— Все в порядке, Джилли?
Панки посмотрели в мою сторону, на прыщавой роже Кожаной Куртки застыла идиотская ухмылка. О Боже, подумал я, это сцена из плохого фильма для подростков.
Джилли уже выпрямилась, а другая девушка с интересом смотрела на меня.
— Да, все в порядке, Майк, — ответила Джилли и снова нагнулась, чтобы собрать высыпавшиеся из корзины вещи. Панк номер два ногой отшвырнул банку прямо из-под ее пальцев и завизжал от восторга, что получилось так забавно.
Я подошел к нему, радуясь, что он ниже, и сказал:
— Думаю, тебе лучше убраться. И поскорее.
Его петушиная ухмылка утратила часть своей петушиности, и он оглянулся на приятелей, ища поддержки. Кожаная Куртка пододвинулся ближе, а номер три по-прежнему был поглощен содержимым своего носа.
— Ты что тут? — выкрикнул Кожаная Куртка, тяжело дыша мне в шею (этот оказался выше).
— Не твое дело, — ответил я, обеспокоенный, что мой голос посреди фразы дрогнул.
При ближайшем рассмотрении я увидел, что это просто щенки, а не настоящие хулиганы из трущоб; они играли роль, но, похоже, сами не были в себе уверены. Это придало мне духу.
Но все же их было трое, и я задумался. Говорить был черед Кожаной Куртки, но, похоже, ему с трудом удавалось складывать фразы (а возможно, и мысли), и я пришел на помощь:
— Или вы оставите их в покое, или я вас огорчу.
Я постарался напустить на себя угрожающий вид.
Я сам испугался, но на панка, похоже, это произвело обратный эффект: он схватил меня за рубашку и попытался ударить головой в лицо. Я инстинктивно присел, и его рот и подбородок резко ударились мне о темя. Его растерянный болезненный вой заметно ободрил меня, хотя верхняя часть головы у меня онемела. Когда я выпрямился, парень обеими руками зажимал свой рот, сквозь пальцы уже сочилась кровь, и вместе с ней доносились монотонные стоны.
— И еще получишь, — предупредил я, радуясь и удерживаясь от того, чтобы потереть голову.
У панка номер два, наверное, хватило сообразительности понять, что своей раной Кожаная Куртка скорее обязан случайности, чем злому умыслу, и он бросился на меня с воинственным кличем, звучащим примерно так:
— Т-т-т-ы-ы-ы-ы!..
Когда мне грозит боль, у меня хватает проворности: я шагнул назад, уклоняясь от его вытянутых рук, и он сам налетел животом на мой кулак. Это вряд ли можно назвать ударом — основную силу обеспечила его инерция, — но парень замер, хватая ртом воздух. Я толкнул его на капот автомобиля, а металл, очевидно, накалился под жгучим солнцем и обжег парню щеку, потому что тот завопил и отшатнулся. Но я стоял тут же за спиной и прижал его голову обратно, навалившись всем весом, чтобы он лучше прожарился.
Номер три наконец кончил ковырять в носу и начал скрести под мышкой; озадаченное выражение на его лице придало чертам некоторую осмысленность. Кожаная Куртка по-прежнему издавал приглушенные звуки, его окровавленные пальцы напоминали красную повязку на подбородке.
Я немного запыхался, но сумел вызвать на лице суровую улыбку.
— Только не говорите, что я вас не предупреждал, — проговорил я, наслаждаясь моментом и понизив голос на целую октаву.
К моему ужасу, двое стали приближаться, Кожаная Куртка теперь бормотал ругательства, а тот, кого я прижимал к капоту, задергался, пытаясь освободиться.
— Ребята, ребята, что происходит? — раздался новый голос Он принадлежал маленькой головке, высунувшейся из окна только что подъехавшего автомобиля. Я был готов расцеловать эту головку, которая, я заметил, возвышалась над белым кольцом воротничка.
Викарий, или просто священник, казалось, был потрясен, словно только что въехал на окраины Гоморры.
— Майлес Карвер, это ты? — Он посмотрел в упор на Кожаную Куртку.
Майлес? Я улыбнулся, ко мне снова начало возвращаться довольство собой.
— Ради Бога, что вы затеяли?
Священник заглушил двигатель и вылез из машины, в ужасе взирая на нас. Это был невысокий человек, и при взгляде на это юное, гладкое лицо можно было дать ему от шестнадцати лет до пятидесяти, но зачесанные вниз волосы, которые ровными волнистыми рядами прикрывали просвечивающую под ними розовую лысину, служили признаком того, что он все же немолод. На моем спасителе был твидовый пиджак поверх черной рубашки с белым воротничком, а желтовато-коричневые брюки болтались на ногах, словно он взял их поносить у старшего брата.
