Следовательно, я поступил в соответствии со своей программой, рассказав беглецам о предательском по отношению к ним сообщении на Цереру.
— Ты уже лучше знал людей, чем когда водил машину Регги, верно?
— Значительно лучше и, как я уже говорил, понял, что в каждом человеке есть и хорошее, и плохое.
Грегори удивленно посмотрел на рассказчика:
— Но ведь ты всего лишь робот. Ты сам это нам говорил. Как же ты можешь отличать добро от зла?
— Не забудьте об уникальности моей программы, дети. Для меня «добро» все то, что способствует жизни, свободе и счастью человека, и все «зло», что враждебно жизни и счастью, что угрожает свободе.
— Но в таком случае крепкие напитки — это «добро», — объявил Джефри.
— Я говорил о счастье, Джефри, а не об удовольствии.
Джефри покачал головой.
— Не вижу разницы.
— Мой второй владелец тоже не видел. Но даже признавая трудность его положения, я не мог простить его поведение.
— Удивительно, что он не продал тебя на лом!
— У него не было такой возможности: предводитель беглецов обеспечил собственную безопасность и безопасность своих друзей самым простым способом. Старателя оставили на небольшом астероиде с достаточным запасом еды и воды. Оставили убежище и маяк, чтобы он мог вызвать помощь.
— Какая жестокость!
— Неправда, никакой опасности на самом деле не было: несомненно, его спасли до того, как у него кончились припасы.
Но Джефри никак не мог угомониться.
— Тогда зачем было оставлять его в таком месте? Можно было просто отвезти в город.
— Потому что, если бы его отвезли на Цереру, власти определенно арестовали бы беглецов. А так властям потребовалось несколько дней, чтобы прислать спасателей, и это давало беглецам возможность оказаться в безопасности.
— А почему они просто не убили его? — спросил Джефри.
— Джефри! — воскликнула Корделия с укором.
Но Фесс признался:
— Кое-кто склонялся к такому решению, но предводитель беглецов предложил более гуманный выход.
— Только предложил? — удивился Джефри. — Значит, он не обладал реальной властью среди соратников?
— Не знаю, — ответил Фесс, — потому что такая проблема никогда не возникала. Никто не противоречил ему, когда он предлагал что-нибудь сделать.
— Ты хочешь сказать, что они и не думали возражать? — поразился Джефри. — Разве это правильно?
— Правильно, — подтвердил Фесс, — когда предложения верны.
— А когда ты мне что-нибудь запрещаешь! — воскликнул Джефри. — Должен я тебя слушаться или нет?
— Вопрос, конечно, интересный, Фесс, — усмехнулся Грегори.
— Вы должны сами решать, дети, и решать в каждом случае отдельно. Не нужно отказываться от возможности принимать решение, не следует для себя устанавливать незыблемые правила.
— Тогда предложи нам правило, которое можно изменять, — сказал Магнус.
— Ваши родители уже сделали это.
Дети удивленно посмотрели друг на друга.
— Ты играешь с нами? — спросил Джефри.
— Нет, — сказал Грегори, — это не соответствует его природе.
— Его природа — это верность хозяину, — сказал Магнус, — а его хозяин — папа.
Корделия повернулась и сердито посмотрела на Фесса.
— Значит, ты нас продал?
— Нет, — ответил Фесс, — и если подумаешь, ты согласишься со мной. Если хочешь узнать, нужно ли подчиниться, в ответ я могу только сослаться на собственный опыт: «Подчиняйся, но сохраняй верность своей программе».
Джефри прищурился.
— Какой в этом смысл для человека из плоти и крови? Какая у нас программа, которой мы были бы верны?
— Тебе придется узнавать это на собственном опыте, Джефри, — заявил Фесс. — Это и есть часть процесса взросления.
Дети смотрели на него, пытаясь решить, стоит ли сердиться.
Затем Магнус улыбнулся.
