Нежданно-негаданно в отдалении, но отчетливо и раскатисто, зазвучали
длинные выстрелы.
- Все, - устало сказал Сырцов. - Охота началась. Теперь по старику
будут палить без размышлений.
...Смирнов тоже услышал охоту. Он прилег и приложил ухо к земле, в
паузах между выстрелами стараясь услышать преследователя. И услышал.
Шуршание и осторожные шаги метрах в трехстах сзади. Смирнов уселся на
земле по-турецки, расстегнулся, перевел "Узи" с закрытой спины на открытую
грудь, перевел парабеллум из збруи во внешний карман и, предварительно
вздохнув, продолжил путь.
Он будет теперь стрелять. Смирнов сам загнал его в положение, когда
удачный выстрел в Смирнова - единственный его выход.
Уходил от таких Смирнов, даже если с собаками были. Уходил, но тогда
ему было двадцать два, а сейчас шестьдесят восемь. Все, все отобрали у
него эти сорок шесть лет, за исключением одного: сейчас он не боялся
смерти, а, значит, ничего не боялся. Страха, который мешает мысли
мгновенно соображать и ориентироваться, нет в нем. Итак, могучее
тренированное тело с достаточно твердыми условными рефлексами на
рациональное быстрое убийство и маленькой-маленькой мыслишкой - чувством:
где-то в мозжечке, что умирать совсем не хочется. Итак, прострелянный,
изломанный судьбой и годами на грани не только морального, но и
физического износа организм, и ясная, просчитывающая, как компьютер, все
возможные варианты голова, которая освобождена от предчувствия смерти и
страха смерти. Дуэль.
Смирнов искал подходящую площадку, и поэтому опять пошел вверх - к
сухой траве, к разрывам в зарослях, к пространству; дающему свободу
маневра. Вот он, безлесый пригорок. Смирнов рванул так, как только мог.
Преследователь, вырвавшийся из зарослей, увидел Смирновскую голову,
скрывающуюся в кустах на той стороне поляны, и на вскидку, почти не
целясь, выстрелил. Форменная каскетка слетела с гибкой ветки орешника.
Смирнов дернул вторую веревку, и "Узи" справа дал ответную очередь.
По тому, как преследователь не очень (лишь прикрыл винчестером лицо)
испугался "Узи", Смирнов понял, что он в бронежилете. Преследователь
ползком вернулся в заросли и затих.
И Смирнов бесшумно пополз. К присобаченному в розетке двух ветвей
"Узи". По всем правилам, он должен был менять позицию. Он-то менял, а
"Узи" - нет. Опять тишина, лишь изредка нарушаемая дальними выстрелами.
Смирнов включил магнитофон и отшвырнул его в сторону метров на двадцать.
Только бы не разбился. Не разбился - в глухом заповедном лесу
темпераментно заверещала Пугачева:
- Делу время, делу время,
Потехе - час.
Винчестер, дважды выстрелил на звук, но Пугачеву убить не смог.
Знаменитая певица продолжала петь. Все-таки отлично они натасканы. Если бы
у него в руках было нечто более компактное, чем двухаршинный винчестер,
быть бы Смирнову с дыркой. Молниеносная реакция паренька. Тренированным
чувством опасности он ощутил надвигающуюся смерть и мгновенно
развернувшись, выстрелил первым. Тяжелая пуля на кабана оторвала
беззвездочный погон с утепленной смирновской униформы. Но во второй раз
Смирнов не дал ему выстрелить. Крякнул парабеллум, и пуля вошла в
щегольски раскрытую обнаженную мощную шею. Пришлось стрелять в эту
красивую молодую шею: выстрел в ноги-руки проблемы смирновской
безопасности не решали, голова загорожена винчестером, а туловище прикрыто
бронежилетом. Пришлось стрелять в шею.
Смирнов присел на корточки рядом, спросил, успокаивая себя:
- Зачем ты охотился на старика? Что я тебе лично плохого сделал?
Толчками выплескивалась из развороченной аорты алая кровь, и вместе с
кровью уходила жизнь из могучего тренированного тела. Сонными становились
глаза, и, как ко сну, размягчались мышцы. Вот и все. Не жалко было
Смирнову паренька, не жалел он профессиональных убийц.
Покряхтывая, он собрал все свои цацки: "Узи", магнитофон, каскетку.
Каскетка была некондиционна, не было по сути, каскетки - один козырек, да
камуфлированная рвань вокруг него. Занятная это штука - пуля на кабана.
Смирнов без содрогания представил, что сделала бы эта пуля с его башкой. А
каскетка ему нужна, просто необходима.
