"Все пошло бы по-иному, прояви я
больше любознательности", - упрекал он себя, хотя, конечно, ничто не могло
пойти иначе, чем оно уже шло.
Глава вторая. Два трупа одного человека
1
Генрих прислал брату письмо. Полный курс лечения в их санатории могут
вынести только отменные здоровяки: он чувствует себя неважно, лечение ему
не под силу. Генрих просил забрать его домой. Рой по стереопередатчику
пообещал выполнить просьбу, когда врачи дадут гарантию выздоровления, а
пока надо терпеть, памятуя, что предки в аналогичных ситуациях утешали
себя сентенцией: лечение горше болезни.
Рой постарался, чтоб отповедь звучала бодро, он говорил с улыбкой:
раз уж к Генриху вернулось чувство юмора, брат не обидится, что просьба
вызывает сочувствие, но остается без исполнения. Был час, когда Генриху по
режиму полагалось спать, Рой с намерением выбрал эту пору: Генрих,
проснувшись, выслушает Роя со стереоэкрана, а спорить будет не с кем.
В комнату быстро вошел Арман. Медленно ходить он не умел. Когда он
испытывал возбуждение, в заставленных приборами лабораториях ему было
трудно. А выводили его из спокойствия, как он сам признавался, только три
вещи: неудача, успех и отсутствие того или другого.
- Все исполнено, Рой. Твой друг Корытин хотел выставить меня за
дверь, но потом сменил гнев на милость. Скоро он будет здесь. Ты
прокомментируешь расшифровку сам?
- Мне хватит забот с обхаживанием Андрея. Ты напрасно думаешь, что со
мной он будет вежливее. Как с отождествлением мозговых излучений Генриха?
- Нового ничего. Ты неточно представляешь себе масштаб работы, Рой.
Перебрать одиннадцать миллиардов волновых характеристик! Даже для
сверхскоростной машины это непросто. И я не уверен, что твоя гипотеза
правильна. Гениальное озарение все же могло посетить Генриха
самостоятельно. А если и вправду кто-то стимулировал видения Генриха,
передавая ему собственные открытия, то мы обязательно найдем этого
человека... А вот и твой друг. Готовься к буре.
Щуплый, почти на голову ниже Роя, тонконосый, с узким костлявым лицом
и большими, темными, всегда блестящими глазами, Андрей Корытин не вошел, а
ворвался. Бесцеремонность и доброта, грубость и доброжелательность
соединялись в нем так неразделимо, что общаться с Андреем могли только
люди, стерпевшиеся с его странностями.
Еще в дверях он что-то сердито прокричал, погрозил кулаком, сердечно
тряхнул руку Роя, свирепо покосился на Армана, не сел, а рухнул в кресло и
заговорил как обычно - запальчиво, нервно, сливая в одну фразу различные
по смыслу предложения.
- Вид у тебя приличный; жаль, твой помощник, этот вот, - он ткнул
пальцем в Армана, - врал о болезнях, иначе черта с два я пришел бы сюда.
Говори же, раз вытащили, терпеть не могу, когда люди таращат глаза, это
неуважение, короче, я думаю...
Рой так искренне рассмеялся, что смех остановил Андрея. Рой сказал:
- Ничего ты не думаешь, ты извергаешься! Дай мне спокойные две
минуты, об одном прошу.
- Три! - великодушно разрешил Андрей. - В две ты не уложишься, вы с
Генрихом дьявольски болтливы, если бы у нас на дворе был допотопный
двадцатый век, не цивилизованное двадцать пятое столетие, вы читали бы
ветхие книги, разговаривали бы докладами, раздел первый, глава вторая,
параграф четвертый, впрочем, Генрих молчаливей, с ним приятно, он умеет
слушать, не в пример тебе, печально, что с ним такое несчастье, я ведь
хотел поехать к нему, надо, надо проведать, давай полетим, я как раз
свободен, ну, раз, два, встали!..
- Начинаем! - Рой сделал знак Арману.
На стереоэкране вспыхнули картины катастрофы на Марсе. Андрей, уже
было вскочивший, снова опустился в кресло. Он был плохим собеседником, но
отличным наблюдателем, вдумчивым аналитиком. Разглагольствования об
известном или малозначительном порождали в нем раздражение, в нетерпении
он старался скорее выговориться, чтобы отделаться от неинтересной темы.
