убрал стаканы и кипятильник в стол, бумаги закрыл в сейфе, снял со стула пиджак. И в это время к нему в кабинет ворвались Лепилов и Котов.
— Я с Петровки сбежал, летел как угорелый, думал, что здесь уже стол накрыт!.. — вроде бы расстроенный говорил Котов.
— А в дежурке вас человек дожидается, — сообщил Лепилов. — Сказал, что друг.
— Алеша Тарасов, — догадался Никольский. — Так о чем речь? Пошли ко мне.
— Сядем — заведемся на весь день, — понял опасность такой перспективы Котов. — Давай где-нибудь накоротке вот эту штуку обмоем.
И достал из кармана майорскую звезду.
Дружной гурьбой направились они к выходу из кабинета и столкнулись в дверях с заплаканной женщиной.
— Сергей! — сказала женщина и разрыдалась.
— Идите, я скоро, — сказал Никольский. Веселья в нем как не бывало.
Лепилов и Котов вышли.
Женщина села за стол. Никольский налил ей воды.
— Что мне делать, Сережа? — спросила посетительница, всхлипывая. — Он же на твоих глазах вырос. Без отца. Мухи не обидит.
— Я тоже раньше так думал, Ольга Владимировна.
— Мальчик совсем. Восемнадцать лет! — Она всплеснула руками, пытаясь передать Никольскому всю глубину своего отчаяния.
— Да, мальчик… С гранатами, — невесело хмыкнул Сергей.
— Он эту гадость принес, чтобы рыбу глушить! — заверила Ольга Владимировна пылко и убежденно.
— Это он вам сказал? — В последний момент Никольский спохватился и успел сдержать насмешку в голосе. Фраза прозвучала деревянно.
— Ну, конечно! — Она приняла вопрос всерьез и ответила со всей убежденностью.
— А я считаю, на продажу! — сказал Никольский жестко. — Теперь подумайте, кто и для кого это покупает.
Ольга Владимировна на какое-то время замолчала, горестно покачивая головой. Лишь глаза ее говорили — говорили убедительнее и пронзительнее любых ораторов. Но Сергей не дрогнул. Сколько таких вот материнских глаз повидал он на своем веку — не счесть.
— Мне можно с ним встретиться? — попросила наконец женщина. — Я заставлю его сказать правду! — добавила она с угрюмой решимостью.
— Нет, нельзя, — покачал головой майор.
— Тогда передай сигареты и бутерброды, — Ольга Владимировна протянула Никольскому сверток.
— Передам, — кивнул Никольский.
— Помоги ему, Сергей! Очень тебя прошу! — Она не умоляла, не клянчила, — она взывала о справедливости.
— Постараюсь… — вздохнул Никольский.
Ольга Владимировна встала из-за стола и не прощаясь, не оглядываясь направилась к выходу тяжелой походкой. Она постарела за эти пять минут на много лет.
…Они славно устроились во дворе, посреди которого чахло зеленел так называемый садик. Лавочка, кусты, тишина… лепота!..
Лепилов достал из сумки четыре стакана, Тарасов открыл бутылку водки, Котов ловко порезал колбасу на бланке протокола. Никольский не принимал участия в этих приготовлениях — держался именинником.
Тарасов разлил водку, Котов бросил в стакан Никольского звезду, Лепилов провозгласил:
— За майора! До дна!
Они чокнулись, выпили, закусили.
— А теперь за дружбу, ребята, — сказал Тарасов, разлив по второй.
— Ничего мужик, — заметил Котов Никольскому. — Не пижон. Мне нравится.
— А я всем нравлюсь, — сообщил Тарасов. — Ну, чтобы черная кошка между нами не пробежала!
В это время из парадного вышла дворничиха Рая Шакурова с метлой. Не разглядев издалека, какие важные гости пожаловали в ее владения, она закричала:
— Алкашня проклятая! С утра зенки заливают! Милиции на вас нет!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
БРИЛЛИАНТОВАЯ ВДОВА.
Гостиная этой московской квартиры, по другим параметрам самой обычной, представляла собой настоящий музей. Стены ее были увешаны картинами, которые даже начинающий искусствовед определил бы как полотна огромной ценности. А в центре уникальной гостиной, сидя за уютным столом, две приятные женщины пили кофе.
Хозяйка дома — очень пожилая, очень ухоженная дама с голубыми волосами — рассказывала своей молодой гостье:
— Можете себе представить, Наташенька, это сокровище, — она указала взглядом на одну из картин, — муж приобрел еще до войны в провинциальной комиссионке. Поехал на встречу с читателями… Не помню, в Саратов, кажется. И там увидел — глазам не поверил.
— Действительно сокровище, — согласилась Наташа. — И вся коллекция — просто чудо! Но самое удивительное в другом, Людмила Ильинична.
