Трои был настолько переполнен чувствами, что порывался прорваться к дядюшке в комнату, чтобы побеседовать с ним часок-другой перед сном, однако граф пресек эти попытки в зародыше. Он лишь позволил себе напомнить, что их ожидают завтра к малому выходу императора и на эту встречу он, граф, возлагает особенные надежды. А потому категорически требует, чтобы возлюбленный племянник немедленно отошел ко сну, дабы на следующий день быть свежим и красивым, как цветок. Трои привык подчиняться Шовелену настолько, что не просто лег, но и, поворочавшись с боку на бок, провалился в сон, выпал из реальности и очнулся только утром, когда теплый солнечный луч примостился на его щеке.
Посол был уже у него в комнате, одетый и причесанный особенно тщательно. От внимания Троя не укрылось, что Шовелен предпочел одеться по столичной моде: в высокие сафьяновые сапоги, синий бархатный колет с прорезями на пышных рукавах и небесно-голубую шелковую рубаху простого покроя с широким отложным воротником. В правом ухе графа сверкал звездчатый сапфир. Избранная гамма подчеркивала и усиливала и без того бездонную синеву его глаз и убавляла лет этак пятнадцать-двадцать.
– Дядюшка! – вскричал Трои, садясь в необъятной постели. – Будь девицей, влюбился бы в вас всенепременно.
– Тогда хорошо, что ты не девица, – ворчливо ответил граф, стараясь сдержать довольную улыбку. – Вставай, лежебока. Умывайся, будем наряжать тебя со всей обстоятельностью, соответствующей важности момента. То есть – по-королевски.
Шовелен взялся за дело серьезно, и потому Трои был готов через полчаса. Костюм вишневого цвета с золотым шитьем чрезвычайно шел ему. Украшения из бриллиантов и гранатов придавали особый шик, но не бросались в глаза.
Граф особенно часто упоминал, что все истинно красивые и дорогие вещи не должны затмевать своего хозяина и привлекать к себе внимание. Изысканный вкус требует, чтобы предметы и украшения только подчеркивали внешность своего обладателя, и не более.
Принесшие завтрак молоденькие служанки немедленно зарделись при одном только взгляде на юношу, что было особо отмечено и оценено как хороший признак.
Посол позавтракал со вкусом и аппетитом. Будучи человеком искушенным, он догадывался, что как следует отдохнуть и поесть сегодня им не удастся: приемы длятся долго и отнимают много сил. Но, как он ни уговаривал Троя, как ни соблазнял разнообразными кулинарными шедеврами, юноша отказывался. Он был слишком взволнован предстоящим событием, и кусок просто не лез ему в горло. Наконец появился лакей с сообщением, что император готовится к выходу и гости собираются в парадном зале.
Выйдя из своих апартаментов, Трои и Шовелен присоединились к свите своего повелителя – короля Лодовика – и пошагали бесконечными коридорами по направлению к парадному залу. Вскоре юноша перестал удивляться увиденному, потому что обычный разум в состоянии вместить только определенное количество впечатлений, а затем, чтобы не повредиться, отсеивает все лишнее. Именно по этой причине Трои как должное воспринимал и полированные яшмовые полы, поражающие естественными узорами камня; и ониксовые колонны, поддерживающие потолки из небесно-голубого лазурита и бирюзы; и невероятное количество золота, серебра и камней, которыми сверкали и искрились почти все предметы. А картины, оружие, статуи и гобелены просто меркли на этом фоне, несмотря на всю свою красоту. Остальные вели себя приблизительно так же, как и молодой человек, – сперва восторгались, но после затихли – есть предел и восхищению. Только король Лодовик выглядел хмурым и подавленным: он давно уже прикинул приблизительную стоимость одного этого коридора и сразу понял, что, заложи он все свое королевство, может, и сумел бы воссоздать это великолепие в своем дворце.
В парадном зале внимание Троя привлекли только люди. Это вовсе не значит, что парадный зал больше ничем не поражал глаз, однако придворные императора и его гвардия превзошли все виденные до сей поры чудеса.
