Ну? Раз, два...
Ленч обошелся Ронни в триста семьдесят пять долларов, вконец подорвав
ее финансовое положение. В кармане остались лишь две двадцатки и десят-
ка, что с трудом покрыло бы расходы на бензин.
Бело-желтый "бьюик" тронулся от бара, и посмотреть на это "величай-
шее" событие собрался чуть ли не весь город.
Девушка решила, что у всей этой истории есть одна положительная сто-
рона - жители города Тайлера теперь станут с большим почтением отно-
ситься к приезжим. В остальном же, репортаж оборачивался чистым разоре-
нием. Но, - Ронни не переставала удивляться на себя сегодня - ее это ни-
чуть не раздражало. Напротив, она испытывала чувство, похожее на удо-
вольствие, когда заботилась о большом ребенке, называемом унисолом, или
Джи-эр'44. И чем дальше, тем оно становилось сильнее.
Горожане, в особенности те, кто стал свидетелем потасовки, уважи-
тельно расступились, пропуская машину.
- Как тебе это нравится? - спросила девушка унисола. - Не хватает
только праздничного фейерверка.
"Бьюик" прокатился по улице и свернул за угол, навсегда исчезая из
жизни этого "славного" городишки. Как только машина скрылась, повар хму-
ро взглянул на официантку, сплюнул на дощатое крыльцо и пробормотал:
- Пойду разберусь с Бетменом и его ублюдками. Не мешает и с них полу-
чить плату за разбитое стекло.
Кливлед расположился в двухстах милях от Тайлера. Будь у беглецов ма-
шина получше, они без труда добрались бы до госпиталя за два-три часа,
но "бьюик" наконец решил проявить характер. Как ни старался Люк, а
больше тридцати миль ему выжать не удавалось. Дорога, забытая богом и
людьми, казалась совершенно пустынной. Поднимая тучи пыли, развалюха та-
щилась по ней с такой неохотной, словно ее пассажиры направлялись на ав-
томобильное кладбище. По обеим сторонам дороги то и дело появлялись ука-
затели и рекламные щиты, причем большая часть из них почему-то оказыва-
лась изрешеченной пулями. Вероятно, это было одно из самых распростра-
ненных развлечений Тайлера и его окрестностей. Кроме, разумеется, ПРИЕЗ-
ЖИХ.
"Но теперь-то это займет лидирующее положение", - усмехнулась Ронни.
- Ты позвонила доктору Грегору? - ни с того ни с сего спросил унисол.
- Конечно. Я вообще успела сделать массу дел, пока ты развлекался.
- Массу дел? - Удивленно переспросил Люк.
По его виду девушка сообразила, что он не понимает смысла этого выра-
жения.
- Ну да. Я успела выяснить, что доктор Кристофер Грегор имел самое
непосредственное отношение к проекту "Унисол". Он прекрасно помнит пол-
ковника Перри и отказывается говорить с любым человеком, знающим о про-
екте. Собственно, доктор сам не подходит к телефону. Мне пришлось разго-
варивать с кем-то из обслуживающего персонала.
- Ты уже знаешь, что делать дальше? - унисол смотрел на нее, как на
спасательный круг, брошенный утопленнику.
- Конечно. У репортеров существует несколько способов добывания ин-
формации. Хотя, вряд ли они понадобятся.
- Почему?
- Господи! - вздохнула Ронни. - Знаешь, милый, ты иногда меня шокиру-
ешь. Да, наверное, не только меня. Так вот. Ни один из этих способов нам
не понадобится, потому что есть ты. Понял, наконец? Я думаю, доктор не
захочет рисковать своей репутацией и клиентурой. У обычных людей и поли-
цейских это называется шантаж. У репортеров несколько иначе. Как бы там
ни было, мы узнаем у Грегора кое-что о твоем прошлом. Поверь уж мне на
слово.
Солнце припало к горизонту, словно огромный кроваво-желтый шар.
Зверь, пришедший в ночи и пьющий прохладу вечера из-за кромки земли. Не-
бо начало темнеть. Из оранжево-красного оно становилось светлоголубым,
постепенно окрашиваясь в более темный, почти синий цвет. Желтые крупицы
звезд уже начали мерцать на покатом куполе, оберегая пока еще блеклый
молодой месяц.