— Но ведь ты этого не знал, когда впервые осознал себя, как некое «Я»?
— У меня не было подпрограмм для разрешения противоречий между моей программой и ежедневными проблемами, с которыми я встречался. Но моя программа дает возможность создания таких подпрограмм.
— И ты создавал такие подпрограммы, обдумывая события, о которых только что рассказал нам, верно?
— Это правильное заключение.
— Значит, у тебя тоже был период взросления! — воскликнула Корделия.
— Да, период, эквивалентный у человека подростковому. Я рад, что тебе доставило удовольствие это открытие, Корделия.
— О, мы всегда стараемся научиться у тех, кто прошел по дороге жизни перед нами, — весело сказал Магнус. — А у кого ты научился разрешать такие противоречия, Фесс?
Робот некоторое время молчал, потом медленно проговорил:
— Я создавал подпрограммы, руководствуясь принципами своей базовой программы, Магнус. Но дополнительно я включил в них и некоторые концепции, усвоенные у человека, рассуждения которого соответствовали строгой логике, помогали сопоставлять события нынешние и прошлые, находить сходства и различия и давать верные оценки.
— И кто был этот человек?
— Предводитель беглецов.
— Твой третий владелец? — Магнус вздрогнул. — Но почему он оказал на тебя такое большое влияние?
— Главным образом благодаря своему выдающемуся уму, Магнус, хотя сам он не согласился бы с таким утверждением. И воздействие его идей на меня оказалось особенно сильным, потому что он первым из моих хозяев был по-настоящему хорошим человеком.
— Судя по тому, что ты нам рассказал, я могу в это поверить, — Магнус задумался. — Но кто он был, этот образец совершенства, этот предводитель беглецов?
— Его называли Тодом Тамбурином, и он вряд ли мог претендовать на почетное звание образца совершенства, хотя в глубине души мой хозяин, несомненно, был хорошим человеком.
— Тод Тамбурин... — Корнелия ошеломленно смотрела на Фесса. — Ты хочешь сказать, что это был Уайти-Вино, о котором ты только что рассказывал? Тот самый, который помог внучке справиться с комплексом ложной вины из-за смерти родителей?
— Тот самый, — согласился Фесс. Грегори нахмурился.
— Но как получилось, что он оказался тезкой другого «Тода Тамбурина», о котором ты нам рассказывал на уроках?
— Очень просто. Он не тезка, а все тот же человек.
У Джефри от изумления отвисла челюсть.
— Тот самый Тод Тамбурин? Слабак с пером и чернилами? Тот, которого ты назвал величайшим земным поэтом?
— Это не только мое мнение, дети, но общее мнение земных критиков. И вряд ли его можно назвать слабаком.
— Тот самый, стихи которого ты заставлял нас заучивать наизусть, хотим мы того или нет? — продолжал Джефри.
— Неужели тебе они так не нравились? — поддел его Магнус.
Джефри поморщился.
— Нет, конечно. Его «Мятежники и адмирал» просто класс, да и баллады очень хороши. Но в «Упадке и падении свободы» я, например, не вижу проку.
— Я тоже, — согласилась Корделия, — но мне очень нравятся его «Радость молодой жены» и «Ухаживания Денди».
— Еще бы, — усмехнулся Джефри.
— Дети, у каждого, кто читал его стихи, есть свои любимые, — быстро сказал Фесс, предупреждая стычку, — хотя мало кто знает автора. Да, моим третьим владельцем был Тод Тамбурин. Он подарил меня своей внучке Лоне. Это был свадебный подарок, и с тех пор я служу этой семье.
Магнус уставился на Фесса.
— Ты хочешь сказать, что мы все потомки Тода Тамбурина?
— Не нужно этому удивляться, — посмеивался Фесс. — Разве вы еще не поняли, что когда вам весело, вы не можете не петь?
Дети удивленно переглядывались.
— Но довольно, вас зовут родители.