Но, встречаясь с неизвестным и неожиданным, он сосредоточивался, вопросы
его делались четкими и сжатыми. На эту особенность Рой и рассчитывал,
когда задумал привлечь Андрея к расследованию несчастья на Марсе.
Загадочные физические явления, открытые Арманом, не могли не
заинтересовать Корытина.
И все-таки главная причина, заставившая Роя пригласить Андрея, была
совсем не в том, чтобы пробудить в друге любознательность. Мало ли чем
интересовался Андрей в своей научной работе! Он был из тех, кто часто
переходит от проблемы к проблеме, он сам о себе говорил с удовольствием:
"Застолблю идейку - это мое, а всю жилу до крох выцарапывать из породы
найдутся энтузиасты и без меня!" Рою как-то пришлось сотрудничать с
Андреем. Воспоминание было не из приятных. Андрей то загорался, то
погасал, то на ровных местах удивлял пронзительной остротой мысли, то
возмущал безучастностью, поражал равнодушием в тех поворотных линиях
исследования, где - Рой твердо в этом был уверен - только и открывался
простор научному увлечению, только и становилась обоснованной придирчивая
старательность.
Андрей Корытин обладал удивительной способностью покидать намеченную
столбовую дорогу эксперимента ради того, чтобы нырнуть в случайно
открывшиеся боковые тропки. Его захватывала непонятность как таковая,
вообще непонятность, а не конкретные загадки конкретных тем. Если бы Рой
мог обойтись без Андрея, он и не подумал бы о друге. Но еще в звездолете,
на обратном пути с Марса на Землю, Рой понял, что Андрей необходим. Только
в лаборатории Корытина можно выяснить загадки аварии. Только там имеется
сложнейшая аппаратура для проверок вневременных передач, только там он с
Арманом найдет человека, этого самого Корытина, несравненно лучше их
разбирающегося в существе явления, породившего аварию. "Ради Андрея нам
придется примириться с Андреем", - со вздохом охарактеризовал Арману
ситуацию Рой.
- Рассогласование во времени команд с планеты и ответных действий
корабля вполне объясняет катастрофу, - прокомментировал Арман картины на
экране. - Но такое объяснение, в свою очередь, порождает столько новых и
сложных проблем...
Андрей прервал его нетерпеливым взмахом руки:
- Какие новые проблемы - чепуха! Пульсирующее течение времени -
вздор, плохо знают физику в вашем институте, никуда время не пропадает! А
сверхсветовые скорости - не исключено, я недавно выступил в передаче, надо
прислушиваться к новым идеям...
- Мы слушали ваше сообщение на Марсе, - вежливо сказал Арман. - И нас
поразило, как близки ваши исследования к явлениям, с которыми столкнулись
мы. Я еще на Марсе сказал об этом Рою.
- Я не слышал твоей передачи, - признался Рой. - Я был подавлен
несчастьем с Генрихом, ужасной картиной в морге... И что твои работы могут
пролить свет на наши загадки, я в тот момент и вообразить...
- ... не мог, знаю, иного и не ожидал: для воображения нужна работа
мысли, на это тебя всегда не хватало, Рой, говорю как друг, ты мыслишь
слишком медленно, это уже не подходит. Постой, дай сказать! - закричал он
на протестующий жест Роя. - Я же пришел не обсуждать тебя, не отвлекай!
Катастрофа на Марсе, точно, соприкасается с нашими работами, твой помощник
прав, только не прерывай, ненавижу, когда прерывают!.. Мы совершили
величайшее открытие века, и от такой формулировки не отрекусь, она самая
точная. Я полностью потерял покой с минуты, когда узнал, что дважды два
четыре!
- А ты раньше не подозревал, что дважды два равняется четырем?
Рой знал, о чем говорит Андрей, но не удержался от насмешки.
Андрей был незаурядным математиком. Он легко оперировал рядами Нгоро,
сложнейшие же суперматрицы Петровского были знакомы ему, как сам он
утверждал, "не только в лицо, но и за руку".
- Ты грубиян, Рой! Или хочешь, чтобы в потоке света, мирно льющемся
из скопления Кентавр-3, а оно на периферии Галактики, почти двадцать тысяч
парсеков от Солнца, нам сразу преподнесли высшую математику? Спасибо, что
хоть это удалось расшифровать!
