гм, прошу прощения, — быстро сказал он. — Я вдруг подумал, что навязываюсь. Вы, может быть, очень заняты.
— Не в это время дня. Сказать по правде, я бы не прочь выпить.
Кинселла шагнул в сад, и мне показалось — только показалось — что он содрогнулся.
— Вы неплохо поработали над дорожкой, — заметил он, идя вслед за мной.
— Тут главная заслуга Мидж. Поразительно, как она управилась со всем этим множеством цветов. Наверное, переезд сюда оживил ее садоводческие инстинкты.
Румбо, который явно размышлял, как унести все запасы в гнездо, вздернул голову при нашем приближении, и его маленькие острые зубки в тревоге обнажились. Меня позабавило, что Румбо так робок к чужакам — он ракетой взлетел на склон вдоль стены коттеджа и исчез в листве.
— Милая домашняя зверюшка, — хохотнул Кинселла.
— Это скорее регулярный визитер. Обычно он более приветлив.
Мы подошли к входной двери, и я вошел, а Кинселла задержался на крыльце, очевидно, чтобы еще полюбоваться садом.
— Фантастические краски, — услышал я. — Невероятно!
— Мидж! — позвал я. — У нас гость.
Она появилась из соседней комнаты, вытирая руки посудным полотенцем, с вопросительной улыбкой на лице. Я указал на дверь, и Мидж выглянула.
— Хьюб! Вот приятная неожиданность!
— Смотрите, Мидж, — я принес вашему герою знак нашей признательности.
— Герою? А, вы имеете в виду его рыцарский подвиг сегодня утром.
(Не будучи великим молчальником, я счел инцидент достойным упоминания. Однако я ничего не сказал о словах преподобного Сиксмита про синерджистов, оставив это на завтра, когда он сам получше разъяснит их.)
— Он определенно спас наших сестер от серьезной неприятности. Они вернулись взволнованные и вовсю превозносили Майка.
— Эй, не стойте за порогом! — сказал я, чувствуя, что краснею. — Заходите.
Кинселла принял приглашение, но, мне показалось, неуверенно, как и раньше. Впрочем, может быть, правильнее сказать — осторожно, как купальщик заходит в воду, медленно и осмотрительно. Солнце село, в кухне стало темнее, чем обычно, и Кинселла не сразу привык к темноте, он несколько раз быстро моргнул, осматриваясь.
— Мы решили, что пора откупорить бутылку, — сказал я Мидж, и эта мысль, очевидно, ей понравилась.
— Я принесу стаканы, — сказала Мидж, подходя к буфету.
Она достала из ящика штопор и бросила мне, а сама опустилась на корточки у дверцы и вынула два стакана.
— Вы присоединитесь к нам, Мидж? — спросил Кинселла, потирая ладонями руки над локтями, словно замерз.
— Не беру в рот ни капли. Говорите что хотите, а я чокнусь с вами кока-колой.
Мы втроем уселись вокруг кухонного столика, и я налил вина себе и американцу, а Мидж пила кока-колу прямо из горлышка.
— Мы очень благодарны, Майк, — сказал Кинселла, поднимая стакан.
— А-а-а, вы знаете этих типов — трусы и бахвалы. Увидели двух девушек и решили, что можно позабавиться. Они бы не сунулись, если бы с Джилли и Сэнди были вы.
— Не знаю. Кажется, нас не очень любят в этих краях.
— Правда? — сказал я, словно меня это удивило.
Он мрачно кивнул.
— Нас принимают за шайку религиозных фанатиков или что-то вроде того. Вы знаете, как это бывает в маленьких захолустных общинах, тут все подозрительны к приезжим, особенно если те занимаются чем-то непонятным для местных жителей.
— Синерджистский Храм? Должен признаться, я тоже не понимаю. Это что, какая-то новая религия?
Он усмехнулся, а Мидж приподняла брови.
— Синерджисты? — переспросила она.
— Кто-то в деревне уже рассказал вам о нас, — проговорил Кинселла.
— Да, хозяин скобяной лавки.
— Тогда вам уже известно, что нас здесь не любят.
Я почувствовал себя так, словно меня уличили во лжи, но Кинселла улыбнулся мне через стол.