— Еще, пожалуйста, Фесс. Расскажи нам что-нибудь о Тоде Тамбурине! — попросила Корделия. Но большая черная лошадь покачала головой и повела детей к Роду и Гвен, которые ждали в тени дерева.
Глава четвертая
Они выехали на извилистую дорогу, ведущую к замку, в тот момент, когда солнце уходило за горизонт, и хотя путники направлялись на восток от своего дома, дорога много раз поворачивала вокруг горы, так что на этот раз солнце оказалось за замком. Кроваво-красный закат придал черному грозно нависающему над ними величественному строению какой-то зловещий вид.
Корделия вздрогнула.
— Как будто он следит за нами, папа.
— Это всего лишь иллюзия, моя дорогая, — Род прижал дочь к себе, чтобы скрыть собственную дрожь. — Просто такой угол зрения. Каменная кладка не может смотреть, у нее для этого нет глаз.
— Но он смотрит, папа, — голос Магнуса дрогнул, тем самым смазав впечатление от тона, но мальчик не обратил на это внимание. Он встревоженно смотрел на замок. — Что-то скрывается за этими камнями, и оно заметило наше появление.
На этот раз, чтобы скрыть дрожь, Род выпустил Корделию из объятий. Что-то действительно может прятаться в замке — на планете, где буквально каждый житель является потенциальным эспером, можно ожидать всего. Он взглянул на Джефри: даже ребенок-воин мрачно хмурился, глядя на замок как на еще не нападающего, но готового в любой момент к атаке врага. А Грегори побледнел, глаза его широко распахнулись. Род повернулся к Гвен.
— Ты тоже это чувствуешь?
Гвен кивнула, не отрывая взгляда от замка.
— Знаешь, милорд, в нем ощущается какая-то древняя беда, старинное проклятие, которое должно быть снято.
— Ну что ж, такой семье, как наша, это вполне под силу! — Род расправил плечи и двинулся к замку. — Вперед, армия. Когда это хоть самый страшный злодей мог нас остановить?
Ему хотелось бы услышать за спиной одобрительные возгласы, но таковых не последовало. Род рискнул оглянуться и увидел, что домочадцы следуют за ним с решительным видом. Хотя чародей предпочел бы на их лицах выражение разумной осторожности.
«Ты уверен, что это самое правильное, Род?» — послышался у него в ухе голос Фесса.
Род заметил, что робот не воспользовался частотой человеческой мысли. Следовательно, остальная часть семьи его не слышит. И ответил:
«Конечно, нет, Старая Железяка. Но разве это когда-нибудь меня останавливало?»
К тому времени, как они добрались до рва и увидели, до какой степени разрушен замок, небо потемнело. Крыша замка обвалилась, в башнях не хватало бойниц. Мороз и вода вырвали из северной стены несколько каменных блоков, оставив зияющую пробоину размером в четыре квадратных фута. На их глазах из северной башни вылетела стая летучих мышей и устремилась в ночное небо. Род подумал, что при дневном свете замок вообще показался бы грудой развалин. Он медленно произнес:
— Не думаю, чтобы мне хотелось провести в нем ночь.
Но Гвен ответила:
— Нет, мы должны.
Род повернулся и посмотрел на жену:
— Провести здесь ночь? Когда самое время ожить духам? Тем более, что мы все ощутили здесь какую-то угрозу?
— Да, и потому должны выступить против нее, — решительно заявила Гвен. — Иначе зло, таящееся в этой угрозе, уцелеет и будет продолжать осквернять владение, которое отдано нам и о котором мы должны заботиться.
Роду пришлось признать, что этого не обойти: они приняли этот надел, отделенный от земель Медичи, и, следовательно, приняли на себя ответственность за благополучие местных жителей. Конечно, они этого не хотели и не просили, но и не отказывались. Если Туану и Катарине понадобилось, чтобы Гэллоутласы позаботились об этой земле и ее обитателях, то их долг исполнить это пожелание. Для отказа должна существовать очень веская причина.