И он с восторгом стал описывать, как приняли необыкновенное сообщение
из далекого шарового скопления. В тот день испытывали большую шифровальную
машину, разлагающую суммарный световой поток на отдельные фотоны. "Самая
совершенная станция приема из созданных человечеством!"- воскликнул
Андрей. Свет в ней используется как рабочее тело, но не как агент
передачи. Для космической связи свет не годится, свет движется слишком
медленно. Разумные цивилизации Вселенной разделяют тысячи, сотни тысяч,
миллионы светолет. Человечество успеет состариться и погибнуть, а Солнце
погаснет, пока от далеких собратьев придет ответ на вопрос, заданный при
помощи света на заре развития человечества. Космические цивилизации не
выберут в качестве агента связи медленный свет, это заведомо обречет на
неудачу попытки знакомства.
- Но ты же сам говоришь... - вставил реплику Рой.
- Не говорю, нет, отвратительная привычка вторгаться с пустячными
вопросами в объяснение, слушай и молчи!
Рой больше не задавал вопросов, и Андрей возвратился к большой
шифровальной машине. В их лаборатории заранее решили рассматривать все
виды электромагнитных излучений, поступающих из космоса, как некий канал,
внутри которого распространяется несравненно более быстрый реальный агент
межзвездной связи. Для ясности он приведет такой пример. Свет подобен
древней железнодорожной колее. Рельсы строились медленно, они продвигались
вперед на километры в сутки. Но потом по ним мчались быстрые поезда! Свет
тысячелетия, миллионы лет ползет от звезды к звезде, от галактики к
галактике. Но, протянувшись от светила к светилу, он становится
соединяющей их колеей, по ней можно пустить скоростные агенты,
самостоятельно не движущиеся в космосе. И тогда межзвездная связь
становится практически мгновенной. Между прочим, волны со сверхсветовой
скоростью были открыты еще в двадцатом веке, их тогда называли волнами
материи. Тогда же установили, что они не несут энергии, - и к ним потеряли
интерес. Предки воображали, будто все виды энергии исчерпываются теми,
какие им были известны. Их ошибок не повторили. Любое чудовищное
предположение принималось для проверки.
- Чего мы только не делали, Рой! Но эффект дало лишь замедление
света. Не изображай недоверия, Рой, знаю твои возражения. Да, свет
медлителен, но когда? Когда пересекает космические бездны! А для пленок,
на которых его фиксируют, слишком быстр! Частота световых колебаний даже в
видимом спектре так велика, что можно все человеческие знания, миллиарды
старинных книг, миллионы лент полностью уложить в десятиминутной передаче!
А теперь вообрази в том же световом потоке информацию от агента побыстрее,
да ведь тогда всю тьму человеческой премудрости впихнешь в микросекундную
передачу! Как же уловить ее начало, ее конец, не говорю - расшифровать
полностью!.. Вот и задача: замедлить свет, чтоб открыть в нем
сверхсветовые передачи! Мы теперь принимаем излучение по фотону: свечу,
зажженную на отдалении Веги, - вот такую яркость. Потом, естественно,
усиление, запись, анализ... И на диаграммах появились позывные первой
внеземной цивилизации, уровнем развития, вне сомнения, превосходящей
земную - наши звездные соседи, как ты знаешь, пока далеко уступают
человеку. Вот эта пульсация: два-два-четыре, два-два-четыре...
Он наконец выговорился и замолчал. Рой спросил с недоверием:
- Запись одноразовая или повторяется?
- Чудак ты, Рой, разве можно быть уверенным, что дважды два - четыре,
если бы непрестанно не повторялось все то же!
- И ничего, кроме этой арифметической истины, не принято?
- Пока ничего. Это же позывные, чего еще ждать от позывных!
- Чем ты объясняешь, что основная передача не принята?
Андрей стал терять живость речи:
- Вариантов тысячи, тысячи... А самый вероятный: мало ослабляем свет.
Не могут же позывные и основная передача идти в одном темпе - позывные
медленнее, только тогда их уловят малочувствительные приборы, не все же
цивилизации одинаково развиты! А привлек внимание - дело сделано, на
приемных станциях знают, что не просто свет, в нем информация, надо
настраивать аппаратуру на тонкое улавливание!
- Готовите проверку этого предположения?