Уже рассеивалась дневная жара и в воздухе явно обозначились запахи.
Но теперь они были не тяжелыми и ошеломляющими, а более тонкими, дробя-
щимися на сотни оттенков. Они доносили до людей душу прерии такой, какой
ее чувствуют животные со своим острым обонянием. На несколько мгновений
вечер позволял людям заглянуть в непонятную для них жизнь, ощутить ее в
полной мере, вобрать в свои легкие глубоким вдохом и выдохнуть, оставив
на языке привкус сладкого нектара трав и цветов. А еще в вечере были
звуки. Такие же разнообразные, живые, четко различимые в тишине.
Ронни не привыкла к подобному в большом городе. Там и днем и ночью
можно было услышать лишь шум машин, людские голоса, да завывание ветра,
гуляющего в каньонах улиц. А из целой гаммы существующих в природе запа-
хов четко ощутимы были только три: гудрона, бензиновых выхлопов и смога.
То, что происходило сейчас, казалось девушке настолько удивительным и
прекрасным, что она засмеялась.
Ронни чувствовала себя человеком, открывшим Америку. Но не известную
всем, с автомобилями, огнями реклам, небоскребами, самолетами и прочими
подарками цивилизации, а дикую, живую, прекрасную в своей первозданной
красоте.
Надо же, она - второй вечер подряд! - обходилась без Ти-Ви. С ума
можно сойти. Еще неделю назад Ронни и представить не могла подобного.
Наверное, нечто похожее испытывали индейцы, когда сидели вечером у кост-
ра.
Мы совершенно разучились видеть, подумала девушка. Видеть и слышать.
Мало того. Мы HЕ ХОТИМ видеть и слышать что-то другое, кроме города и
звука своих собственных шагов, отдающихся в лабиринтах домов. Мы забыли,
как пахнет трава. И как шумят деревья. Не те, что можно увидеть в пар-
ках, а дикие, растущие в такой вот прерии. Мы забыли, как пахнет ветер.
Не тот, что несет с собой гарь и "ароматы" города, а свежий, свободный.
Мы забыли, что такое СВОБОДА, привыкнув понимать под этим словом бетон-
ные коробки, в которых проводим свою жизнь и выбираемся в эту призрачную
свободу раз в году, на две недели, чтобы потом целый год вспоминать ее
со щемящей тоской.
Да и та природа, в которую мы окунаемся, цивилизованна. Мы давно уже
не можем представить свою жизнь без разных мелочей, типа того же Ти-Ви,
телефона, кондиционера и прочей ерунды.
А когда ОДHАЖДЫ, всего на миг, попадаем в прерию - настоящую прерию,
а не "декорацию" в зоопарке - мы теряемся и шепчем:
- БОЖЕ, КАК ПРЕКРАСНО! -
чтобы на следующий день удрать снова в вонючий город, вдохнуть полной
грудью смог и облегченно улыбнуться.
Ронни еще секунду подумала и присовокупила: дерьмо.
- НАША ЖИЗНЬ - ДЕРЬМО -
Унисол воспринимал то, что видела девушка, иначе. Он вспомнил ДОМ.
Вспомнил как раз потому, что жил не в городе. НЕ В ГОРОДКЕ. Их ДОМ стоял
не в самом МЕРО, а в пяти милях на север. Люк не помнил ПРЕРИИ. Там, где
он жил, не было ПРЕРИИ. Там был ЛЕС. А еще СОБАКА. Огромный ротвейлер.
Золотистошоколадный пес по кличке МАРСЕЛЬ. И дом их, большое коричневое
строение, стоял среди огромных толстых вязов. Высоких и гордых. И отец
его часто выходил вместе с матерью вечером посидеть на крыльце в своем
любимом кресле.
А он. Люк Девро, - восьмилетний мальчик - бегал с собакой по лесу и
берегу озера.
- ТАМ БЫЛО ОЗЕРО! -
И из окна дома падал желтый уютный свет. Мягкий, домашний, он прида-
вал вечеру какое-то особенное очарование. И ветер доносил как раз ТАКИЕ
запахи. Свежей травы, цветов и чего-то еще. Настолько воздушного и неве-
сомого, что Люк задохнулся от радости, хотя и понял, что не знает этих
запахов, но глотал их полной грудью.
