Мы будем приезжать сюда часто-часто, милый Флинн. Но не уговаривай меня поселиться здесь на все время.
— Хорошо… Я принимаю твои условия, потому что не вижу другого выхода. — Он обнял ее и прижал к себе. — Все. Закончим все споры. Хватит ругаться. Сегодня слишком хороший день, чтобы портить его ссорами. Я возьму от тебя столько, сколько ты мне позволишь. И буду это делать так часто, как ты мне позволишь. И удовлетворюсь этим. Он склонился к ней и нежно поцеловал ее в губы. Она чуть отстранилась и проговорила полушепотом:
— Когда мы вместе, ты можешь брать меня всю, Флинн. Разве этого не достаточно?
— Я уже сказал, что достаточно, раз нет иного выхода. Ну, а теперь, может, ты все-таки войдешь внутрь дома? Она лукаво улыбнулась и смешно поджала губы.
— Только вместе с вами, сэр!
Он позволил ей взять себя за руку и провести по крыльцу в дом. Она смеялась и вновь была счастлива. Он тоже улыбался, но в душе чувствовал себя иначе.
Да, он удовольствуется тем, что она ему разрешит. Пока удовольствуется… А там видно будет.
Глава 8
Холли Коффин оторвалась от книги, которую держала на коленях и читала, и позвала служанку:
— Изабель, где ты запропастилась? Кто-то стучится к нам.
— Прошу прощения, мэм, — раздался в холле звонкий голос. — Бегу.
Через минуту девушка уже вошла в гостиную.
— Это был мальчишка-посыльной, мэм, — сказала она и протянула хозяйке запечатанный сверток. — Он сказал, что это для вас.
— Для меня? — удивилась Холли. — Ты не ошиблась? Он действительно просил передать это именно мне?
— Да, мэм. Я спросила его: может, это для Роберта Коффина; но он сказал, что получил инструкции передать это миссис Холли Коффин.
Холли отложила книгу в сторону, поднялась и внимательно осмотрела сверток у окна.
— Странно… Здесь написано только мое имя и больше ничего. Видишь? — Она показала на короткую надпись на свертке. — Ни адреса, ничего. Даже марки нет. Видимо, эта посылка пришла не по почте.
— Да, мэм. Я тоже так думаю. Можно мне идти? Я еще не закончила уборку.
— Да, конечно, дорогая. Иди.
Странно, странно… Интересно, кто это передает ей столь загадочную и необъяснимую посылку? День рождения уже давно прошел, а праздники будут еще не скоро…
Наконец она решила, что это, должно быть, ее добрый друг Фрэнсис. Фрэнсис был настоящим проказником и любил разыгрывать ее и других дам, посещавших церковь.
Посылка была очень тонкой. Она взвесила ее на руке. Легкая. Может, какая-нибудь книжка?..
Впрочем, лучше посмотреть, чем продолжать плутать в догадках.
Взяв в руки ножницы с ближайшего столика, она разрезала ими ленточку и, раскрыв сверток, увидела в нем конверт. Скомкав грубую коричневую бумагу внешней обертки и отложив ее в сторону вместе с обрывками ленточки, Холли распечатала конверт…
Она улыбалась. Теперь Холли была уверена в том, что это очередная проделка Фрэнсиса. Запаковывать в немыслимое количество бумаги листочек с приглашением к себе на обед — это было на него очень похоже.
Когда она наконец доберется до этого заветного листочка, она легко вздохнет и станет готовиться к новому выходу в местный свет.
