Но пойми и ты меня: долгие годы моих знаний хватало, чтобы спокойно и, надеюсь, неплохо выполнять свою работу, – я это и делал, не причиняя никому лишних хлопот. Но теперь все переменилось – как я могу защитить императора, если ничегошеньки не знаю?
– Ты прав, Сивард, – сказал Аббон. – Я даже не стану тратить время на то, чтобы обсуждать эту сторону проблемы. Сделаем так: ты объяснишь, что именно тебя интересует, а я постараюсь рассказать тебе все, что сочту возможным. Согласен?
– Можно подумать, у меня есть какой-то выбор, – буркнул одноглазый.
– Выбор всегда есть, – мягко ответил маг. – Просто все тайны, которые тебе так необходимы, – не мои. И я уже не первый век приношу клятву каждому следующему Агилольфингу свято хранить их.
Начальник Тайной службы смотрел на мага со спокойной улыбкой. Он уважал этого жизнерадостного, сильного человека и прекрасно понимал, какая ответственность лежит на нем все эти бесконечные годы. Он не стал бы просить у Аббона нарушать данное слово, но ему на самом деле не хватало множества звеньев, чтобы воссоздать всю цепь событий. Он сунул руку за пазуху и добыл оттуда неожиданно тухлую тетрадь, переплетенную в изумрудно-зеленый бархат с серебряными накладками, открыл ее посредине и пробежал глазами страницу.
– Видишь ли, Аббон, вероятно, ты станешь смеяться, но я веду нечто вроде записей о том, как прошло то или иное дело, что я успел, чего – нет.
– Только этого мне не хватало, – поскучнел маг.
– Вот-вот, я так и думал, что ты это скажешь. Но все равно: однажды мне пришла в голову совершенно естественная мысль узнать у тебя или кого-либо другого, сколько лет герцогу Дембийскому и когда он впервые появился при дворе. Думаю, я совершенно случайно занес тогда эту запись в свою тетрадь: вопрос был слишком незначительный, с одной стороны, и простой – с другой. И я был уверен, что рано или поздно вспомню о нем, хотя бы когда встречусь с Аластером. И что же? Я так и не вспомнил, хотя на провалы в памяти не жалуюсь.
Позже я пересматривал свои записи и, натолкнувшись на эту, специально перенес ее на одну из последних страниц. И опять забыл. Дальше это стало похоже на увлекательную игру. Я должен тебе сказать, что если в ней и был победитель, то на меня не рассчитывай, я не знаю, кто он. А теперь ответь, это твоих рук дело?
– Не стану притворяться, что не знаю, о чем речь, – вздохнул Аббон. – Скажем так, не только и не столько моих.
– Тогда чьих же?
– А теперь я буду делать вид, что не слышал последнего вопроса, и ты тактично переведешь разговор на другую тему.
– Опомнись, Аббон! Это я-то тактично переведу?
– Придется, – пожал плечами маг. – Это уж совсем чужие секреты.
– Ну, тогда хотя бы намекни – только герцог Дембийский представляет из себя сплошную загадку или его гравелотские сеньоры все, как один, имеют тайны?
– Ты сам и ответил, Сивард. Давай договоримся, что к нашим проблемам это не имеет никакого отношения, и потому ты вправе перестать терзать себя сомнениями по поводу Аластера и его воинов.
– Меня всерьез волнует, что такое магия, – сказал одноглазый, вставая с сундука и начиная расхаживать по лаборатории Аббона. – Я раньше не задумывался над этим вопросом: все мы в детстве достаточно сказок наслушались, чтобы считать себя настоящими экспертами. А спроси меня, что может маг и чего он не может – я не отвечу. Потому что не знаю.
– Ого! – Аббон в досаде хлопнул себя по ляжкам. – Ты представляешь, чего требуешь?! Люди по нескольку десятков лет изучают основы магии, а ты приходишь с утра пораньше и хочешь к вечеру все знать и все понимать.
– Ну, не к вечеру, а к обеду, желательно. Есть-то хочется.
– Бог мой! – возвел маг глаза к потолку.
– Не усердствуй так, я же не прошу учить меня заклинаниям или объяснять основные принципы. Мне важно разобраться для себя, что маг может, а чего – нет. Скажем, ты умеешь превращаться в животных или птиц?
– А-а, вот ты о чем, – протянул Аббон. – Тоже задача не из легких, но более разрешимая.
– Ты сам – сильный маг? – внезапно спросил Сивард.
– Да. Очень. Но, конечно, с Ортоном не иду ни в какое сравнение.
Одноглазый споткнулся и застыл на месте, представляя из себя статую Величайшего Недоумения.