— Синерджисты? — переспросила Мидж, громко постучав бутылкой кока-колы по деревянной поверхности стола, чтобы привлечь внимание.
Кинселла повернулся к ней.
— Так называется наш Орден.
— Странное название. Думаю, раньше мы о таком не слышали. И что точно означает это слово?
Кинселла наклонился на своем стуле.
— Во-первых, мы не религиозные безумцы, как многие нынче, так что, пожалуйста, не связывайте нас с ними. Мы не благотворительное общество и не религиозная секта в прямом смысле этого слова. — Он все улыбался, но теперь успокаивающе переводил взгляд с одного лица на другое. — Позвольте мне объяснить вам, что такое синерджизм. В основе своей это вера в то, что человеческая воля и Божественный Дух — это два фактора, взаимодействующие при возрождении.
В это утверждение мне и Мидж следовало вникнуть. Мы бессмысленно уставились в пространство, а улыбка Кинселлы раздвинулась до оскала. Впрочем, несмотря на его свободные манеры, я различил в глазах американца серьезное напряжение.
— Как различные химикаты воздействуют друг на друга, — продолжал Кинселла, — так и мысль, порожденная человеческим умом — который, вы знаете, является всего лишь сложной последовательностью химических реакций, — может взаимодействовать с Божественным Духом, коллективной душой, если хотите, чтобы произвести уникальную энергию.
Я под столом лягнул Мидж, но та не обратила внимания.
— О каком роде энергии вы говорите? — спросила она Кинселлу.
— О самой разнообразной. О силе исцелять, о силе влиять, силе творить... Она может проявляться таким множеством способов!
— Вы упомянули возрождение...
— Возрождение — это слово, которое мы используем, чтобы обобщить все аспекты нашего учения. Оно означает возрождение нашего собственного духа, возрождение... — Здесь он прервался, и теперь его улыбка стала извиняющейся. — Вам, наверное, кажется, что все это звучит безумно, да?
Мне пришлось согласиться, хоть я и промолчал.
— Но посмотрите, приверженцы всех религий молятся своему божеству, будь это христиане, мусульмане, иудеи — список бесконечен. В большинстве случаев они молят о Божественном Вмешательстве, чтобы что-то случилось или, возможно, не случилось. Они могут молиться за себя, за своих любимых, или даже за весь мир целиком. Дело в том, что они пытаются направить естественный ход вещей, свое частное божество, посредника, или побудителя, или конкретно творца этих событий. Наше учение разительно отличается...
Он откинулся на стуле, давая нам время осознать его откровение.
— Значит, отличается, — подтолкнул я его к продолжению.
— Лишь в том, что с помощью нашего основателя и проводника мы учимся складывать и направлять нашу энергию в более физическом смысле, и, конечно, мы действуем вместе с Божественным Духом.
— Простите, — сказал я, — но я не совсем вас понял. Этот, хм, «Божественный Дух» — что это?
— Вы, я, наши мысли. — Он экспансивно взмахнул руками. — Сам окружающий нас воздух. И сама земля, производимая ею энергия.
Он понизил голос, и я обнаружил, что даже у меня захватило дух. Воодушевление Кинселлы словно зарядило атмосферу.
Казалось, никто не хотел прерывать возникшую паузу, и я заметил, что в кухне стало совсем темно. И вместе с вечером пришел холод.
Мидж подняла бутылку кока-колы, чтобы отпить, ее глаза не отрывались от Кинселлы.
— И много... много вас живет в сером доме? — спросила она, поднеся бутылку к губам.
— Наверное, человек от сорока до пятидесяти. Кстати, мы называем дом своим святилищем; это наше убежище, так же как и храм. И наше число постоянно растет. — Он подался вперед и облокотился на стол. — Знаете, вы обязательно должны прийти к нам. Мне действительно кажется, что этот опыт заинтересует вас.
Не дав Мидж ответить, я заговорил сам:
— Мы все еще довольно заняты по дому...
Он рассмеялся и похлопал меня по руке.
— Не волнуйтесь, Майк, мы не собираемся обращать вас в свою веру. Нет, мы действуем совсем не так.
Я вспомнил слова Хоггса утром, утверждающие обратное.
— Вы познакомитесь с очень интересными людьми, — горячо продолжал Кинселла, — и со всех концов света. Может быть, вам даже удастся повидаться с Майкрофтом.