В последнее время она стала чаще выходить из дома, хотя силы прибывали медленно и не позволяли ей с головой окунуться в жизнь. По мере того, как она стала выздоравливать, приглашения на обеды и вечеринки стали поступать в дом Коффинов все в большем количестве. В том числе от людей, которых Холли совсем не помнила. Приглашения поступали и от подчиненных Коффина, которые этим способом хотели подлизаться к хозяину. Обычно эти бумаги сначала проходили через руки Роберта. Он с удивлением воспринимал растущую популярность его жены, что напрямую было связано с его собственным общественным статусом. Похмыкивая и пожимая плечами, он передавал приглашения в руки супруги. Сам Роберт за многие годы жизни в Новой Зеландии напрочь позабыл о том, как принято жить в «обществе», его хватало максимум на обеды у друзей. Впрочем, с годами он стал меняться. Наполнив свою жизнь всевозможными атрибутами роскоши и могущества, он неохотно согласился с тем, что должен также принимать более активное участие в светской жизни колонии. Его статус в этом смысле в Окленде был едва ли не самым высоким и отсиживаться в своем рабочем кабинете было уже неприлично.
Все это его тяготило. Он, например, не хотел проводить вечера в обществе тех людей, которые ему не нравились. Но что было поделать, если так было «принято»? Впрочем, он не очень сопротивлялся. Роберт любил говорить, что примет приглашение даже от самого черта, лишь бы вытянуть Холли из душного дома.
Однако в последнем конверте приглашения на обед не оказалось. Только маленькое письмо, написанное незнакомым Холла почерком. Письмо и целая пачка фотографий. Она обрадовалась. Фотографии в Новой Зеландии все еще были в новинку. Особенно самые современные, отпечатанные на глянцевой бумаге.
Ого! Значит, автор посылки был не только загадочным незнакомцем, но еще и состоятельным человеком, раз позволяет себе такие забавы.
Первую карточку она поднесла к окну вместе с остальными. Взглянув на нее, она тотчас же узнала, что на ней было изображено. Это был их «загородный» дом на Таравере, снятый с порядочного расстояния. В кадре помещались частично озеро и гора. Очевидно, фотограф находился на небольшом холме, который возвышался с задней стороны дома. Хорошая карточка! Надо будет сделать для нее рамку…
На второй фотографии также был запечатлен дом, только на этот раз камеру передвинули гораздо ближе к нему. Озеро и гора из кадра исчезли. Третья картинка изображала то же самое и была сделана с еще более близкой дистанции. Это уже становилось интересным. На ней был изображен дом сзади, огород и забор, окружающий весь двор. Фотограф расположился с камерой все еще выше уровня земли и забор не был для съемки дома препятствием, остальные снимки имели в своем фокусе кушетку, которая занимала всю веранду на заднем крыльце. На ней хозяева дома спали в жаркое летнее время, когда в спальне на втором этаже становилось слишком душно.
Каждый снимок имел один и тот же фокус — кушетку, которая становилась все больше и больше, вытесняя все окружающее из кадров. На кушетке кто-то был… Она почувствовала внутреннее напряжение. Улыбка, которая появилась на ее лице после просмотра первого снимка, теперь исчезла.
На кушетке лежали двое. Мужчина и женщина. Обнаженные. То, что вначале ей показалось милой шуткой, теперь уже выглядело делом серьезным и отчего-то неприятным.
Осталась последняя фотография. Она не хотела смотреть ее, но не смогла перебороть в себе инстинктивного предчувствия и перевернула снимок, чтобы было видно изображение.
Теперь мужчина и женщина сидели на кушетке. Вернее, на ней сидел один мужчина, а женщина была у него на коленях. Она обнимала его за шею, а он ее за талию.
Картинка была довольно неясной. Трудно было рассмотреть выражение их лиц, но черты лиц различались вполне удовлетворительно…
Холли сразу узнала мужчину, несмотря на то, что крыльцо было закрыто тонкой сеткой от мошкары. Внутренний голос неуверенно настаивал на том, что тут какая-то ошибка, что это не может быть он. Но все, увы, говорило за то, что она видит на фотографии Роберта.
