— Китаец послезавтра прилетает.
— Он же еще десять дней должен на Ямайке загорать! — едва не закричал Тарасов, разом забыв о своей крутости и респектабельности.
— Как видно, заскучал… — скривился Авила.
— А он просечь насчет фээсбешника не мог? — спросил Алексей встревоженно.
— От кого? — пожал плечами бандит.
— Меня этот хренов исполнитель беспокоит, Колян.
— Пусть он тебя уже не беспокоит, — Авила поморщился. — Коляна уже нет — утоп, несчастный. Сейчас, может, к Коломне подплывает…
— Сурово ты с ним… — Алексей даже поежился.
— Деваться было некуда. — Бандит опять пожал плечами. — А на тебе — Костя Кузьмин. Смотри, чтобы он не прокололся.
— За него я спокоен. Но следить буду. — Тарасов встал. — Разбежались, Авила.
—
Никольского принимал бывший сослуживец, а ныне директор охранного агентства «Меркурий» Иван Баранец. Принимал он Сергея в кабинете, обшитом драгоценным светлым деревом, сидя за обширным сверкающим столом, под портретом, изображавшим его самого в форме милицейского подполковника. А Никольский полулежал в удобнейшем финском кожаном кресле.
— Ну, допустим, дам я тебе это все, — рассуждал директор агентства. — А ты знаешь, сколько стоит прокат аппаратуры?
— Не знаю и знать не хочу, — беспечно отозвался Никольский.
— Это как же? — удивился Баранец.
— А вот так, — Никольский развел руками. — Денег у нас нет и в обозримом будущем не предвидится.
— У кого, у вас? В ментуре или у тебя лично? — уточнил Иван.
— В ментуре и у меня лично! — отчеканил Сергей.
— Ментуре ничем помочь не могу, — отрезал Баранец. — А ты, Сережа, по жизни можешь красиво подняться.
— Куда и на сколько? — осведомился Никольский.
— Тонны на три баксов. Иди ко мне начальником оперативного отдела, — предложил Иван.
— А что же не в замы? — улыбнулся Сергей.
— Должность зама уже сговорена… — Иван напустил на себя некоторую таинственность.
— С нашим Беляковым, что ли? — рассмеялся Никольский.
— Просек фишку! — восхитился Баранец. — Поэтому я тебя и зову.
Теперь пришло время Сергею возмутиться:
— Да каких ты еще бабок от нас хочешь?! Мы для тебя такой кадр вырастили! Мы тебе — зама, а ты нам аппаратуру. По рукам?
— Знал бы, что ты меня так опустишь, в бега бы рванул! — не без восхищения воскликнул Иван.
— Ванечка, я тебя уговорил? — ласково поинтересовался Никольский.
Баранец слегка развернулся на вертящемся кресле, посмотрел на свое изображение в милицейской форме и сказал грустно:
— По капле выдавливаю из себя мента, но никак не выдавлю. Пейте мою кровь, рвите мое нежное тело!
Никольский быстренько поднялся.
— Так я аппаратуру забираю?
— Только с техником! Вам, косоруким, ноу-хау доверить не могу! — окончательно сдался Баранец.
— Ох, какой ты молодец, Ваня! — восхитился Никольский уже с порога. — И правильно, что вместо Дзержинского свой портрет повесил. Куда ему до тебя!
В своем кабинете Никольский проводил внеочередной начальственный разгон. Отдел в полном составе виновато слушал:
— И что же у вас в сейфах? Кастеты, выкидухи, газовые пистолеты! Вы что, пацаны? Вместе с делами вперемешку всякие «плейбои» валяются. А на стенах что? Голые бабы, Шварценеггеры, Ван Даммы. Беляков подал рапорт об уходе. Значит, жди проверки. Хорошо, если из округа, а то и из главка…
Открылась дверь, в кабинет вошел Котов и перебил Никольского.
— Здорово, сыщики! — затем обернулся к Сергею. — Не помешал?
— Помешал, — ответил тот. — Но я уже заканчиваю. Все ясно? Тогда действуйте. Через полчаса проверю. Все свободны.
