«Товарищ генерал…»
— Сослепу-то чего не скажешь, — пробурчал Смирнов. Никольский оценивающе осмотрел Паршикова и, дожевав бутерброд, высказался:
— А что, не похож? Как говорил дед Щукарь: «Лобик узенький, головка тыквочкой, ну, вылитый генерал!»
— Подлые выпады с презрением игнорирую! — отрезал майор и с достоинством вскинул голову: — И продолжаю цитировать даму: «Товарищ генерал, моего кота гнусные соседи решили отравить». Я спрашиваю: «Откуда вам это известно?» А она: «По взглядам. Я все по их взглядам прочитала». Я ей вежливо в ответ: «Заявление ваше принято, мадам. Спокойно идите домой. Вашего кота будут охранять лучшие бойцы нашего отделения». Она ушла и все довольны: дама довольна, кот доволен, я доволен. А ты, Смирнов? Ты этого пьяницу за грудки, и он тебя за грудки. Вот и сидишь, пуговицу пришиваешь.
Никольский допил кофе, потянулся и сладострастно произнес:
— Сейчас домой и в койку. А вы служите, Бога не забывайте.
И вдруг на мониторе появилось изображение пожилого гражданина в военной рубашке с медалью «Ветеран труда» на груди.
— Ну и денек у вас, товарищ майор, то кот на поводке, то общественник с медалью, — подначил старшина.
Паршиков нажал кнопку, загудел замок двери и в дежурку вошел суровый общественник.
— Ну, что тебе, Ермилов, от меня надо? — тоскливо спросил Паршиков.
— А ты мне вообще не нужен. Я вон к начальнику уголовного розыска! — строго кивнул ветеран на Никольского.
— Что скажешь, Андрей Сергеевич? — устало поинтересовался Сергей.
— На чердаке бомжи перестрелку устроили, — округлив глаза, почти шепотом сообщил Ермилов.
— Давно? — деловито осведомился Никольский.
— Час, наверное, как…
— Что же ты сразу не позвонил? — спросил Паршиков.
— Да чертов банк коммуникации свои ведет и нам кабель перерубил! — Пенсионер аж побагровел от возмущения.
— Ну, прибежал бы! — продолжал давить Паршиков.
— Ишь ты, прибежал бы! — передразнил Ермилов. — Мне своя жизнь тоже дорога. Переждал и пришел к вам. Действуйте!
— Дай фонарь, — обратился Никольский к Паршикову. — Мне все равно по пути. Загляну.
По замызганной лестнице Сергей добрался до чердачной площадки и остановился у приоткрытой двери. Принюхался.
— И вправду порохом пахнет… — констатировал он без особой радости.
Ермилов, отставший на пролет, самодовольно сообщил дополнительные сведения:
— Четыре выстрела было!
Никольский вытащил пистолет, передернул затвор, левой рукой включил фонарь, нагой распахнул дверь и крикнул:
— Всем стоять! Уголовный розыск!
Мощный фонарный луч сразу наткнулся на тело с простреленной головой, валявшееся у порога. А возле чердачного окна лежал второй участник перестрелки. Никольский направился к нему. Залитый кровью человек намертво сжимал в правой руке пистолет ПСМ. Сергей присел, пощупал у неподвижного мужчины пульс.
— Живой! — с радостным удивлением воскликнул Никольский и вдруг увидел вишневую книжицу, валявшуюся неподалеку. Поднял, развернул и ахнул по-русски:
— …твою мать!
Во дворе семиэтажного дома царил сущий автомобильный переполох: машины милиции, «скорой помощи» и ФСБ, застыв друг против друга, напряженно гудели моторами, будто собираясь бодаться.
Милицейский генерал Колесников и начальник местного отделения милиции подполковник Беляков с горестными лицами, как и положено в таких случаях, внимательно наблюдали, как из подъезда выносили носилки. Одни в труповозку, другие — в машину «скорой помощи». «Скорая» включила сирену и умчалась во тьму московских улиц.
Генерал вздохнул и обернулся к Белякову. Тот замер с покаянным лицом.