Через минуту она узнала и ту женщину, которую он держал у себя на коленях и обнимал. Это была Мерита, экономка, которая приглядывала за домом на Таравере. Черты ее лица различались не так ясно, как у Роберта, но Холли не могла ошибиться. Эти длинные черные волосы… Эти роскошные формы…
Холли осторожно сложила фотографии вместе и положила их обратно в конверт. Она обращалась со снимками так, как будто это были прошлогодние засохшие листья, которые могли рассыпаться в прах от одного неосторожного движения. Рука, державшая фотографии, дрожала. Она нащупала другой рукой стул и без сил повалилась на него. Несколько минут она сидела в неподвижности, глядя в пустоту перед собой. Мысли отяжелели так же, как и мышцы. Она словно окаменела внешне и внутри.
Спустя какое-то время, — она потом не могла вспомнить, когда именно очнулась, — Холли наткнулась взглядом на письмо, также бывшее в конверте. Она взяла его в руки и, раскрыв, стала медленно читать…
Коффин с жадностью поедал ужин. Сегодня выдался хороший, прибыльный денек. До «Дома Коффина» дошел слух о том, что цены на шерсть совершили еще один заметный скачок вверх. Вдобавок к этой радости его ждала еще одна: на неделю раньше из плавания вернулся один из его кораблей «Альбатрос». Капитан говорил, что ему еще никогда так не везло с попутными ветрами. Коффин в сопровождении Элиаса Голдмэна посетил судно, чтобы проверить груз и вполне удовлетворился осмотром: английские подрядчики ничего не забыли, погрузили в трюмы «Альбатроса» все, что обещали.
К тому же Кук сегодня, кажется, превзошел самого себя. Особенно сочной и вкусной была жареная утка. Впрочем, Холли, сидевшая на противоположном конце стола, казалось, не разделяла его хорошего настроения. Она вообще почти не притрагивалась к еде, лишь изредка зацепляя вилкой незначительные кусочки темного, блестящего от жира мяса. С самого начала ужина она не проронила ни слова.
Дожевав сочный кусок утиной грудинки, он вытер губы полотняной салфеткой и взглянул на жену.
— Что с тобой сегодня, дорогая? Ты бледна, как призрак. Как будто на тебя вылили ведро воды и оставили на морозе. Что стряслось? Ты не забыла о том, что сегодня вечером мы идем на чай и десерт к Хэмптонам?
К своему удивлению, Коффин заметил за собой в последнее время одну деталь: ему стали нравиться эти вечеринки у знакомых и коллег. Он с нетерпением ждал сегодняшнего вечера. Хэмптоны привезли из Парижа повара, который делал такие сладости, каких Коффин не едал со времени своего переезда в Новую Зеландию. Это раньше он был равнодушен к сладкому, а теперь с возрастом и богатством его вкусы стали меняться. Это раньше он был строен, как олень, потому что ежедневно выезжал на лошади прокатиться по окрестностям и карабкался по вантам на своем корабле. Теперь его талия заметно округлилась, что его не очень-то волновало.
— Я не иду, Роберт.
Он не сразу понял этой реплики своей жены. Когда же понял, то отложил салфетку в сторону и нахмурился.
— Что ты имеешь в виду под этими словами? Что значит, ты не пойдешь? Чепуха какая-то! Тебе Хэмптоны всегда нравились больше, чем мне.
— Я сказала, что не пойду.
— Да что случилось-то? Плохо себя чувствуешь? Вместо ответа она поднялась из-за стола, достала из сумочки, висевшей на спинке стула, что-то белое, подошла к нему и бесцеремонно кинула пачку каких-то бумаг прямо на его тарелку. Оказалось, что это были фотографии.
Он непонимающе уставился сначала на них, потом на жену.
— Что это такое? Плохие вести из дома?
— Нет. Не из Англии.
Заинтригованный Коффин сделал глоток вина из своего бокала и взял бумаги. Когда он проглядел несколько первых снимков, лицо его потемнело.
На последнюю фотографию он смотрел дольше всего. Когда же он присоединил ее ко всем остальным и отложил в сторону, то понял, что жена все еще стоит над ним и смотрит ему в затылок. Он физически ощущал этот ее тяжелый взгляд. Внезапно его обуяла ярость. Он схватил фотографии и отшвырнул их на середину стола.
