.. Назив хотел применить биостатическую обработку молочаев для
получения новых видов волокон... Сын Эриу по глупости сломал себе ногу...
Во время их еды дети входили и выходили, никоим образом не отвлекая
старших, они просто вбегали, получали орех или ломтики фруктов,
испрашивали, запыхавшись, разрешения на что-то или просто что-либо
сообщали: "Иллеу говорит, что стрекоза - это паук. Это правда? - нет, ни
одно арахновидное не имеет крыльев". Мелькали красная лента и желтая
туника, и ребенок так же быстро исчезал. Однажды появилось маленькое голое
создание, кокетливо заявившее:
- Гросид, у тебя очень смешное лицо.
- А у тебя тоже.
Крошка убежал, весело смеясь.
Чарли намеренно ел медленно, наблюдая за Називом, сидевшим рядом на
низком пуфике и ловко извлекавшим занозу из своей собственной ладони. Рука
у него была крупной и сильной, и Чарли заметил большие мозоли, сделавшие
бы честь любому грузчику. Это как-то не соответствовало легкой одежде,
художественно выполненной мебели. Но пока Чарли чувствовал, что не вправе
еще делать какие-либо выводы. Он спросил, пристукнув кулаком по
основательной ручке своего кресла:
- Вы делаете такую мебель здесь?
- Прямо здесь, - бодро подтвердил Назив. - Сам сделал. А вместе с
Гросидом мы сделали все, что здесь есть. Конечно, дети помогали. Гросид
сделал тарелки и кружки. Нравятся?
- Еще бы, - отозвался Чарли. Посуда была коричневой с золотом и
переплетавшимися цветными полосами. - Это что, лак по глине или вы
обжигаете их в своем А-поле?
- Ни то и ни другое, - улыбнулся Назив. - Хочешь увидеть, как мы
делаем их? - Он посмотрел на пустую тарелку Чарли. - Или еще салата?
Чарли с сожалением отставил тарелку.
- Спасибо, мне хотелось бы увидеть, как вы делаете посуду.
Они поднялись из-за стола и вышли в заднюю дверь. За портьерой
прятался ребенок, озорно дернувший Назива за плащ, в ответ на что Назив,
не останавливаясь на ходу, схватил его, поднял, перевернул вниз головой и
осторожно вновь вернул в вертикальное положение. С веселым визгом ребенок
скрылся. Улыбаясь, он поманил Чарли за дверь.
- Вы очень любите детей, - отметил Чарли.
- Мой бог! - отвечал Назив.
Смысл сказанного был не совсем ясен, но Чарли чувствовал, что он
хочет сказать - это был ответ на его замечание, но не прямое объяснение.
Считал ли он ребенка своим богом? Или... было ли это принципом отношения к
детям?
Комната, в которой они оказались, была немного выше и шире, чем
другие, и совершенно не напоминала уютные и удобные жилые помещения
лидомцев. Это была мастерская - обычная рабочая мастерская. Пол был
устроен из кирпичей, гладкие стены обшиты деревом. На деревянных крючках
висели инструменты: кузнечный молот и клинья, молотки поменьше, тесло,
скобель, шило, окорочный нож, топорик и большой топор, угольник, рейсмус и
уровни, коловорот, стамески и набор рубанков. У стен в разных местах
помещения стояли станки - самое удивительное, что все они были сделаны,
очевидно, вручную из дерева! Отрезной станок со столом, похоже, приводился
в движение ногой, а ножовочная пила - кривошипно-шатунным механизмом,
заставлявшим пилу двигаться вверх и вниз. Верхний конец пилы фиксировался
в громоздкой раме и был пригружен деревянной пружиной. Токарный станок
также имел множество деревянных шкивов для регулирования скорости, и кроме
того огромное керамическое маховое колесо, весившее не менее пятисот
фунтов.
Назив привел сюда Чарли, чтобы показать печь для обжига. Печь стояла
в углу - это была прочная конструкция из огнеупорного кирпича с дымовой
трубой сверху и тяжелой металлической дверцей, покоившаяся на кирпичных же
подпорках. Под печью стояли тигель и горн, который Назив, с некоторым
напряжением, выкатил, чтобы показать Чарли, после чего вернул его на
место. Рядом были устроены кузнечные меха с ножным приводом. Выходное
отверстие мехов открывалось в нечто вроде большого мешка, что оказалось
при ближайшем рассмотрении огромным пузырем. Назив начал усиленно качать
ногой педаль, и сморщенный мешок сначала как бы вздохнул, перевернулся на
свою спину и стал раздуваться.