— Интересно…
— Разные мастера, разные манеры, даже эпохи — и то разные, а собрание картин смотрится как единое целое. — Наташа не льстила: коллекция была на редкость хороша.
— Верно, — кивнула Людмила Ильинична. — Муж очень чувствовал живопись. Ах, Наташенька!.. Вообще не вероятного таланта был человек, что говорить! Сейчас перевелись такие писатели… И дом был шумный, открытый — вечно гости… Не то, что теперь. — Пожилая дама горько вздохнула. — Одинокая старуха в прекрасных стенах.
— Неправда! Вы не старуха! — горячо возразила Наташа.
— А кто же? — Хозяйка квартиры испытующе взглянула на собеседницу.
— Очаровательная женщина! — заявила Наташа с неподдельной искренностью.
— Ну, если не лукавить, я тоже так думаю, — сказала Людмила Ильинична. — По крайней мере, мне есть с кем себя сравнивать, — она кивнула на пышногрудых фламандских дев, смотревших с картины. — Я моложе их — лет на триста.
— Да, и стиль у вас гораздо элегантнее, — добавила Наташа.
Обе рассмеялись. Они нравились друг другу.
— А если бы вы увидели меня при полном параде!.. — старшая из дам многозначительно замолкла.
— Вы всегда при полном параде, Людмила Ильинична, — заверила ее Наташа.
— Нет. Погодите, я вам кое-что покажу… — Она поднялась из-за стола.
…Людмила Ильинична принесла шкатулку, открыла и высыпала на стол драгоценности. В солнечном свете они переливались желтыми, изумрудными и голубоватыми искрами.
— Господи, какая красота… — тихо произнесла Наташа после паузы, любуясь восхитительными украшениями и даже забыв на несколько мгновений об их баснословной стоимости.
— А большинство говорит: богатство, — усмехнулась Людмила Ильинична.
Наташа вдруг прислушалась, вскинула голову, с трудом оторвав взгляд от сверкающих сокровищ.
— По-моему, вошел кто-то, — сказала она, тревожно.
— Побойтесь Бога, Наташенька. Я после вашего прихода на все замки закрылась… Вот это ожерелье, — Людмила Ильинична взяла его в руки, — принадлежало матери моего мужа…
— Не двигаться, суки, — негромко и страшно приказал появившийся в дверях человек в маске и с пистолетом в руках.
Он сделал два шага к столу, но тут Людмила Ильинична в ужасе закричала:
— А-а-а-а!
Рванувшись вперед, человек в маске хлестнул ее по лицу. Людмила Ильинична осела и завалилась на бок. Наташа кинулась к бандиту, вцепилась в него, затрясла:
— Скотина! Негодяй!..
Бандит оторвал ее от себя, откинул в угол.
— Молчи! Крови не хочу. Но будешь орать — замочу и тебя, и бабку!
Он рывком поставил ее на ноги, ухватил за плечо и, ткнув дуло пистолета ей в позвоночник, повел к ванной комнате.
В дверях Наташа сделала последнюю попытку вырваться. Резко развернувшись, она толкнула бандита так, что с его головы соскочила спортивная шапочка. Сама девушка кинулась в сторону. Но налетчик успел ее перехватить, затолкал в ванную и повернул задвижку. Надел шапочку обратно, сунул пистолет за ремень и вернулся в гостиную.
Людмила Ильинична неподвижно лежала на полу. Бандит собрал со стола драгоценности и пересыпал их в небольшой мешочек.
Потом он достал фотографии и, сверившись по ним, шагнул к одной из картин.
Людмила Ильинична приподняла голову, открыла глаза и застонала. Бандит обернулся и хлестнул ее по лицу еще раз. Она потеряла сознание. Бандит ловко вырезал полотна из рам.
В дежурной части отделения милиции, как всегда, трезвонили телефоны.
Начальник отделения подполковник Беляков листал журнал происшествий, взятый у дежурного, и делился впечатлениями со своим заместителем — Сергеем Никольским.
— Опять у Дома журналистов мордобой. Во дают, писаки! Закрыть бы их ресторан…
— Какие писаки? — возразил Никольский. — Им сейчас не до ресторана — на хлеб не хватает. Посмотрите протокол: акционерное общество дралось с банком.
— Серьезная публика. Стрельбы не было? — осведомился Беляков.
— Что вы, товарищ подполковник! — встрял в разговор Митрофанов. — Тихо дрались, культурно. Стенка на стенку.
— Не остри, — осадил его подполковник. — Тихо — и слава Богу. В первый раз, что ли? Место-то это поганое.
— Там бы временный пост организовать, — предложил Никольский.
— Откуда я тебе людей возьму?! — ненатурально вспылил начальник. — Одного не поставишь, а двоих — оголим остальную территорию.