Сыщики удалились. Котов устроился напротив Никольского и спросил:
— Знаешь, зачем я к тебе пришел?
— Конечно, знаю. Выпить! — немедленно отреагировал Сергей.
— Угадал. А по какому поводу? — прищурился Котов.
— Сейчас выясним. — Никольский прошел к двери, закрыл ее на ключ и направился к холодильнику.
Вскоре на письменном столе уже стояли бутылка «Смирновской», тарелка с салом, тарелка с нарезанной черняшкой, стаканы. Никольский разлил. Выпили. Помолчали.
— Я из МУРа ухожу, Сережа, — сказал Котов.
— Уходишь или уходят? — насторожился Никольский.
— Ухожу… — вздохнул Котов. — Плачу, но ухожу. Квартиру мне обещали. Мы ведь до сих пор втроем в однокомнатной маемся.
— Где же теперь квартиры дают? — поинтересовался Сергей.
— У вас, — не очень внятно пояснил Слава.
«У нас? — подумал Никольский. — Где это у нас? Неужели?..»
— Не понял я тебя что-то, Слав. Растолкуй убогому, — попросил Сергей.
Котов помялся немного, а затем рубанул с милицейской прямотой:
— Я вместо Белякова, Сережа!
«Значит, все я правильно понял, — мысленно похвалил себя Никольский. — Ну что ж… Это лучше, чем если бы прислали какого-нибудь „варяга“. Котов, по крайней мере, опер грамотный». А вслух сказал:
— Не знаю, Слава, радоваться за тебя или сочувствовать.
— Да я и сам не знаю, — махнул рукой Котов. — Наливай!
Они чокнулись.
…Никольский совершал обещанный обход. Ребята сориентировались быстро. В комнате Шевелева и Лепилова на стене вместо голой бабы была пришпилена кнопками репродукция серовского портрета артистки императорских театров Марии Ермоловой. Во второй вместо Ван Дамма — перовское «Чаепитие в Мытищах», в третьей — васнецовская «Аленушка».
Здесь уж Никольский сдержаться не мог, попытался догадаться:
— Вешняков, а у Климова что? «Три богатыря», наверное?
— Так точно! — радостно ответил Вешняков.
— Раритетную подшивку «Огонька» раскурочили, варвары!
Лебеди торжественно плавали по Патриаршим, Анюта откровенно любовалась ими, а Сергей исподтишка любовался самой девушкой. Хороша была зеленоглазка, чего уж там…
— Аркашка очень орал? — для порядка поинтересовался Никольский.
— Адам Андреевич не орет, он темпераментно огорчается, — поправила Анюта, но, подумав, сама себя опровергла. — Хотя, если по-честному, орал, конечно.
— А ведь мы с ним договорились, — укорил Сергей отсутствующего приятеля. — Все такой же Аркаша, не может без фейерверка.
— Он не вообще орал, а из-за меня, — пояснила девушка. — Во-первых, потому, что, как ему показалось, я бездарно изображала охрипшую. А во-вторых, в этом спектакле зритель ходит на меня.
— Ходит на меня?.. — Никольский бросил хитрый косой взгляд на Анюту. — Если не в переносном значении… то не совсем понятно.
— Вы язва, — констатировала Анюта, — а я зато — замечательная артистка.
— Не буду спорить, — поспешил согласиться Никольский.
Не поверила ему Анюта и высокомерно продолжила:
— И это я сегодня докажу.
— Буду только рад, — ответил Сергей сдержанно.
Сам он не спешил предсказывать успех сегодняшнего мероприятия: боялся сглазить. Ибо роль предстояла Анюте, может, и не столь уж трудная, но крайне опасная. Смертельно опасная…
— Мне переодеться надо и подгримироваться слегка, — сказала Анюта. — Где это можно сделать?
…В отделение проникли через черный ход. По лестнице поднялись на цыпочках. Никольский ключом открыл дверь своего кабинета.
Анюта критически оглядела помещение, кинула туго набитый пластиковый пакет на милицейский стол и требовательно спросила:
— А зеркало где?
Никольский порылся в ящике стола и достал складное зеркало (для бритья в кабинете в экстренных случаях).
