Амхарау высвободил ногу, придавленную упавшим конем, вскочил, обнажив меч, изготовился.
– Заметьте, – негромко прокомментировал Аластер, обращаясь к Шовелену и его племяннику. – Та же самая ошибка: сейчас он зол, через минуту станет еще злее. А будь это настоящая битва, он был бы трижды мертв.
– Он понимает это лучше, чем любой роанский рыцарь, – отвечал Шовелен. – Ему-то часто приходилось убивать: Ходевен постоянно ведет войны. Он оттого и злится, что знает: эти секунды – подарок противника, а не его собственная заслуга.
Теобальд легко спешился и пошел по направлению к Амхарау, поигрывая своим топором. Рамонец прыгнул на него, как горный лев, – стремительно и неудержимо. Человеческий глаз был не в состоянии уследить за движением руки Теобальда, тем более никто не понял, как молодой вождь промахнулся. Но всего один удар рукоятью топора по шлему, и Амхарау распростерся на арене без чувств.
– Вот и все, – сказал Теобальд, подходя к императорской ложе. – Даже неудобно как-то.
Слуга Алмерика и впрямь оказался смышленым малым. Отвечал на вопросы обстоятельно и толково, чем заслужил полное одобрение окружающих, выраженное в солидном денежном эквиваленте. Когда слуга удалился, вертя в руках золотую монету, составлявшую его трехмесячное жалованье, и озадаченно хмыкая, Коротышка распрощался с Алмериком и двинулся в порт, прихватив с собой Крыс-и-Мыша.
На город стремительно упала короткая теплая ночь, и столица засверкала, заискрилась разноцветными огнями. За городом же было совсем темно, только светились в стороне полтора десятка желтых точек – окна портовых таверн – да горели носовые фонари на судах. Спутники собирались расспрашивать всех встречных, но встречных-то и не было, поэтому пришлось перекрикиваться с вахтенными. Когда стоишь один-одинешенек, охраняя надоевшую до смерти посудину, а твои товарищи отправились в город подышать воздухом суши, послушать новости и пропустить кружку-другую горячительного, поневоле станешь разговорчивым и обрадуешься любому собеседнику, какого Бог послал. Иными словами, не так уж много трудов пришлось приложить Крыс-и-Мышу и Коротышке, чтобы узнать все, что их интересовало.
Бангалорский корабль стоял у дальнего причала и, судя по всему, готовился к отплытию.
– Ну что? – спросил Коротышка. – Будем действовать нахрапом? На политесы и реверансы времени не осталось.
– Это плохо, – вздохнул Мыш. – Боюсь, нам никто ничего не расскажет. Но попытаться все-таки следует.
Они подошли к борту корабля и спросили капитана. Тот появился довольно быстро, но повел себя не слишком любезно. Не стал спускаться на причал и пришельцев не попросил подняться. Свесился через перила, пытаясь разглядеть в темноте три смутных силуэта. Сам же капитан, напротив, был освещен очень хорошо – фонарь висел прямо у него над головой – и стоял в ярко-желтом круге, как в центре мишени.
– Чего вам, господа? – спросил хмуро.
Очевидно, сам бангалорец был уверен, что изъясняется на роанском, но у остальных это вызывало серьезные сомнения. Поэтому Крыс-и-Мыш предпочли перейти на его родной язык, в котором было столько шипящих и щелкающих звуков, что они доставили немалое удовольствие редким в эту пору слушателям.
Плескались о борт корабля волны; просмоленные доски поскрипывали; в ночном воздухе пронзительно пахло йодом и гниющими водорослями. Коротышка с удовольствием втягивал носом запах моря.
– Мы разыскиваем своего друга, капитан. Он должен был встретиться с нами на турнире, но вы же знаете, какая там свалка! Наверное, мы разминулись. Теперь вот бродим по порту, расспрашиваем – может, кто о нем слышал: он должен был прибыть с Бангалора, и мы надеемся, что он догадался сообщить капитану, где остановился.
И Крыс подробно описал человека, который, по словам трактирного слуги, затеял пари с Джоем ан-Ноэллином.
– Нет, господа, – отвечал бангалорец. – Я его не перевозил. И вот что я вам скажу: ни один капитан не любит, когда о его пассажирах и тем более соотечественниках наводят справки у него же. Поэтому, может статься, я и знал бы его, а вам не сказал. Но теперь все обстоит еще проще: я не привозил на роанский турнир этого человека.
С этими словами он отошел от края борта и исчез из виду. Только было слышно, как он покрикивает на матросов и грузчиков, сносивших в трюм тюки и бочки.
– Что скажешь? – спросил Крыс.