Такой причины у них не нашлось.
— Я вижу, Медичи не позаботились очистить это место от призраков, хотя владели им достаточно долго...
— Ты сам сказал — призраки, — глаза Грегори стали огромными, как у филина.
Джефри презрительно взглянул на брата.
— Какая новость, особенно после того, что мы сами здесь ощутили.
— Конечно, — согласился младший из Гэллоугласов, — но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.
Джефри раздраженно поморщился и собирался что-то сказать, но Род остановил среднего, положив руку ему на плечо.
— Я просто называю явление, сын. Это способ справиться со страхом...
— Я не боюсь!
— Тогда ты храбрее меня. Если мы назвали причину страха, то теперь не можем сделать вид, будто его не существует.
Джефри продолжал хмуриться, но замолчал.
— И что с того, что Медичи не выполнили свой долг? — спросила Гвен. — Мы-то все равно обязаны его выполнить.
— Верно, — согласился Род.
— Тогда чем быстрее мы за это примемся, тем лучше.
— О, так далеко я бы не заходил. Предпочитаю первую встречу организовать при дневном свете.
Гвен повернулась к мужу.
— Откладывание не поможет, милорд.
— Конечно, нет, но я буду себя лучше чувствовать.
Гвен нетерпеливо мотнула головой.
— Неужели ты так устал в пути, что не выдержишь схватки?
— Ну, раз уж ты об этом заговорила — да. Вернее, я бы выдержал, если бы пришлось, но никакой полководец не поведет усталую армию в бой, если у него имеется другой вариант. И к тому же у меня есть еще одна причина.
— Какая?
— Я боюсь.
— Ты трусишь, отец? — завопил Джефри. — Не может быть!
— Трушу, — Род отвернулся, подобрал упавшую ветку и принялся выметать участок для разбивки лагеря. — И войду в эти руины только при свете солнца.
Джефри ошеломленно смотрел на него, потом повернулся к Гвендайлон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Ты уже лучше знал людей, чем когда водил машину Регги, верно?
— Значительно лучше и, как я уже говорил, понял, что в каждом человеке есть и хорошее, и плохое.
Грегори удивленно посмотрел на рассказчика:
— Но ведь ты всего лишь робот. Ты сам это нам говорил. Как же ты можешь отличать добро от зла?
— Не забудьте об уникальности моей программы, дети. Для меня «добро» все то, что способствует жизни, свободе и счастью человека, и все «зло», что враждебно жизни и счастью, что угрожает свободе.
— Но в таком случае крепкие напитки — это «добро», — объявил Джефри.
— Я говорил о счастье, Джефри, а не об удовольствии.
Джефри покачал головой.
— Не вижу разницы.
— Мой второй владелец тоже не видел. Но даже признавая трудность его положения, я не мог простить его поведение.
— Удивительно, что он не продал тебя на лом!
— У него не было такой возможности: предводитель беглецов обеспечил собственную безопасность и безопасность своих друзей самым простым способом. Старателя оставили на небольшом астероиде с достаточным запасом еды и воды. Оставили убежище и маяк, чтобы он мог вызвать помощь.
— Какая жестокость!
— Неправда, никакой опасности на самом деле не было: несомненно, его спасли до того, как у него кончились припасы.
Но Джефри никак не мог угомониться.
— Тогда зачем было оставлять его в таком месте? Можно было просто отвезти в город.
— Потому что, если бы его отвезли на Цереру, власти определенно арестовали бы беглецов. А так властям потребовалось несколько дней, чтобы прислать спасателей, и это давало беглецам возможность оказаться в безопасности.
— А почему они просто не убили его? — спросил Джефри.
— Джефри! — воскликнула Корделия с укором.
Но Фесс признался:
— Кое-кто склонялся к такому решению, но предводитель беглецов предложил более гуманный выход.