— Не богато, — констатировала Анюта. — А теперь исчезните минут на десять.
Никольский ушел. Анюта села на его место, поставила перед собой зеркало, оценивающе рассмотрела свое изображение.
…Помаявшись в коридорах, Никольский посмотрел на свои наручные часы и негромко, вежливо постучал в дверь своего кабинета.
— Заходи! — разрешили ему из-за двери.
Никольский вошел.
Его встретило «небесное создание» в почти ничего не прикрывавшей мини-юбчонке, переливавшейся дешевым блеском, в черной трикотажной кофточке с вырезом до пупа и в замшевых сапогах чуть ли не до юбчонки. А между юбчонкой и сапогами вились немыслимые узоры малиновых колготок. И над всем этим пестрело яркой боевой раскраской личико юной дешевой проститутки.
— Как насчет познакомиться? — осведомился Никольский.
— Та ж, вы старый! — отмахнулась девушка, умело копируя украинский говор.
Никольский без слов протянул ей дешевого шика сумочку, в которую и положить-то особо ничего нельзя.
— Дарю. Но с условием никогда с ней не расставаться. С трепетным восторгом приняла подарок юная проститутка.
— Ой, спасибо ж вам, дядечку!
…Все так же сидела в открытом кафе солидная дама Люська Бык, аккуратно кофе пила, изящно покуривала. Правда, ее свита за соседним столиком увеличилась более чем вдвое: рядом с парнями устроились три девицы, безнадежно пытавшиеся казаться благопристойными.
Люська посмотрела на свои золотые часики и позвала:
— Денис!
Подошел дылда Денис.
— Я пойду агента с новенькой встречать, а ты тут посмотри, — распорядилась бандерша.
Люська спустилась к Петровке и остановилась на углу. И почти тотчас же рядом с ней остановилась кургузая «Ока». Распахнулась дверца, и на тротуар выпорхнула юная ночная бабочка, которая, радостно оглядевшись, объявила:
— Ось мы и приехалы!
— Откуда ты, шустрая такая? — спросила Люська. Бабочка подозрительно зыркнула на нее и ответила настороженно:
— Мы с Полтавы.
— Соотечественница, значит, — отметила Люська. — Устроим им карнавал с маскарадом, а, соотечественница?
— А ты веселая, Люська, — сказал Никольский. Он уже был рядом: лицо строгое, глаз взыскующий. — С чего бы это?
— Отыграться хочу, Сергей Васильевич, за все отыграться! — с какой-то бесшабашной отвагой отчаяния выдала Галина.
— Только не со мной играй, Люся! — предупредил Никольский с нажимом. — Что говорил тебе, хорошо помнишь?..
По лестнице грохотали кованые тяжелые башмаки. Здоровенные мужики в камуфляже после инструктажа бегом спускались в дежурку. Спустились компактной толпой и разом заполнили не предназначенное для таких сборищ помещение. Гремели, звенели, громко переговаривались.
— На улицу, на улицу, ребята! — не то приказал, не то попросил Паршиков. — Мне же работать, а вы тут такую тесноту устроили!
— В тесноте, да не в Бутырке, — мрачно высказался омоновский командир и спросил своих. — Готовы? По коням!
—
…Чуть в стороне от подъезда дома, в котором располагалось учреждение Константина Кузьмина, стоял светло-серый микроавтобус с зазывно яркой подписью через весь бок «Пицца на дом». Но пиццы внутри и не предполагалось: в салоне мерцали таинственные огни загадочной аппаратуры, щелкал тумблерами серьезный техник из охранного агентства, видеооператор-эксперт готовил камеру к съемке. Никольский, Климов и Шевелев, угнетенные сложностью и недоступностью технических манипуляций, скромно наблюдали за процессом в полном бездействии. До поры до времени.
К подъезду подкатил автомобиль «Вольво».
— Снимай! — приказал эксперту Никольский.
Растопырив руки, Кузьмин шутейно загонял в подъезд четырех девочек.
— Объект прибыл? — спросил техник.
— Да, — подтвердил Никольский.
— Проверяем, — известил ментов чудо-техник.
В салоне возник шум лифта. Затем послышалось натужное хихиканье девиц и голос Кузьмина:
— Приехали, мочалки!