Вопреки очевидной роскоши, окружающей их, вельможи и военачальники Великого Роана были одеты скромно и неброско. И от этого только выигрывали, выделялись на фоне ослепительной обстановки. Граф Шовелен, пользуясь тем, что в огромной зале находилось не менее тысячи человек и все они перешептывались, отчего было довольно шумно, обратил внимание своего племянника на костюмы. В них преобладала сдержанная гамма, и предпочтение явно отдавалось черному, белому и жемчужно-серому цветам. Встречались и более яркие одежды, но они ни в коем случае не были пестрыми. Драгоценности, стоившие целое состояние, тоже не бросались в глаза, а только дополняли ансамбль, придавая ему изысканность и шик. Из всех членов свиты короля Лодовика только граф и его племянник могли похвастаться таким же стилем.
Придворные дамы моментально покорили сердце молодого повесы, причем все скопом. Он переводил восхищенный взгляд с одного свежего и милого лица на другое – очаровательное и сияющее зрелой, полновесной красотой – и никак не мог определить для себя, какое же нравится ему больше. Молоденькие фрейлины привлекали его своей безыскусностыо и естественностью; остальные женщины пребывали в удивительном состоянии неопределенного возраста, преимущества которого проявлялись в изысканности, пикантности и обаянии – короче, в том, что приходит только с годами.
Где-то там, на другом конце бескрайнего поля, император принимал поздравления от союзных монархов. Тот, кто не приехал сам, прислал пышные посольства. А среди множества подарков обязательно находился хотя бы один особенный, со смыслом, имеющий символическое значение, и его вручали лично Ортону I, произнося при этом речь. Каким бы кратким ни старался быть каждый оратор, в общей сложности они говорили слишком долго. А поскольку очередь Лодовика еще не наступила, то Трои даже разглядеть императора не мог из-за бушующего человеческого моря.
Поневоле блуждающий взгляд его, пресытившись женской красотой, перебрался на солдат императорской гвардии. Тут Трои аж задохнулся и с удивлением спросил себя: как же он их раньше не заметил?
Воины эти были не просто высокими и хорошо сложенными. Возможно, именно так и выглядят небожители, просто люди об этом не знают. Все, как один, гвардейцы были выше на голову самого высокого человека, которого когда-либо видел Трои. Широкие плечи и мощные грудные клетки казались способными выдержать тяжесть горных хребтов или удары таранов. Лица воинов – удлиненные, с тонкими, аристократическими чертами – были как-то непривычно красивы и безмятежно спокойны. И, хотя Трои видел множество непохожих друг на друга людей, роанские воины поразили его воображение – впрочем, если бы юноше пришлось объяснять чем, то он бы наверняка не справился с этой задачей. Зато поражаться и восхищаться нарядами он мог с чистой совестью: одеты и вооружены гвардейцы были и вовсе удивительно – это бросилось в глаза всем.
Выросший в графском замке, обученный воинскому искусству лучшими учителями, каких только можно купить за деньги, посетивший затем множество стран, Трои знал толк в доспехах и оружии. Тем более его потрясли латы гвардейцев – черные, с зеленоватым отливом, крылатыми наплечниками и с двумя рядами шипов вдоль позвоночника. Шлемы были выполнены в виде голов драконов, и над лбами горели в металле рубиновые или изумрудные глаза. Высокие гребни опускались до середины лопаток. Тонкие талии были перетянуты черными поясами, на которых висело в ножнах по десять метательных ножей. Основное же оружие у каждого гвардейца было свое, выбранное сообразно собственным вкусам и пожеланиям. Тот, кто знал толк в таких вещах, с уверенностью мог сказать, что мечи, секиры, копья и кинжалы императорских воинов стоят гораздо дороже многих сокровищ, хранящихся во дворце. Нигде и никогда в мире не появлялось что-либо подобное. И Трои откровенно любовался воинами до тех пор, пока дядя не привел его в чувство, тронув за локоть. Оказалось, что сейчас речь держит Лодовик Альворанский, а свита его, соответственно, находится у самого трона.
Юноша тут же поднял взгляд, разыскивая императора, и испытал следующее потрясение, надолго выбившее его из колеи. Ему, конечно, удалось удержать себя в рамках приличия, и он надеялся, что никто особо не обратил внимания на его вытаращенные глаза и приоткрытый от удивления рот.