— Только предложил? — удивился Джефри. — Значит, он не обладал реальной властью среди соратников?
— Не знаю, — ответил Фесс, — потому что такая проблема никогда не возникала. Никто не противоречил ему, когда он предлагал что-нибудь сделать.
— Ты хочешь сказать, что они и не думали возражать? — поразился Джефри. — Разве это правильно?
— Правильно, — подтвердил Фесс, — когда предложения верны.
— А когда ты мне что-нибудь запрещаешь! — воскликнул Джефри. — Должен я тебя слушаться или нет?
— Вопрос, конечно, интересный, Фесс, — усмехнулся Грегори.
— Вы должны сами решать, дети, и решать в каждом случае отдельно. Не нужно отказываться от возможности принимать решение, не следует для себя устанавливать незыблемые правила.
— Тогда предложи нам правило, которое можно изменять, — сказал Магнус.
— Ваши родители уже сделали это.
Дети удивленно посмотрели друг на друга.
— Ты играешь с нами? — спросил Джефри.
— Нет, — сказал Грегори, — это не соответствует его природе.
— Его природа — это верность хозяину, — сказал Магнус, — а его хозяин — папа.
Корделия повернулась и сердито посмотрела на Фесса.
— Значит, ты нас продал?
— Нет, — ответил Фесс, — и если подумаешь, ты согласишься со мной. Если хочешь узнать, нужно ли подчиниться, в ответ я могу только сослаться на собственный опыт: «Подчиняйся, но сохраняй верность своей программе».
Джефри прищурился.
— Какой в этом смысл для человека из плоти и крови? Какая у нас программа, которой мы были бы верны?
— Тебе придется узнавать это на собственном опыте, Джефри, — заявил Фесс. — Это и есть часть процесса взросления.
Дети смотрели на него, пытаясь решить, стоит ли сердиться.
Затем Магнус улыбнулся.
— Но ведь ты этого не знал, когда впервые осознал себя, как некое «Я»?
— У меня не было подпрограмм для разрешения противоречий между моей программой и ежедневными проблемами, с которыми я встречался. Но моя программа дает возможность создания таких подпрограмм.
— И ты создавал такие подпрограммы, обдумывая события, о которых только что рассказал нам, верно?
— Это правильное заключение.
— Значит, у тебя тоже был период взросления! — воскликнула Корделия.
— Да, период, эквивалентный у человека подростковому. Я рад, что тебе доставило удовольствие это открытие, Корделия.
— О, мы всегда стараемся научиться у тех, кто прошел по дороге жизни перед нами, — весело сказал Магнус. — А у кого ты научился разрешать такие противоречия, Фесс?
Робот некоторое время молчал, потом медленно проговорил:
— Я создавал подпрограммы, руководствуясь принципами своей базовой программы, Магнус. Но дополнительно я включил в них и некоторые концепции, усвоенные у человека, рассуждения которого соответствовали строгой логике, помогали сопоставлять события нынешние и прошлые, находить сходства и различия и давать верные оценки.
— И кто был этот человек?
— Предводитель беглецов.
— Твой третий владелец? — Магнус вздрогнул. — Но почему он оказал на тебя такое большое влияние?
— Главным образом благодаря своему выдающемуся уму, Магнус, хотя сам он не согласился бы с таким утверждением. И воздействие его идей на меня оказалось особенно сильным, потому что он первым из моих хозяев был по-настоящему хорошим человеком.
— Судя по тому, что ты нам рассказал, я могу в это поверить, — Магнус задумался. — Но кто он был, этот образец совершенства, этот предводитель беглецов?
— Его называли Тодом Тамбурином, и он вряд ли мог претендовать на почетное звание образца совершенства, хотя в глубине души мой хозяин, несомненно, был хорошим человеком.
— Тод Тамбурин... — Корнелия ошеломленно смотрела на Фесса. — Ты хочешь сказать, что это был Уайти-Вино, о котором ты только что рассказывал? Тот самый, который помог внучке справиться с комплексом ложной вины из-за смерти родителей?