До ментов донесся скрежет ключа в замочной скважине и щелчок выключателя.
…При ярком свете Кузьмин впервые по-настоящему рассмотрел юную полтавчанку и удовлетворенно отметил:
— Ты ничего, новенькая. Тобой особо заняться нужно. Хочешь за границей фотомоделью работать?
— Хиба це можно?! — притворно ахнула Анюта.
… — Хиба, хиба, — голос Кузьмина передразнил новенькую в салоне микроавтобуса. — Раз сказал, значит, можно!
— Вот сучонок! — с веселой злобой сказал Никольский.
— Подъехал милицейский микроавтобус с номером два ноля ноль шестьдесят два на борту, — бесстрастно сообщил оператор.
— Снимай! — приказал Никольский.
…Младший лейтенант и прапорщик бойко выскочили из «рафика» и деловито вошли в подъезд…
— Ну, а сегодня, новенькая, на субботник поедешь, — звучал кузьминский голос. — Делай там все, что скажут. Не измылишься.
Раздался дверной звонок. Кто-то кинулся открывать. В дверях стояли жизнерадостные менты.
— Все на субботник! — выкрикнул свой традиционный лозунг прапорщик. — Ленинского бревна не обещаем, но палки будут!..
…Два мента и четыре девицы вышли из подъезда и уселись в милицейский «рафик», который тут же рванул с места…
Никольский быстро сказал в переговорник:
— Лепилов, мы за ними. Берите этого гада!
Костя Кузьмин готовился к ночной «светской» жизни. Он поправлял галстук-бабочку у зеркала, когда с грохотом распахнулась входная дверь. В квартиру ворвались Лепилов с омоновцами. Лепилов с ходу врезал Косте в челюсть. Тот кулем рухнул на пол. Омоновцы навалились на сутенера сверху. Щелкнули наручники. Первая часть операции завершилась удачно…
Кузьмина вывели из подъезда и усадили в милицейский «газик». Из стоящего неподалеку «Мерседеса» наблюдали эту картинку Авила и Тарасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Он же еще десять дней должен на Ямайке загорать! — едва не закричал Тарасов, разом забыв о своей крутости и респектабельности.
— Как видно, заскучал… — скривился Авила.
— А он просечь насчет фээсбешника не мог? — спросил Алексей встревоженно.
— От кого? — пожал плечами бандит.
— Меня этот хренов исполнитель беспокоит, Колян.
— Пусть он тебя уже не беспокоит, — Авила поморщился. — Коляна уже нет — утоп, несчастный. Сейчас, может, к Коломне подплывает…
— Сурово ты с ним… — Алексей даже поежился.
— Деваться было некуда. — Бандит опять пожал плечами. — А на тебе — Костя Кузьмин. Смотри, чтобы он не прокололся.
— За него я спокоен. Но следить буду. — Тарасов встал. — Разбежались, Авила.
—
Никольского принимал бывший сослуживец, а ныне директор охранного агентства «Меркурий» Иван Баранец. Принимал он Сергея в кабинете, обшитом драгоценным светлым деревом, сидя за обширным сверкающим столом, под портретом, изображавшим его самого в форме милицейского подполковника. А Никольский полулежал в удобнейшем финском кожаном кресле.
— Ну, допустим, дам я тебе это все, — рассуждал директор агентства. — А ты знаешь, сколько стоит прокат аппаратуры?
— Не знаю и знать не хочу, — беспечно отозвался Никольский.
— Это как же? — удивился Баранец.
— А вот так, — Никольский развел руками. — Денег у нас нет и в обозримом будущем не предвидится.
— У кого, у вас? В ментуре или у тебя лично? — уточнил Иван.
— В ментуре и у меня лично! — отчеканил Сергей.
— Ментуре ничем помочь не могу, — отрезал Баранец. — А ты, Сережа, по жизни можешь красиво подняться.
— Куда и на сколько? — осведомился Никольский.
— Тонны на три баксов. Иди ко мне начальником оперативного отдела, — предложил Иван.
— А что же не в замы? — улыбнулся Сергей.