— Я уже полчаса здесь, а ты только что явился! — рявкнул Колесников. — А убийство на твоей территории!
— Я же с дачи, товарищ генерал! — виновато откликнулся подполковник.
— В городе надо жить! — продолжал отчитывать подчиненного Колесников.
— В городе мой начальник уголовного розыска, который первым прибыл на место преступления. И жизнь чекисту спас! — отрапортовал Беляков не без гордости.
— Спас, спас! — раздраженно повторил генерал. — Чувствую, повиснет на нас это дело как пудовая гиря! Где он, твой Никольский?
Сразу же за генеральской спиной откликнулись:
— Здравия желаю, товарищ генерал.
Генерал обернулся. Никольский был как Никольский: непонятно доброжелательный, улыбчиво приветливый.
— Чему радуешься, Никольский? — не понял Колесников. — Докладывай обстановку.
— Свидетель показал, что на чердаке этого дома приблизительно в двадцать три тридцать стреляли четыре раза… — начал рассказывать Сергей.
Вдруг словно ниоткуда возник Ермилов и радостно перебил Никольского:
— Это я сообщил, товарищ генерал!
— Молодец! — бодро поблагодарил генерал. — Спасибо. Продолжай, Никольский.
— При осмотре оружия, найденного на месте преступления, нами установлено, что офицер ФСБ выстрелил из своего пистолета «ПСМ» один раз. Из «ТТ» убитого также произведен один выстрел. Судя по тому, что найдены одна гильза от «ПСМ» и три от «ТТ» следует: второй нападавший дважды стрелял в фээсбэшника и скрылся.
Сергей умолк: больше докладывать было нечего.
— И что ты думаешь, Никольский? — уныло поинтересовался Колесников.
— Не над чем пока думать, — пожал плечами Сергей.
— Начинай копать, — без энтузиазма посоветовал генерал. — Куда деваться…
Вдруг оба разом примолкли, увидев, что от подъезда к ним приближается высокий подтянутый человек средних лет. Человек подошел, представился:
— Полковник ФСБ Меньшиков. Здравствуйте, товарищ генерал, приветствую вас, товарищ подполковник. Хочу вас огорчить: это дело мы забираем себе.
Непроизвольная радостная улыбка возникла на лице Белякова.
— И труп тоже? — с надеждой спросил он.
— И труп тоже.
— Вот огорчил так огорчил! — усмехнулся Колесников. — Мы-то уже совсем было отличиться собрались.
— Значит, не повезло вам! — сказал полковник и напоследок обратился к Никольскому: — Сергей Васильевич, не в службу, а в дружбу, рапорт бы к завтрашнему утру, а?
— Будет сделано, Юрий Николаевич! — заверил его Никольский.
Полковник откланялся и ушел.
— Быстро вы с ним спелись, — заметил генерал, окинув подчиненных начальническим взором. — Ну, что ж, нет трупа — нет дела…
Подавив облегченный вздох, Колесников направился к своей машине. И тут Беляков заметил торчавшего все время рядом с ним Ермилова.
— Тебе что здесь надо?! — почему-то рассердился подполковник.
— Могу понадобиться, — солидно сообщил ветеран.
— Жене понадобишься. Иди! — приказал Беляков. И обернулся к Никольскому: — Баба с возу — кобыле легче. Во повезло! Недаром мне кот приснился.
— На поводке? — перебил Сергей с усмешкой.
— Почему на поводке? — опешил Беляков и взглянул на майора с некоторым превосходством. — Кот! Жена сказала — к приятной неожиданности.
— Я спать пойду, — сказал Никольский.
— Заслужил. Спи спокойно, дорогой товарищ, — Беляков даже похлопал Сергея по плечу.
Вот и эта ночь прошла… Начинался новый день. Никольский прищурился, глядя на низкое солнце, закурил и пошел вдоль Патриарших. Мимо молодых мам с колясками — ранних птах, выгуливающих своих птенцов, мимо бессонных пенсионеров, устроившихся на парковых скамейках, мимо закрытых еще палаток… Сергей просто прогуливался по Москве — прогуливался с удовольствием.