- Готовим, готовим, эксперимент будет сложным, очень! - Андрей
повернулся к Арману: - Вы со мной, собирайтесь-ка поживей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
больше любознательности", - упрекал он себя, хотя, конечно, ничто не могло
пойти иначе, чем оно уже шло.
Глава вторая. Два трупа одного человека
1
Генрих прислал брату письмо. Полный курс лечения в их санатории могут
вынести только отменные здоровяки: он чувствует себя неважно, лечение ему
не под силу. Генрих просил забрать его домой. Рой по стереопередатчику
пообещал выполнить просьбу, когда врачи дадут гарантию выздоровления, а
пока надо терпеть, памятуя, что предки в аналогичных ситуациях утешали
себя сентенцией: лечение горше болезни.
Рой постарался, чтоб отповедь звучала бодро, он говорил с улыбкой:
раз уж к Генриху вернулось чувство юмора, брат не обидится, что просьба
вызывает сочувствие, но остается без исполнения. Был час, когда Генриху по
режиму полагалось спать, Рой с намерением выбрал эту пору: Генрих,
проснувшись, выслушает Роя со стереоэкрана, а спорить будет не с кем.
В комнату быстро вошел Арман. Медленно ходить он не умел. Когда он
испытывал возбуждение, в заставленных приборами лабораториях ему было
трудно. А выводили его из спокойствия, как он сам признавался, только три
вещи: неудача, успех и отсутствие того или другого.
- Все исполнено, Рой. Твой друг Корытин хотел выставить меня за
дверь, но потом сменил гнев на милость. Скоро он будет здесь. Ты
прокомментируешь расшифровку сам?
- Мне хватит забот с обхаживанием Андрея. Ты напрасно думаешь, что со
мной он будет вежливее. Как с отождествлением мозговых излучений Генриха?
- Нового ничего. Ты неточно представляешь себе масштаб работы, Рой.
Перебрать одиннадцать миллиардов волновых характеристик! Даже для
сверхскоростной машины это непросто. И я не уверен, что твоя гипотеза
правильна. Гениальное озарение все же могло посетить Генриха
самостоятельно. А если и вправду кто-то стимулировал видения Генриха,
передавая ему собственные открытия, то мы обязательно найдем этого
человека... А вот и твой друг. Готовься к буре.
Щуплый, почти на голову ниже Роя, тонконосый, с узким костлявым лицом
и большими, темными, всегда блестящими глазами, Андрей Корытин не вошел, а
ворвался. Бесцеремонность и доброта, грубость и доброжелательность
соединялись в нем так неразделимо, что общаться с Андреем могли только
люди, стерпевшиеся с его странностями.
Еще в дверях он что-то сердито прокричал, погрозил кулаком, сердечно
тряхнул руку Роя, свирепо покосился на Армана, не сел, а рухнул в кресло и
заговорил как обычно - запальчиво, нервно, сливая в одну фразу различные
по смыслу предложения.
- Вид у тебя приличный; жаль, твой помощник, этот вот, - он ткнул
пальцем в Армана, - врал о болезнях, иначе черта с два я пришел бы сюда.
Говори же, раз вытащили, терпеть не могу, когда люди таращат глаза, это
неуважение, короче, я думаю...
Рой так искренне рассмеялся, что смех остановил Андрея. Рой сказал:
- Ничего ты не думаешь, ты извергаешься! Дай мне спокойные две
минуты, об одном прошу.
- Три! - великодушно разрешил Андрей. - В две ты не уложишься, вы с
Генрихом дьявольски болтливы, если бы у нас на дворе был допотопный
двадцатый век, не цивилизованное двадцать пятое столетие, вы читали бы
ветхие книги, разговаривали бы докладами, раздел первый, глава вторая,
параграф четвертый, впрочем, Генрих молчаливей, с ним приятно, он умеет
слушать, не в пример тебе, печально, что с ним такое несчастье, я ведь
хотел поехать к нему, надо, надо проведать, давай полетим, я как раз
свободен, ну, раз, два, встали!..
- Начинаем! - Рой сделал знак Арману.
На стереоэкране вспыхнули картины катастрофы на Марсе. Андрей, уже
было вскочивший, снова опустился в кресло. Он был плохим собеседником, но
отличным наблюдателем, вдумчивым аналитиком. Разглагольствования об
известном или малозначительном порождали в нем раздражение, в нетерпении
он старался скорее выговориться, чтобы отделаться от неинтересной темы.