— Может быть, кто-то снизойдет объяснить мне, что тут происходит? — потребовал он.
Майлес что-то пробубнил — мол, ничего такого. Панк номер два перестал извиваться у меня в руках, хотя и старался оторвать лицо от раскаленного металла, а третий теперь засунул руки в карманы, сознательно стараясь держать их подальше от носа и подмышек.
Первой заговорила Джилли:
— Они хотели нас ограбить, а мистер Стрингер как раз проходил мимо и остановил их.
Я с удивлением посмотрел на нее. «Ограбить» — довольно сильно сказано.
— Боже мой! — воскликнул викарий. — Это правда, Майлес? — Он пропустил мимо ушей бессвязный протест, наверное, уже привыкнув к таким отрицаниям. — Неужели вы никогда не поумнеете? В прошлый раз только мое личное вмешательство уберегло тебя от условного срока, а теперь я вижу, что ты снова подвел меня. Боюсь, мне придется поговорить с твоим отцом.
Майлес заметно побелел.
— Ничего страшного не случилось, — вмешался я. — Вещи рассыпались, вот и все.
Викарий переключил внимание на меня, и мне стало прохладно от его взгляда.
— Надо полагать, было бы правильно отпустить этого мальчика, — сказал он, указывая на мою жертву.
— Разумеется. — Я ослабил хватку, и парень отпрянул от капота, словно его вытолкнуло. Он угрюмо посмотрел на меня, потирая шею.
— Томас Бредли, и ты тоже. — Викарий со скорбным смирением покачал головой.
Панк номер три с подобающим видом стыдливо понурил голову — видимо, викарий был знаком и с его отцом.
— Могу лишь просить вас простить этих ребят, — обратился священник к девушкам и ко мне. — Они только что окончили школу, а поскольку в этих местах трудно найти работу... — Он оставил извинение висеть в воздухе, чтобы мы могли сами додумать причину их плохого поведения.
Как я ни старался, я не смог найти ответ, но бросил поиски, радуясь, что остался невредим и выглядел неплохо.
— Ребята очень сожалеют, что потревожили ваших знакомых... — (Честно сказать, мне так совершенно не казалось.) — И я уверен, что такое больше не повторится. — Викарий бросил на каждого «панка» угрожающий взгляд и велел им идти своей дорогой, и поживее.
Они побрели прочь, причем Майлес (Майлес? Неужели его так и звали?) оставлял за собой дорожку из капель крови. Меня позабавило, что маленький человечек вроде викария смог произвести на них такой успокоительный эффект, и уже не в первый раз я убедился, что сельская жизнь значительно отличается от городской.
Джилли и ее подруга собрали покупки и сложили в машину, и я заметил, что священник смотрит на них с плохо скрываемым презрением.
— Спасибо за помощь, — сказал я ему. — А то я уже начал терять самообладание.
Он посмотрел на меня, и как в выражении его лица, так и в голосе ощутилась очевидная враждебность:
— Да, конечно, такие инциденты прискорбны. Однако мне действительно хотелось бы, чтобы ваши люди... — И опять он оставил предложение незаконченным.
Справившись со своей работой, Джилли подошла ко мне, пока ее подруга закрывала заднюю дверь.
— О, Майк, как нам вас отблагодарить? Мы с Сэнди так перепугались!
— Это просто щенки, — скромно ответил я.
— Бандиты, — поправила она, и я только пожал плечами, не желая распространяться на эту тему.
К нам присоединилась другая девушка, Сэнди; мне показалось, что ее все еще трясет.
— Вы Майк? — спросила она. — Мне рассказывали про вас и Мидж. Надеюсь, вам удалось обустроиться в Грэмери.
Викарий как будто пересмотрел свое отношение ко мне.
— Так вы — та пара, что поселилась в коттедже Флоры Калдиан?
— Половина пары, — признал я.
Он тут же с распростертыми объятиями шагнул мне навстречу.
— Тогда разрешите мне пригласить вас в наш приход и попросить у вас извинения, что я до сих пор не выбрался навестить вас и вашу почтенную супругу. Конечно, я слышал, что вы приехали, но мои пастырские обязанности в последнее время не отпускали меня. Я намеревался...
Я пожал ему руку, уже привыкнув к его незаконченным фразам и извинениям.
— Все в порядке. Мы сами были немного заняты. Меня зовут Майк Стрингер.
— Питер Сиксмит. — Он сжал мою руку. — Преподобный Сиксмит.
— Нам пора возвращаться, Майк, — прервала его Джилли. — С вашей стороны было так любезно выручить нас — надеюсь, вы позволите нам вернуть долг.