— Чепуха! Все чепуха! — проговорил он сквозь зубы.
— Чепуха? — переспросила она каким-то непривычным, сдавленным голосом. — Ты что, Роберт?! О какой чепухе ты говоришь?!
Он не мог поднять голову и посмотреть ей в глаза.
— Фотографии можно подделать. Я знаю, с ними можно делать все, что угодно. Нужен всего лишь опытный фотограф, художник и химик.
— Ты что, пытаешься убедить меня в том, что это не ты сидишь на кушетке с экономкой на коленях?!
— Я говорю только то, что лица можно без труда подделать.
Она отошла от него на шаг, не спуская с него широко раскрытых от отчаяния и гнева глаз.
— Ты, наверно, думаешь, что я все еще полубезумная?.. — тихо, но с ненавистью в голосе проговорила она. — Значит, я должна поверить тебе? Поверить, что лица подделаны? Что, может, и крыльцо с кушеткой подделаны? И сам дом, разумеется! Как ты мог, Роберт? Ведь… Ведь мы же вместе спали на этой кушетке! — В ее голосе появилась надтреснутость. — Господи! И с кем! С дикаркой!
Он промолчал. Ему нечего было сказать.
Но Холли еще не закончила:
— С маори! Как какой-нибудь грязный фермер! Посмотри еще раз! На кого вы там похожи? На животных, совокупляющихся за амбаром!
— Кто тебе принес снимки? — спросил он глухо, показав рукой на злополучные фотографии.
Игнорировав этот вопрос, она набросилась на него с еще большей яростью:
— Все эти годы! Как долго уже, Роберт?.. Сколько времени? Ведь ты говорил, что построил этот дом для меня! Для нас!
— Я и сейчас это говорю!
— Так вот лучше помолчал бы! Ты построил этот дом для себя и этой женщины! Твое маленькое, тайное любовное гнездышко, не так ли? Хорошо устроился!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Хорошо… Я принимаю твои условия, потому что не вижу другого выхода. — Он обнял ее и прижал к себе. — Все. Закончим все споры. Хватит ругаться. Сегодня слишком хороший день, чтобы портить его ссорами. Я возьму от тебя столько, сколько ты мне позволишь. И буду это делать так часто, как ты мне позволишь. И удовлетворюсь этим. Он склонился к ней и нежно поцеловал ее в губы. Она чуть отстранилась и проговорила полушепотом:
— Когда мы вместе, ты можешь брать меня всю, Флинн. Разве этого не достаточно?
— Я уже сказал, что достаточно, раз нет иного выхода. Ну, а теперь, может, ты все-таки войдешь внутрь дома? Она лукаво улыбнулась и смешно поджала губы.
— Только вместе с вами, сэр!
Он позволил ей взять себя за руку и провести по крыльцу в дом. Она смеялась и вновь была счастлива. Он тоже улыбался, но в душе чувствовал себя иначе.
Да, он удовольствуется тем, что она ему разрешит. Пока удовольствуется… А там видно будет.
Глава 8
Холли Коффин оторвалась от книги, которую держала на коленях и читала, и позвала служанку:
— Изабель, где ты запропастилась? Кто-то стучится к нам.
— Прошу прощения, мэм, — раздался в холле звонкий голос. — Бегу.
Через минуту девушка уже вошла в гостиную.
— Это был мальчишка-посыльной, мэм, — сказала она и протянула хозяйке запечатанный сверток. — Он сказал, что это для вас.
— Для меня? — удивилась Холли. — Ты не ошиблась? Он действительно просил передать это именно мне?
— Да, мэм. Я спросила его: может, это для Роберта Коффина; но он сказал, что получил инструкции передать это миссис Холли Коффин.
Холли отложила книгу в сторону, поднялась и внимательно осмотрела сверток у окна.