Марсель, визжа и лая, носился в вечерних сумерках и тыкался холодным
мокрым носом ему в шею, уши, лицо. И Люк смеялся... ТОГДА он мог сме-
яться...
И серо-желтая луна висела в светло-синем небе, отражаясь в спокойной
застывшей воде. И можно было бросить в озеро камешек, и тогда луна рас-
падалась на кусочки, и по воде бежали круги.
А если очень везло, то Люк видел светлячка. Он горел в траве ма-
леньким огоньком, но сразу же гас, как только Люк пробовал подойти бли-
же.
И где-то тихо пел сверчок. И горел белый фонарь над крыльцом ЕГО ДО-
МА.
Ронни казалось, что в такой вечер никому на Земле не может быть пло-
хо. Никому. Но это не соответствовало истине. Плохо - очень плохо - было
по меньшей мере двоим. Вудворту и Спилберду.
- Итак, - сержант поднял пистолет и прошелся по лаборатории. - Я ду-
маю, не ошибусь, если скажу, что вы оба - вьетконговские агенты. Но...
Он оглянулся на холодильную камеру, в которой спали два его солдата.
В данный момент они еще не отошли от холода ванн, но меньше, чем через
час рядовые очнутся и...
Сержант повернулся и пошел в обратном направлении. Тури, где стояли
на коленях двое военнопленных. ПРЕДАТЕЛЕЙ. Скотт ненавидел ИХ даже
больше, чем гуков. Узкоглазые хотя бы воюют против врага, за жизненное
пространство своей страны. Дерьмовой, грязной, вонючей, но своей. А эти
воюют ПРОТИВ своего народа.
- Но... - повторил он, останавливаясь рядом со Спилбердом. - Каждый
из вас имеет определенную ценность. Один большую, второй меньшую. Какой
же какую, а?
Сержант схватил Спилберда за подбородок и рванул голову вверх, так
чтобы видеть глаза.
- Как ты думаешь?
- Я... не знаю... - прохрипел тот.
- Ага. Вот как. И ты не знаешь, - Скотт вздохнул и с показным со-
чувствием добавил. - Ну что ж. Одному из вас предстоит умереть. Но вот
кому? - звонко щелкнул затвор. - А как думаешь ты?
Пистолет ткнулся в голову Вудворта. Доктор молчал.
Он понимал, пока они молчат, есть какой-то шанс выжить. Протянуть
время. Рано или поздно унисол потеряет бдительность. Возможно, им удаст-
ся что-нибудь сделать. Возможно. Но... нет резона умирать просто так.
Надо постараться уничтожить этого монстра. Любыми путями. Любыми. А по
возможности и тех двоих, что отдыхают в креслах. Но пока надо молчать.
Что бы ни случилось.
- Мда, - сержант выглядел искренне огорченным. - Никто из вас ничего
не хочет сказать? - пауза. - Ну ладно. Рядовой Девро такой же шпион, как
и вы, а значит, кто-нибудь должен знать о его планах. Куда он мог пое-
хать? Итак, с кого же мы начнем? Наверное, с тебя.
Скотт ткнул стволом в лоб Спилберда.
- Как называется тот госпиталь, где нас лечили после ранений? Дисло-
кация? Название? Фамилия врача?
- Я не помню, - ответил тот, поднимая глаза.
- Советую вспомнить. Иначе, мне снова придется прибегнуть к допросу
третьей степени. Медик уже знает, насколько мне неприятна эта процедура,
но что поделаешь... Итак. Место, название, фамилия. Считаю до трех. Раз,
два... Упрямству вы тоже учитесь у Ви-Си? Ну что же... Три!
- БАНГ! - Пуля разорвала левое ухо Спилберда, и тот закричал, зажимая
ладонью рану, из которой хлестала кровь.
- Говорят, это освежает память, - констатировал унисол.
Он повернулся и вновь пошел по коридору.
- Могу сообщить, как будут развиваться события дальше. Я буду ВЫHУЖ-
ДЕH отстрелить вам второе ухо, затем прострелить колени, затем локти.
Конечно. Женевская конвенция запрещает подобное обращение с военноплен-
ными, но на войне нельзя не замарать рук. Не так ли? Мне кажется, что
кое-кто из нашей компании уже постиг это на собственном опыте.