– Странно, – ответил Мыш. – Он ведь не сказал, что не знает этого человека, а торжественно объявил, что не привозил его на роанский турнир. Понимай – куда-то да привозил? Или я вовсе не смыслю в людях.
– Мне тоже так почудилось, – согласился Коротышка. – Но что делать? Как доказать, что он знает этого человека, и заставить его хоть что-то рассказать?
– Деньги? – предположил Мыш.
– Не думаю, – сказал Крыс. – Если это серьезно, то на деньги он не позарится.
– Выкрасть его и выжать признание, – предложил Коротышка.
Крыс-и-Мыш хотели было воспротивиться, но, прислушавшись к себе, не отыскали в душе никаких возражений. Бангалорцы вообще не вызывали у них добрых чувств, а после случившегося с Джоем Красной Бородой и подавно стали восприниматься только в качестве врагов.
Но тут им повезло.
Мы не станем уточнять, кому именно: роанцам или бангалорцам. Возможно, везение на сей раз распределилось поровну, и каждый избежал своей порции неприятных впечатлений.
Во всяком случае из темноты донесся до них тихий свист.
– Эй, – сказал кто-то приглушенным голосом. – Э-эй.
– Кажется, это нас? – усмехнулся Коротышка. – Что ж, сходим. Не в наших правилах отказываться от заманчивых предложений.
И он удобнее передвинул перевязь, чтобы парангу можно было выхватить из ножен в любую секунду.
Загадочное лицо, закутанное по самые брови в плащ с капюшоном, поджидало их в тени крепостной стены, нависавшей над морем. Это была самая окраина порта, и сюда никто не заходил, особенно глухой ночью. Небо заволокло тучами, и люди едва различали друг друга во тьме.
– Эй, – еще раз, для уверенности, повторил незнакомец. – Я слышал, что вы искали одного человека, и еще слышал, что вы упоминали деньги.
– Мы и другое упоминали, – ввернул Коротышка.
– Этого я как раз не слышал, – сказало загадочное лицо торопливо. – И мало того, что не слышал, но и категорически против этих методов. Короче, если речь пойдет о деньгах, то мы с вами найдем общий язык. Я кое-что знаю о вашем друге.
– Сколько? – лаконично поинтересовался Крыс.
– Давайте посчитаем вместе, – оживился незнакомец. – Информация стоит дорого, а приплюсуем к этому риск, которому я себя подвергаю, ночное время – обычно я уже сплю в этот час и не имею привычки шататься по подозрительным местам, – то, что капитан отказался сообщить вам эти сведения и тем самым сразу повысил их ценность…
– А также добавим на лечение, – продолжил Ньоль-ньоль ангельским голоском.
– Позвольте, на какое лечение? – забеспокоился незнакомец.
– Обычное – поломанных костей и разбитого черепа. Такие травмы дорого стоят – и в смысле моральном, и в материальном, – невинно пояснил великан. – Так, давай, выкладывай скорее, что знаешь, а не то я из тебя сделаю рубленого поросенка, понял?
С этими словами он вытянул свою ручищу и на всякий случай ухватил загадочного собеседника за шиворот.
– Ну вот, – сказал тот. – Вот она, моя судьба. Хотел сделать махонькую коммерцию, а получил крупные неприятности.
– Мы заплатим, – сказал Мыш. – Рассказывай.
– А что тут рассказывать? Человек, которого вы ищете, на этот раз в Роан не направлялся. Но по странной случайности, а может, и совсем наоборот, он был здесь не так давно, в месяц кту-ксафо. И всего четыре дня. С нами приплыл, а когда мы двинулись назад, на Бангалоры, то вернулся на этом же корабле.
– Кто он? – спросил Мыш.
– Чего не знаю, того не знаю. Но человек, облеченный властью: наш капитан перед ним на задних лапках ходит, даром что свиреп как акула. А еще скажу вам нечто интересное: хоть он в этот раз с нами и не ехал, но провожал одного из наших пассажиров. Оба они все равно что братья – потому что у обоих на руке татуировка, такая маленькая-маленькая черная змейка. Ее очень трудно заметить.
– А ты как же заметил?
– Я бедный человек, – сказал незнакомец. – Вообще, я судовой повар – готовлю этим разбойникам похлебку, потому что не смог пристроиться получше. Деликатесы им не нужны, вы меня понимаете? Вот и приходится зарабатывать иначе. И я сказал себе: наблюдательность – это живой капитал. Может, кому-то что-то из твоих наблюдений пригодится – я таки был прав. Вы не находите?
– С кем ехал друг тогдашнего пассажира?
– А сколько это будет стоить?
– У, пиявка, – прошипел Крыс, но не очень громко. – Вот, держи.