Смирнов вернулся к покойнику. Соскочившая с него каскетка валялась
рядом, слава богу, не в крови. Смирнов примерил ее - была как раз - примял
по-своему, до конца оторвал подстрелянный погон и вместе с остатками своей
каскетки запихнул в один из бесчисленных карманов униформы.

60
Не охота - гон. Грамотный генерал по незапланированным выстрелам
понял, что к чему. И в первую очередь то, что его собственная игра в
подставку раскрыта. И враз все переменил. Теперь не он мнимый объект
Смирновской охоты, теперь Смирнов - реальный зверь, которого в любом
случае надо загнать до смерти.
Три волкодава во главе с опытным псарем - это уже многовато. Дважды
Смирнов испытывал шансы один к трем в их пользу, проходил сквозь цепь. Это
было необходимо, ему нужно было определенное направление. По матерному
хрипу, по яростной готовности продолжать гон до победного конца, Смирнов
понял, что генерал предусмотрительно показал троице, что осталось от их
дружка.
Пощады Смирнов не ждал, но их сверхестественное рвение пугало одним:
он сможет не дойти.
Опять его гонят не туда, куда ему надо. Господи, опять. Рывок вправо
с мгновенным возвратом к исходной, рывок влево-вновь возврат. И замереть,
почти умереть. Один прошел в трех шагах. От него разило грубым потом.
Смирнов, наконец, вышел на прямую. Отдохнув перед рывком полторы минуты,
он из последних сил, которых в принципе не было, сделал десятиминутный
бросок на точку.
Он все-таки добрался. Он лежал на холодной земле и жадно, как
астматик, дышал. Осталось совсем немного, Саня.
...Едва вынырнув из подлеска, четверо увидели, что за зеленой
полянкой, уже скрываясь в кустах, мелькнула хромающая фигура старого
мента. Они не успели выстрелить.
- Взять, живьем взять! - заорал генерал Дима. - Я его терзать хочу!
Трое, не таясь, ринулись напрямую через поляну. Бежали они, не желая
уступать друг другу, ровной шеренгой.
На третьем их шаге по зелени топь приняла их и неумолимо потащила в
бездну. Трое, уходя в небытие, не кричали даже, выли и плакали по-волчьи,
в беспамятном ужасе ощущая свое бессилие.
Вой стих. Совсем на зеленой-зеленой поверхности милой поляны
появилось три желтоватых пятна - и только.
Плейбой Дима тупо смотрел на эти пятна. В позвоночник ему уперся
ствол и хриплый шепот предложил:
- Руки за голову и ложись. Лицом к земле.
Не оборачиваясь, боясь осложнений, генерал исполнил приказ, лег.
- Кто ты? - спросил он у земли.
- Полковник в отставке Смирнов Александр Иванович, - в усталой
освобожденности и расслабье доложил Смирнов и попросил: - Ручки, ручки
давай.
Генерал безропотно перевел руки от затылка к талии. Смирнов защелкнул
наручники и - не было сил стоять - присел рядом.
- На спину можно перевернуться? - спросил генерал.
- Валяй, - разрешил Смирнов. - Мне шмонать тебя удобней будет.
Генерал перевернулся, и Смирнов его обшмонал. "Берета" в сбруе под
мышкой, "бульдог" в особом кармане на голени, нож для метанья, бебут и,
естественно, никаких бумажников с документами. Вторично прошелся по
генералу. Профилактически.
- Я думаю, что всяких там ампул для красивого расставания с жизнью у
тебя нет? - почти угрожающе поинтересовался Смирнов.
- Мужик, мужиком, - не отвечая, заговорил о своем генерал. Он все
рассматривал Смирнова. - Вот только глаза волчьи.
Неожиданно, как статуя командора, явился Кузьминский. Спросил, глядя
не на них, а на три желтых пятна по зеленому полю:
- Они все там?
- Там, там, - резко прервал начинавшиеся интеллигентские
психологические переливы Смирнов. - Ты на секунду опоздал, Витя. И если бы
не решенье нашего генерала взять меня живьем для того, чтобы потерзать
власть, была бы у тебя в спине большая дырка. И еще две рядом. Тебе есть
за что поблагодарить генерала, Витек.
Кузьминский без размышлений носком тяжелого башмака ударил генерала
по ребрам.
- Вставай, - посоветовал генералу Смирнов. - А то Кузьминский
разойтись может, не любит он вашего брата.
Генерал вскинул туловище, подобрал под себя ноги, поднялся. Смирнов
продолжал сидеть на траве - уж так устал, слов нет. Теперь генерал
рассматривал Смирнова сверху.