Он не спешил, не хотелось спешить. Хотелось идти, не думая ни о чем, и рассматривать пробуждавшийся город. Его город.
Но всему хорошему приходит конец. Вскоре Никольский оказался рядом с отделением милиции, где проходила его нелегкая служба, и вошел туда, подавляя вздох сожаления.
— Сережа, — буднично, будто и не расставались на ночь, сказал ему уже переодевшийся в штатское, отдежуривший майор Паршиков, — Беляков уже копытом бьет. Тебя заждался.
— А что у него? — тотчас насторожился Сергей. Он разом преобразился, словно боевую стойку принял.
— Бабу сильно избитую подобрали, — Паршиков поморщился и добавил в сторону, как бы самому себе. — Вонючее дело…
— Потерпевшая здесь? — быстро спросил Никольский.
— Нет. Уже в больницу отвезли.
— Ничего себе денек начинается, — заметил Сергей и направился к лестнице на второй этаж. Мимо Никольского, бурно здороваясь с ним, пробежали трое в бронежилетах, потом навстречу попалась и уступила дорогу девица в погонах с папкой в руках, а у дверей в комнату оперативников Сергей заметил Лепилова, вскинувшего ладонь в приветственном жесте.
Беляков пил кофе из кружки с портретом Аллы Пугачевой. Увидев изображение любимой певицы, Никольский довольно умело спел из ее репертуара:
— Делу время, делу время, да-да-да-да-да-да-да-, а-а-а поте-ехе час!
— Именно, — сказал Беляков и отставил кружку на маленький столик. — И дело по тебе, потому что дело деликатное. Чего стоишь-то? Ты садись, садись! Кофе хочешь?
— Уже, — сказал Никольский, усаживаясь. — Раз деликатное, значит, отказняк нужен?
— Именно, — подтвердил Беляков. Понравилось ему слово «именно».
— И кто пострадавшая? — осведомился Сергей не без иронии.
— Алифанова Ольга Петровна, — начал рассказывать подполковник. — Патрульная группа подобрала ее на Малой Бронной. Паршиков хотел ее сразу в больницу задвинуть, вызвал «скорую», а она ни в какую: пока, мол, заяву не примите, никуда не поеду. Утверждает, что ее… менты насиловали. Тут и «скорая» на Паршикова насела: мол, будете тянуть — будете и за последствия отвечать. Пришлось заяву принять.
— Проститутка? — вяло поинтересовался Никольский.
— Какая проститутка! — Беляков сделал большие глаза. — Референт-переводчик «Горбачев фонда». Интеллигентная симпатичная барышня. И ты у нас интеллигент. Вот и договоритесь.
Больница была как больница. Двенадцать этажей, длинные коридоры, в коридорах койки с не поместившимися в палаты пациентами… Врач, без доброжелательности встретивший Никольского, взглянул на него угрюмо и спросил:
— А вам, собственно, какое до нее дело?
— Самое прямое, — Никольский достал удостоверение. Доктор внимательно изучил документ.
— Ну что же, хочу вам сообщить, что она не только сильно избита, но и зверски изнасилована, — говорил медик жестко, и глаза его оставались холодными, колючими. — Надругались над ней ваши коллеги группой, господин начальник уголовного розыска.
— Будьте добры, подготовьте мне медицинское заключение, — вежливо попросил Никольский. — И разрешите мне поговорить с пострадавшей.
…В отдельном боксе, опершись о спинку кровати, сидела женщина, возраст которой трудно было определить.
— Здравствуйте, — сказал Никольский. — Я начальник уголовного розыска 108 отделения милиции, в которое вы были доставлены. Я бы хотел подробно выяснить все обстоятельства нападения на вас.
— И изнасилования, — добавила за него женщина, пытаясь иронически усмехнуться. — Только эти обстоятельства вряд ли вас устроят…
…В кабинете Никольского собрались все шесть оперативников и дознаватель. Хозяин кабинета обвел взглядом присутствующих и приступил к их опросу:
— Я пригласил вас, граждане сыщики, чтобы прояснить все обстоятельства дела весьма вонючего, — для начала заявил Сергей голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Лепилов!