- Идея пришла мне в голову, когда я увидел, как дети играют на
волынке, - воодушевленно объяснял Назив.
Он прекратил накачивать меха и вытянул какой-то рычаг. Чарли услышал
шипение - это через сетку выходил воздух. Еще более вытянув рычаг, Назив
добился того, что поток воздуха усилился.
- Управление очень простое, присутствие взрослых не требуется: все
дети могут обращаться с мехами, даже самые маленькие. Им это нравится.
- Это все просто чудесно, - искренне признал Чарли, - но, конечно,
можно было бы устроить все и проще.
- Конечно, - согласился Назив, но воздержался от дальнейших
комментариев.
Чарли восхищенно посмотрел на него, на аккуратно сложенные
распиленные брусья, прочные крепления деревянных машин...
- Обрати внимание, - попросил Назив.
Он откинул зажим со стороны патрона токарного станка и поднял
направляющие, которые зафиксировались в вертикальном положении.
- Сверлильный станок! - узнал Чарли. Он указал на маховик. -
Выглядит, как будто сделан из глины. Как вам удалось его обжечь?
Назив кивнул в сторону печи. Он входит туда, правда уже на пределе.
Когда мы обжигали его, то сдвинули все станки и устроили здесь пир с
танцами, пока не закончили обжиг.
- И все танцевали на педалях, - расхохотался Чарли.
- И не только это. День был, что надо, - рассмеялся в ответ Назив. -
Но ты хотел узнать, почему мы изготовили керамический маховик. Конечно же,
он массивен, но если его слепить и обжечь, он будет точнее, чем
изготовленный из камня.
- Несомненно, - одобрил Чарли, глядя на маховик, но вспоминая при
этом невидимые лифты, машины времени, устройство, повинующееся движению
пальцев, способное сдвигать холмы и переносить их с места на место.
Мимолетная мысль пришла ему в голову: возможно, эти люди не знают, какой
техникой располагают Первые блоки, размещенные в огромных зданиях. Хотя -
тут Чарли вспомнил: именно в Первом Медицинском блоке он впервые увидел
Гросида и Назива. Тогда, наоборот, они знают возможности Первых блоков, но
им не разрешают ими пользоваться, и они должны трудиться в полях, наживая
мозоли, в то время как Сиес и Милвис мановением руки открывают отсеки в
стенах, чтобы отведать холодных фруктов к завтраку. Ну, что ж, каждому
свое.
- Во всяком случае, это очень большая деталь из керамики, - только и
сказал Чарли.
- О, нет, - тут же отпарировал Назив, - идем и увидишь.
Он вывел его в сад. Четверо или пятеро детей возились на траве, а
один взобрался на дерево. При виде Назива они радостно закричали,
закурлыкали и бросились к нему; он продолжал разговор одновременно лаская
одного, крутя другого и подмигивая третьему.
Тут Чарли Джонс увидел скульптурную композицию.
Сначала он подумал, что это Мадонна с младенцем.
Коленопреклоненная фигура взрослого была одета в ниспадающую
просторную хламиду, взгляд был обращен вверх. Ребенок стоял тоже глядя
вверх, на его лице было возвышенное, даже экстатическое выражение. Ребенок
был обнажен, фактура тела была передана с большим искусством, одежда
взрослого была расцвечена всеми оттенками пламени.
Чарли смог выделить два примечательных момента: во-первых, фигура
взрослого была высотой три фута, а ребенка - более одиннадцати футов!
Во-вторых, вся композиция состояла из одного огромного цельного куска
отлично глазурованной и безупречно обожженной терракоты.
Чарли должен был бы расспросить Назива о печи, вмещавшей такие
фигуры, но он не сразу вспомнил об этом, восхищаясь чудесным произведением
искусства, его отделкой, а более всего символикой. Маленький взрослый,
склонившийся перед гигантом-ребенком, одухотворенное лицо, глядящее на
высокую фигуру перед ним; ребенок, поглощенный чем-то своим, отстранен от
взрослого и стремится ввысь... куда-то... во всяком случае к чему-то
высшему.
- Эту печь я показать не смогу, - заметил Назив.
Все еще пораженный статуей, Чарли осматривал чудесную работу,
полагая, что она была обожжена по частям и затем смонтирована. Но нет,
поверхность глазури была безупречна - не видно было даже тончайших линий
соединения. И при том, даже основание, представлявшее собой массу цветов с
самыми разнообразными и разноцветными лепестками, было глазуровано!