Ортон I Агилольфинг выглядел совсем молодым. Он вовсе не походил на повелителя необъятных земель, облеченного абсолютной, неограниченной властью. По случаю торжеств император был одет во все белое, и этот цвет удивительно шел его черным длинным волосам и синим глазам, его бледному, вытянутому лицу с тонкими, правильными чертами. Когда природа или Господь создавали Ортона, они не пожалели усилий. Молодой человек с безупречной внешностью и такими же безупречными манерами с первого взгляда привлекал к себе не только умы, но и сердца людей. Поговаривали, впрочем, что искусство обаять собеседника – это обязательный предмет для Агилольфингов в пору их учения.
Трою он показался ненамного старше его самого. Зато фигура у Ортона была явно мощнее, и даже в скупых его движениях проглядывала та грация, которая приобретается долгими годами постоянных тренировок и свидетельствует о прекрасном владении собственным телом.
Император сидел прямо, вытянув стройные, неприлично красивые для мужчины ноги, обтянутые белой лайкой шитых серебром сапог. Жемчуга и опалы, украшавшие строгий костюм, бросали на его лицо матовый отблеск, заставляя ярче сиять миндалевидные глаза. Выразительная мимика передавала самые тонкие оттенки его настроения.
Ортон Агилольфинг вежливо улыбался королю Лодовику, занимавшему трон, расположенный на возвышении напротив императорского (Великий Роан никогда не стремился ущемить и уязвить самолюбие коронованных особ). Но Троя поразило, конечно, не это. А то, что на нижней ступеньке императорского трона он увидел человека, бывшего, вне всяких сомнений, шутом. Шутом, обряженным, как и полагается, в огромный красно-бело-зеленый колпак с бубенцами, в яркие одежды из дорогих тканей, но болтающиеся этакими изысканными псевдолохмотьями, и с шутовским жезлом в руке.
В общем, ничего примечательного в этом шуте не было если бы не его лицо.
Тоже, кстати, лицо как лицо – приятное, даже красивое.
Лицо императора…
Надо заметить, что накануне величайшего дня своей жизни принцесса Арианна чувствовала себя иначе, чем большинство молодых невест. Нельзя сказать, чтобы она испытывала нетерпение, вполне понятное и объяснимое при подобных обстоятельствах, стремление поскорее соединиться со своим будущим супругом, радость или сердечное томление. Нет, она чувствовала себя прескверно. И, как только представилась возможность, сразу отослала фрейлин и служанок из своих покоев, а сама хлопнулась с размаху на широкое и мягкое ложе, сунула голову под подушку, по старой детской привычке, и лишь тогда позволила себе расплакаться. Если быть до конца откровенным, то даже разреветься.
Принцессе было одиноко и страшно.
Конечно, в Великий Роан ее сопровождала огромная свита, в которую вошли самые знатные ее сверстницы, ставшие теперь придворными дамами будущей императрицы, а также наиболее расторопные служанки, покинувшие Лотэр и последовавшие за госпожой. Но отец категорически настоял на том, чтобы старую няню она оставила дома.
Бедная старушка долго металась между обожаемой принцессой и собственными внуками, терзалась и мучилась, но наконец не выдержала и объявила о своем решении умереть на родине. Так что единственного человека, которому Арианна доверяла как самой себе, при ней не было. И откровенно поговорить о том, что ее тревожит, будущая императрица ни с кем не могла.
С малых лет ее готовили к тому, что когда-нибудь она станет женой Ортона I, повелительницей Великого Роана и матерью наследника самого завидного престола в этом мире – что, в общем-то, и являлось единственно главным для ее многочисленной родни. О чувствах жениха и, тем более, невесты речь вообще не шла: особы, облеченные такой властью, как они, несут огромную ответственность за судьбы своих подданных, а потому не имеют права на простые человеческие чувства, особенно на любовь.