— Тот самый, — согласился Фесс. Грегори нахмурился.
— Но как получилось, что он оказался тезкой другого «Тода Тамбурина», о котором ты нам рассказывал на уроках?
— Очень просто. Он не тезка, а все тот же человек.
У Джефри от изумления отвисла челюсть.
— Тот самый Тод Тамбурин? Слабак с пером и чернилами? Тот, которого ты назвал величайшим земным поэтом?
— Это не только мое мнение, дети, но общее мнение земных критиков. И вряд ли его можно назвать слабаком.
— Тот самый, стихи которого ты заставлял нас заучивать наизусть, хотим мы того или нет? — продолжал Джефри.
— Неужели тебе они так не нравились? — поддел его Магнус.
Джефри поморщился.
— Нет, конечно. Его «Мятежники и адмирал» просто класс, да и баллады очень хороши. Но в «Упадке и падении свободы» я, например, не вижу проку.
— Я тоже, — согласилась Корделия, — но мне очень нравятся его «Радость молодой жены» и «Ухаживания Денди».
— Еще бы, — усмехнулся Джефри.
— Дети, у каждого, кто читал его стихи, есть свои любимые, — быстро сказал Фесс, предупреждая стычку, — хотя мало кто знает автора. Да, моим третьим владельцем был Тод Тамбурин. Он подарил меня своей внучке Лоне. Это был свадебный подарок, и с тех пор я служу этой семье.
Магнус уставился на Фесса.
— Ты хочешь сказать, что мы все потомки Тода Тамбурина?
— Не нужно этому удивляться, — посмеивался Фесс. — Разве вы еще не поняли, что когда вам весело, вы не можете не петь?
Дети удивленно переглядывались.
— Но довольно, вас зовут родители.
— Еще, пожалуйста, Фесс. Расскажи нам что-нибудь о Тоде Тамбурине! — попросила Корделия. Но большая черная лошадь покачала головой и повела детей к Роду и Гвен, которые ждали в тени дерева.
Глава четвертая
Они выехали на извилистую дорогу, ведущую к замку, в тот момент, когда солнце уходило за горизонт, и хотя путники направлялись на восток от своего дома, дорога много раз поворачивала вокруг горы, так что на этот раз солнце оказалось за замком. Кроваво-красный закат придал черному грозно нависающему над ними величественному строению какой-то зловещий вид.
Корделия вздрогнула.
— Как будто он следит за нами, папа.
— Это всего лишь иллюзия, моя дорогая, — Род прижал дочь к себе, чтобы скрыть собственную дрожь. — Просто такой угол зрения. Каменная кладка не может смотреть, у нее для этого нет глаз.
— Но он смотрит, папа, — голос Магнуса дрогнул, тем самым смазав впечатление от тона, но мальчик не обратил на это внимание. Он встревоженно смотрел на замок. — Что-то скрывается за этими камнями, и оно заметило наше появление.
На этот раз, чтобы скрыть дрожь, Род выпустил Корделию из объятий. Что-то действительно может прятаться в замке — на планете, где буквально каждый житель является потенциальным эспером, можно ожидать всего. Он взглянул на Джефри: даже ребенок-воин мрачно хмурился, глядя на замок как на еще не нападающего, но готового в любой момент к атаке врага. А Грегори побледнел, глаза его широко распахнулись. Род повернулся к Гвен.
— Ты тоже это чувствуешь?
Гвен кивнула, не отрывая взгляда от замка.
— Знаешь, милорд, в нем ощущается какая-то древняя беда, старинное проклятие, которое должно быть снято.
— Ну что ж, такой семье, как наша, это вполне под силу! — Род расправил плечи и двинулся к замку. — Вперед, армия. Когда это хоть самый страшный злодей мог нас остановить?