Чудеса! Они действительно освоили это магическое А-поле!
Назив пояснил:
- Скульптура была создана прямо здесь, на этом месте, и тут же
обожжена. В основном, делали все мы с Гросидом, за исключением цветов - их
сделали дети. Глину отбирали и готовили более двухсот детей, и она, как
видишь, не потрескалась при обжиге.
- О... так вы построили печь вокруг нее?
- Мы построили три печи вокруг - одну для сушки, которая была затем
разобрана, чтобы можно было раскрасить статую, вторую для фиксирования
полученных цветов, и третью - для окончательного обжига и покрытия
глазурью.
- А потом вы их разобрали и выбросили?
- Зачем, мы использовали кирпичи для нового пола в мастерской. Но
даже если бы мы выбросили их, все равно дело того стоило.
- Да, стоило, - согласился Чарли. - Назив... А что это? В чем смысл
статуи?
- Она называется "Создатель", - сказал Назив.
- Взрослый восхищается ребенком. Ребенок поклоняется чему-то иному.
Создателю?
- Родитель создает ребенка. Ребенок создает родителя.
- Как создает?
Назив рассмеялся от всего сердца.
- Подумай: разве можно стать родителем, не имея ребенка?
Чарли рассмеялся вместе с ним. Уходя, он еще раз обернулся на сияющую
терракотовую статую. Он чувствовал, что Назив сказал не все. Наверное, и
Назив понял его мысль, иначе он бы не тронул Чарли за локоть и не добавил:
- Идем. Ты еще поймешь все чуть позже.
Чарли последовал за ним, но перед его глазами все еще стояла чудесная
одухотворенная скульптура, блестящая на солнце. Проходя через мастерскую,
Чарли еще раз спросил себя, почему ребенок крупнее родителя?
...Тут он сообразил, что задал свой вопрос вслух, так как Назив,
войдя в комнату и приласкав вцепившегося в него малыша, который раньше
прятался в портьере, ответил с улыбкой:
- Но - дети действительно крупнее.
Что же... на этом языке, как и в английском, "крупнее" может означать
и "значительнее"... он подумает об этом позже. Горящими глазами Чарли
смотрел вокруг и вдруг почувствовал острый приступ сожаления. Жаль видеть
подобное и не иметь потом возможности поделиться своим знанием с другими.
Филос понял его:
- Он оценил твою статую, Гросид. Спасибо, Чарли Джонс.
Чарли было очень приятно, но он не видел своих сияющих глаз со
стороны и поэтому не понял, за что его поблагодарили.
Согнувшись, Брут угрожающе приближается своей кавалерийской походкой
к постели, на которой покоится Она в неглиже.
"Не тронь меня!" - кричит она с итальянским акцентом, а камера
наезжает вместе с медленно приближающимся Брутом, сама становится Брутом,
и все существа из плоти и крови, сидящие в стальных хромированных
автомобилях перед гигантским экраном кинотеатра, невольно выпрямляются,
мигая и ощущая прилив крови к голове. Даже пропитанный неоновым светом
воздух над машинами для приготовления сладкой кукурузы насыщен томительным
ожиданием; ряды погашенных фар тоже смотрят на экран и ждут.
Когда камера достаточно приблизилась к постели и уже можно разглядеть
последний крик моды этого года - "ложбинки нет, соски наружу" - волосатая
рука Брута выныривает на экран и бьет с оттяжкой сидящую на постели
женщину по мраморной щеке (расхлябанная музыка подчеркивает этот момент),
слышен треск разрываемого шелка - рука уже движется где-то внизу, за
пределами экрана. Ее лицо, по-прежнему крупным планом - сорок три фута
шесть дюймов от всклокоченных волос до ямочки на подбородке - вжимается в
сатиновую подушку, а тень Брута накрывает ее, громкость звука постепенно
нарастает. "Не тронь меня! Мне больно!"
Герб Рейл, сидя за рулем автомобиля, наконец начинает осознавать, что
рядом с ним происходит какая-то возня. Карин уже давно спит на заднем
сиденье, а у Дейва, обычно угомонявшегося к этому часу, сна ни в одном
глазу. Жанетт полунельсоном захватила его голову и пытается другой рукой
прикрыть ему глаза. Дейв подбородком упирается и отжимает ее запястье. При
этом оба они ухитряются время от времени бросать жадные взгляды на экран и
приобщаться к действию кинофильма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
получения новых видов волокон... Сын Эриу по глупости сломал себе ногу...