Сержант вновь остановился напротив стонущего Спилберда и указал на
его окровавленную руку пистолетом:
- Итак, я повторяю свои вопросы: место, название, фамилия врача.
Спилберд покачивался из стороны в сторону. Кровь просачивалась у него
между пальцами, стекала по щеке и заливала воротник голубой рубашки.
А сержант Эндрю Скотт вдруг отчетливо услышал доносящиеся сквозь шум
дождя мурлыкающие звуки какой-то вьетнамской музыки.
И две стоящие на коленях фигуры поменяли очертания, став тоньше и
меньше. Вьетконговский выродок испуганно уставился на него темными
угольками глаз. Костер прекрасно освещал его лицо, и сержант - как ни
странно - не испытывал к нему злости. Совсем. Просто ТАК было нужно.
Шпионы должны умирать. Всегда. Дождь сползал с волос на лицо, шею, заби-
рался за воротник армейской куртки без рукавов, а повернув голову, Скотт
вдруг обнаружил стоящего в двух шагах Люка Девро. Тот сжимал в руках ав-
томат с непонятым, тщательно скрываемым страхом, почти незаметным для
постороннего глаза. Но не для Скотта...
Он боится! Боится!!!
Вот, значит ПРЕДАТЕЛЬ пришел сам, САМ. "Лягушатник" смелый парень.
Смелый. Что да, то да. Но ему не тягаться с ним. Скоттом. Он окунулся в
эту войну куда раньше, чем этот ублюдок. Гораздо раньше. И он чувствует
ее. Знает все тонкости, запахи, повадки этой войны. Не то что "лягушат-
ник". Ви-Си тоже знают войну, но сержант Эндрю Скотт ощущает себя в ней,
как рыба в воде...
И вдруг... Видение пропало... Осталась лишь мутная дымка.
Да двое стоящих на коленях Ви-Си.
Он судорожно пытался вспомнить, о чем же спрашивал у них, но вместо
воспоминаний зияла черная дыра, словно кто-то аккуратно выстриг ножница-
ми часть его мозга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Ленч обошелся Ронни в триста семьдесят пять долларов, вконец подорвав
ее финансовое положение. В кармане остались лишь две двадцатки и десят-
ка, что с трудом покрыло бы расходы на бензин.
Бело-желтый "бьюик" тронулся от бара, и посмотреть на это "величай-
шее" событие собрался чуть ли не весь город.
Девушка решила, что у всей этой истории есть одна положительная сто-
рона - жители города Тайлера теперь станут с большим почтением отно-
ситься к приезжим. В остальном же, репортаж оборачивался чистым разоре-
нием. Но, - Ронни не переставала удивляться на себя сегодня - ее это ни-
чуть не раздражало. Напротив, она испытывала чувство, похожее на удо-
вольствие, когда заботилась о большом ребенке, называемом унисолом, или
Джи-эр'44. И чем дальше, тем оно становилось сильнее.
Горожане, в особенности те, кто стал свидетелем потасовки, уважи-
тельно расступились, пропуская машину.
- Как тебе это нравится? - спросила девушка унисола. - Не хватает
только праздничного фейерверка.
"Бьюик" прокатился по улице и свернул за угол, навсегда исчезая из
жизни этого "славного" городишки. Как только машина скрылась, повар хму-
ро взглянул на официантку, сплюнул на дощатое крыльцо и пробормотал:
- Пойду разберусь с Бетменом и его ублюдками. Не мешает и с них полу-
чить плату за разбитое стекло.
Кливлед расположился в двухстах милях от Тайлера. Будь у беглецов ма-
шина получше, они без труда добрались бы до госпиталя за два-три часа,
но "бьюик" наконец решил проявить характер. Как ни старался Люк, а
больше тридцати миль ему выжать не удавалось. Дорога, забытая богом и
людьми, казалась совершенно пустынной. Поднимая тучи пыли, развалюха та-
щилась по ней с такой неохотной, словно ее пассажиры направлялись на ав-
томобильное кладбище. По обеим сторонам дороги то и дело появлялись ука-
затели и рекламные щиты, причем большая часть из них почему-то оказыва-
лась изрешеченной пулями. Вероятно, это было одно из самых распростра-
ненных развлечений Тайлера и его окрестностей. Кроме, разумеется, ПРИЕЗ-
ЖИХ.