— Странно… Здесь написано только мое имя и больше ничего. Видишь? — Она показала на короткую надпись на свертке. — Ни адреса, ничего. Даже марки нет. Видимо, эта посылка пришла не по почте.
— Да, мэм. Я тоже так думаю. Можно мне идти? Я еще не закончила уборку.
— Да, конечно, дорогая. Иди.
Странно, странно… Интересно, кто это передает ей столь загадочную и необъяснимую посылку? День рождения уже давно прошел, а праздники будут еще не скоро…
Наконец она решила, что это, должно быть, ее добрый друг Фрэнсис. Фрэнсис был настоящим проказником и любил разыгрывать ее и других дам, посещавших церковь.
Посылка была очень тонкой. Она взвесила ее на руке. Легкая. Может, какая-нибудь книжка?..
Впрочем, лучше посмотреть, чем продолжать плутать в догадках.
Взяв в руки ножницы с ближайшего столика, она разрезала ими ленточку и, раскрыв сверток, увидела в нем конверт. Скомкав грубую коричневую бумагу внешней обертки и отложив ее в сторону вместе с обрывками ленточки, Холли распечатала конверт…
Она улыбалась. Теперь Холли была уверена в том, что это очередная проделка Фрэнсиса. Запаковывать в немыслимое количество бумаги листочек с приглашением к себе на обед — это было на него очень похоже.
Когда она наконец доберется до этого заветного листочка, она легко вздохнет и станет готовиться к новому выходу в местный свет.
В последнее время она стала чаще выходить из дома, хотя силы прибывали медленно и не позволяли ей с головой окунуться в жизнь. По мере того, как она стала выздоравливать, приглашения на обеды и вечеринки стали поступать в дом Коффинов все в большем количестве. В том числе от людей, которых Холли совсем не помнила. Приглашения поступали и от подчиненных Коффина, которые этим способом хотели подлизаться к хозяину. Обычно эти бумаги сначала проходили через руки Роберта. Он с удивлением воспринимал растущую популярность его жены, что напрямую было связано с его собственным общественным статусом. Похмыкивая и пожимая плечами, он передавал приглашения в руки супруги. Сам Роберт за многие годы жизни в Новой Зеландии напрочь позабыл о том, как принято жить в «обществе», его хватало максимум на обеды у друзей. Впрочем, с годами он стал меняться. Наполнив свою жизнь всевозможными атрибутами роскоши и могущества, он неохотно согласился с тем, что должен также принимать более активное участие в светской жизни колонии. Его статус в этом смысле в Окленде был едва ли не самым высоким и отсиживаться в своем рабочем кабинете было уже неприлично.
Все это его тяготило. Он, например, не хотел проводить вечера в обществе тех людей, которые ему не нравились. Но что было поделать, если так было «принято»? Впрочем, он не очень сопротивлялся. Роберт любил говорить, что примет приглашение даже от самого черта, лишь бы вытянуть Холли из душного дома.
Однако в последнем конверте приглашения на обед не оказалось. Только маленькое письмо, написанное незнакомым Холла почерком. Письмо и целая пачка фотографий. Она обрадовалась. Фотографии в Новой Зеландии все еще были в новинку. Особенно самые современные, отпечатанные на глянцевой бумаге.
Ого! Значит, автор посылки был не только загадочным незнакомцем, но еще и состоятельным человеком, раз позволяет себе такие забавы.
Первую карточку она поднесла к окну вместе с остальными. Взглянув на нее, она тотчас же узнала, что на ней было изображено. Это был их «загородный» дом на Таравере, снятый с порядочного расстояния. В кадре помещались частично озеро и гора. Очевидно, фотограф находился на небольшом холме, который возвышался с задней стороны дома. Хорошая карточка! Надо будет сделать для нее рамку…
На второй фотографии также был запечатлен дом, только на этот раз камеру передвинули гораздо ближе к нему. Озеро и гора из кадра исчезли. Третья картинка изображала то же самое и была сделана с еще более близкой дистанции. Это уже становилось интересным. На ней был изображен дом сзади, огород и забор, окружающий весь двор. Фотограф расположился с камерой все еще выше уровня земли и забор не был для съемки дома препятствием, остальные снимки имели в своем фокусе кушетку, которая занимала всю веранду на заднем крыльце. На ней хозяева дома спали в жаркое летнее время, когда в спальне на втором этаже становилось слишком душно.