Миша Лепилов встал, откашлялся.
— По упомянутому пострадавшей адресу действительно находится агентство по трудоустройству фотомоделей и манекенщиц, — доложил он. — А по моим оперативным данным — крыша для крутого сутенера, некоего Константина Андреевича Кузьмина, 1969 года рождения, прописанного по адресу… — Миша назвал адрес.
— У тебя все? — спросил Никольский. Лепилов кивнул. — Шевелев!
Встал блондин Шевелев.
— «Форд», бортовой номер два ноля ноль сорок два, принадлежит шестому батальону ППС, экипаж сменный, шесть человек. Вчера машина на улицах не работала. Экипаж состоит из трех прапорщиков, младшего лейтенанта и двух старшин. Вот их фамилии.
Шевелев положил список на стол.
— Климов, говорил с проститутками? — спросил Никольский.
— Говорил, — ответил флегматичный Климов. — С ними же говорить — что не говорить. Все в отказе.
— Климов, плохо давишь! Прессуй их, шалав, прессуй! — Сергей сердился: дело действительно дурно пахло. — Лепилов, глаз не спускай с этого Кузьмина! Вешняков! — Встал самый солидный оперативник. — Тебе сутки на выяснение, когда и по какой визе выехала в Турцию двоюродная сестра потерпевшей — Алифанова Татьяна Владимировна. Шевелев, у тебя жена где работает?
— Вы же знаете, Сергей Васильевич, — удивился Шевелев. — В управлении кадров ГУВД.
— Чтобы завтра у меня личные дела всей этой шестерки были здесь! — Никольский хлопнул ладонью по столу. — Только скажи Вале, чтобы аккуратненько все сделала. А то спугнем… Вопросы?.. Нет?.. Все свободны.
Выворачивая плечевые и тазобедренные суставы, двигались по маленькой сцене трое обнаженных молодых людей и три девы в хитонах.
Проделывали они это для того, чтобы в натуре повторить изображение хоровода на древнегреческих амфорах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Сослепу-то чего не скажешь, — пробурчал Смирнов. Никольский оценивающе осмотрел Паршикова и, дожевав бутерброд, высказался:
— А что, не похож? Как говорил дед Щукарь: «Лобик узенький, головка тыквочкой, ну, вылитый генерал!»
— Подлые выпады с презрением игнорирую! — отрезал майор и с достоинством вскинул голову: — И продолжаю цитировать даму: «Товарищ генерал, моего кота гнусные соседи решили отравить». Я спрашиваю: «Откуда вам это известно?» А она: «По взглядам. Я все по их взглядам прочитала». Я ей вежливо в ответ: «Заявление ваше принято, мадам. Спокойно идите домой. Вашего кота будут охранять лучшие бойцы нашего отделения». Она ушла и все довольны: дама довольна, кот доволен, я доволен. А ты, Смирнов? Ты этого пьяницу за грудки, и он тебя за грудки. Вот и сидишь, пуговицу пришиваешь.
Никольский допил кофе, потянулся и сладострастно произнес:
— Сейчас домой и в койку. А вы служите, Бога не забывайте.
И вдруг на мониторе появилось изображение пожилого гражданина в военной рубашке с медалью «Ветеран труда» на груди.
— Ну и денек у вас, товарищ майор, то кот на поводке, то общественник с медалью, — подначил старшина.
Паршиков нажал кнопку, загудел замок двери и в дежурку вошел суровый общественник.
— Ну, что тебе, Ермилов, от меня надо? — тоскливо спросил Паршиков.
— А ты мне вообще не нужен. Я вон к начальнику уголовного розыска! — строго кивнул ветеран на Никольского.
— Что скажешь, Андрей Сергеевич? — устало поинтересовался Сергей.
— На чердаке бомжи перестрелку устроили, — округлив глаза, почти шепотом сообщил Ермилов.
— Давно? — деловито осведомился Никольский.
— Час, наверное, как…
— Что же ты сразу не позвонил? — спросил Паршиков.