— Должность зама уже сговорена… — Иван напустил на себя некоторую таинственность.
— С нашим Беляковым, что ли? — рассмеялся Никольский.
— Просек фишку! — восхитился Баранец. — Поэтому я тебя и зову.
Теперь пришло время Сергею возмутиться:
— Да каких ты еще бабок от нас хочешь?! Мы для тебя такой кадр вырастили! Мы тебе — зама, а ты нам аппаратуру. По рукам?
— Знал бы, что ты меня так опустишь, в бега бы рванул! — не без восхищения воскликнул Иван.
— Ванечка, я тебя уговорил? — ласково поинтересовался Никольский.
Баранец слегка развернулся на вертящемся кресле, посмотрел на свое изображение в милицейской форме и сказал грустно:
— По капле выдавливаю из себя мента, но никак не выдавлю. Пейте мою кровь, рвите мое нежное тело!
Никольский быстренько поднялся.
— Так я аппаратуру забираю?
— Только с техником! Вам, косоруким, ноу-хау доверить не могу! — окончательно сдался Баранец.
— Ох, какой ты молодец, Ваня! — восхитился Никольский уже с порога. — И правильно, что вместо Дзержинского свой портрет повесил. Куда ему до тебя!
В своем кабинете Никольский проводил внеочередной начальственный разгон. Отдел в полном составе виновато слушал:
— И что же у вас в сейфах? Кастеты, выкидухи, газовые пистолеты! Вы что, пацаны? Вместе с делами вперемешку всякие «плейбои» валяются. А на стенах что? Голые бабы, Шварценеггеры, Ван Даммы. Беляков подал рапорт об уходе. Значит, жди проверки. Хорошо, если из округа, а то и из главка…
Открылась дверь, в кабинет вошел Котов и перебил Никольского.
— Здорово, сыщики! — затем обернулся к Сергею. — Не помешал?
— Помешал, — ответил тот. — Но я уже заканчиваю. Все ясно? Тогда действуйте. Через полчаса проверю. Все свободны.
Сыщики удалились. Котов устроился напротив Никольского и спросил:
— Знаешь, зачем я к тебе пришел?
— Конечно, знаю. Выпить! — немедленно отреагировал Сергей.
— Угадал. А по какому поводу? — прищурился Котов.
— Сейчас выясним. — Никольский прошел к двери, закрыл ее на ключ и направился к холодильнику.
Вскоре на письменном столе уже стояли бутылка «Смирновской», тарелка с салом, тарелка с нарезанной черняшкой, стаканы. Никольский разлил. Выпили. Помолчали.
— Я из МУРа ухожу, Сережа, — сказал Котов.
— Уходишь или уходят? — насторожился Никольский.
— Ухожу… — вздохнул Котов. — Плачу, но ухожу. Квартиру мне обещали. Мы ведь до сих пор втроем в однокомнатной маемся.
— Где же теперь квартиры дают? — поинтересовался Сергей.
— У вас, — не очень внятно пояснил Слава.
«У нас? — подумал Никольский. — Где это у нас? Неужели?..»
— Не понял я тебя что-то, Слав. Растолкуй убогому, — попросил Сергей.
Котов помялся немного, а затем рубанул с милицейской прямотой:
— Я вместо Белякова, Сережа!
«Значит, все я правильно понял, — мысленно похвалил себя Никольский. — Ну что ж… Это лучше, чем если бы прислали какого-нибудь „варяга“. Котов, по крайней мере, опер грамотный». А вслух сказал:
— Не знаю, Слава, радоваться за тебя или сочувствовать.
— Да я и сам не знаю, — махнул рукой Котов. — Наливай!
Они чокнулись.
…Никольский совершал обещанный обход. Ребята сориентировались быстро. В комнате Шевелева и Лепилова на стене вместо голой бабы была пришпилена кнопками репродукция серовского портрета артистки императорских театров Марии Ермоловой. Во второй вместо Ван Дамма — перовское «Чаепитие в Мытищах», в третьей — васнецовская «Аленушка».
Здесь уж Никольский сдержаться не мог, попытался догадаться:
— Вешняков, а у Климова что? «Три богатыря», наверное?