Каждый снимок имел один и тот же фокус — кушетку, которая становилась все больше и больше, вытесняя все окружающее из кадров. На кушетке кто-то был… Она почувствовала внутреннее напряжение. Улыбка, которая появилась на ее лице после просмотра первого снимка, теперь исчезла.
На кушетке лежали двое. Мужчина и женщина. Обнаженные. То, что вначале ей показалось милой шуткой, теперь уже выглядело делом серьезным и отчего-то неприятным.
Осталась последняя фотография. Она не хотела смотреть ее, но не смогла перебороть в себе инстинктивного предчувствия и перевернула снимок, чтобы было видно изображение.
Теперь мужчина и женщина сидели на кушетке. Вернее, на ней сидел один мужчина, а женщина была у него на коленях. Она обнимала его за шею, а он ее за талию.
Картинка была довольно неясной. Трудно было рассмотреть выражение их лиц, но черты лиц различались вполне удовлетворительно…
Холли сразу узнала мужчину, несмотря на то, что крыльцо было закрыто тонкой сеткой от мошкары. Внутренний голос неуверенно настаивал на том, что тут какая-то ошибка, что это не может быть он. Но все, увы, говорило за то, что она видит на фотографии Роберта.
Через минуту она узнала и ту женщину, которую он держал у себя на коленях и обнимал. Это была Мерита, экономка, которая приглядывала за домом на Таравере. Черты ее лица различались не так ясно, как у Роберта, но Холли не могла ошибиться. Эти длинные черные волосы… Эти роскошные формы…
Холли осторожно сложила фотографии вместе и положила их обратно в конверт. Она обращалась со снимками так, как будто это были прошлогодние засохшие листья, которые могли рассыпаться в прах от одного неосторожного движения. Рука, державшая фотографии, дрожала. Она нащупала другой рукой стул и без сил повалилась на него. Несколько минут она сидела в неподвижности, глядя в пустоту перед собой. Мысли отяжелели так же, как и мышцы. Она словно окаменела внешне и внутри.
Спустя какое-то время, — она потом не могла вспомнить, когда именно очнулась, — Холли наткнулась взглядом на письмо, также бывшее в конверте. Она взяла его в руки и, раскрыв, стала медленно читать…
Коффин с жадностью поедал ужин. Сегодня выдался хороший, прибыльный денек. До «Дома Коффина» дошел слух о том, что цены на шерсть совершили еще один заметный скачок вверх. Вдобавок к этой радости его ждала еще одна: на неделю раньше из плавания вернулся один из его кораблей «Альбатрос». Капитан говорил, что ему еще никогда так не везло с попутными ветрами. Коффин в сопровождении Элиаса Голдмэна посетил судно, чтобы проверить груз и вполне удовлетворился осмотром: английские подрядчики ничего не забыли, погрузили в трюмы «Альбатроса» все, что обещали.
К тому же Кук сегодня, кажется, превзошел самого себя. Особенно сочной и вкусной была жареная утка. Впрочем, Холли, сидевшая на противоположном конце стола, казалось, не разделяла его хорошего настроения. Она вообще почти не притрагивалась к еде, лишь изредка зацепляя вилкой незначительные кусочки темного, блестящего от жира мяса. С самого начала ужина она не проронила ни слова.
Дожевав сочный кусок утиной грудинки, он вытер губы полотняной салфеткой и взглянул на жену.
— Что с тобой сегодня, дорогая? Ты бледна, как призрак. Как будто на тебя вылили ведро воды и оставили на морозе. Что стряслось? Ты не забыла о том, что сегодня вечером мы идем на чай и десерт к Хэмптонам?