— Значит, пусть дерутся? — съязвил Никольский.
— Не доставай меня, Сергей. Картина благополучная в целом. Чего ты суетишься?
— Товарищ подполковник, — вдруг доложил Митрофанов, опустив трубку после очередного звонка. — Вооруженное ограбление!
— Где?! — И начальник, и его заместитель разом вскочили на ноги.
— Под боком. Вдову классика обчистили, — быстро пояснил Митрофанов.
Беляков посмотрел на него, потом на Никольского и сказал сокрушенно:
— Сам сглазил.
Картин больше не было. Золотые рамы тускло смотрели темными дырами.
Людмила Ильинична лежала на обширном кожаном диване, Наташа сидела у нее в ногах. Рядом стояли Беляков и Никольский.
— Наташенька держалась очень достойно, а я струсила, — говорила Людмила Ильинична, прикладывая к разбитому лицу мокрое полотенце.
— Как чувствуете себя? — осведомился Беляков.
— Спасибо, теперь лучше.
— Я тоже струсила, — улыбнулась Наташа Сергею. — Неожиданная встреча у нас с вами получилась, правда? И, к сожалению, нельзя сказать, что приятная.
Никольский улыбнулся в ответ. Несмотря на обстоятельства встречи, он был не просто рад ей — он был почти счастлив. Сергей не забыл тех взглядов, которыми они обменивались с Наташей тогда, перед той презентацией и после нее. Он собирался в ближайшие же дни найти девушку, пригласить куда-нибудь… И вот — свидание состоялось, нежданно-негаданно, само собой.
— Вы в порядке? — спросил Никольский Наташу.
Она кивнула.
— Знакомы, что ли? — прищурился Беляков. — Служба у нас такая: приятного вообще мало, — пояснил он Наталье деловито. — Имя-отчество ваше как?
— Наталья Николаевна, — отозвалась девушка.
— Как у жены Пушкина… — хмыкнул подполковник. — Фамилия?
— Не Гончарова, — заверила его Наташа. — Румянцева.
— Угу, — Беляков отвернулся.
— Виталий Петрович неточно выразился, — вмешался Никольский. — Он имел в виду, что очень рад.
— Не надо меня поправлять, — осадил его Беляков. — Я всегда вежливо выражаюсь.
Он шагнул к пустой раме, достал из кармана шариковую ручку и дотронулся до клочка, оставленного от поспешно вырезанного полотна.
— Вот сукин сын! Шпана беспредельная! Сам ничего трудом не нажил, и чужого не жалко!
— Вы найдете его? — спросила Людмила Ильинична.
— Как карта ляжет, — вздохнул Беляков и оглядел гостиную. — Что это за кольцо на столе?
— Где? — вскочила с дивана Наташа.
— Не трогать! — рявкнул Беляков.
Девушка в испуге замерла.
— До приезда экспертов лучше ни к чему не прикасаться, — сказал Никольский. Он всячески пытался как-то нейтрализовать грубость своего шефа.
Подполковник осторожно приблизился к столу. Большой глубокого зеленого цвета изумруд в причудливой оправе лежал рядом с кофейником.
— Перстень амстердамской работы конца девятнадцатого века, — сообщила Наташа.
— А почему он здесь лежит? — поинтересовался Беляков.
Людмила Ильинична привстала с дивана.
— Я показывала Наташеньке свои побрякушки, — пояснила она.
— Зачем вы их показывали? — напрягся Беляков.
— Меня назначили смотрителем этого дома, — объяснила Наташа. — По совместительству.
— Не понял! — Подполковник грозно уставился на нее.
— Неделю назад Людмила Ильинична передала все ценности в дар государству, — ровно проговорила Наташа, не подозревая, какая бомба таится в ее словах.
Беляков ошалело уставился на Никольского и медленно опустился на стул.
— Стало быть, это государственная собственность?.. — пробормотал он обреченно.
— Что с вами, голубчик? — всполошилась Людмила Ильинична.
— Благородный поступок, — молвил Беляков упавшим голосом. — За государством не пропадет. Оно попомнит.
— Да, меня благодарили, — удивленно согласилась хозяйка квартиры. Странное поведение старшего из двух офицеров милиции, посетивших ее дом, беспокоило и настораживало ее.
— А теперь нас поблагодарят… — пробормотал Беляков потерянно. — Да так поблагодарят…
Из прихожей послышался топот, и в гостиную ввалилась бригада МУРа во главе с Котовым.
— Привет! — жизнерадостно гаркнул он Белякову и Никольскому. — Ой, какие вы кислые!
— Загрустили маленько, — признался Беляков.
— Веселей, веселей надо грустить! — бодро выдал Котов, а затем, обернувшись через плечо, бросил своим: — Приступайте, мужики!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44