— Так точно! — радостно ответил Вешняков.
— Раритетную подшивку «Огонька» раскурочили, варвары!
Лебеди торжественно плавали по Патриаршим, Анюта откровенно любовалась ими, а Сергей исподтишка любовался самой девушкой. Хороша была зеленоглазка, чего уж там…
— Аркашка очень орал? — для порядка поинтересовался Никольский.
— Адам Андреевич не орет, он темпераментно огорчается, — поправила Анюта, но, подумав, сама себя опровергла. — Хотя, если по-честному, орал, конечно.
— А ведь мы с ним договорились, — укорил Сергей отсутствующего приятеля. — Все такой же Аркаша, не может без фейерверка.
— Он не вообще орал, а из-за меня, — пояснила девушка. — Во-первых, потому, что, как ему показалось, я бездарно изображала охрипшую. А во-вторых, в этом спектакле зритель ходит на меня.
— Ходит на меня?.. — Никольский бросил хитрый косой взгляд на Анюту. — Если не в переносном значении… то не совсем понятно.
— Вы язва, — констатировала Анюта, — а я зато — замечательная артистка.
— Не буду спорить, — поспешил согласиться Никольский.
Не поверила ему Анюта и высокомерно продолжила:
— И это я сегодня докажу.
— Буду только рад, — ответил Сергей сдержанно.
Сам он не спешил предсказывать успех сегодняшнего мероприятия: боялся сглазить. Ибо роль предстояла Анюте, может, и не столь уж трудная, но крайне опасная. Смертельно опасная…
— Мне переодеться надо и подгримироваться слегка, — сказала Анюта. — Где это можно сделать?
…В отделение проникли через черный ход. По лестнице поднялись на цыпочках. Никольский ключом открыл дверь своего кабинета.
Анюта критически оглядела помещение, кинула туго набитый пластиковый пакет на милицейский стол и требовательно спросила:
— А зеркало где?
Никольский порылся в ящике стола и достал складное зеркало (для бритья в кабинете в экстренных случаях).
— Не богато, — констатировала Анюта. — А теперь исчезните минут на десять.
Никольский ушел. Анюта села на его место, поставила перед собой зеркало, оценивающе рассмотрела свое изображение.
…Помаявшись в коридорах, Никольский посмотрел на свои наручные часы и негромко, вежливо постучал в дверь своего кабинета.
— Заходи! — разрешили ему из-за двери.
Никольский вошел.
Его встретило «небесное создание» в почти ничего не прикрывавшей мини-юбчонке, переливавшейся дешевым блеском, в черной трикотажной кофточке с вырезом до пупа и в замшевых сапогах чуть ли не до юбчонки. А между юбчонкой и сапогами вились немыслимые узоры малиновых колготок. И над всем этим пестрело яркой боевой раскраской личико юной дешевой проститутки.
— Как насчет познакомиться? — осведомился Никольский.
— Та ж, вы старый! — отмахнулась девушка, умело копируя украинский говор.
Никольский без слов протянул ей дешевого шика сумочку, в которую и положить-то особо ничего нельзя.
— Дарю. Но с условием никогда с ней не расставаться. С трепетным восторгом приняла подарок юная проститутка.
— Ой, спасибо ж вам, дядечку!
…Все так же сидела в открытом кафе солидная дама Люська Бык, аккуратно кофе пила, изящно покуривала. Правда, ее свита за соседним столиком увеличилась более чем вдвое: рядом с парнями устроились три девицы, безнадежно пытавшиеся казаться благопристойными.
Люська посмотрела на свои золотые часики и позвала:
— Денис!
Подошел дылда Денис.
— Я пойду агента с новенькой встречать, а ты тут посмотри, — распорядилась бандерша.
Люська спустилась к Петровке и остановилась на углу. И почти тотчас же рядом с ней остановилась кургузая «Ока». Распахнулась дверца, и на тротуар выпорхнула юная ночная бабочка, которая, радостно оглядевшись, объявила:
— Ось мы и приехалы!
— Откуда ты, шустрая такая? — спросила Люська. Бабочка подозрительно зыркнула на нее и ответила настороженно:
— Мы с Полтавы.