К своему удивлению, Коффин заметил за собой в последнее время одну деталь: ему стали нравиться эти вечеринки у знакомых и коллег. Он с нетерпением ждал сегодняшнего вечера. Хэмптоны привезли из Парижа повара, который делал такие сладости, каких Коффин не едал со времени своего переезда в Новую Зеландию. Это раньше он был равнодушен к сладкому, а теперь с возрастом и богатством его вкусы стали меняться. Это раньше он был строен, как олень, потому что ежедневно выезжал на лошади прокатиться по окрестностям и карабкался по вантам на своем корабле. Теперь его талия заметно округлилась, что его не очень-то волновало.
— Я не иду, Роберт.
Он не сразу понял этой реплики своей жены. Когда же понял, то отложил салфетку в сторону и нахмурился.
— Что ты имеешь в виду под этими словами? Что значит, ты не пойдешь? Чепуха какая-то! Тебе Хэмптоны всегда нравились больше, чем мне.
— Я сказала, что не пойду.
— Да что случилось-то? Плохо себя чувствуешь? Вместо ответа она поднялась из-за стола, достала из сумочки, висевшей на спинке стула, что-то белое, подошла к нему и бесцеремонно кинула пачку каких-то бумаг прямо на его тарелку. Оказалось, что это были фотографии.
Он непонимающе уставился сначала на них, потом на жену.
— Что это такое? Плохие вести из дома?
— Нет. Не из Англии.
Заинтригованный Коффин сделал глоток вина из своего бокала и взял бумаги. Когда он проглядел несколько первых снимков, лицо его потемнело.
На последнюю фотографию он смотрел дольше всего. Когда же он присоединил ее ко всем остальным и отложил в сторону, то понял, что жена все еще стоит над ним и смотрит ему в затылок. Он физически ощущал этот ее тяжелый взгляд. Внезапно его обуяла ярость. Он схватил фотографии и отшвырнул их на середину стола.
— Чепуха! Все чепуха! — проговорил он сквозь зубы.
— Чепуха? — переспросила она каким-то непривычным, сдавленным голосом. — Ты что, Роберт?! О какой чепухе ты говоришь?!
Он не мог поднять голову и посмотреть ей в глаза.
— Фотографии можно подделать. Я знаю, с ними можно делать все, что угодно. Нужен всего лишь опытный фотограф, художник и химик.
— Ты что, пытаешься убедить меня в том, что это не ты сидишь на кушетке с экономкой на коленях?!
— Я говорю только то, что лица можно без труда подделать.
Она отошла от него на шаг, не спуская с него широко раскрытых от отчаяния и гнева глаз.
— Ты, наверно, думаешь, что я все еще полубезумная?.. — тихо, но с ненавистью в голосе проговорила она. — Значит, я должна поверить тебе? Поверить, что лица подделаны? Что, может, и крыльцо с кушеткой подделаны? И сам дом, разумеется! Как ты мог, Роберт? Ведь… Ведь мы же вместе спали на этой кушетке! — В ее голосе появилась надтреснутость. — Господи! И с кем! С дикаркой!
Он промолчал. Ему нечего было сказать.
Но Холли еще не закончила:
— С маори! Как какой-нибудь грязный фермер! Посмотри еще раз! На кого вы там похожи? На животных, совокупляющихся за амбаром!
— Кто тебе принес снимки? — спросил он глухо, показав рукой на злополучные фотографии.
Игнорировав этот вопрос, она набросилась на него с еще большей яростью:
— Все эти годы! Как долго уже, Роберт?.. Сколько времени? Ведь ты говорил, что построил этот дом для меня! Для нас!
— Я и сейчас это говорю!
— Так вот лучше помолчал бы! Ты построил этот дом для себя и этой женщины! Твое маленькое, тайное любовное гнездышко, не так ли? Хорошо устроился!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88