"Но теперь-то это займет лидирующее положение", - усмехнулась Ронни.
- Ты позвонила доктору Грегору? - ни с того ни с сего спросил унисол.
- Конечно. Я вообще успела сделать массу дел, пока ты развлекался.
- Массу дел? - Удивленно переспросил Люк.
По его виду девушка сообразила, что он не понимает смысла этого выра-
жения.
- Ну да. Я успела выяснить, что доктор Кристофер Грегор имел самое
непосредственное отношение к проекту "Унисол". Он прекрасно помнит пол-
ковника Перри и отказывается говорить с любым человеком, знающим о про-
екте. Собственно, доктор сам не подходит к телефону. Мне пришлось разго-
варивать с кем-то из обслуживающего персонала.
- Ты уже знаешь, что делать дальше? - унисол смотрел на нее, как на
спасательный круг, брошенный утопленнику.
- Конечно. У репортеров существует несколько способов добывания ин-
формации. Хотя, вряд ли они понадобятся.
- Почему?
- Господи! - вздохнула Ронни. - Знаешь, милый, ты иногда меня шокиру-
ешь. Да, наверное, не только меня. Так вот. Ни один из этих способов нам
не понадобится, потому что есть ты. Понял, наконец? Я думаю, доктор не
захочет рисковать своей репутацией и клиентурой. У обычных людей и поли-
цейских это называется шантаж. У репортеров несколько иначе. Как бы там
ни было, мы узнаем у Грегора кое-что о твоем прошлом. Поверь уж мне на
слово.
Солнце припало к горизонту, словно огромный кроваво-желтый шар.
Зверь, пришедший в ночи и пьющий прохладу вечера из-за кромки земли. Не-
бо начало темнеть. Из оранжево-красного оно становилось светлоголубым,
постепенно окрашиваясь в более темный, почти синий цвет. Желтые крупицы
звезд уже начали мерцать на покатом куполе, оберегая пока еще блеклый
молодой месяц.
Уже рассеивалась дневная жара и в воздухе явно обозначились запахи.
Но теперь они были не тяжелыми и ошеломляющими, а более тонкими, дробя-
щимися на сотни оттенков. Они доносили до людей душу прерии такой, какой
ее чувствуют животные со своим острым обонянием. На несколько мгновений
вечер позволял людям заглянуть в непонятную для них жизнь, ощутить ее в
полной мере, вобрать в свои легкие глубоким вдохом и выдохнуть, оставив
на языке привкус сладкого нектара трав и цветов. А еще в вечере были
звуки. Такие же разнообразные, живые, четко различимые в тишине.
Ронни не привыкла к подобному в большом городе. Там и днем и ночью
можно было услышать лишь шум машин, людские голоса, да завывание ветра,
гуляющего в каньонах улиц. А из целой гаммы существующих в природе запа-
хов четко ощутимы были только три: гудрона, бензиновых выхлопов и смога.
То, что происходило сейчас, казалось девушке настолько удивительным и
прекрасным, что она засмеялась.
Ронни чувствовала себя человеком, открывшим Америку. Но не известную
всем, с автомобилями, огнями реклам, небоскребами, самолетами и прочими
подарками цивилизации, а дикую, живую, прекрасную в своей первозданной
красоте.
Надо же, она - второй вечер подряд! - обходилась без Ти-Ви. С ума
можно сойти. Еще неделю назад Ронни и представить не могла подобного.
Наверное, нечто похожее испытывали индейцы, когда сидели вечером у кост-
ра.
Мы совершенно разучились видеть, подумала девушка. Видеть и слышать.
Мало того. Мы HЕ ХОТИМ видеть и слышать что-то другое, кроме города и
звука своих собственных шагов, отдающихся в лабиринтах домов. Мы забыли,
как пахнет трава. И как шумят деревья. Не те, что можно увидеть в пар-
ках, а дикие, растущие в такой вот прерии. Мы забыли, как пахнет ветер.
Не тот, что несет с собой гарь и "ароматы" города, а свежий, свободный.