— Не вижу проблем, — сказал я, теперь немного смущенный (и тем не менее довольный собой). — Да и возвращать-то нечего. Я рад, что оказался тут. Скоро увидимся, да?
— Обязательно.
Я не считал это приглашением. К моему удивлению, обе девушки, перед тем как сесть в машину, поцеловали меня в щеку. Викарий и я отошли в сторону, пока Джилли выруливала со стоянки, а выезжая, она помахала рукой из окна.
— Мистер Стрингер, — сказал преподобный Сиксмит, напустив на свое мальчишеское лицо серьезность, — вы... м-м-м... вы хорошо знакомы с этими людьми?
Я нахмурился.
— Не совсем. Джилли и двое ее друзей заезжают к нам время от времени. Они очень общительны.
— Да. Да. — Слова у викария вырывались, будто он обдумывал последствия. — Скажите, вы не будете возражать, если завтра я навещу вас? Знаю, надо было сделать это раньше, но, как я уже объяснил...
Я поколебался. Религиозность не входила в список моих добродетелей — во всяком случае, организованная религиозность, — и я не мог представить себя регулярно посещающим воскресную службу. Мидж — возможно, но не я. Не то что я не верую, вовсе нет, но для меня вера — это очень личная, интимная вещь, и делить ее с другими мне всегда неловко. В церкви я начинаю суетиться. Однако что же сказать этому беспокойному священнику?
— Конечно, это будет прекрасно. Я скажу Мидж, что вы приедете.
— Мидж — это ваша уважаемая супруга?
— Это моя девушка.
— А! — Это было просто коротенькое «а!», не повлекшее за собой осуждения за «сожительство во грехе». — Я буду ждать встречи с вами обоими. В утренние часы будет ничего?
Я кивком дал свою санкцию.
— Прекрасно. И надеюсь, сегодняшний маленький инцидент не оставил у вас плохого впечатления о нашей деревне, мистер Стрингер. Такое случается у нас очень редко, уверяю вас — Он открыл дверь своей машины, но не сразу сел, а спросил меня: — Вы знали, что эти ваши новые друзья принадлежат к секте синерджистов?
— Я узнал это сегодня.
— Понятно. Они не упоминали об этом раньше?
— Нет. Это мистер Хоггс в скобяной лавке сказал мне.
— А они ничего не говорили вам о самом Грэмери? Совсем ничего?
Странный вопрос, подумалось мне.
— М-м-м, нет. В основном они интересовались, как мы там живем, и больше ничего. А почему вы спросили?
Он посмотрел на часы.
— Я уже опаздываю на одну встречу, так что должен поставить машину и бежать. Возможно, нам удастся обсудить это завтра. — Он нырнул в машину и высунул голову из окна. — Хочу вас предостеречь: будьте осторожнее с этими людьми, мистер Стрингер. Да, будьте очень осторожны.
Я оставил его заруливать на место, освобожденное «ситроеном» Джилли, а сам пошел к своей машине, не уверенный, насколько серьезно следует воспринимать викария. Может быть, он просто не любит эксцентричных религий. А может быть, в самом деле знает об этих людях что-то нехорошее.
Так или иначе, я не сомневался, что скоро это выясню. Я чувствовал это потрохами.
Синерджисты
Позже тем же вечером приехал Кинселла, один, если не считать двух бутылок домашнего вина.
Я сидел на крылечке, бросая хлебные корки в Румбо, который шустро хватал их и, неистово отмахиваясь от налетающих птиц, скорее удирал, чтобы спрятать добычу тут же, у дорожки. Мидж внутри мыла посуду.
— Тебе потребуется чемодан, чтобы отнести все это домой, — посоветовал я Румбо, и он заверещал на меня, чтобы я продолжал игру. Я всегда считал, что белки едят только орехи, желуди и ягоды, и удивлялся, что этот пройдоха готов схрумкать все, что дадут.
На этот раз Кинселла прикатил в другой машине, в красном «эскорте», и я с любопытством наблюдал, как к калитке подъехал незнакомый автомобиль. Но поняв, кто это, я ощутил, как внутри меня что-то напряглось: очевидно, предупреждение викария усилило мои собственные опасения насчет этого белокурого молодца и его товарищей.
Кинселла махнул мне рукой из-за калитки и почему-то остановился там, словно ожидая приглашения войти. До меня вдруг дошло, что ни он, ни его друзья не ступали на территорию Грэмери, наши беседы всегда протекали у забора. Весьма учтиво, сказал я себе, у них явно старомодные представления о хороших манерах. Тяжело поднявшись, я побрел по дорожке к Кинселле, и Румбо выразил свое раздражение, что игру прервали: он сжал кулачки и сердито застрекотал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47