— Соотечественница, значит, — отметила Люська. — Устроим им карнавал с маскарадом, а, соотечественница?
— А ты веселая, Люська, — сказал Никольский. Он уже был рядом: лицо строгое, глаз взыскующий. — С чего бы это?
— Отыграться хочу, Сергей Васильевич, за все отыграться! — с какой-то бесшабашной отвагой отчаяния выдала Галина.
— Только не со мной играй, Люся! — предупредил Никольский с нажимом. — Что говорил тебе, хорошо помнишь?..
По лестнице грохотали кованые тяжелые башмаки. Здоровенные мужики в камуфляже после инструктажа бегом спускались в дежурку. Спустились компактной толпой и разом заполнили не предназначенное для таких сборищ помещение. Гремели, звенели, громко переговаривались.
— На улицу, на улицу, ребята! — не то приказал, не то попросил Паршиков. — Мне же работать, а вы тут такую тесноту устроили!
— В тесноте, да не в Бутырке, — мрачно высказался омоновский командир и спросил своих. — Готовы? По коням!
—
…Чуть в стороне от подъезда дома, в котором располагалось учреждение Константина Кузьмина, стоял светло-серый микроавтобус с зазывно яркой подписью через весь бок «Пицца на дом». Но пиццы внутри и не предполагалось: в салоне мерцали таинственные огни загадочной аппаратуры, щелкал тумблерами серьезный техник из охранного агентства, видеооператор-эксперт готовил камеру к съемке. Никольский, Климов и Шевелев, угнетенные сложностью и недоступностью технических манипуляций, скромно наблюдали за процессом в полном бездействии. До поры до времени.
К подъезду подкатил автомобиль «Вольво».
— Снимай! — приказал эксперту Никольский.
Растопырив руки, Кузьмин шутейно загонял в подъезд четырех девочек.
— Объект прибыл? — спросил техник.
— Да, — подтвердил Никольский.
— Проверяем, — известил ментов чудо-техник.
В салоне возник шум лифта. Затем послышалось натужное хихиканье девиц и голос Кузьмина:
— Приехали, мочалки!
До ментов донесся скрежет ключа в замочной скважине и щелчок выключателя.
…При ярком свете Кузьмин впервые по-настоящему рассмотрел юную полтавчанку и удовлетворенно отметил:
— Ты ничего, новенькая. Тобой особо заняться нужно. Хочешь за границей фотомоделью работать?
— Хиба це можно?! — притворно ахнула Анюта.
… — Хиба, хиба, — голос Кузьмина передразнил новенькую в салоне микроавтобуса. — Раз сказал, значит, можно!
— Вот сучонок! — с веселой злобой сказал Никольский.
— Подъехал милицейский микроавтобус с номером два ноля ноль шестьдесят два на борту, — бесстрастно сообщил оператор.
— Снимай! — приказал Никольский.
…Младший лейтенант и прапорщик бойко выскочили из «рафика» и деловито вошли в подъезд…
— Ну, а сегодня, новенькая, на субботник поедешь, — звучал кузьминский голос. — Делай там все, что скажут. Не измылишься.
Раздался дверной звонок. Кто-то кинулся открывать. В дверях стояли жизнерадостные менты.
— Все на субботник! — выкрикнул свой традиционный лозунг прапорщик. — Ленинского бревна не обещаем, но палки будут!..
…Два мента и четыре девицы вышли из подъезда и уселись в милицейский «рафик», который тут же рванул с места…
Никольский быстро сказал в переговорник:
— Лепилов, мы за ними. Берите этого гада!
Костя Кузьмин готовился к ночной «светской» жизни. Он поправлял галстук-бабочку у зеркала, когда с грохотом распахнулась входная дверь. В квартиру ворвались Лепилов с омоновцами. Лепилов с ходу врезал Косте в челюсть. Тот кулем рухнул на пол. Омоновцы навалились на сутенера сверху. Щелкнули наручники. Первая часть операции завершилась удачно…
Кузьмина вывели из подъезда и усадили в милицейский «газик». Из стоящего неподалеку «Мерседеса» наблюдали эту картинку Авила и Тарасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44