Традиция эта сложилась очень, очень давно, когда, потерпев поражение от легендарного императора Брагана Агилольфинга, король Отто Майнинген решил дело полюбовно. Заключая брак с наследницей Лотэра, император – кем бы он ни был – покупал мир на северных границах, выход к океану Гломм, а также постоянный доступ к дешевому дереву и пушнине – пожалуй, единственному, чем был богат Лотэр. А Майнингены таким образом платили за собственное благополучие и гарантированную защиту в случае столкновения с кем-нибудь из агрессивных соседей. Эти связи между двумя странами за истекшие восемь веков только укрепились и разрослись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Посол был уже у него в комнате, одетый и причесанный особенно тщательно. От внимания Троя не укрылось, что Шовелен предпочел одеться по столичной моде: в высокие сафьяновые сапоги, синий бархатный колет с прорезями на пышных рукавах и небесно-голубую шелковую рубаху простого покроя с широким отложным воротником. В правом ухе графа сверкал звездчатый сапфир. Избранная гамма подчеркивала и усиливала и без того бездонную синеву его глаз и убавляла лет этак пятнадцать-двадцать.
– Дядюшка! – вскричал Трои, садясь в необъятной постели. – Будь девицей, влюбился бы в вас всенепременно.
– Тогда хорошо, что ты не девица, – ворчливо ответил граф, стараясь сдержать довольную улыбку. – Вставай, лежебока. Умывайся, будем наряжать тебя со всей обстоятельностью, соответствующей важности момента. То есть – по-королевски.
Шовелен взялся за дело серьезно, и потому Трои был готов через полчаса. Костюм вишневого цвета с золотым шитьем чрезвычайно шел ему. Украшения из бриллиантов и гранатов придавали особый шик, но не бросались в глаза.
Граф особенно часто упоминал, что все истинно красивые и дорогие вещи не должны затмевать своего хозяина и привлекать к себе внимание. Изысканный вкус требует, чтобы предметы и украшения только подчеркивали внешность своего обладателя, и не более.
Принесшие завтрак молоденькие служанки немедленно зарделись при одном только взгляде на юношу, что было особо отмечено и оценено как хороший признак.
Посол позавтракал со вкусом и аппетитом. Будучи человеком искушенным, он догадывался, что как следует отдохнуть и поесть сегодня им не удастся: приемы длятся долго и отнимают много сил. Но, как он ни уговаривал Троя, как ни соблазнял разнообразными кулинарными шедеврами, юноша отказывался. Он был слишком взволнован предстоящим событием, и кусок просто не лез ему в горло. Наконец появился лакей с сообщением, что император готовится к выходу и гости собираются в парадном зале.
Выйдя из своих апартаментов, Трои и Шовелен присоединились к свите своего повелителя – короля Лодовика – и пошагали бесконечными коридорами по направлению к парадному залу. Вскоре юноша перестал удивляться увиденному, потому что обычный разум в состоянии вместить только определенное количество впечатлений, а затем, чтобы не повредиться, отсеивает все лишнее. Именно по этой причине Трои как должное воспринимал и полированные яшмовые полы, поражающие естественными узорами камня; и ониксовые колонны, поддерживающие потолки из небесно-голубого лазурита и бирюзы; и невероятное количество золота, серебра и камней, которыми сверкали и искрились почти все предметы. А картины, оружие, статуи и гобелены просто меркли на этом фоне, несмотря на всю свою красоту. Остальные вели себя приблизительно так же, как и молодой человек, – сперва восторгались, но после затихли – есть предел и восхищению. Только король Лодовик выглядел хмурым и подавленным: он давно уже прикинул приблизительную стоимость одного этого коридора и сразу понял, что, заложи он все свое королевство, может, и сумел бы воссоздать это великолепие в своем дворце.
В парадном зале внимание Троя привлекли только люди. Это вовсе не значит, что парадный зал больше ничем не поражал глаз, однако придворные императора и его гвардия превзошли все виденные до сей поры чудеса.
Вопреки очевидной роскоши, окружающей их, вельможи и военачальники Великого Роана были одеты скромно и неброско. И от этого только выигрывали, выделялись на фоне ослепительной обстановки. Граф Шовелен, пользуясь тем, что в огромной зале находилось не менее тысячи человек и все они перешептывались, отчего было довольно шумно, обратил внимание своего племянника на костюмы. В них преобладала сдержанная гамма, и предпочтение явно отдавалось черному, белому и жемчужно-серому цветам. Встречались и более яркие одежды, но они ни в коем случае не были пестрыми. Драгоценности, стоившие целое состояние, тоже не бросались в глаза, а только дополняли ансамбль, придавая ему изысканность и шик. Из всех членов свиты короля Лодовика только граф и его племянник могли похвастаться таким же стилем.