Но, встречаясь с неизвестным и неожиданным, он сосредоточивался, вопросы
его делались четкими и сжатыми. На эту особенность Рой и рассчитывал,
когда задумал привлечь Андрея к расследованию несчастья на Марсе.
Загадочные физические явления, открытые Арманом, не могли не
заинтересовать Корытина.
И все-таки главная причина, заставившая Роя пригласить Андрея, была
совсем не в том, чтобы пробудить в друге любознательность. Мало ли чем
интересовался Андрей в своей научной работе! Он был из тех, кто часто
переходит от проблемы к проблеме, он сам о себе говорил с удовольствием:
"Застолблю идейку - это мое, а всю жилу до крох выцарапывать из породы
найдутся энтузиасты и без меня!" Рою как-то пришлось сотрудничать с
Андреем. Воспоминание было не из приятных. Андрей то загорался, то
погасал, то на ровных местах удивлял пронзительной остротой мысли, то
возмущал безучастностью, поражал равнодушием в тех поворотных линиях
исследования, где - Рой твердо в этом был уверен - только и открывался
простор научному увлечению, только и становилась обоснованной придирчивая
старательность.
Андрей Корытин обладал удивительной способностью покидать намеченную
столбовую дорогу эксперимента ради того, чтобы нырнуть в случайно
открывшиеся боковые тропки. Его захватывала непонятность как таковая,
вообще непонятность, а не конкретные загадки конкретных тем. Если бы Рой
мог обойтись без Андрея, он и не подумал бы о друге. Но еще в звездолете,
на обратном пути с Марса на Землю, Рой понял, что Андрей необходим. Только
в лаборатории Корытина можно выяснить загадки аварии. Только там имеется
сложнейшая аппаратура для проверок вневременных передач, только там он с
Арманом найдет человека, этого самого Корытина, несравненно лучше их
разбирающегося в существе явления, породившего аварию. "Ради Андрея нам
придется примириться с Андреем", - со вздохом охарактеризовал Арману
ситуацию Рой.
- Рассогласование во времени команд с планеты и ответных действий
корабля вполне объясняет катастрофу, - прокомментировал Арман картины на
экране. - Но такое объяснение, в свою очередь, порождает столько новых и
сложных проблем...
Андрей прервал его нетерпеливым взмахом руки:
- Какие новые проблемы - чепуха! Пульсирующее течение времени -
вздор, плохо знают физику в вашем институте, никуда время не пропадает! А
сверхсветовые скорости - не исключено, я недавно выступил в передаче, надо
прислушиваться к новым идеям...
- Мы слушали ваше сообщение на Марсе, - вежливо сказал Арман. - И нас
поразило, как близки ваши исследования к явлениям, с которыми столкнулись
мы. Я еще на Марсе сказал об этом Рою.
- Я не слышал твоей передачи, - признался Рой. - Я был подавлен
несчастьем с Генрихом, ужасной картиной в морге... И что твои работы могут
пролить свет на наши загадки, я в тот момент и вообразить...
- ... не мог, знаю, иного и не ожидал: для воображения нужна работа
мысли, на это тебя всегда не хватало, Рой, говорю как друг, ты мыслишь
слишком медленно, это уже не подходит. Постой, дай сказать! - закричал он
на протестующий жест Роя. - Я же пришел не обсуждать тебя, не отвлекай!
Катастрофа на Марсе, точно, соприкасается с нашими работами, твой помощник
прав, только не прерывай, ненавижу, когда прерывают!.. Мы совершили
величайшее открытие века, и от такой формулировки не отрекусь, она самая
точная. Я полностью потерял покой с минуты, когда узнал, что дважды два
четыре!
- А ты раньше не подозревал, что дважды два равняется четырем?
Рой знал, о чем говорит Андрей, но не удержался от насмешки.
Андрей был незаурядным математиком. Он легко оперировал рядами Нгоро,
сложнейшие же суперматрицы Петровского были знакомы ему, как сам он
утверждал, "не только в лицо, но и за руку".
- Ты грубиян, Рой! Или хочешь, чтобы в потоке света, мирно льющемся
из скопления Кентавр-3, а оно на периферии Галактики, почти двадцать тысяч
парсеков от Солнца, нам сразу преподнесли высшую математику? Спасибо, что
хоть это удалось расшифровать!