Я поднял стакан, и немного вина пролилось.
— Майкрофтом?
— Да Элдричем П. Майкрофтом, нашим основателем, это поистине уникальный человек. — До того Кинселла едва пригубил вино, но теперь сделал большой глоток. — Неплохое вино, а? Мы немного зарабатываем, продавая этот напиток. Видите ли, чтобы не просить пожертвований, мы продаем самодельные товары.
— И этого хватает для потребностей вашей организации? — спросила Мидж.
— Храма, Мидж, мы называем ее Храмом. Ответ на ваш вопрос — нет, не совсем. Впрочем, у нас есть частные фонды. Становится прохладно, вам не кажется? — На этот раз он обеими ладонями потер плечи. На лбу у него почему-то выступил пот. — Да, холодает. — Кинселла снова отхлебнул вина, его глаза обежали комнату.
— Пожалуй, я закрою дверь, — предложила Мидж, уже готовая встать.
— Нет-нет, все в порядке, — быстро проговорил американец, взглянув в дверной проем, и продолжил, каким-то странным, чересчур оживленным тоном: — Приятно, когда из сада доносится этот аромат. Цветы там просто радуют, Мидж. Да, Майк, девушки могли бы здорово помочь вам. В коттедже все в порядке? Пока нет больших трудностей? Кроме летучих мышей. Вас они еще беспокоят?
Мы с Мидж переглянулись. Неужели этот парень опьянел от одного стакана вина?
— Нет, пока не беспокоят, — ответил я.
Я попробовал еще вина, оно вроде бы не забирало.
— Вы всегда можете рассчитывать на любую нашу помощь, помните об этом. — Его пальцы снова обхватили стакан на столе. — Здесь, на этой просеке, рано темнеет, — сказал он и рассмеялся, и этот звук резко контрастировал с вечерним затишьем.
— Как перед грозой, — заметил я.
— Перед грозой? Да, правда, приближается гроза. — На лице у Кинселлы замерла бессмысленная улыбка, но казалось, что ему не по себе, словно его загнали в угол. Он начинал действовать мне на нервы.
Я подумал, что Мидж пытается успокоить его, когда она спросила:
— И все люди в Храме примерно вашего возраста, Хьюб?
— О нет. У нас есть все возрастные группы. Среди наших питомцев есть один-два, кому за шестьдесят. Вы знаете, мы так зовем наших последователей: питомцы.
Боже, подумал я, и спросил:
— И вы питомец?
— Нет, Майк. Я первый служитель.
— Звучит как «большая шишка».
— Ну, в Храме много народу, и они несут тяжелую ношу. Надеюсь, не будет большой грозы. Вы чувствуете в воздухе напряжение?
Я чувствовал. Оно было почти осязаемо. Я чувствовал, что, если щелкну пальцами, полетят искры.
Кинселла одним глотком допил вино, и я хотел налить еще, но он махнул рукой, отказываясь.
— Мне действительно пора уходить, уже поздно.
— На дорожку? — предложил я.
— Спасибо, но нужно выехать, пока не началась гроза.
Он встал, и его стул громко скрипнул по плиткам. Мы с Мидж тоже поднялись, но не успели толком встать на ноги, как Кинселла уже оказался в дверях.
— Помните, что я вам сказал. — Левая сторона его улыбающегося лица судорожно дернулась. — Заходите в любое время, мы устроим вам грандиозный прием.
Как только мы приблизились, он выскользнул за дверь и поспешно проговорил:
— Не провожайте меня до калитки, вы можете промокнуть, если хлынет дождь.
Хотя теперь уже совсем стемнело, я увидел, что Кинселла весь в поту, и тем не менее он передернулся, словно по спине его пробежал холод.
Кинселла поспешил по дорожке, как будто опаздывал еще на какую-то встречу. Мы с Мидж удивленно переглянулись.
— Как тебе кажется, с ним все в порядке? — проговорила Мидж, искренне встревоженная.
— Я подумал то же самое. Может быть, мы что-то не то сказали?
Она поежилась — несомненно, жертва того же сквозняка.
— Странно, Майк. Странно. Ты бы сходил за ним, убедился, что он сможет ехать.
— Эй, Хьюб!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47