— Да чертов банк коммуникации свои ведет и нам кабель перерубил! — Пенсионер аж побагровел от возмущения.
— Ну, прибежал бы! — продолжал давить Паршиков.
— Ишь ты, прибежал бы! — передразнил Ермилов. — Мне своя жизнь тоже дорога. Переждал и пришел к вам. Действуйте!
— Дай фонарь, — обратился Никольский к Паршикову. — Мне все равно по пути. Загляну.
По замызганной лестнице Сергей добрался до чердачной площадки и остановился у приоткрытой двери. Принюхался.
— И вправду порохом пахнет… — констатировал он без особой радости.
Ермилов, отставший на пролет, самодовольно сообщил дополнительные сведения:
— Четыре выстрела было!
Никольский вытащил пистолет, передернул затвор, левой рукой включил фонарь, нагой распахнул дверь и крикнул:
— Всем стоять! Уголовный розыск!
Мощный фонарный луч сразу наткнулся на тело с простреленной головой, валявшееся у порога. А возле чердачного окна лежал второй участник перестрелки. Никольский направился к нему. Залитый кровью человек намертво сжимал в правой руке пистолет ПСМ. Сергей присел, пощупал у неподвижного мужчины пульс.
— Живой! — с радостным удивлением воскликнул Никольский и вдруг увидел вишневую книжицу, валявшуюся неподалеку. Поднял, развернул и ахнул по-русски:
— …твою мать!
Во дворе семиэтажного дома царил сущий автомобильный переполох: машины милиции, «скорой помощи» и ФСБ, застыв друг против друга, напряженно гудели моторами, будто собираясь бодаться.
Милицейский генерал Колесников и начальник местного отделения милиции подполковник Беляков с горестными лицами, как и положено в таких случаях, внимательно наблюдали, как из подъезда выносили носилки. Одни в труповозку, другие — в машину «скорой помощи». «Скорая» включила сирену и умчалась во тьму московских улиц.
Генерал вздохнул и обернулся к Белякову. Тот замер с покаянным лицом.
— Я уже полчаса здесь, а ты только что явился! — рявкнул Колесников. — А убийство на твоей территории!
— Я же с дачи, товарищ генерал! — виновато откликнулся подполковник.
— В городе надо жить! — продолжал отчитывать подчиненного Колесников.
— В городе мой начальник уголовного розыска, который первым прибыл на место преступления. И жизнь чекисту спас! — отрапортовал Беляков не без гордости.
— Спас, спас! — раздраженно повторил генерал. — Чувствую, повиснет на нас это дело как пудовая гиря! Где он, твой Никольский?
Сразу же за генеральской спиной откликнулись:
— Здравия желаю, товарищ генерал.
Генерал обернулся. Никольский был как Никольский: непонятно доброжелательный, улыбчиво приветливый.
— Чему радуешься, Никольский? — не понял Колесников. — Докладывай обстановку.
— Свидетель показал, что на чердаке этого дома приблизительно в двадцать три тридцать стреляли четыре раза… — начал рассказывать Сергей.
Вдруг словно ниоткуда возник Ермилов и радостно перебил Никольского:
— Это я сообщил, товарищ генерал!
— Молодец! — бодро поблагодарил генерал. — Спасибо. Продолжай, Никольский.
— При осмотре оружия, найденного на месте преступления, нами установлено, что офицер ФСБ выстрелил из своего пистолета «ПСМ» один раз. Из «ТТ» убитого также произведен один выстрел. Судя по тому, что найдены одна гильза от «ПСМ» и три от «ТТ» следует: второй нападавший дважды стрелял в фээсбэшника и скрылся.
Сергей умолк: больше докладывать было нечего.
— И что ты думаешь, Никольский? — уныло поинтересовался Колесников.
— Не над чем пока думать, — пожал плечами Сергей.
— Начинай копать, — без энтузиазма посоветовал генерал. — Куда деваться…
Вдруг оба разом примолкли, увидев, что от подъезда к ним приближается высокий подтянутый человек средних лет. Человек подошел, представился:
— Полковник ФСБ Меньшиков. Здравствуйте, товарищ генерал, приветствую вас, товарищ подполковник. Хочу вас огорчить: это дело мы забираем себе.