Во время их еды дети входили и выходили, никоим образом не отвлекая
старших, они просто вбегали, получали орех или ломтики фруктов,
испрашивали, запыхавшись, разрешения на что-то или просто что-либо
сообщали: "Иллеу говорит, что стрекоза - это паук. Это правда? - нет, ни
одно арахновидное не имеет крыльев". Мелькали красная лента и желтая
туника, и ребенок так же быстро исчезал. Однажды появилось маленькое голое
создание, кокетливо заявившее:
- Гросид, у тебя очень смешное лицо.
- А у тебя тоже.
Крошка убежал, весело смеясь.
Чарли намеренно ел медленно, наблюдая за Називом, сидевшим рядом на
низком пуфике и ловко извлекавшим занозу из своей собственной ладони. Рука
у него была крупной и сильной, и Чарли заметил большие мозоли, сделавшие
бы честь любому грузчику. Это как-то не соответствовало легкой одежде,
художественно выполненной мебели. Но пока Чарли чувствовал, что не вправе
еще делать какие-либо выводы. Он спросил, пристукнув кулаком по
основательной ручке своего кресла:
- Вы делаете такую мебель здесь?
- Прямо здесь, - бодро подтвердил Назив. - Сам сделал. А вместе с
Гросидом мы сделали все, что здесь есть. Конечно, дети помогали. Гросид
сделал тарелки и кружки. Нравятся?
- Еще бы, - отозвался Чарли. Посуда была коричневой с золотом и
переплетавшимися цветными полосами. - Это что, лак по глине или вы
обжигаете их в своем А-поле?
- Ни то и ни другое, - улыбнулся Назив. - Хочешь увидеть, как мы
делаем их? - Он посмотрел на пустую тарелку Чарли. - Или еще салата?
Чарли с сожалением отставил тарелку.
- Спасибо, мне хотелось бы увидеть, как вы делаете посуду.
Они поднялись из-за стола и вышли в заднюю дверь. За портьерой
прятался ребенок, озорно дернувший Назива за плащ, в ответ на что Назив,
не останавливаясь на ходу, схватил его, поднял, перевернул вниз головой и
осторожно вновь вернул в вертикальное положение. С веселым визгом ребенок
скрылся. Улыбаясь, он поманил Чарли за дверь.
- Вы очень любите детей, - отметил Чарли.
- Мой бог! - отвечал Назив.
Смысл сказанного был не совсем ясен, но Чарли чувствовал, что он
хочет сказать - это был ответ на его замечание, но не прямое объяснение.
Считал ли он ребенка своим богом? Или... было ли это принципом отношения к
детям?
Комната, в которой они оказались, была немного выше и шире, чем
другие, и совершенно не напоминала уютные и удобные жилые помещения
лидомцев. Это была мастерская - обычная рабочая мастерская. Пол был
устроен из кирпичей, гладкие стены обшиты деревом. На деревянных крючках
висели инструменты: кузнечный молот и клинья, молотки поменьше, тесло,
скобель, шило, окорочный нож, топорик и большой топор, угольник, рейсмус и
уровни, коловорот, стамески и набор рубанков. У стен в разных местах
помещения стояли станки - самое удивительное, что все они были сделаны,
очевидно, вручную из дерева! Отрезной станок со столом, похоже, приводился
в движение ногой, а ножовочная пила - кривошипно-шатунным механизмом,
заставлявшим пилу двигаться вверх и вниз. Верхний конец пилы фиксировался
в громоздкой раме и был пригружен деревянной пружиной. Токарный станок
также имел множество деревянных шкивов для регулирования скорости, и кроме
того огромное керамическое маховое колесо, весившее не менее пятисот
фунтов.
Назив привел сюда Чарли, чтобы показать печь для обжига. Печь стояла
в углу - это была прочная конструкция из огнеупорного кирпича с дымовой
трубой сверху и тяжелой металлической дверцей, покоившаяся на кирпичных же
подпорках. Под печью стояли тигель и горн, который Назив, с некоторым
напряжением, выкатил, чтобы показать Чарли, после чего вернул его на
место. Рядом были устроены кузнечные меха с ножным приводом. Выходное
отверстие мехов открывалось в нечто вроде большого мешка, что оказалось
при ближайшем рассмотрении огромным пузырем. Назив начал усиленно качать
ногой педаль, и сморщенный мешок сначала как бы вздохнул, перевернулся на
свою спину и стал раздуваться.