Ему хотелось бы услышать за спиной одобрительные возгласы, но таковых не последовало. Род рискнул оглянуться и увидел, что домочадцы следуют за ним с решительным видом. Хотя чародей предпочел бы на их лицах выражение разумной осторожности.
«Ты уверен, что это самое правильное, Род?» — послышался у него в ухе голос Фесса.
Род заметил, что робот не воспользовался частотой человеческой мысли. Следовательно, остальная часть семьи его не слышит. И ответил:
«Конечно, нет, Старая Железяка. Но разве это когда-нибудь меня останавливало?»
К тому времени, как они добрались до рва и увидели, до какой степени разрушен замок, небо потемнело. Крыша замка обвалилась, в башнях не хватало бойниц. Мороз и вода вырвали из северной стены несколько каменных блоков, оставив зияющую пробоину размером в четыре квадратных фута. На их глазах из северной башни вылетела стая летучих мышей и устремилась в ночное небо. Род подумал, что при дневном свете замок вообще показался бы грудой развалин. Он медленно произнес:
— Не думаю, чтобы мне хотелось провести в нем ночь.
Но Гвен ответила:
— Нет, мы должны.
Род повернулся и посмотрел на жену:
— Провести здесь ночь? Когда самое время ожить духам? Тем более, что мы все ощутили здесь какую-то угрозу?
— Да, и потому должны выступить против нее, — решительно заявила Гвен. — Иначе зло, таящееся в этой угрозе, уцелеет и будет продолжать осквернять владение, которое отдано нам и о котором мы должны заботиться.
Роду пришлось признать, что этого не обойти: они приняли этот надел, отделенный от земель Медичи, и, следовательно, приняли на себя ответственность за благополучие местных жителей. Конечно, они этого не хотели и не просили, но и не отказывались. Если Туану и Катарине понадобилось, чтобы Гэллоутласы позаботились об этой земле и ее обитателях, то их долг исполнить это пожелание. Для отказа должна существовать очень веская причина.
Такой причины у них не нашлось.
— Я вижу, Медичи не позаботились очистить это место от призраков, хотя владели им достаточно долго...
— Ты сам сказал — призраки, — глаза Грегори стали огромными, как у филина.
Джефри презрительно взглянул на брата.
— Какая новость, особенно после того, что мы сами здесь ощутили.
— Конечно, — согласился младший из Гэллоугласов, — но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.
Джефри раздраженно поморщился и собирался что-то сказать, но Род остановил среднего, положив руку ему на плечо.
— Я просто называю явление, сын. Это способ справиться со страхом...
— Я не боюсь!
— Тогда ты храбрее меня. Если мы назвали причину страха, то теперь не можем сделать вид, будто его не существует.
Джефри продолжал хмуриться, но замолчал.
— И что с того, что Медичи не выполнили свой долг? — спросила Гвен. — Мы-то все равно обязаны его выполнить.
— Верно, — согласился Род.
— Тогда чем быстрее мы за это примемся, тем лучше.
— О, так далеко я бы не заходил. Предпочитаю первую встречу организовать при дневном свете.
Гвен повернулась к мужу.
— Откладывание не поможет, милорд.
— Конечно, нет, но я буду себя лучше чувствовать.
Гвен нетерпеливо мотнула головой.
— Неужели ты так устал в пути, что не выдержишь схватки?
— Ну, раз уж ты об этом заговорила — да. Вернее, я бы выдержал, если бы пришлось, но никакой полководец не поведет усталую армию в бой, если у него имеется другой вариант. И к тому же у меня есть еще одна причина.
— Какая?
— Я боюсь.
— Ты трусишь, отец? — завопил Джефри. — Не может быть!
— Трушу, — Род отвернулся, подобрал упавшую ветку и принялся выметать участок для разбивки лагеря. — И войду в эти руины только при свете солнца.
Джефри ошеломленно смотрел на него, потом повернулся к Гвендайлон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39