Непроизвольная радостная улыбка возникла на лице Белякова.
— И труп тоже? — с надеждой спросил он.
— И труп тоже.
— Вот огорчил так огорчил! — усмехнулся Колесников. — Мы-то уже совсем было отличиться собрались.
— Значит, не повезло вам! — сказал полковник и напоследок обратился к Никольскому: — Сергей Васильевич, не в службу, а в дружбу, рапорт бы к завтрашнему утру, а?
— Будет сделано, Юрий Николаевич! — заверил его Никольский.
Полковник откланялся и ушел.
— Быстро вы с ним спелись, — заметил генерал, окинув подчиненных начальническим взором. — Ну, что ж, нет трупа — нет дела…
Подавив облегченный вздох, Колесников направился к своей машине. И тут Беляков заметил торчавшего все время рядом с ним Ермилова.
— Тебе что здесь надо?! — почему-то рассердился подполковник.
— Могу понадобиться, — солидно сообщил ветеран.
— Жене понадобишься. Иди! — приказал Беляков. И обернулся к Никольскому: — Баба с возу — кобыле легче. Во повезло! Недаром мне кот приснился.
— На поводке? — перебил Сергей с усмешкой.
— Почему на поводке? — опешил Беляков и взглянул на майора с некоторым превосходством. — Кот! Жена сказала — к приятной неожиданности.
— Я спать пойду, — сказал Никольский.
— Заслужил. Спи спокойно, дорогой товарищ, — Беляков даже похлопал Сергея по плечу.
Вот и эта ночь прошла… Начинался новый день. Никольский прищурился, глядя на низкое солнце, закурил и пошел вдоль Патриарших. Мимо молодых мам с колясками — ранних птах, выгуливающих своих птенцов, мимо бессонных пенсионеров, устроившихся на парковых скамейках, мимо закрытых еще палаток… Сергей просто прогуливался по Москве — прогуливался с удовольствием.
Он не спешил, не хотелось спешить. Хотелось идти, не думая ни о чем, и рассматривать пробуждавшийся город. Его город.
Но всему хорошему приходит конец. Вскоре Никольский оказался рядом с отделением милиции, где проходила его нелегкая служба, и вошел туда, подавляя вздох сожаления.
— Сережа, — буднично, будто и не расставались на ночь, сказал ему уже переодевшийся в штатское, отдежуривший майор Паршиков, — Беляков уже копытом бьет. Тебя заждался.
— А что у него? — тотчас насторожился Сергей. Он разом преобразился, словно боевую стойку принял.
— Бабу сильно избитую подобрали, — Паршиков поморщился и добавил в сторону, как бы самому себе. — Вонючее дело…
— Потерпевшая здесь? — быстро спросил Никольский.
— Нет. Уже в больницу отвезли.
— Ничего себе денек начинается, — заметил Сергей и направился к лестнице на второй этаж. Мимо Никольского, бурно здороваясь с ним, пробежали трое в бронежилетах, потом навстречу попалась и уступила дорогу девица в погонах с папкой в руках, а у дверей в комнату оперативников Сергей заметил Лепилова, вскинувшего ладонь в приветственном жесте.
Беляков пил кофе из кружки с портретом Аллы Пугачевой. Увидев изображение любимой певицы, Никольский довольно умело спел из ее репертуара:
— Делу время, делу время, да-да-да-да-да-да-да-, а-а-а поте-ехе час!
— Именно, — сказал Беляков и отставил кружку на маленький столик. — И дело по тебе, потому что дело деликатное. Чего стоишь-то? Ты садись, садись! Кофе хочешь?
— Уже, — сказал Никольский, усаживаясь. — Раз деликатное, значит, отказняк нужен?
— Именно, — подтвердил Беляков. Понравилось ему слово «именно».
— И кто пострадавшая? — осведомился Сергей не без иронии.