- Идея пришла мне в голову, когда я увидел, как дети играют на
волынке, - воодушевленно объяснял Назив.
Он прекратил накачивать меха и вытянул какой-то рычаг. Чарли услышал
шипение - это через сетку выходил воздух. Еще более вытянув рычаг, Назив
добился того, что поток воздуха усилился.
- Управление очень простое, присутствие взрослых не требуется: все
дети могут обращаться с мехами, даже самые маленькие. Им это нравится.
- Это все просто чудесно, - искренне признал Чарли, - но, конечно,
можно было бы устроить все и проще.
- Конечно, - согласился Назив, но воздержался от дальнейших
комментариев.
Чарли восхищенно посмотрел на него, на аккуратно сложенные
распиленные брусья, прочные крепления деревянных машин...
- Обрати внимание, - попросил Назив.
Он откинул зажим со стороны патрона токарного станка и поднял
направляющие, которые зафиксировались в вертикальном положении.
- Сверлильный станок! - узнал Чарли. Он указал на маховик. -
Выглядит, как будто сделан из глины. Как вам удалось его обжечь?
Назив кивнул в сторону печи. Он входит туда, правда уже на пределе.
Когда мы обжигали его, то сдвинули все станки и устроили здесь пир с
танцами, пока не закончили обжиг.
- И все танцевали на педалях, - расхохотался Чарли.
- И не только это. День был, что надо, - рассмеялся в ответ Назив. -
Но ты хотел узнать, почему мы изготовили керамический маховик. Конечно же,
он массивен, но если его слепить и обжечь, он будет точнее, чем
изготовленный из камня.
- Несомненно, - одобрил Чарли, глядя на маховик, но вспоминая при
этом невидимые лифты, машины времени, устройство, повинующееся движению
пальцев, способное сдвигать холмы и переносить их с места на место.
Мимолетная мысль пришла ему в голову: возможно, эти люди не знают, какой
техникой располагают Первые блоки, размещенные в огромных зданиях. Хотя -
тут Чарли вспомнил: именно в Первом Медицинском блоке он впервые увидел
Гросида и Назива. Тогда, наоборот, они знают возможности Первых блоков, но
им не разрешают ими пользоваться, и они должны трудиться в полях, наживая
мозоли, в то время как Сиес и Милвис мановением руки открывают отсеки в
стенах, чтобы отведать холодных фруктов к завтраку. Ну, что ж, каждому
свое.
- Во всяком случае, это очень большая деталь из керамики, - только и
сказал Чарли.
- О, нет, - тут же отпарировал Назив, - идем и увидишь.
Он вывел его в сад. Четверо или пятеро детей возились на траве, а
один взобрался на дерево. При виде Назива они радостно закричали,
закурлыкали и бросились к нему; он продолжал разговор одновременно лаская
одного, крутя другого и подмигивая третьему.
Тут Чарли Джонс увидел скульптурную композицию.
Сначала он подумал, что это Мадонна с младенцем.
Коленопреклоненная фигура взрослого была одета в ниспадающую
просторную хламиду, взгляд был обращен вверх. Ребенок стоял тоже глядя
вверх, на его лице было возвышенное, даже экстатическое выражение. Ребенок
был обнажен, фактура тела была передана с большим искусством, одежда
взрослого была расцвечена всеми оттенками пламени.
Чарли смог выделить два примечательных момента: во-первых, фигура
взрослого была высотой три фута, а ребенка - более одиннадцати футов!
Во-вторых, вся композиция состояла из одного огромного цельного куска
отлично глазурованной и безупречно обожженной терракоты.
Чарли должен был бы расспросить Назива о печи, вмещавшей такие
фигуры, но он не сразу вспомнил об этом, восхищаясь чудесным произведением
искусства, его отделкой, а более всего символикой. Маленький взрослый,
склонившийся перед гигантом-ребенком, одухотворенное лицо, глядящее на
высокую фигуру перед ним; ребенок, поглощенный чем-то своим, отстранен от
взрослого и стремится ввысь... куда-то... во всяком случае к чему-то
высшему.
- Эту печь я показать не смогу, - заметил Назив.
Все еще пораженный статуей, Чарли осматривал чудесную работу,
полагая, что она была обожжена по частям и затем смонтирована. Но нет,
поверхность глазури была безупречна - не видно было даже тончайших линий
соединения. И при том, даже основание, представлявшее собой массу цветов с
самыми разнообразными и разноцветными лепестками, было глазуровано!