И протянул незнакомцу глухо звякнувший мешочек. Тот потряс им над ухом.
– Золото, – произнес не без удивления. – Может, еще и бить не станете?
– Да ну тебя! – рявкнул Коротышка раздраженно.
– Только тихо, тихо, я вас прошу. Такая щедрость и добросердечность требует поощрения. Значит так, ваш «друг» провожал всего одного нашего пассажира – такого, не слишком высокого, но подтянутого, вроде воина. Только не воина, конечно. Выправка у него есть, но ходит свободно – сразу видно, что ни доспехов, ни меча долго не носил. А вот еще один господин, погрузившийся на корабль с двумя странными слугами, делает вид, что не знает его, тогда как на самом деле очень хорошо знает. И выглядит это забавно и немного страшно. Кроме этих четверых, никого из пассажиров на борту корабля нет. Будете искать – не ошибетесь. И в качестве приза я намекну вам, что слуги – не слуги на самом деле. Потому что я не видал, чтобы хозяева своих слуг так боялись, сторонились и не терпели. Зачем насиловать себя и жить с человеком, который тебе неприятен?
– Странные у вас пассажиры, однако.
– У нас и команда странная, – откликнулся повар. – Так что же теперь делать?
– Последний вопрос: когда вы отплываете?
– Через несколько часов, добрые господа, – отвечал тот, исчезая в темноте.
– Что с ним? – спросил Аббон Флерийский, едва турнир завершился и он получил возможность говорить о самом главном.
– Умирает, – спокойно ответил Аластер. – Я перепробовал все способы, но он отравлен. Концентрация яда, очевидно, была невелика, и поэтому он проходил день или два. Ничего нельзя сказать точно. Впрочем, посмотри сам. Может, тебе удастся что-то выяснить.
– Когда же это закончится? – простонал Аббон.
– Только тогда, когда нам удастся отыскать истинного виновника этих событий. Давай поступим так: ты ступай к близнецу, а я пойду поговорю с императрицей. Помимо всех прочих благ, у нас остался один близнец, и, как справедливо заметил Сгорбленный, это уже напоминает конец света.
– Знаешь, Аластер… – тихо сказал маг.
– Знаю, знаю, старина. Ты чувствуешь себя последним из негодяев.
– А откуда тебе это известно? – подозрительно спросил тот.
– А я сам не лучше. Не знаю, что предпринять, как исправить ошибку, как загладить вину. Но! Все это только между нами.
– Конечно, конечно, – взмахнул Аббон руками, и пышные рукава его мантии затрепетали в воздухе крыльями.
Шут встретился герцогу на полпути к покоям императрицы.
– Значит… снова?
– Представь себе. Хоть Далмеллин и говорит, что такое неблагоприятное расположение звезд повторяется раз в двести пятьдесят лет, я ни о чем подобном не слышал. На сей раз судьба не просто отвернулась от нас, но еще и повернулась лицом к кому-то другому, нам враждебному.
– Послушай, Ортон, пойдем со мной к Арианне. А то я не знаю, что ей говорить.
– Лучше не говори ничего. Не тревожь бедную девочку.
– Но должна же она узнать!
– Конечно должна. Я и не отрицаю, просто попозже. Повременим с неприятными сообщениями.
– Ортон, ей никто не обещал, что ее пребывание здесь будет приятным. Быть государем – это работа. Чем скорее она выучит это нехитрое правило, тем счастливее будет.
– Подожди с этим, – сказал шут твердо. И Аластер внезапно смирился.
– Ладно, если ты считаешь, что так будет лучше… Размахивая руками и путаясь в полах своего огненного плаща, бежал к ним по коридору Сивард, и слуги ловко обходили его, чтобы не столкнуться с этим рыжим смерчем и не быть сшибленными с ног.
– Ортон! Аластер! Вы-то мне и нужны.
– Это не самое лучшее приключение в моей жизни, – заметил Аластер. – Я бы предпочел, чтобы меня искала прекрасная дама.
– Обойдешься, – сказал запыхавшийся одноглазый. – Вам будет не до дам. Вместо дам я могу предложить четыре свежих, с иголочки, можно сказать, трупа.
– А, это в корне меняет дело, – сказал шут. И уже серьезно добавил: – Кого убили на сей раз?
– Что вам сказать? Некоего Кайрена Алуинского, рыцаря из Эйды, – участника турнира. Его цвета – багряно-черный и серебряный.
Во дворце все чувствовали друг друга на расстоянии, поэтому никто особенно не удивился, когда Аббон Сгорбленный, Аббон Флерийский и Теобальд появились из-за поворота и бодрым шагом двинулись по направлению к друзьям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68