Мы забыли, что такое СВОБОДА, привыкнув понимать под этим словом бетон-
ные коробки, в которых проводим свою жизнь и выбираемся в эту призрачную
свободу раз в году, на две недели, чтобы потом целый год вспоминать ее
со щемящей тоской.
Да и та природа, в которую мы окунаемся, цивилизованна. Мы давно уже
не можем представить свою жизнь без разных мелочей, типа того же Ти-Ви,
телефона, кондиционера и прочей ерунды.
А когда ОДHАЖДЫ, всего на миг, попадаем в прерию - настоящую прерию,
а не "декорацию" в зоопарке - мы теряемся и шепчем:
- БОЖЕ, КАК ПРЕКРАСНО! -
чтобы на следующий день удрать снова в вонючий город, вдохнуть полной
грудью смог и облегченно улыбнуться.
Ронни еще секунду подумала и присовокупила: дерьмо.
- НАША ЖИЗНЬ - ДЕРЬМО -
Унисол воспринимал то, что видела девушка, иначе. Он вспомнил ДОМ.
Вспомнил как раз потому, что жил не в городе. НЕ В ГОРОДКЕ. Их ДОМ стоял
не в самом МЕРО, а в пяти милях на север. Люк не помнил ПРЕРИИ. Там, где
он жил, не было ПРЕРИИ. Там был ЛЕС. А еще СОБАКА. Огромный ротвейлер.
Золотистошоколадный пес по кличке МАРСЕЛЬ. И дом их, большое коричневое
строение, стоял среди огромных толстых вязов. Высоких и гордых. И отец
его часто выходил вместе с матерью вечером посидеть на крыльце в своем
любимом кресле.
А он. Люк Девро, - восьмилетний мальчик - бегал с собакой по лесу и
берегу озера.
- ТАМ БЫЛО ОЗЕРО! -
И из окна дома падал желтый уютный свет. Мягкий, домашний, он прида-
вал вечеру какое-то особенное очарование. И ветер доносил как раз ТАКИЕ
запахи. Свежей травы, цветов и чего-то еще. Настолько воздушного и неве-
сомого, что Люк задохнулся от радости, хотя и понял, что не знает этих
запахов, но глотал их полной грудью.
Марсель, визжа и лая, носился в вечерних сумерках и тыкался холодным
мокрым носом ему в шею, уши, лицо. И Люк смеялся... ТОГДА он мог сме-
яться...
И серо-желтая луна висела в светло-синем небе, отражаясь в спокойной
застывшей воде. И можно было бросить в озеро камешек, и тогда луна рас-
падалась на кусочки, и по воде бежали круги.
А если очень везло, то Люк видел светлячка. Он горел в траве ма-
леньким огоньком, но сразу же гас, как только Люк пробовал подойти бли-
же.
И где-то тихо пел сверчок. И горел белый фонарь над крыльцом ЕГО ДО-
МА.
Ронни казалось, что в такой вечер никому на Земле не может быть пло-
хо. Никому. Но это не соответствовало истине. Плохо - очень плохо - было
по меньшей мере двоим. Вудворту и Спилберду.
- Итак, - сержант поднял пистолет и прошелся по лаборатории. - Я ду-
маю, не ошибусь, если скажу, что вы оба - вьетконговские агенты. Но...
Он оглянулся на холодильную камеру, в которой спали два его солдата.
В данный момент они еще не отошли от холода ванн, но меньше, чем через
час рядовые очнутся и...
Сержант повернулся и пошел в обратном направлении. Тури, где стояли
на коленях двое военнопленных. ПРЕДАТЕЛЕЙ. Скотт ненавидел ИХ даже
больше, чем гуков. Узкоглазые хотя бы воюют против врага, за жизненное
пространство своей страны. Дерьмовой, грязной, вонючей, но своей. А эти
воюют ПРОТИВ своего народа.
- Но... - повторил он, останавливаясь рядом со Спилбердом. - Каждый
из вас имеет определенную ценность. Один большую, второй меньшую. Какой
же какую, а?
Сержант схватил Спилберда за подбородок и рванул голову вверх, так
чтобы видеть глаза.
- Как ты думаешь?
- Я... не знаю... - прохрипел тот.