Придворные дамы моментально покорили сердце молодого повесы, причем все скопом. Он переводил восхищенный взгляд с одного свежего и милого лица на другое – очаровательное и сияющее зрелой, полновесной красотой – и никак не мог определить для себя, какое же нравится ему больше. Молоденькие фрейлины привлекали его своей безыскусностыо и естественностью; остальные женщины пребывали в удивительном состоянии неопределенного возраста, преимущества которого проявлялись в изысканности, пикантности и обаянии – короче, в том, что приходит только с годами.
Где-то там, на другом конце бескрайнего поля, император принимал поздравления от союзных монархов. Тот, кто не приехал сам, прислал пышные посольства. А среди множества подарков обязательно находился хотя бы один особенный, со смыслом, имеющий символическое значение, и его вручали лично Ортону I, произнося при этом речь. Каким бы кратким ни старался быть каждый оратор, в общей сложности они говорили слишком долго. А поскольку очередь Лодовика еще не наступила, то Трои даже разглядеть императора не мог из-за бушующего человеческого моря.
Поневоле блуждающий взгляд его, пресытившись женской красотой, перебрался на солдат императорской гвардии. Тут Трои аж задохнулся и с удивлением спросил себя: как же он их раньше не заметил?
Воины эти были не просто высокими и хорошо сложенными. Возможно, именно так и выглядят небожители, просто люди об этом не знают. Все, как один, гвардейцы были выше на голову самого высокого человека, которого когда-либо видел Трои. Широкие плечи и мощные грудные клетки казались способными выдержать тяжесть горных хребтов или удары таранов. Лица воинов – удлиненные, с тонкими, аристократическими чертами – были как-то непривычно красивы и безмятежно спокойны. И, хотя Трои видел множество непохожих друг на друга людей, роанские воины поразили его воображение – впрочем, если бы юноше пришлось объяснять чем, то он бы наверняка не справился с этой задачей. Зато поражаться и восхищаться нарядами он мог с чистой совестью: одеты и вооружены гвардейцы были и вовсе удивительно – это бросилось в глаза всем.
Выросший в графском замке, обученный воинскому искусству лучшими учителями, каких только можно купить за деньги, посетивший затем множество стран, Трои знал толк в доспехах и оружии. Тем более его потрясли латы гвардейцев – черные, с зеленоватым отливом, крылатыми наплечниками и с двумя рядами шипов вдоль позвоночника. Шлемы были выполнены в виде голов драконов, и над лбами горели в металле рубиновые или изумрудные глаза. Высокие гребни опускались до середины лопаток. Тонкие талии были перетянуты черными поясами, на которых висело в ножнах по десять метательных ножей. Основное же оружие у каждого гвардейца было свое, выбранное сообразно собственным вкусам и пожеланиям. Тот, кто знал толк в таких вещах, с уверенностью мог сказать, что мечи, секиры, копья и кинжалы императорских воинов стоят гораздо дороже многих сокровищ, хранящихся во дворце. Нигде и никогда в мире не появлялось что-либо подобное. И Трои откровенно любовался воинами до тех пор, пока дядя не привел его в чувство, тронув за локоть. Оказалось, что сейчас речь держит Лодовик Альворанский, а свита его, соответственно, находится у самого трона.
Юноша тут же поднял взгляд, разыскивая императора, и испытал следующее потрясение, надолго выбившее его из колеи. Ему, конечно, удалось удержать себя в рамках приличия, и он надеялся, что никто особо не обратил внимания на его вытаращенные глаза и приоткрытый от удивления рот.