- Как тебе это удалось, Смирнов? - задал, наконец, главный вопрос
генерал-плейбой.
Смирнов, постанывая от напряжения, тоже поднялся. Был он на полголовы
выше генерала - шагнул, развернулся: колченогий, неуклюжий - пожилой с
излишним весом мужик. Мужик мужиком.
- Ты все свои карьерные годы по математическим формулам в сферах
воевал, а я с сорок второго на земле воюю. И еще: ты, как всякий гордый
дурачок из конторы твердо убежден, что всю Россию за яйца держишь, что ты
всюду в нашей стране хозяин, так вот фуюшки, хозяева здесь мы! - за время
монолога Смирнов окончательно пришел в себя и закончил сугубо по-деловому.
- Сколько с тобой было? Включая тех, что дырки закрывали? Девять?
- Девять, - устало подтвердил генерал Дима.
- Трое, значит, здесь, - Смирнов кивнул на топь. - Четверо, что нас в
бутылке закупоривали, у подполковника Махова, восьмой, надо полагать
где-нибудь под кустами спеленутый отдыхает, а девятого я прикончил,
генерал. Извини, другого выхода не было. Или я его, или он меня.
- Куда вы меня сейчас? - спросил плейбой Дима.
- На шикарный ужин по поводу удачной охоты, - не то в шутку, не то
всерьез ответил Смирнов.
По-осеннему быстро смеркалось. Идти не прячась, не торопясь тореной
тропкой - одно удовольствие.
- Я год назад у топи табличку поставил в память о дружке своем,
которого вот эти, - Кузьминский многообещающе посмотрел на генерала Диму,
- пьяного за руки, за ноги в топь закинули. Нет таблички уже. Кому она
понадобилась?
- Для егеря табличка твоя - непорядок. Крест надо было ставить. А
закинули твоего приятеля не эти - другие злодеи. Много развелось злодеев,
Витя.
Увиделся охотничий городок, и тотчас из боковых зарослей с обеих
сторон тропы - возникли Коляша и Сырцов: на всякий случай в лесу
страховочно вели троицу.
- Складный какой, - уважительно отозвался о генерале Сырцов, а Коляша
по простоте душевной возразил:
- А перед нашим стариканом - говно на палке.
- Это кто же старик? - нарочито строго поинтересовался Смирнов.
- А вы знаете, - быстро заговорил, отмазывая промашку, Англичанин, -
что двадцативосьмилетнего Ленина соратники стариком звали. И еще помните у
Лермонтова: "Старик, я слышал много раз, что ты меня от смерти спас.
Зачем?"
- Зачем? - грозно переспросил Кузьминский.
- Так в стихе написано, - упавшим голосом сообщил Коляша.
- Ну в общем, смягчил про старикана, - признал Смирнов. Они подходили
к площади. - Неудобно как-то здесь в браслетах, выбивается из
респектабельного стиля. Если я их сниму, генерал, брыкаться не будете?
- Не буду, - твердо пообещал генерал. - Что это ты все генерал, да
генерал? Первый, что ли, генерал на твоем счету?
- Не могу я тебя по имени звать. Противно, - объяснил Смирнов и
щелкнул ключом раскрывая наручники. Плейбой Дима с наслаждением потряс
поднятыми вверх руками и с живостью огляделся. Уютная площадь
среднеевропейского городка: хорошо покрашенные фасады с кокетливыми
зарослями туи, промытые тротуары, тщательно подметенная проезжая часть и
роскошная клумба посредине, на самой высокой точке которой резвился с
луком и стрелами Купидон. Понравилось все это генералу очень. О чем и
сказал:
- Мило здесь, очень мило. И даже со вкусом, вот что удивительно.
- О тех троих, что в топи, отряхнулся уже? - тихо спросил
Кузьминский.
- А ты? - резко обернувшись, вопросом на вопрос ответил генерал.
- А я - нет, - так же тихо признался Виктор.
Через площадь, оживленно беседуя, шли пять человек в камуфлированной
униформе. Из охраны, наверное.
Пятеро пересекли площадь и направились к домику поменьше, стоявшему
на отшибе.
Смирнов без стука открыл дверь в гостиную.

61
Горел камин. В разлапистом кожаном финском кресле перед камином сидел
Игорь Дмитриевич и смотрел на огонь.
Вышедший в гостиную вместе со всеми плейбой Дима хищно и весело
осклабился и вдруг неожиданно запел:
- Ты сидишь у камина и смотришь с тоской,
Как печально огонь догорает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43