- Ага. Вот как. И ты не знаешь, - Скотт вздохнул и с показным со-
чувствием добавил. - Ну что ж. Одному из вас предстоит умереть. Но вот
кому? - звонко щелкнул затвор. - А как думаешь ты?
Пистолет ткнулся в голову Вудворта. Доктор молчал.
Он понимал, пока они молчат, есть какой-то шанс выжить. Протянуть
время. Рано или поздно унисол потеряет бдительность. Возможно, им удаст-
ся что-нибудь сделать. Возможно. Но... нет резона умирать просто так.
Надо постараться уничтожить этого монстра. Любыми путями. Любыми. А по
возможности и тех двоих, что отдыхают в креслах. Но пока надо молчать.
Что бы ни случилось.
- Мда, - сержант выглядел искренне огорченным. - Никто из вас ничего
не хочет сказать? - пауза. - Ну ладно. Рядовой Девро такой же шпион, как
и вы, а значит, кто-нибудь должен знать о его планах. Куда он мог пое-
хать? Итак, с кого же мы начнем? Наверное, с тебя.
Скотт ткнул стволом в лоб Спилберда.
- Как называется тот госпиталь, где нас лечили после ранений? Дисло-
кация? Название? Фамилия врача?
- Я не помню, - ответил тот, поднимая глаза.
- Советую вспомнить. Иначе, мне снова придется прибегнуть к допросу
третьей степени. Медик уже знает, насколько мне неприятна эта процедура,
но что поделаешь... Итак. Место, название, фамилия. Считаю до трех. Раз,
два... Упрямству вы тоже учитесь у Ви-Си? Ну что же... Три!
- БАНГ! - Пуля разорвала левое ухо Спилберда, и тот закричал, зажимая
ладонью рану, из которой хлестала кровь.
- Говорят, это освежает память, - констатировал унисол.
Он повернулся и вновь пошел по коридору.
- Могу сообщить, как будут развиваться события дальше. Я буду ВЫHУЖ-
ДЕH отстрелить вам второе ухо, затем прострелить колени, затем локти.
Конечно. Женевская конвенция запрещает подобное обращение с военноплен-
ными, но на войне нельзя не замарать рук. Не так ли? Мне кажется, что
кое-кто из нашей компании уже постиг это на собственном опыте.
Сержант вновь остановился напротив стонущего Спилберда и указал на
его окровавленную руку пистолетом:
- Итак, я повторяю свои вопросы: место, название, фамилия врача.
Спилберд покачивался из стороны в сторону. Кровь просачивалась у него
между пальцами, стекала по щеке и заливала воротник голубой рубашки.
А сержант Эндрю Скотт вдруг отчетливо услышал доносящиеся сквозь шум
дождя мурлыкающие звуки какой-то вьетнамской музыки.
И две стоящие на коленях фигуры поменяли очертания, став тоньше и
меньше. Вьетконговский выродок испуганно уставился на него темными
угольками глаз. Костер прекрасно освещал его лицо, и сержант - как ни
странно - не испытывал к нему злости. Совсем. Просто ТАК было нужно.
Шпионы должны умирать. Всегда. Дождь сползал с волос на лицо, шею, заби-
рался за воротник армейской куртки без рукавов, а повернув голову, Скотт
вдруг обнаружил стоящего в двух шагах Люка Девро. Тот сжимал в руках ав-
томат с непонятым, тщательно скрываемым страхом, почти незаметным для
постороннего глаза. Но не для Скотта...
Он боится! Боится!!!
Вот, значит ПРЕДАТЕЛЬ пришел сам, САМ. "Лягушатник" смелый парень.
Смелый. Что да, то да. Но ему не тягаться с ним. Скоттом. Он окунулся в
эту войну куда раньше, чем этот ублюдок. Гораздо раньше. И он чувствует
ее. Знает все тонкости, запахи, повадки этой войны. Не то что "лягушат-
ник". Ви-Си тоже знают войну, но сержант Эндрю Скотт ощущает себя в ней,
как рыба в воде...
И вдруг... Видение пропало... Осталась лишь мутная дымка.
Да двое стоящих на коленях Ви-Си.
Он судорожно пытался вспомнить, о чем же спрашивал у них, но вместо
воспоминаний зияла черная дыра, словно кто-то аккуратно выстриг ножница-
ми часть его мозга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45