– Сейчас-сейчас, – рассмеялся Аббон. – Все растолкую, во-первых, тебе необходимо уяснить раз и навсегда: любой маг работает с энергией мысли и никогда не может сделать того, что противоречило бы основным законам природы. Скажем, я не могу превратиться в волка или кота, но могу заставить тебя поверить, что я это сделал. Чем сильнее маг, тем быстрее и легче у него это получается.
– А как же внушить подобные мысли тысяче людей?
– О! Это гораздо проще. Думаю, для тебя не секрет, что люди, собравшиеся в толпу, думают и действуют иначе, чем поодиночке. Разум и воля толпы – сами по себе серьезная магическая сила. И здесь основное умение заключается не в том, чтобы убедить толпу, а в том, чтобы несколько десятков или сотен людей, собравшихся в одном месте, превратить в это особенное существо. Но это уже ремесло, далекое от магий. Великие правители, полководцы и люди искусства владеют им в совершенстве.
– То есть маг не может обернуться птицей, перелететь океан, затем стать каким-нибудь чудовищем, чтобы уничтожить воинов…
– Что ты, что ты… Если бы все обстояло так просто, то мир принадлежал бы нескольким чародеям. Нет, у них есть только дополнительные возможности. Назовем это так.
– А черный маг?
– Он отличается только тем, какие энергии рискует использовать в своих целях, и тем, что обычно не брезгует недопустимыми, страшными средствами. Черная магия – это вопрос этики и распределения сил. Противоестественное состояние души и разума.
– Чем дальше, тем хуже, – расстроился Сивард. – Без стакана даже дышать трудно. Приворожи меня, что ли, к кому-нибудь… А чем же тогда отличаются Агилольфинги?
– Этого никто и никогда не мог понять, – честно отвечал Аббон. – Но монхиганам вообще были подвластны такие силы, о которых нормальный чародей даже мечтать не смеет. Представь себе, что ты решил столкнуть с места хребет Хоанг, каково?
– Называется, толкай себе на здоровье, – меланхолически откликнулся рыжий.
– Вот-вот. И вдруг ты видишь, что кому-то это удалось. Что ты скажешь?
– Караул!
– Правильно. Ты сам и ответил на вопрос, что из себя представляет сила монхиганов. И при этом, заметь, никакой особенной концентрации, никаких заклинаний, чтобы войти в это состояние, никакого внушения. Они сливались с окружающим пространством, что делало их чуть ли не равными богам.
– А были существа сильнее их?
– Конечно. Драконы были самыми сильными магами за всю историю Лунггара. Но ты же прекрасно знаешь, что они давным-давно исчезли.
– А чем это можно доказать?
– То есть?
– Очень просто. Кто из нас присутствовал при исчезновении драконов? Ты? Я? Кто-то другой? Может, один-единственный дракон остался жив и теперь пытается загрести в свои лапы власть над миром. Почему бы и нет? Кстати, в легендах говорится, что драконы могли превращаться. Правда, не в кого угодно, а только в человека. Не знаю уж почему. Это действительно так?
– Теоретически, – торопливо сказал Аббон. – Только теоретически. Не сходи с ума, Сивард. Не пытайся отыскать древнего ящера, злоумышляющего против Агилольфингов, – это же абсурд.
– Не меньший, чем похищение тела из старого склепа, которое зачем-то было нужно всем и каждому.
– Что значит, всем и каждому? – испуганно спросил маг.
– А то, что один его крадет, а другой охраняет, как важную персону!
– Похищение тела – дело совершенно особого рода… – начал Аббон, но Сивард его перебил:
– Хорошо, тогда скажи мне вот что, загадочный прорицатель. Когда на Совете все говорили о том, как опасно отдать силу Агилольфингов в чужие руки, я так увлекся решением проблемы, что не обратил внимания на некую несуразицу…
Он набрал в грудь побольше воздуха и спросил:
– Какого Агилольфинга?!
– Додумался все-таки, – пробормотал Аббон крайне недовольно. – И ведь никуда не денешься. Умник рыжий! И откуда ты на мою голову взялся? Шел бы себе к Аластеру и беседовал с ним в тенечке.
– Я Аластера боюсь, – неожиданно откровенно ответил одноглазый. – А дело-то делать нужно. У меня там такая каша заварилась, Аббон: три военных корабля море процеживают – что-то ищут; людей перебили столько, что кровь стынет, следователи мои до таких идей додумались, что уж и не знаю – не то им памятники воздвигать, не то врача приглашать, причем опытного. А ты глаза к потолку возводишь, как девственница в третью по счету первую брачную ночь! Скажи, может на это хватить душевных сил, если даже зла не хватает?