Чудеса! Они действительно освоили это магическое А-поле!
Назив пояснил:
- Скульптура была создана прямо здесь, на этом месте, и тут же
обожжена. В основном, делали все мы с Гросидом, за исключением цветов - их
сделали дети. Глину отбирали и готовили более двухсот детей, и она, как
видишь, не потрескалась при обжиге.
- О... так вы построили печь вокруг нее?
- Мы построили три печи вокруг - одну для сушки, которая была затем
разобрана, чтобы можно было раскрасить статую, вторую для фиксирования
полученных цветов, и третью - для окончательного обжига и покрытия
глазурью.
- А потом вы их разобрали и выбросили?
- Зачем, мы использовали кирпичи для нового пола в мастерской. Но
даже если бы мы выбросили их, все равно дело того стоило.
- Да, стоило, - согласился Чарли. - Назив... А что это? В чем смысл
статуи?
- Она называется "Создатель", - сказал Назив.
- Взрослый восхищается ребенком. Ребенок поклоняется чему-то иному.
Создателю?
- Родитель создает ребенка. Ребенок создает родителя.
- Как создает?
Назив рассмеялся от всего сердца.
- Подумай: разве можно стать родителем, не имея ребенка?
Чарли рассмеялся вместе с ним. Уходя, он еще раз обернулся на сияющую
терракотовую статую. Он чувствовал, что Назив сказал не все. Наверное, и
Назив понял его мысль, иначе он бы не тронул Чарли за локоть и не добавил:
- Идем. Ты еще поймешь все чуть позже.
Чарли последовал за ним, но перед его глазами все еще стояла чудесная
одухотворенная скульптура, блестящая на солнце. Проходя через мастерскую,
Чарли еще раз спросил себя, почему ребенок крупнее родителя?
...Тут он сообразил, что задал свой вопрос вслух, так как Назив,
войдя в комнату и приласкав вцепившегося в него малыша, который раньше
прятался в портьере, ответил с улыбкой:
- Но - дети действительно крупнее.
Что же... на этом языке, как и в английском, "крупнее" может означать
и "значительнее"... он подумает об этом позже. Горящими глазами Чарли
смотрел вокруг и вдруг почувствовал острый приступ сожаления. Жаль видеть
подобное и не иметь потом возможности поделиться своим знанием с другими.
Филос понял его:
- Он оценил твою статую, Гросид. Спасибо, Чарли Джонс.
Чарли было очень приятно, но он не видел своих сияющих глаз со
стороны и поэтому не понял, за что его поблагодарили.
Согнувшись, Брут угрожающе приближается своей кавалерийской походкой
к постели, на которой покоится Она в неглиже.
"Не тронь меня!" - кричит она с итальянским акцентом, а камера
наезжает вместе с медленно приближающимся Брутом, сама становится Брутом,
и все существа из плоти и крови, сидящие в стальных хромированных
автомобилях перед гигантским экраном кинотеатра, невольно выпрямляются,
мигая и ощущая прилив крови к голове. Даже пропитанный неоновым светом
воздух над машинами для приготовления сладкой кукурузы насыщен томительным
ожиданием; ряды погашенных фар тоже смотрят на экран и ждут.
Когда камера достаточно приблизилась к постели и уже можно разглядеть
последний крик моды этого года - "ложбинки нет, соски наружу" - волосатая
рука Брута выныривает на экран и бьет с оттяжкой сидящую на постели
женщину по мраморной щеке (расхлябанная музыка подчеркивает этот момент),
слышен треск разрываемого шелка - рука уже движется где-то внизу, за
пределами экрана. Ее лицо, по-прежнему крупным планом - сорок три фута
шесть дюймов от всклокоченных волос до ямочки на подбородке - вжимается в
сатиновую подушку, а тень Брута накрывает ее, громкость звука постепенно
нарастает. "Не тронь меня! Мне больно!"
Герб Рейл, сидя за рулем автомобиля, наконец начинает осознавать, что
рядом с ним происходит какая-то возня. Карин уже давно спит на заднем
сиденье, а у Дейва, обычно угомонявшегося к этому часу, сна ни в одном
глазу. Жанетт полунельсоном захватила его голову и пытается другой рукой
прикрыть ему глаза. Дейв подбородком упирается и отжимает ее запястье. При
этом оба они ухитряются время от времени бросать жадные взгляды на экран и
приобщаться к действию кинофильма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27