Ортон I Агилольфинг выглядел совсем молодым. Он вовсе не походил на повелителя необъятных земель, облеченного абсолютной, неограниченной властью. По случаю торжеств император был одет во все белое, и этот цвет удивительно шел его черным длинным волосам и синим глазам, его бледному, вытянутому лицу с тонкими, правильными чертами. Когда природа или Господь создавали Ортона, они не пожалели усилий. Молодой человек с безупречной внешностью и такими же безупречными манерами с первого взгляда привлекал к себе не только умы, но и сердца людей. Поговаривали, впрочем, что искусство обаять собеседника – это обязательный предмет для Агилольфингов в пору их учения.
Трою он показался ненамного старше его самого. Зато фигура у Ортона была явно мощнее, и даже в скупых его движениях проглядывала та грация, которая приобретается долгими годами постоянных тренировок и свидетельствует о прекрасном владении собственным телом.
Император сидел прямо, вытянув стройные, неприлично красивые для мужчины ноги, обтянутые белой лайкой шитых серебром сапог. Жемчуга и опалы, украшавшие строгий костюм, бросали на его лицо матовый отблеск, заставляя ярче сиять миндалевидные глаза. Выразительная мимика передавала самые тонкие оттенки его настроения.
Ортон Агилольфинг вежливо улыбался королю Лодовику, занимавшему трон, расположенный на возвышении напротив императорского (Великий Роан никогда не стремился ущемить и уязвить самолюбие коронованных особ). Но Троя поразило, конечно, не это. А то, что на нижней ступеньке императорского трона он увидел человека, бывшего, вне всяких сомнений, шутом. Шутом, обряженным, как и полагается, в огромный красно-бело-зеленый колпак с бубенцами, в яркие одежды из дорогих тканей, но болтающиеся этакими изысканными псевдолохмотьями, и с шутовским жезлом в руке.
В общем, ничего примечательного в этом шуте не было если бы не его лицо.
Тоже, кстати, лицо как лицо – приятное, даже красивое.
Лицо императора…
Надо заметить, что накануне величайшего дня своей жизни принцесса Арианна чувствовала себя иначе, чем большинство молодых невест. Нельзя сказать, чтобы она испытывала нетерпение, вполне понятное и объяснимое при подобных обстоятельствах, стремление поскорее соединиться со своим будущим супругом, радость или сердечное томление. Нет, она чувствовала себя прескверно. И, как только представилась возможность, сразу отослала фрейлин и служанок из своих покоев, а сама хлопнулась с размаху на широкое и мягкое ложе, сунула голову под подушку, по старой детской привычке, и лишь тогда позволила себе расплакаться. Если быть до конца откровенным, то даже разреветься.
Принцессе было одиноко и страшно.
Конечно, в Великий Роан ее сопровождала огромная свита, в которую вошли самые знатные ее сверстницы, ставшие теперь придворными дамами будущей императрицы, а также наиболее расторопные служанки, покинувшие Лотэр и последовавшие за госпожой. Но отец категорически настоял на том, чтобы старую няню она оставила дома.
Бедная старушка долго металась между обожаемой принцессой и собственными внуками, терзалась и мучилась, но наконец не выдержала и объявила о своем решении умереть на родине. Так что единственного человека, которому Арианна доверяла как самой себе, при ней не было. И откровенно поговорить о том, что ее тревожит, будущая императрица ни с кем не могла.
С малых лет ее готовили к тому, что когда-нибудь она станет женой Ортона I, повелительницей Великого Роана и матерью наследника самого завидного престола в этом мире – что, в общем-то, и являлось единственно главным для ее многочисленной родни. О чувствах жениха и, тем более, невесты речь вообще не шла: особы, облеченные такой властью, как они, несут огромную ответственность за судьбы своих подданных, а потому не имеют права на простые человеческие чувства, особенно на любовь.
Традиция эта сложилась очень, очень давно, когда, потерпев поражение от легендарного императора Брагана Агилольфинга, король Отто Майнинген решил дело полюбовно. Заключая брак с наследницей Лотэра, император – кем бы он ни был – покупал мир на северных границах, выход к океану Гломм, а также постоянный доступ к дешевому дереву и пушнине – пожалуй, единственному, чем был богат Лотэр. А Майнингены таким образом платили за собственное благополучие и гарантированную защиту в случае столкновения с кем-нибудь из агрессивных соседей. Эти связи между двумя странами за истекшие восемь веков только укрепились и разрослись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68