– Я все понимаю, – чуть ли не простонал маг. – Просто…
– Ничего не просто, – не на шутку разошелся Сивард. – Все Агилольфинги мирно покоятся в фамильном склепе под Малахитовой базиликой, и я лично сопровождаю императора, когда он один раз в году отправляется туда, чтобы поклониться предкам. Девятнадцать монхиганов, павших в войне между Роаном и Лотэром, похоронены в дубовой роще. Я как-то никогда не задумывался над тем, кому принадлежит двадцатая, да еще и выстроенная и охраняемая, как крепость. Не до того было, к тому же видел я ее издалека и всего только раз. Какой там может быть похоронен Агилольфинг? И кому его тело может понадобиться, а?!
Аббон взял тяжелый табурет и приволок его в тот угол, где метался, словно зверь в клетке, взбудораженный Сивард. Прочно утвердился напротив окна, поймал рыжего за рукав, заглянул ему в глаза.
– Видишь ли, Сивард, ты все время забываешь, что Далихаджар тоже был Агилольфингом. И что он единственный из монхиганов, кроме императора Брагана и его прямых потомков, так и не отказался от своей силы.
Как это ни удивительно, но запечатанный сосуд, о существовании которого догадались Крыс-и-Мыш, все-таки нашли. Может, потому что искали терпеливо и тщательно, не ропща на судьбу – вот она и решила помочь, в виде исключения. А может, просто повезло? Многие утверждают, что это одно и то же.
Ярким солнечным утром третьего дня месяца лонг-гвая матрос, сидящий в «вороньем гнезде» на самой высокой мачте «Жемчужины моря», внезапно заорал не своим голосом, указывая рукой на что-то, невидимое пока остальным.
Надо сказать, что «Жемчужина моря» была арабаной – военным кораблем империи, – которой командовал уже знакомый нам капитан Камиллорой Нарриньерри. Его судно, которое сам он называл не иначе как «моя красавица», было выкрашено в цвет морской волны и паруса имело такие же, шелковые, расшитые яркими нитками. На этой арабане с крутыми бортами и огромным тараном, окованным железом, было не страшно встретиться с любым противником. На судне спокойно умещалось более пятисот пассажиров и около двухсот членов команды. Флаг военного флота Великого Роана – зеленое с золотым – трепетал на ветру.
Когда матрос в «вороньем гнезде» увидел по правому борту сверкающее пятнышко, он сразу подумал, что так может отражать солнечные лучи стеклянный бок бутылки. Или это позже он говорил, что подумал об этом, а закричал сразу, как только осознал, что видит нечто, – это уже не важно. Важно, что арабана моментально легла на нужный курс и через несколько минут оказалась на месте. С борта спустили лодку с двумя матросами, и те действительно выудили бутылку из-под дорогого тетумского вина «Амхара», заткнутую пробкой и залитую зеленым воском. Не прошло и десяти минут, как находка попала в руки самого Камиллороя.
Поскольку капитан присутствовал при докладе Крыс-и-Мыша, то был полностью уверен в том, что нашел предсмертное послание Джоя ан-Ноэллина, но не решился его прочитать, справедливо полагая, что вскрывать подобное письмо следует при Сиварде, иначе одноглазый не простит ему самоуправства и на всю жизнь спишет на берег. Все знали, что начальник Тайной службы пользуется неограниченным влиянием. А искушение у капитана все же было, ибо он не стал подробно распространяться во время разговора о своих отношениях с покойным контрабандистом.
Они так долго находились с Джоем по разные стороны "крепостной стены, что Камиллорой Нарриньерри и представить себе не мог, насколько его потрясет эта смерть. Он дал себе слово узнать, кто именно убил Джоя, и отомстить убийце, как мстят настоящие друзья.
Когда-то давно, когда Камиллорой был еще совсем молодым человеком и только грезил дальними странствиями и морскими просторами, он крепко сдружился с веселым и задорным отпрыском эмденского князя ан-Ноэллина. Джой тогда сбежал из дому и вовсю наслаждался свободой, он и Камиллороя заставил поверить в то, что жизнь прекрасна и что все мечты сбываются, если как следует постараться. Пути их быстро разошлись, и ничего особенного их, вроде, не связывало: жизней они друг другу не спасали, клятв не давали, а вот поди ж ты – оказалось, что капитан Нарриньерри по сей день считал Джоя своим другом. Хоть, может, и сам об этом не подозревал до тех пор, пока не ступил на забрызганную кровью палубу осиротевшей «Летучей мыши».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68