— Алифанова Ольга Петровна, — начал рассказывать подполковник. — Патрульная группа подобрала ее на Малой Бронной. Паршиков хотел ее сразу в больницу задвинуть, вызвал «скорую», а она ни в какую: пока, мол, заяву не примите, никуда не поеду. Утверждает, что ее… менты насиловали. Тут и «скорая» на Паршикова насела: мол, будете тянуть — будете и за последствия отвечать. Пришлось заяву принять.
— Проститутка? — вяло поинтересовался Никольский.
— Какая проститутка! — Беляков сделал большие глаза. — Референт-переводчик «Горбачев фонда». Интеллигентная симпатичная барышня. И ты у нас интеллигент. Вот и договоритесь.
Больница была как больница. Двенадцать этажей, длинные коридоры, в коридорах койки с не поместившимися в палаты пациентами… Врач, без доброжелательности встретивший Никольского, взглянул на него угрюмо и спросил:
— А вам, собственно, какое до нее дело?
— Самое прямое, — Никольский достал удостоверение. Доктор внимательно изучил документ.
— Ну что же, хочу вам сообщить, что она не только сильно избита, но и зверски изнасилована, — говорил медик жестко, и глаза его оставались холодными, колючими. — Надругались над ней ваши коллеги группой, господин начальник уголовного розыска.
— Будьте добры, подготовьте мне медицинское заключение, — вежливо попросил Никольский. — И разрешите мне поговорить с пострадавшей.
…В отдельном боксе, опершись о спинку кровати, сидела женщина, возраст которой трудно было определить.
— Здравствуйте, — сказал Никольский. — Я начальник уголовного розыска 108 отделения милиции, в которое вы были доставлены. Я бы хотел подробно выяснить все обстоятельства нападения на вас.
— И изнасилования, — добавила за него женщина, пытаясь иронически усмехнуться. — Только эти обстоятельства вряд ли вас устроят…
…В кабинете Никольского собрались все шесть оперативников и дознаватель. Хозяин кабинета обвел взглядом присутствующих и приступил к их опросу:
— Я пригласил вас, граждане сыщики, чтобы прояснить все обстоятельства дела весьма вонючего, — для начала заявил Сергей голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Лепилов!
Миша Лепилов встал, откашлялся.
— По упомянутому пострадавшей адресу действительно находится агентство по трудоустройству фотомоделей и манекенщиц, — доложил он. — А по моим оперативным данным — крыша для крутого сутенера, некоего Константина Андреевича Кузьмина, 1969 года рождения, прописанного по адресу… — Миша назвал адрес.
— У тебя все? — спросил Никольский. Лепилов кивнул. — Шевелев!
Встал блондин Шевелев.
— «Форд», бортовой номер два ноля ноль сорок два, принадлежит шестому батальону ППС, экипаж сменный, шесть человек. Вчера машина на улицах не работала. Экипаж состоит из трех прапорщиков, младшего лейтенанта и двух старшин. Вот их фамилии.
Шевелев положил список на стол.
— Климов, говорил с проститутками? — спросил Никольский.
— Говорил, — ответил флегматичный Климов. — С ними же говорить — что не говорить. Все в отказе.
— Климов, плохо давишь! Прессуй их, шалав, прессуй! — Сергей сердился: дело действительно дурно пахло. — Лепилов, глаз не спускай с этого Кузьмина! Вешняков! — Встал самый солидный оперативник. — Тебе сутки на выяснение, когда и по какой визе выехала в Турцию двоюродная сестра потерпевшей — Алифанова Татьяна Владимировна. Шевелев, у тебя жена где работает?
— Вы же знаете, Сергей Васильевич, — удивился Шевелев. — В управлении кадров ГУВД.
— Чтобы завтра у меня личные дела всей этой шестерки были здесь! — Никольский хлопнул ладонью по столу. — Только скажи Вале, чтобы аккуратненько все сделала. А то спугнем… Вопросы?.. Нет?.. Все свободны.
Выворачивая плечевые и тазобедренные суставы, двигались по маленькой сцене трое обнаженных молодых людей и три девы в хитонах.
Проделывали они это для того, чтобы в натуре повторить изображение хоровода на древнегреческих амфорах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44