И он с восторгом стал описывать, как приняли необыкновенное сообщение
из далекого шарового скопления. В тот день испытывали большую шифровальную
машину, разлагающую суммарный световой поток на отдельные фотоны. "Самая
совершенная станция приема из созданных человечеством!"- воскликнул
Андрей. Свет в ней используется как рабочее тело, но не как агент
передачи. Для космической связи свет не годится, свет движется слишком
медленно. Разумные цивилизации Вселенной разделяют тысячи, сотни тысяч,
миллионы светолет. Человечество успеет состариться и погибнуть, а Солнце
погаснет, пока от далеких собратьев придет ответ на вопрос, заданный при
помощи света на заре развития человечества. Космические цивилизации не
выберут в качестве агента связи медленный свет, это заведомо обречет на
неудачу попытки знакомства.
- Но ты же сам говоришь... - вставил реплику Рой.
- Не говорю, нет, отвратительная привычка вторгаться с пустячными
вопросами в объяснение, слушай и молчи!
Рой больше не задавал вопросов, и Андрей возвратился к большой
шифровальной машине. В их лаборатории заранее решили рассматривать все
виды электромагнитных излучений, поступающих из космоса, как некий канал,
внутри которого распространяется несравненно более быстрый реальный агент
межзвездной связи. Для ясности он приведет такой пример. Свет подобен
древней железнодорожной колее. Рельсы строились медленно, они продвигались
вперед на километры в сутки. Но потом по ним мчались быстрые поезда! Свет
тысячелетия, миллионы лет ползет от звезды к звезде, от галактики к
галактике. Но, протянувшись от светила к светилу, он становится
соединяющей их колеей, по ней можно пустить скоростные агенты,
самостоятельно не движущиеся в космосе. И тогда межзвездная связь
становится практически мгновенной. Между прочим, волны со сверхсветовой
скоростью были открыты еще в двадцатом веке, их тогда называли волнами
материи. Тогда же установили, что они не несут энергии, - и к ним потеряли
интерес. Предки воображали, будто все виды энергии исчерпываются теми,
какие им были известны. Их ошибок не повторили. Любое чудовищное
предположение принималось для проверки.
- Чего мы только не делали, Рой! Но эффект дало лишь замедление
света. Не изображай недоверия, Рой, знаю твои возражения. Да, свет
медлителен, но когда? Когда пересекает космические бездны! А для пленок,
на которых его фиксируют, слишком быстр! Частота световых колебаний даже в
видимом спектре так велика, что можно все человеческие знания, миллиарды
старинных книг, миллионы лент полностью уложить в десятиминутной передаче!
А теперь вообрази в том же световом потоке информацию от агента побыстрее,
да ведь тогда всю тьму человеческой премудрости впихнешь в микросекундную
передачу! Как же уловить ее начало, ее конец, не говорю - расшифровать
полностью!.. Вот и задача: замедлить свет, чтоб открыть в нем
сверхсветовые передачи! Мы теперь принимаем излучение по фотону: свечу,
зажженную на отдалении Веги, - вот такую яркость. Потом, естественно,
усиление, запись, анализ... И на диаграммах появились позывные первой
внеземной цивилизации, уровнем развития, вне сомнения, превосходящей
земную - наши звездные соседи, как ты знаешь, пока далеко уступают
человеку. Вот эта пульсация: два-два-четыре, два-два-четыре...
Он наконец выговорился и замолчал. Рой спросил с недоверием:
- Запись одноразовая или повторяется?
- Чудак ты, Рой, разве можно быть уверенным, что дважды два - четыре,
если бы непрестанно не повторялось все то же!
- И ничего, кроме этой арифметической истины, не принято?
- Пока ничего. Это же позывные, чего еще ждать от позывных!
- Чем ты объясняешь, что основная передача не принята?
Андрей стал терять живость речи:
- Вариантов тысячи, тысячи... А самый вероятный: мало ослабляем свет.
Не могут же позывные и основная передача идти в одном темпе - позывные
медленнее, только тогда их уловят малочувствительные приборы, не все же
цивилизации одинаково развиты! А привлек внимание - дело сделано, на
приемных станциях знают, что не просто свет, в нем информация, надо
настраивать аппаратуру на тонкое улавливание!
- Готовите проверку этого предположения?
- Готовим, готовим, эксперимент будет сложным, очень! - Андрей
повернулся к Арману: - Вы со мной, собирайтесь-ка поживей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21